а в один прекрасный день они выдадут 
больше, чем по их мнению у них за душой. Вот в тот день можете 
предлагать награды, только к тому времени вам уже не понадобиться 
это.
	С неохотой соглашаясь, Брэдфорд кивнул.
	-  Если вы так говорите, тогда ладно. Но я бы подумал, что...
	-  Слушайте, -  предложил Фалькенберг.
	За окном промаршировали рекруты. Они пели и слова песни 
доносились в открытое окно.

		Когда ты просадишь последний свой грош
		На баб и в канаве проснешься,
		Тогда на вербовочный пункт ты пойдешь
		В десантники ты наймешься.
		И скажешь сержанту, что ты молодец,
		Что крупно ему повезло,
		А он заплачет и спросит, подлец,
		Кому причинил он зло.
		За что, мол, он так обижен судьбой,
		Отчего неудача такая,
		Что прут на вербовочный пункт гурьбой
		Дураки без конца и края.
		И если уж крупно тебе повезет,
		Он примет тебя в войска,
		Паршивым солдатом тебя обзовет
		Кормить тебя станет с ножа.

	Бегом, арш! -  Песня оборвалась, когда солдаты бросились бежать 
через центральный плац.
	Брэдфорд отвернулся от окна.
	-  Такого рода вещи очень хороши даже для каторжиков, 
полковник. Но я настаиваю на сохранении также преданных мне людей. 
В будущем вы не станете увольнять прогрессистов без моего одобрения. 
Это понятно?
	Фалькенберг кивнул. Он уже давно видел, что это надвигалось.
	-  В таком случае, сэр, может лучше будет сформировать 
отдельный батальон. Я сведу всех ваших людей в четвертый батальон и 
отдам их под начало назначенных вами офицеров. Это будет 
удовлетворительно?
	-  Если вы присмотрите за их тренировкой, да.
	-  Разумеется.
	-  Хорошо. -  Улыбка Брэдфорда расширилась, но предназначена 
она была не для Фалькенберга. -  Я также думаю, что вы будете 
консультироваться со мной насчет любых продвижений по службе в этом 
батальоне. Вы, конечно, согласны с этим?
	-  Да, сэр. Могут возникнуть некоторые проблемы с нахождением 
местных для заполнения мест старших младкомов. У вас есть 
потенциальные мониторы и капралы, но у них нет опыта, чтобы быть 
сержантами и центурионами.
	-  Я уверен, что вы найдете средства, -  осторожно ответил 
Брэдфорд. -  У меня есть некоторые довольно э... особые задачи для 
Четвертого батальона, полковник. Я бы предпочел, чтобы он был 
целиком укомплектован подобранными мною партийными активистами. 
Ваши люди должны быть там только для наблюдения за тренировкой, 
но не как командиры.
	-  Вы согласны с этим?
	-  Да, сэр.
	Улыбка Брэдфорда, когда он покинул лагерь, была искренней.

	 День за днем солдаты потели под палящим солнцем. Подавление 
беспорядков, штыковой бой, использование доспехов в обороне и 
нападение на людей в доспехах, более сложные упражнения. Были 
форсированные марши под безжалостным управлением майора Сэвиджа, 
резкие крики сержантов и центурионов, капитан Амос Фаст с его 
крошечным стеком и язвительными насмешками.
	И все же число покидавших полк было меньше, чем раньше и по-
прежнему был приток рекрутов от ночных экскурсий Десантников. 
Офицеры, набиравшие рекрутов могли даже проявлять разборчивость, 
хотя они редко когда это делали. Десантные войска, подобно Легиону до 
них, принимали всех тех, кто был готов драться. А все офицеры 
Фалькенберг были Десантниками.
	Каждую ночь группы Десантников проскальзывали мимо часовых 
выпить и закусить и покуролесить с батраками соседних ранчо. Они 
играли в карты и орали в местных тавернах, мало обращая внимания на 
своих офицеров. Было много жалоб и протесты Брэдфорда становились 
все сильней.
	Фалькенберг давал всегда один и тот же ответ: "Они всегда 
возвращаются обратно и они не обязаны оставаться здесь. Как вы мне 
предлагаете соблюдать дисциплину? Поркой?"
