в коридоре.
     Смеемся. Опять смеемся. Слишком  часто  смеемся  (если  не  учитывать
50-летний разрыв). Все равно - не время ли плакать?
     Пока - смеемся.



                                 МЫ И ОНИ

     Всеобщее   пробуждение.   В   коридорах   манифестация.   Толпа   как
сверхорганизм низшего порядка. 400 человек с лишним.  "Лишний"  -  это  я?
Уйма людей, в основном женщины. И все хотят со мной  познакомиться.  Какой
тут лишний...
     Встречая  меня  впервые,  некоторые  удивляются,  но  ни  о  чем   не
спрашивают. Другие даже не удивляются. Они дежурили  после  нас  и  видели
бортжурнал. Мое появление, естественно, главное событие за время полета.
     Это естественно для меня. Каждого человека кто-то учит думать.  Часто
- любимый писатель. Учит логике, учит строить фразу, учит всему.
     Как думают люди, летящие вместе со мной? Неизвестно.  Например,  наши
предки читали не ту литературу, что мы, и, соответственно,  думали  иначе.
"Мыслим - следовательно, существуем", - так они думали. Людей  начала  XXI
века воспитала  научная  фантастика.  Мы  думаем  скорее  так:  "Мыслим  -
следовательно, существует"...
     А наши потомки читали других писателей, изучали другую литературу - я
просто не мог ее читать. Здесь могут возникнуть барьеры для понимания.
     Я вижу их, эти барьеры.
     К счастью, с женщинами общаться проще, да их большинство. Но общаться
придется не только с ними.


     Я один. Вита где-то хлопочет. Все суетятся, готовятся  к  высадке.  Я
почти все свое время провожу в рубке.
     Мне нравится в рубке. Здесь нет лжепейзажей за  окнами.  Есть  только
звезды - далекие огни за прозрачным стеклом.
     Впереди вспухает  Альтаир.  Красавец.  Где-то  там  -  еще  невидимая
планета, на которую мы сядем. И никогда больше не  полюбуемся  звездами  -
только сквозь толстый слой атмосферы, созданной нашими  предшественниками,
роботами-терраформистами.
     Мы туда летим. Интересное слово "мы". Что к нему ни прибавь, оно  все
равно остается собой. Другого такого нет. Например, "я" в  совокупности  с
кем-то или чем-то - это уже "мы". А "мы" - всегда "мы".
     Другие члены экспедиции иногда тоже заглядывают в рубку. Мне кажется,
и они устают от иллюзорных пейзажей. Но я могу ошибиться. Они об  этом  не
говорят, а стиль мышления у потомков другой. Я могу только догадываться  о
том, как сейчас на Земле. Вернее, как там было в эпоху  старта.  Расспросы
не помогают: мне отвечают охотно,  но  главное,  естественно,  опускается,
потому что они считают главное естественным.
     Приходится  додумывать  многое.  Мне   могут   долгие   часы   подряд
рассказывать о красоте  и  целесообразности  земных  ландшафтов,  но  лишь
случайно я узнал, к примеру, что в  некоторых  городах  воздух  сейчас  на
порядок плотнее, чем раньше. Человек плавает в этом воздухе, как птица.
     В рубку входит  Ром,  один  из  моих  новых  друзей.  У  него  черные
блестящие глаза, аккуратная бородка и длинные волосы. Он похож на  факира,
и не только внешне. Он садится в кресло рядом с моим, смотрит на звезды  и
говорит:
     - Ты уйдешь от нас, Алек.
     Фраза  падает  как  брошенный  камень.  Теперь  мне  кажется,  что  я
действительно принял решение. Сделал выбор. Кажется, что я думал  об  этом
неделю, а то и больше. Думал всю жизнь.
     - Ты не сможешь с нами, Алек, - обменяет Ром.
     Любопытно: все они игнорировали  предложение  называть  меня  "Саша".
Зовут по-разному: кто Ал, кто Алекс... Но не Саша. Когда я это  предложил,
все посмотрели так, будто допущена ужасная непристойность.
     Ром смотрит на звезды и продолжает:
     - Ты улетишь "Фениксом". Это нормально. Нам два звездолета ни к чему.
Мы не космопроходцы, просто колонисты. Один нам, конечно, пригодится. Мало
ли что...
     Он излагает будущее спокойно, глядя на звезды.
     - Тебе придется заправлять его водородом. Планет-гигантов здесь  нет,
поэтому придется заправляться в атмосфере звезды. Но  не  бойся  заправки,
Алек.
     Пауза.
