ременной  терминологии.   От   длительной
изоляции да от старости. Правда, здешний вроде совсем не  из  старых.  Лет
пятьдесят пять, судя по фотографиям: их у Пинчука полная  папка.  Рановато
еще в лечебницу...
     Да, 15  часов  полета.  И  пялься  все  время  вниз,  плюс  следи  за
показаниями радаров. А тут еще Пинчук со своими вопросами. Иногда, правда,
психолог дремал, откинувшись в кресле  стрелка,  но  чаще  бодрствовал  и,
естественно, любопытствовал. То ли действительно ничего  не  знал,  то  ли
притворялся. Или производил тестирование. Профессионализм - великая  вещь.
Разве поймешь, что на уме у этих психологов?..
     - Но почему мы тратим на оборот полтора часа? - недоумевал он. -  Так
медленно! За полтора часа спутник  успевает  обежать  Землю.  Но  Земля-то
гораздо больше!
     - Правильно. Только у нее и масса гораздо больше.
     - Ну?
     - Значит, больше и орбитальная скорость. Вот  все  и  компенсируется.
Период обращения зависит только от плотности, а она входит в  формулу  под
знаком радикала. Знаете, за сколько спутник обегает Луну?
     - Нет. А за сколько?
     - Примерно за полтора часа.
     - Не может быть.
     - А Марс?
     - Ну?
     - За полтора часа.
     - Казуистика, - сказал тогда Пинчук.
     Сейчас они медленно летели сквозь пустоту к зданию  станции,  которое
Гудков обнаружил ровно на первом витке. Не радаром, конечно,  просто  взял
да увидел. Дело радара - небо, внизу он  пасует.  А  глаза  -  наоборот...
Блестящий металлический паучок среди однообразных  камней  -  так  станция
выглядела сверху. Теперь она была гораздо внушительнее. По  крайней  мере,
центральный купол оказался высотой метров шесть, от него и входного  блока
- головы "паучка" - к другим помещениям тянулись трубы-тоннели.
     Гудков мстительно посмотрел назад. Позади волочился Пинчук.  Прыгуном
психолог был никудышным, пользоваться  газовым  пистолетом  он  вообще  не
умел, и они летели сквозь пустоту в связке,  как  альпинисты,  скрепленные
пятиметровым фалом. Сохранять равновесие на буксире Пинчук тоже, очевидно,
не научился, и болтался туда-сюда, словно воднолыжник, которого волокут за
моторкой на тросе. Вдобавок он еще вращался вокруг всех своих  трех  осей,
как  гимнаст,  выполняющий  прыжок  высшей  степени   сложности.   Словом,
человек-Олимпиада.  Иногда  во   время   этих   спортивно-пространственных
эволюций тело психолога, сместившись в сторону, открывало ландшафт Цирцеи.
Там, далеко позади, примостился среди камней катер Гудкова, похожий отсюда
на гриб-дождевик: толстая ножка силового отсека,  прикрытая  сверкающим  в
лучах Солнца шаром рубки управления.
     Гудков снова  посмотрел  вперед,  по  ходу  движения.  Там  произошли
перемены: здание станции  сильно  выросло,  а  рядом  с  входным  тамбуром
высилась фигура в скафандре. Смотритель радиомаяка "Цирцея" уже ждал их.
     Пока  ничего  о  его  внешности  сказать  было  нельзя.  Все  люди  в
скафандрах выглядят одинаково. Даже женщины. Тем более с такого расстояния
и когда  не  с  чем  сравнить,  нет  точного  масштаба.  Смотритель  стоял
неподвижно и ждал, когда они приземлятся с ним рядом. Так могло бы  стоять
и чучело.
     Значит, их появление не осталось незамеченным.  Интересно,  какие  на
маяках локаторы?  Вряд  ли  хорошие.  Впрочем,  с  камата  наверняка  дали
радиограмму: так, мол, и так, едет ревизия, готовьте хлеб-соль.  И  хозяин
астероида послушно оделся в  парадную  форму  и  вышел  встречать  дорогих
гостей. А  гости  уже  много  секунд  приближались  к  нему  в  осторожном
горизонтальном полете: прыжок, который на Земле приподнял бы центр тяжести
тела всего  на  метр,  унес  бы  здесь  человека  на  высоту  Останкинской
телебашни и длился бы минут пять. Но пилоты конвойных катеров, как  и  все
космонавты, специально тренируются на такие полеты-прыжки  -  правда,  без
груза. На орбитальных базах проводятся даже  соревнования  по  этому  виду
спорта. Профессионализм - великая вещь. Гудков знал, что  новая  коррекция
газовым пистолетом не понадобится, хотя  ему  и  мешал  балласт  массой  в
добрый центнер на привязи.