	Полицейская армия имела определенный раскол в личном составе, 
с рекрутами обращались жестче, чем с ветеранами. В то же время 
Четвертый батальон становился больше с каждым днем.


		Глава ВОСЬМАЯ

	Джордж Хамнер старался каждый вечер быть дома к ужину, чего 
бы это ни стоило в смысле ночной работы позже. Он считал, что обязан 
сделать для семьи хотя бы это.
	Его обнесенная стенами усадьба была сразу за пределами 
дворцового округа. Она была построена его дедом на деньги, 
одолженные у "Америкэн Экспресс". Старик гордился, что расплатился 
за каждый цент прежде положенного. Это был большой удобный дом, 
хитроумно комбинировавший местные материалы и импортированную 
роскошь и Джордж всегда был рад сюда вернуться.
	Дома он чувствовал, что был хозяином чего-то, что, по-крайней 
мере, один предмет находился у него под контролем. Это было 
единственное место в Рефьюдже, где он мог испытывать подобное 
чувство.
	Меньше, чем через неделю отчалил губернатор Кодоминиума. 
Независимость была близка и полагалось считать, это временем надежд, 
но Джордж Хамнер испытывал только страх. Официально проблемы 
общественного порядка были не его. Он занимался Министерством 
Технологии, но брешь в законе и порядке нельзя было игнорировать. 
Уже половина Рефьюджа была недоступна для правительства.
	Были районы, куда полиция заходила целыми отделениями или не 
заходила вовсе, а бригады ремонтников приходилось охранять или же 
они не могли войти.
	Сейчас-то Джордж сопровождали Десантники Кодоминиума, но 
что же будет, когда они уедут?
	Джордж сидел в обитом панелями кабинете и смотрел на 
удлинявшиеся тени в роще за окном. Они создавали пляшущие узоры 
среди деревьев и на аккуратно подстриженных лужайках. Наружные 
стены портили вид проходившего ниже скоростного канала и Хамнер 
проклинал их.
	Почему мы должны иметь стены? Стены и дюжины охранников, 
чтобы патрулировать вдоль них. Я еще помню, как сидел в этой комнате 
с отцом, мне было не больше шести и мы могли смотреть на лодки в 
канале. А позже у нас были такие большие мечты насчет Хэдли. Дед 
рассказывал почему он покинул Землю, что мы могли бы сделать здесь. 
Свобода и изобилие. У нас был рай и Господи, Господи, что же мы с ним 
сделали!
	Он проработал час, но мало что сделал. Не было никаких 
решений, только вереницы проблем, ведших обратно в замкнутый круг. 
Разрешить одну -  и все станет на свои места, но ни одна не была 
разрешима без решения других. И все же, если бы у нас было несколько 
лет, подумал он. Несколько лет, но мы их не получим.
	"Через несколько лет фермы будут снабжать городское население, 
если мы сможем переселить людей в сельскохозяйственную глубинку и 
заставить их работать. Но они не покинут Рефьюдж, и мы не можем 
заставить их это сделать. Если бы, однако, мы смогли. Если бы можно 
было убавить городское население; энергию, которую мы обращаем на 
производство пищи можно было бы использовать на создание 
транспортной сети. Тогда мы могли бы организовать лучшую жизнь в 
сельской местности и могли бы получать оттуда больше 
продовольствия. Мы могли бы сделать достаточно такого, чтобы 
сельская жизнь была приятной и люди захотели покинуть Рефьюдж. Но 
нет места для первого шага. Люди не хотят переселяться, а партия 
Свободы обещает, что им этого и не понадобится".
	Джордж покачал головой. "Сможет ли армия Фалькенберга 
заставить их переселиться? Если у него будет достаточно солдат, сможет 
ли он принудительно эвакуировать часть города? -  Хамнер содрогнулся 
от такой мысли. -  Будет сопротивление, будет бойня, будет гражданская 
война. Нельзя строить независимость Хэдли на фундаменте из крови. 
Нет".
	Другие его проблемы были схожими. Правительство 
перебинтовывало раны Хэдли, но это и все. Лечило симптомы, потому 
что никогда не было достаточно контроля над событиями, чтобы лечить 
причины.