     - Не бойся этого, Алек. Конечно, дома мы заправляемся на Юпитере.  Но
и на Солнце заправляются тоже. Правда, человек в  этом  не  участвует.  Но
если выдерживает робот, почему не вытерпит человек?..
     Забавная логика.  Разумеется,  я  мог  бы  рассказать  ему,  как  мои
товарищи ныряли в хромосферу - в  одиночку,  на  примитивной  технике,  но
остались живы и здоровы. Теперь об этом забыли. Космонавтика теперь  -  не
профессия. Это работа роботов, и не обязательно помнить чьи-то подвиги  на
недостойном человека поприще. Я ничего не рассказываю Рому.
     - Ничего не бойся, - продолжает он. - В  ваше  время  космос  считали
вместилищем всевозможных опасностей; это не так. В космосе ничего  нет.  И
никого, Алек. Природа, как выяснилось,  любит  пустоту.  Что  мы  нашли  в
радиусе десяти парсеков от Солнца? Почти ничего. Несколько бедных биосфер,
и ничего больше.
     Он снова делает паузу, глядя на звезды глазами факира.
     - И еще одна вещь. Совет товарищу, идущему туда, где ты уже  побывал.
Избегай черных дыр. Никогда не подходи к черным дырам. Никогда, Алек.
     - Почему?
     - Это опасно, Алек. У них слишком сильная гравитация. Дело не в  том,
что тебя засосет полем. Это не главное. Но тяготение  делает  черную  дыру
подобной живому мозгу.
     - Не понимаю.
     - Она как мозг, - объясняет Ром. - Она как человек, как мы  с  тобой.
Все живое питается информацией и этим живет. Мертвая материя, наоборот, ее
излучает. Атомы, электроны, звезды... Они излучают свет, а мы ловим его  и
оставляем в себе. Мы и черные дыры. Они ведь только снаружи черные. Внутри
у них свет, Алек. Как и у нас. В этом смысле все мы - черные дыры.
     - Любопытная точка зрения.
     - Она не моя, Алек. Не моя, но я ее разделяю. Мы собираем  информацию
и на основании ее свободны. Никто не сможет предсказать  наших  поступков.
Так и черные дыры, Алек.
     - Не понимаю, Ром. Какие могут быть у них поступки?
     - Не знаю, Алек. Этого не знает никто. Но они живут в другом времени.
Их гравитация делает так, что наша вечность продолжается для них один миг.
За миг никто не совершает поступков. Мы тоже,  Алек.  Но  что  случится  с
черной дырой миг спустя,  когда  истечет  наша  вечность?  Ты  можешь  это
сказать?
     - Через бесконечное время? Не могу, Ром.
     - И никто не может, Алек.  А  если  нельзя  предсказать  поведение  -
значит, оно непредсказуемо. А если поведение черной  дыры  непредсказуемо,
это значит, что она свободна в своих поступках. Да,  Алек.  Что  тебе  еще
нужно? Обладание информацией, свет внутри и свобода воли. Это разум, Алек.
     - Но если так, зачем мне избегать  их?  Если  это  единственный  шанс
встретить разум...
     - Мы слишком разные, - говорит Ром. - Мы в  разных  временных  рядах.
Ведь люди думают мыслями...
     - А черные дыры?
     - Они? Они мыслят нами, когда мы попадаем в их плен!..
     Мы разговариваем в рубке с Адамом. Оказывается,  он  еще  и  командир
экспедиции.
     Впрочем, его  пост  называется  по-другому.  Он  только  координатор.
Всеобщее равенство - это  их  пункт.  Всеобщее  равенство  и  подчеркнутый
индивидуализм. Но если ты  командир,  то  никуда  от  этого  не  денешься;
называйся хоть груздем.
     - Сейчас подойдет "Феникс". Смотри внимательно. Это интересно и очень
красиво.
     Мне действительно интересно, но не потому что красиво. "Феникс" - наш
второй звездолет. Они близнецы: "Феникс" и "Жар-птица".  Но  на  "Фениксе"
нет людей: он нагружен зародышами живых существ, растений и механизмов.
     Вот и он. "Жар-птица" обегает  планету  по  круговой  орбите,  совсем
невысокой. Внизу белые облака с черными провалами в них  -  как  шахматная
доска. Элегантная планета. А ведь недавно она, еще неоткрытая, была  голым
каменным шаром.  Молодцы  терраформисты,  здорово  поработали.  Даром  что
автоматы.