     Главное теперь было приземлиться помягче, без отдачи, которая погнала
бы их в новый полет.



                                    3

     Едва они освободились в  тесном  тамбуре  от  скафандров,  внутренняя
дверь любезно распахнулась, впустив людей в узенький  коридор.  Смотритель
маяка - его звали Михаил Кристофорович  Штуб  -  летел  впереди,  указывая
дорогу. Впрочем, обошлись бы и без  провожатого:  коридор  узкий,  прямой,
освещение  тусклое,  по  бокам  люки  наблюдательного  поста,  радиомаяка,
складов и оранжереи, впереди - вход на жилую половину. Словом,  отнюдь  не
лабиринт. Станция типа "Астрокупол -2М", совершенно стандартная. Их делают
где-то там под Рязанью.
     Смотритель  Штуб  без  скафандра  оказался  именно   таким,   как   и
представлял Гудков: лет пятьдесят пять, не больше. Но и не меньше. Лицо  у
него было мрачное, будто ему всю жизнь что-то сильно не нравилось. Или  не
понравилось в тот миг,  когда  он  увидел  их  без  скафандров.  И  первый
вопрос-то задал не очень обычный: "Одни мужчины?". Помрачнел еще больше  и
тут же добавил: "Если говорить откровенно, что-то  вы  долго.  Я,  вы  уже
понимаете, в пятый раз выхожу". Впечатление, будто сидит на своем маяке  и
мечтает, что сию минуту к нему залетит  какая-нибудь  вечно  юная  Аэлита.
Только об атом, будто, и думает. Старый гриб. Глаза голубые, но выцветшие,
под ними мешки. Длинный отвислый нос. Впалые щеки. Типичная внешность  для
смотрителя  астероидного  радиомаяка.  По  крайней  мере,  именно  так  их
изображают авторы фантастических комиксов.
     Но сейчас лица Штуба не было видно. Он плыл по воздуху впереди  всех,
отталкиваясь руками от выступов. За ним, подобно неопытному  аквалангисту,
тыкался в стены Пинчук, все еще  переживающий  по  поводу  того,  как  его
волокли  сквозь  пустоту  на  привязи.  Замыкал   вереницу   Гудков.   Его
тренированное тело плавно скользило в воздухе.
     Штуб толкнул дверь, и они без задержки - Пинчук, впрочем, по  инерции
сделал вынужденное сальто -  влетели  в  гостиную.  Освещение  здесь  было
получше, чем в коридоре. Относительно  яркое,  на  деле  ни  к  черту.  За
иллюминаторами стояла ночь. Значит, пока они снимали скафандры в  тамбуре,
астероид успел повернуться на нужный угол.
     - Прошу к столу, - пригласил хозяин. Ничего по делу он  услышать  еще
не успел и не знал пока, как себя повести. - Или, может, сначала отдохнете
с дороги?..
     Отдых был тем единственным,  чего  жаждал  сейчас  организм  Гудкова,
однако Пинчук, уже оправившийся от недавнего унижения, его опередил:
     - Спасибо, мы уже отдохнули. Сначала летели двое суток,  потом  здесь
еще  долго  крутились.  И  отлично  выспались.   А   вот   перекусить   бы
действительно не мешало.
     - Наташенька, - распорядился хозяин, - собери покушать товарищам.
     Гудков вдруг понял, что их в  помещении  четверо.  Даже  рот  у  него
приоткрылся от изумления. Казалось,  она  отделилась  от  стены.  Небесное
существо, как выражаются  земные  поэты.  Личико  худенькое,  хорошенькое,
загорелое. Волосы темные, длинные, глаза большие и  синие.  Такие  были  у
Штуба, вероятно, лет сто назад, в  ХХ  веке.  Сама  вся  тонкая,  высокая,
длинноногая. Лет около двадцати пяти. Значит,  дочь.  Надо  же,  у  такого
старою гриба - и такая дочь. И ведь похожа, вот что  удивительно.  Понятно
даже, почему он помрачнел, увидав двух здоровых мужиков.  Ревнует,  боится
за дочку. Боится, что уведут. Правильно, однако, боится...
     Гудков не смог сразу отвести от  нее  взгляд.  Смотрел  очень  долго,
секунды три с половиной. Наконец, она опустила глаза. "Дикарь, -  ругнулся
он мысленно. - Вести себя не умеешь. Что, девушек сроду не видел?"
     - Практика у нее на Марсе, -  объяснил  Штуб.  Он  перехватил  долгий
взгляд Гудкова и помрачнел еще больше, - Сейчас  на  каникулах,  отдыхает.