	Он взял доклад по плавильным генераторам. Они нуждались в 
запчастях и он гадал сколько еще протянет даже такая немыслимая 
выносливость. Он не мог по настоящему ждать больше нескольких лет, 
даже если все пойдет хорошо. Несколько лет, а потом -  голод, потому 
что транспортную сеть нельзя было создать достаточно быстро. А когда 
откажут генераторы, продовольственные запасы города исчезнут, 
санитарные службы придут в упадок... голод и мор. Было ли это лучше, 
чем бунт и война?
	Он подумал о своей беседе с лидерами партии Свободы. 
Генераторы их не волновали потому что они были уверены, что Земля не 
допустит голода на Хэдли. Они думали, что Хэдли сможет использовать 
собственную беспомощность как оружие для выжимания платежей из 
Кодоминиума.
	Джордж выругался себе под нос. Они были неправы. Земле 
наплевать на Хэдли и Хэдли находилась слишком далеко, чтобы 
заинтересовать кого -бы там ни было. Но даже если они были правы, то 
они продавали независимость Хэдли. И ради чего? Неужели настоящая 
независимость для них ничего не значит?
	Вошла Лаура со стайкой орущих детей.
	-  Уже время спать? -  спросил он. Четырехлетний сын схватил его 
карманный калькулятор и сел к нему на колени, нажимая на кнопки и 
любуясь как вспыхивают цифры и огоньки. Джордж поцеловал их всех и 
отправил спать, гадая про себя какое же их ждет будущее.
	Мне следовало бы уйти из политики, сказал он себе. Я не приношу 
ни какой пользы и добьюсь лишь того, что Лауру и ребятишек 
прикончат вместе со мной. Но что случится, если мы уедем? Какое 
будущее ждет их тогда?
	-  Ты выглядишь обеспокоенным, -  уложив детей, Лаура 
вернулась.
	-  Всего лишь через несколько дней...
	-  Да.
	-  И что на самом деле тогда произойдет?- спросила она.
	-  Не обещания, которые мы все время слышим. Что на самом деле 
произойдет тогда, когда Кодоминиум уйдет? Плохо будет, не так ли?
	Он привлек ее к себе, чувствуя ее тепло и пытаясь утешиться ее 
близостью. Она на миг прильнула к нему, а затем опять отступила.
	-  Джордж, а не стоит ли нам взять все, что можно и уехать на 
восток? У нас мало что останется, но мы будем живы.
	-  Т а к плохо не будет, -  сказал он ей. Он попытался рассмеяться, 
словно она пошутила, но звук вышел пустым. Она не поддержала его 
смех.
	-  Для этого будет время позже, -  сказал он ей. -  Если ничего не 
получится. Но сперва все должно быть хорошо. У нас есть планетные 
полицейские силы. И должно хватить сил для защиты правительства, но 
через пару дней я переведу вас всех во дворец.
	-  Армия, -  произнесла она с сильным презрением. -  Та еще, 
Джордж. Добровольцы Брэдфорда, которые могут свободно убить тебя. 
И не думай к тому же, что он не хотел бы увидеть тебя мертвым. А эти 
Десантники! Ты сам говорил, что они подонки космоса.
	-  Я это говорил. Хотел бы я знать, верю ли я в это. Здесь 
происходит что-то очень странное, Лаура. Что-то, чего я не понимаю.
	Она уселась на кушетку рядом с его рабочим столом и подобрала 
под себя ноги. Ему всегда нравилась эта ее поза. Она подняла широко 
раскрывшиеся глаза. Она никогда не смотрела так ни на кого другого.
	-  Я сегодня ездил повидать майора Карантова, -  сказал Джордж 
сыграть на старой дружбе и получить немного информации об этом 
Фалькенберге. Бориса в кабинете не было, но один из младших 
лейтенантов, парень по фамилии Клейст...
	-  Я его встречала, -  сказала Лаура. -  Милый мальчик. Немного 
молод.
	-  Да. Так или иначе, у нас завязался разговор о том, что 
произойдет после независимости. Мы обсудили уличные бои, 
беспорядки толп, ну сама знаешь и я сказал, что желал бы, чтобы у нас 
было немного надежных Десантников, вместо оставляемой ими здесь 
демобилизованной части. Он странно посмотрел на меня и спросил, а 
что же я хотел, Гвардию Гранд Адмирала?