     Альтаир стоит высоко, слепит глаза. Из-за этого нет  звезд.  "Феникс"
подкрадывается  незаметно.  Мы  не  видим,  как  возникает  где-то   вдали
звездочка  над  шахматной  доской  атмосферы,  как  она   делается   ярче,
приближается,   становится   похожей   на   белую    пешку,    неотвратимо
превращающуюся в ферзя. Нет - мы сразу видим ферзя. Он медленно растет.
     Я смотрю на него. Действительно, приближение  корабля  красиво.  Адам
прав, но у меня-то  опыт  гораздо  больше.  Я  ведь  космонавт,  пусть  из
средневековья. Матрос Колумб лучше понимал море, чем человек XX века, даже
плывущий на теплоходе...
     "Феникс" растет. Это он подобрал меня в пустоте 50  лет  назад.  Вита
рассказывала, как это происходило.  Хотя  команду  дала  она,  "Феникс"  -
вернее, его кибермозг по имени Фен - все делал сам. Сам  посылал  катер  к
обломку моего экспресса, сам его  обследовал  и  сам  переправил  меня  на
"Жар-птицу". Оживить меня  он  тоже  мог,  но  боялся  шока.  Умный  мозг,
вероятно. Интересно будет с ним познакомиться.
     - Ты не передумал? - спрашивает Адам.
     - Нет, - говорю я. -  Пойми,  я  профессионал.  Я  не  готов  к  родя
колониста. Я выбираю космос. Я никогда не  привыкну  к  вашим  обычаям.  У
твоего времена свои взгляды, я их уважаю, но у меня тоже свои взгляды.
     Адам молча глядит на приближающийся звездолет.
     - В конце концов, если автоматы-терраформисты ушли дальше  -  значит,
таков план.
     - Да. Таков План.
     Слово "план" Адам произносит с  большой  буквы,  будто  речь  идет  о
чем-то божественном.
     - Раз так, я  иду  дальше.  Я  космонавт,  Адам.  Мне  нравится  ваше
будущее, но я иду дальше.
     - Один?
     Вопрос меня не удивляет. Есть масса объективных причин, приводящих  к
тому, что понятия "бросить женщину" для моих новых друзей  не  существует.
Они мне нравятся, но не за это свое качество.
     - Со мной летит Вита.
     Момент напряженный. Адам - только координатор. Программу  колонизации
составлял не он, поэтому должен ей следовать. Если он скажет "нет"...
     - А она согласна?
     Отличный вопрос. Кто я такой? Средневековый монстр, которому  плевать
на человеческие желания. Ясно, что я могу увезти Виту насильно.  Очевидно,
предварительно  связав  ее  и  перестреляв  половину  команды   во   время
поспешного отступления...
     - Да.
     - Еще кого-нибудь берешь?
     Снова отличный вопрос. Отличный от того, что ожидаешь.
     - Нет, - говорю я. - Больше никого.
     Некоторое время молчим, глядя на облака. "Феникс" отстал от нас, ушел
из поля зрения.
     - Хорошо, - говорит наконец Адам. - Я, кажется, понимаю,  почему  все
они в тебя влюблены...
     Действительно, только в такого и влюбишься. Моногам, да еще со своими
взглядами. Как такого отпустишь?..
     - Может быть, - говорит Адам, - даже хорошо, что ты улетаешь...
     Я его понимаю. Будь он моим современником, я  знал  бы,  что  понимаю
правильно.
     - ...И хорошо, что с тобой летит Вита. Она ведь со многими  испортила
отношения.
     Еще бы - монопольная обладательница  первобытного  моногама.  Правда,
это по нашей мерке, у потомков взгляды шире. Но Вита говорит так: "Не суди
по нам. Кто летит в колонистки? Женщины с ненормально развитым материнским
инстинктом. Уродки... На Земле совсем другие люди".
     - Ты знаешь, я просто координатор, - говорит  Адам.  -  Но  будь  моя
власть, я бы приказал: улетайте.
     Так. Внизу  проплывают  сверкающие  поля  облаков.  Горизонт  охвачен
радужной дугой, но солнце вот-вот опустится, и станет темно.
     "Улетайте".


     Тот же пейзаж, но уже из-под атмосферы. Здесь  когда-нибудь  вырастет
город. Пока здесь наш лагерь. Он спит. Похоже на Землю 1999  года,  только
пустынно, ни кустика. Планета еще не засажена.
     Завтра мы с Витой улетаем;  сегодня  я  прощаюсь  с  Юрой.  Мы  сидим
рядышком, и ей хорошо. Она этого не скрывает.
     - Какой чудесный вечер, - говорит она. - Как все  здорово.  Давай  не
будем варварски обращаться друг с другом.