Там ведь, на Марсе, если говорить откровенно... Вы знаете обстановку. Одни
мужики, голодные, как свора Змеев Горынычей...
     - Папа! - сказала Наташа, краснея. - Сейчас же перестань!..
     - Очень приятно познакомиться, - вмешался психолог, стараясь сгладить
неловкость и одновременно пытаясь отобрать у хозяина инициативу. - Пинчук,
Николай Владимирович. Я главный психолог каравана малой тяги  -  "камата".
Это такая штука, знаете ли, которая летает от Земли до Юпитера и  обратно,
- объяснил он Наташе, шевеля усами. - А это Гудков, мой пилот.
     Он так и сказал - "мой", будто представлял своего личного шофера. Или
кого-нибудь в этом роде. Отомстил, словом. Гудкову стало  смешно.  Один  -
один. Будем считать, счет сравнялся.
     - Александр, - назвал он себя.  -  Командир  конвойного  катера.  Это
такая  штука,  знаете  ли,  которая  уничтожает   все   метеориты,   какие
встречаются от Земли до Юпитера и обратно, -  объяснил  он,  передразнивая
Пинчука.
     Впрочем, Наташа на  слова  "мой  пилот"  никак  не  среагировала.  Ее
настроение изменилось мигом раньше, когда она услышала  слово  "психолог".
Еще бы, звучит как "психиатр". Синие глаза стали испуганными, но  она  тут
же отвернулась к автокухне.
     Лицо смотрителя Штуба еще более помрачнело.
     - Психолог? - вопросительно сказал он. -  Почему  же  психолог?  -  И
надолго сосредоточенно замолчал.
     Все уже сидели вокруг обеденного стола. Гудков привычно  пристегнулся
ремнем. Отметил, что Пинчук  этого  не  сделал,  внутренне  улыбнулся,  но
советов давать не стал. Хватит советов, будем жить по законам  джунглей  и
Ньютона. На  столе  появились  стандартные  бутерброды  с  сыром,  кофе  в
маленьких изящных бутылочках. И сюрприз - большой алый  плод  величиной  с
хороший  арбуз.  Видимо,  местное  производство.  Судя  по  всему,   кроме
размеров, томат. Настоящий сеньор Помидор...
     - Очень вкусно, - похвалил Пинчук,  откусывая  от  предложенного  ему
ломтя. Да, он выглядел сейчас намного солиднее. И говорил  соответственно,
веско и очень значительно: - Оторванные от земной биосферы  растения,  как
правило, приобретают самые невообразимые формы...
     - Да, - кивнула Наташа, постепенно успокаиваясь. - Хорошо растут.  То
ли почва такая, то ли свет, то ли тяжесть... Это с  томатного  дерева.  На
Земле и на Марсе они дают мелкие плоды, но очень помногу. А здесь за год -
всего штук сто. Зато какие!
     - Точно, - подтвердил Пинчук,  шевеля  усами.  Отрыв  от  глобального
биополя неизбежно приводит к таким  вот  уродствам.  -  Он  снова  откусил
помидор. - Отменные пищевые качества не должны вводить в заблуждение. Быть
вкусным - в общем-то, извращение.
     Наташа опять смутилась.  Конечно,  с  профессионалами  нс  поспоришь.
Гудкову стало ее жалко:  издеваются  все  над  ребенком,  нет  бы  сказать
комплимент.   Но    промолчал.    Не    хватает    еще    ввязываться    в
гастрономически-астрономический диспут...
     - Я-то, если говорить откровенно, рассчитывал на  бригаду  физиков  и
биологов, - проговорил наконец Штуб. - Да.  На  большую,  представительную
комиссию. А вы...
     - А прилетел я, - немедля отозвался Пинчук. - Прилетел  раньше  всех.
Там, - он показал вверх, - понимают, кого посылать.  Физика  -  это  разве
наука? Не так  ли,  Наташенька?  И,  ради  Бога,  не  огорчайтесь,  Михаил
Кристофорович. Мы же далеки от утверждения, что... Словом, никто вас ни  в
чем  не  подозревает.  Современная  психология  -  отнюдь  не  та   убогая
псевдонаука, какой она была еще в прошлом веке. Сегодня мы изучаем и такие
феномены, как снежный человек, Несси, Великий морской  змей,  неопознанные
летающие объекты. Особенно любопытно, когда они...
     - Но я... - попытался возразить Штуб.