     Она для меня не просто женщина. Это эпоха, в  которую  я  никогда  не
вернусь. Сейчас я по-другому воспринимаю слова Адама: "Больше  тебе  никто
не нужен?"
     Но я встретил Виту на полвека раньше. Вита спасла мне жизнь. Я  люблю
Виту. Юра - просто красивая девушка. Разве мало таких на свете?
     Внезапно понимаю, что мало. Те, что остались на Земле, не в счет. Они
для меня как древнеегипетские красавицы. Женщины лагеря тоже не в счет, по
той же причине. Сейчас они спят, а завтра мы уходим чуть свет.
     Значит, женщин всего две: Вита, с которой я лечу  завтра,  и  Юра,  с
которой сижу сейчас.
     - О чем ты думаешь?
     Я излагаю свои соображения.
     - Выходит, я очень несчастен.
     Ее смех чуть хриплый, но приятный.
     - По-твоему, я тоже несчастна?  Всего  один  мужчина,  и  тот  завтра
уходит?
     Возразить нечего. Она смеется.
     - Нет, я счастлива. Мне все равно, что будет завтра.
     - Никогда не думаешь о будущем?
     - А какое у нас с тобой будущее?
     Некоторое время молчим.
     - Как вы будете одни? - говорит она. - Я бы так не смогла.
     - Почему одни. Человек -  это  память.  Подобное  питается  подобным.
Камни сложены из обломков других камней. Растения  вбирают  в  себя  части
других  растений.  Животные  -  фрагменты  других  живых  существ.  Так  и
человеческая душа сплетена из многих кусочков душ других. Из чужих улыбок,
слов, поступков...
     - Ты сам себе противоречишь. Душа питается душами.  Значит,  человеку
необходимо общество. А ты уходишь.
     -  Почему  обязательно  общество?  Произведения  искусства...  Книги,
картина, музыка... Все, куда вложена душа человека.
     Юра молчит.
     - Человеческая душа бессмертна, - повторяю  я.  -  Никто  никогда  не
умирает. Каждый жест, каждая улыбка остаются.  Мы  меняемся  под  влиянием
других: их души вселяются в нас. А наши уходят, к другим.  Так  происходит
вечно.
     Закат. На фоне красного зарева стоят частоколом  заостренные  силуэты
посадочных катеров. Завтра их станет одним меньше.
     По темному уже небу ползет двойная звезда. Это  наши  корабли.  Закат
красный. Завтра будет ветер и пасмурно. Конечно, если здесь годятся земные
приметы.
     - Когда ты улетишь, будет всегда пасмурно, - говорит Юра.
     Небо медленно угасает.



                                    МЫ

     Утро. За ночь ветер согнал облака. Когда их пробиваешь на катере, они
кажутся просто пустым туманом,  а  сверху  выглядят  белым  покровом,  все
скрывающим, однообразным. В облаках есть и просветы - черные дыры - окна к
поверхности, сквозь которые не видно ничего, кроме черного марева.
     "Избегай черных дыр, Алек".
     Впереди, над пеленой облаков, медленно растут две фигурки - два ферзя
- два голых короля на шахматной доске неба. Потом  "Жар-птица"  уходит  из
поля зрения, а от "Феникса" остается лишь сверкающая стена поперек неба  и
медленно разворачивающееся отверстие причального туннеля.
     Я веду катер вручную. Похоже на езду в автомобиле.  Вита  внимательно
следит  за  моими  действиями.  Кажется,  начинает  понимать,  почему  это
доставляет удовольствие. Если так, я рад за нее.
     Фен  мне  ассистирует.  Фен  -  это   кибермозг   "Феникса".   Просто
сокращение, как Алек от Александра.  Он  следит  За  нами  и  поворачивает
звездолет так, чтобы приемное отверстие оказалось у меня на пути. Для него
это игра.
     Он ловит нас в эту черную дыру. Ловит летящий  катер,  будто  сачком.
Это игра, и вскоре она заканчивается вничью. Вернее, нашей общей  победой.
Мы ныряем в туннеле, вселенная остается снаружи...
     Через оборот, спустя полтора часа, мы  снова  проходим  над  лагерем.
Любопытно - оборот по низкой орбите вокруг любого небесного тела  занимает
примерно полтора часа.
     Вокруг почти любого небесного тела.  Вокруг  любого  тела  нормальной
плотности. Но если это белый карлик или пульсар...
     "Избегай черных дыр, Алек".
     Я разговариваю с Адамом.
     - Счастливой дороги, - говорит он. - Но подумай. Возможно, есть смысл
вернуться к Земле? Ты давно не был там, Ал.
     "...Такой  камень  всегда  возвращается.  Он  взлетает,  замедляется,
останавливается. Потом падает вниз - все быстрей и быстрей..."
     - Спасибо за заботу, Адам.
     - Вита, - говорит он. - Если раздумаете, возвращайтесь.  Колония  вас
примет всегда.
     "Феникс" скользит над сверкающим белым полем, еще немного - и  лагерь
уйдет за горизонт. Связь оборвется, и мы стартуем.
     Рядом, в нескольких километрах, - четкий силуэт "Жар-птицы". Я провел
там 50 лет,  целую  жизнь.  Звездолеты  тоже  прощаются.  Их  киберсистемы
связаны сейчас в одну сеть, разделенную пространством. Машины обмениваются
содержимым памяти, а затем информационные связи рвутся одна за другой. Так
выглядит прощание ЭВМ.
     - Всего вам доброго, - говорит Адам.
     - Прощайте. - Это Вита.
     - Не поминайте лихом. Счастливо оставаться, Адам.
     Легкая дрожь. Облака уплывают назад все быстрее. Это старт,  пока  на
нормальном ускорении.
     - Поехали, - говорю я Вите. Она молчит.
     - Целесообразно идти за топливом сразу, -  произносит  третий  голос.
Это Фен, наш компьютер. Снова я, она и компьютер.  Опять  треугольник  XXV
века.
     Впрочем, уже XXVI века. Кажется, я начинаю терять счет векам.
     С Феном у нас много  общего.  Он  космонавт-профессионал,  как  и  я.
Сейчас ему, как и мне, не терпится нырнуть в солнце. Ему нет дела до наших
сентиментальных обрядов.
     С "Жар-птицей" он уже попрощался.
     Кстати, вообразить диалог с машиной нетрудно.  Беседуя  по  телефону,
тоже разговариваешь с машиной. Она представляет человека,  отделенного  от
тебя километрами. А здесь говоришь с человеком, отделенным от тебя  как-то
иначе.
     - Отлично, Фен, - говорю я. - Значит, идем на заправку.
     Мы с ним знакомы всего несколько часов, но уже хорошо  друг  к  другу
относимся. Сейчас "Феникс" идет в открытое небо, но  Фен  предупредительно
переключает изображение на видеостенах, и мы с Витой смотрим, как медленно
съеживается планета, оставшаяся позади нас. Она уже целиком помещается  да
стене, ее окружает темнота космоса.  Мрак  наступает,  сдавливая  планету.
Когда-нибудь на ней вырастут города, и люди будут здесь жить  и  работать.
Мы желаем нашей колонии счастья. Но она уже позади.
     Вернее, это мы позади нее. Орбитальная скорость планеты все еще втрое
выше той, которую мы успели набрать. Она увлекает  нас  за  собой,  но  мы
упираемся двигателями и понемногу отстаем. Баки почти пусты, но на  разгон
и торможение хватит. Потом Фен повернет корабль, и мы пойдем к Альтаиру.
     - Долго будем лететь? - спрашиваю его.
     - Трое суток. Разгон, потом торможение.
     Мы все сильнее отстаем от планеты, хотя на глаз это не ощущается. Она
висит над нами, как купол парашюта. Мы попрощались с  товарищами,  но  они
все еще близко. Не так просто уйти от своих.
     - Трое суток, - повторяет Вита. Знаю - ее мучит то же, что и меня.  -
А быстрее нельзя?
     - Почему нет? - говорит Фен. - Зависит от перегрузки.  Можно  сделать
десять. Правда, вам потребуются амортизаторы. Но куда торопиться? Выигрыша
это не даст.
     Типичная компьютерная логика. Фен -  отличный  компьютер,  но  он  не
знает, что такое время. Время, в котором  он  живет  и  действует,  ничего
общего не имеет с нашим. Он подобен человеку, только когда говорит,  да  и
то не совсем. Он ведь не сам говорит, говорит его голос. Фен  дает  голосу
команду, тот неторопливо излагает что-то, а сам Фен со своим  молниеносным
мышлением уже давно думает о другом, что-то решает, уже проиграв возможные
варианты продолжения разговора, и  на  каждый  вариант  подготовив  ответ.
Застать Фена врасплох невозможно.
     - Сколько тогда получится?
     - Десять часов разгон, десять торможение. Через сутки будем на месте.
     Мы с Витой глядим друг на друга. Потом смотрим  на  все  еще  слишком
большую планету.
     - Добро, - говорю я. - Действуй, Фен.
     - По амортиза