     - Когда они наблюдаются в необычной для людей обстановке, - неумолимо
продолжал Пинчук. - Например,  за  пределами  необиологического  поля.  И,
Михаил Кристофорович, нас интересует отнюдь не влияние на  человека  новых
факторов, таких как невесомость или длительное пребывание  в  ограниченном
помещении. Нет, дорогой  Михаил  Кристофорович!  Гораздо  интереснее,  как
влияет на него отсутствие привычных  факторов  -  например,  гравитации  и
свободы перемещения на  значительных  площадях...  Современная  психология
значительно  продвинулась  в  понимании  проблем,  связанных  с  освоением
космоса.
     - Но я все-таки не понимаю, - снова попытался возразить Штуб. -  Ваша
наука куда-то продвинулась, но при чем здесь я? Я, вы  понимаете,  был  не
один. Да. Вот моя дочь  Наташа,  она  тоже  все  видела.  И  она,  Наташа,
подтвердит каждое мое слово.
     Однако отобрать у Пинчука лидерство в разговоре было не  так  просто.
Увидев, что девушка собирается что-то сказать, он  предостерегающе  поднял
ладонь:
     - Вы абсолютно правы, Михаил Кристофорович. Никто, повторяю, ни в чем
вас не подозревает. Есть основания полагать, что наблюдавшийся  на  Цирцее
феномен  относится  к  категории  объективно-субъективных  явлений,  какие
отмечались во все времена. Был, например,  случай,  когда  так  называемую
шаровую молнию в разгар  сильной  грозы  наблюдали  одновременно  во  всех
комнатах большого особняка...
     Пинчук, что называется, сел на любимого коня, того понесло и с каждой
секундой уносило все дальше. Казалось, он читает лекцию  перед  аудиторией
энтузиастов. Хозяин и  девушка  слушали  внимательно,  хотя  вряд  ли  что
понимали.  Но   с   профессионалами   не   поспоришь.   Великая   вещь   -
профессионализм. Про Гудкова  все  забыли,  это  его  радовало.  Даже  сон
куда-то пропал. Возможно, от кофе - он  опорожнил  уже  вторую  бутылочку.
Пусть так. "Мой пилот".  Извозчик.  Жрет  помидоры.  (Он  действительно  с
наслаждением  уплетал  здоровенные  куски).  Чавкает,  утирается  рукавом.
Сморкается в ладонь. Биндюжник, одним словом. Ему стало весело. Да, именно
биндюжник.  А  они  -  хорошее  общество.  Интеллигентный,   эрудированный
психолог. Неуверенный в себе хозяин. Испуганная студентка Наташа. Понятно,
жаль терять место, куда можно выехать на уик-энд.  Этакую  небесную  дачу.
Благодать  может  кончиться,  а  зависит  это,  они  считают,  только   от
Пинчука...
     - Таким образом, источником воздействия  при  объективно-субъективных
явлениях служит внешняя, объективно  существующая  реальность,  -  говорил
между тем психолог. - Или, как мы ее называем,  внешняя  среда.  В  то  же
время приемником такого воздействия может служить только психика  человека
или другого живого существа. Как мы говорим,  внутренняя  среда  субъекта.
Именно поэтому подобные процессы, как правило, не  поддаются  аппаратурной
регистрации...
     - Но я, в данном случае... - попытался вставить Штуб.  Пинчук  махнул
на него рукой:
     -  Именно  поэтому  важны  все  подробности,  Михаил   Кристофорович.
Предыстория пищи, которую вы употребили за  завтраком,  может  сыграть  не
меньшую  роль,  чем,  допустим,  режим  работы  климатизатора  в  соседнем
помещении.  Пути  тонкого  взаимодействия  внутренней  и   внешней   среды
настолько  многообразны,  что  без  комплексного  подхода  любая   попытка
ответить на произвольный вопрос не может кончиться ничем, кроме провала...
Если  бы  было  иначе,  мое   присутствие   здесь   потеряло   бы   всякую
целесообразность...
     "Как говорит! - с восхищением подумал Гудков. - Самое удивительное, в
его словах не так мало смысла, как кажется".



                                    4

     - Началось это почти ровно месяц тому назад, - рассказывал Штуб. - Не
знаю, правда, смогу ли я что-то добавить к докладной  записке,  которую  я
составил и передач по инстанции. И, вы уже понимаете, совершенно не помню,
что кушал в тот день на завтрак.  А  после  завтрака  проверял  приборы  в
астрономическом отсеке. Это, если говорить откровенно, обычная ежемесячная
профилактика. Да. Купол там совершенно  прозрачный.  Как  и  сейчас,  была
ночь.  -  Он  ткнул  пальцем  в  направлении  иллюминатора.  -  Такая   же
великолепная, звездная ночь. Да. Я поработал немного, потом  оторвался  от
аппаратуры, поглядел вверх...
     - Зачем и почему вы это сделали?  -  тоном  комиссара  Мегрэ  спросил
Пинчук, хлопнув ладонью по большому блокноту, который только что извлек из
своей объемистой  папки  и  раскрыл  на  чистой  странице.  Закон  Ньютона
сработал незамедлительно - психолог взмыл к куполу, нелепо болтая  ногами.
Наташа вскрикнула. Потолок отбросил психолога вниз. Гудков перехватил  его
над столом и усадил на прежнее место.
     - Вы пристегнитесь, -  сдерживая  улыбку,  посоветовал  он.  -  Очень
здорово помогает.
     Пинчук затянул ремень и подозрительным взглядом обвел присутствующих.
     - Зачем и почему вы это сделали? - тоном ниже повторил он.
     - Я, конечно, отвечу, - сказал, помолчав, Штуб. Веселые искорки в его
глазах  угасли,  лицо  стало  обыденно  мрачным.  -   Но   давайте   сразу
договоримся. Вы ни в чем меня не подозреваете, вы сами  это  признали.  Я,
конечно, вам верю. Но давайте с вами договоримся - не надо меня ловить. Вы
хотите внести вклад в свою науку, и я, вы уже понимаете,  с  удовольствием
вам помогу. Но только при этом условии. Мы с вами договорились?
     - Хорошо, Михаил  Кристофорович,  -  сказал  Пинчук,  раздосадованный
допущенной оплошностью. - Конечно, никто и не собирался вас... ловить.  Но
почему все-таки вы это сделали?
     - Ну, право, я затрудняюсь,  -  сказал  Штуб.  Он  почувствовал  себя
увереннее, даже лицо выглядело  теперь  менее  мрачным.  -  Впрочем,  если
говорить откровенно, меня что-то толкнуло. Да. Словно кто-то посмотрел мне
в затылок. Я работал с приборами, и вдруг какой-то подсознательный импульс
заставил меня посмотреть вверх...
     - Подсознательный импульс, -  с  удовлетворением  произнес  Пинчук  и
сделал пометку в блокноте. - Отлично. А вы говорите - к  докладной  нечего
добавить.
     - В докладной записке, которую я составил и передал по инстанции, все
это есть, - возразил Штуб. - Конечно, я мог выразиться недостаточно точно.
     - Понимаю, - мягко сказал Пинчук. - Продолжайте,  пожалуйста,  Михаил
Кристофорович.
     - Хорошо, я продолжаю. Там, наверху, сначала  ничего  не  было.  Если
говорить откровенно, я не увидел там  ничего,  кроме  этого  великолепного
звездного неба. Да. И вдруг, совсем невысоко,  прямо  надо  мной  возникла
светящаяся точка.
     - Вы уверены, что невысоко? Откуда вы это знаете?
     - Я ничего не знаю, но она очень быстро раздувалась. Не с  Юпитер  же
ей было быть.  Я  понял,  что  она  близко.  Потом,  все  это  великолепно
зафиксировали приборы.
     - Приборы? - переспросил Пинчук, почему-то разочарованно. - Эти,  что
ли, радары?
     - Нет, радиолокаторы лишь отметили появление объекта, но дистанции не
зафиксировали. И размеров. А вот оптические дальномеры - их на маяке три -
сработали великолепно.
     - И что же они показали?
     - Около десяти километров. Это  выяснилось  сутками  позже,  когда  я
смотрел их данные. Да, ни больше ни меньше. Как  и  написано  в  докладной
записке, которую я составил и передал по инстанции.
     - И это еще где-нибудь зарегистрировано? - с  непонятной  надеждой  в
голосе поинтересовался Пинчук.
     - Конечно.  Все  показания  записываются  на  магнитную  ленту.  И  с
приборов, и с голоса, когда я что-нибудь говорю.
     - Хорошо, хорошо. Записи мы посмотрим потом. А что произошло дальше.
     - Дальше, вы понимаете, светящаяся точка росла. Я  заметил,  что  это
уже не  точка,  а  светящаяся  пульсирующая  сфера  с  малюсеньким  темным
ядрышком. Вроде шаровой молнии.
     - А вы до этого ее видели?
     - Кого?
     - Так называемую шаровую молнию.
     - Но мы же с вами договорились - не надо меня  ловить!  -  неожиданно
возмутился Штуб. Пинчук поспешно сделал успокоительный жест.  -  Да,  если
говорить откровенно, то нет. Но довольно много читал...  Интересовался.  Я
очен