	-  Странно.
	-  Да, а когда пришел Борис, и я спросил, что имел в виду Клейст, 
Борис ответил, что паренек был новичком и не знал о чем говорит.
	-  А ты думаешь, что он знал? -  спросила Лаура. -  Борис не стал 
бы тебе лгать. Прекрати это! -  поспешно добавила она. -  У тебя 
назначена встреча.
	-  Она может подождать.
	-  При всего лишь паре дюжин машин на всей этой планете и одной 
из них, прибывшей за тобой, ты не заставишь ее ждать, пока 
занимаешься любовью со своей женой, Джордж Хамнер! -  Ее глаза 
сверкнули, но не гневом. -  Кроме того, я хочу знать, что сказал тебе 
Борис. -  Она отпрянула от него и он вернулся за стол.
	-  Дело не только в этом, -  сказал Джордж. -  Я все думал об этом. 
Эти солдаты не кажутся мне не пригодными к службе. Вне службы они 
пьют и уже вынудили батраков запирать своих жен и дочерей, но ты 
знаешь, приходит утро и они на том же плацу. А Фалькенберг не похож 
на человека, который примириться с недисциплинированными 
солдатами.
	-  Но...
	Он кивнул.
	-  Но это не имеет смысла. И есть вопрос офицеров. У него их 
слишком много и они не с Хэдли. Вот почему я собираюсь отправиться 
туда сегодня без Брэдфорда.
	-  Ты спрашивал об этом Эрни?
	-  Разумеется. Он говорит, что достал несколько партийных 
активистов с офицерской подготовкой. Я немного медлителен, Лаура, но 
не настолько глуп. Может я и не все замечаю, но если бы было пятьдесят 
прогрессистов с военным опытом, то я бы об этом знал. Брэдфорд лжет. 
А почему?
	Взгляд Лауры стал задумчивым и она потянула себя за нижнюю 
губу жестом, который Хамнер теперь едва заметил, хотя подшучивал над 
ней из-за него прежде, чем они поженились.
	-  Он лжет для практики, -  сказала она. -  Но его жена болтала о 
независимости и она обронила что-то насчет того, что Эрни станет 
президентом.
	-  Ну, Эрни ждет, что наследует Будро.
	-  Нет, -  возразила Лаура. -  Она вела себя так, словно это случится 
скоро. Очень скоро.
	Джордж Хамнер покачал головой.
	-  У него не хватит пороху для переворота. -  Твердо сказал он. -  И 
техники в ту же секунду выйдут на улицы. Они терпеть не могут его и он 
это знает.
	-  Эрнест Брэдфорд никогда не признавал никаких ограничений, -  
возразила Лаура. -  Он действительно верит, что может заставить любого 
полюбить его, если только приложить усилия. Сколько бы раз он ни 
пинал человека, он считает, что несколько улыбок и извинений все 
уладят. Но что сказал тебе Борис о Фалькенберге?
	-  Сказал, что он самый хороший, какого мы только можем 
получить. Лучший командир Десантников, начинал во флоте и перешел 
в десантные войска потому, что в ФВК он не мог достаточно быстро 
продвинуться.
	-  Честолюбивый человек. И насколько он честолюбив?
	-  Не знаю.
	-  Он женат?
	-  Как я понял, когда-то был, но давно нет. Я получил релиз по 
тому военному трибуналу. Не было никаких открытых вакансий для 
продвижения. Но когда наблюдательный совет обошел Фалькенберга 
продвижением, которого адмирал в первую очередь не мог дать ему, он 
поднял из-за этого такой шум, что его уволили за неподчинение.
	-  Можешь ли тогда доверять ему? -  спросила Лаура. -  Его 
солдаты могут быть единственным, что сохранит тебе жизнь...
	-  Я знаю. И тебе, и Джимми, и Кристи, и Питеру... Я спросил об 
этом Бориса и он сказал, что лучше человека по росту нет. Нельзя нанять 
солдат КД с активной службы. Борис его высоко рекомендует. Говорит, 
что солдаты его любят, что он блестящий тактик, имеет опыт как в 
командовании войсками, так и в штабной работе.
	-  Похоже на большую удачу.
	-  Да, но Лаура, если он такой уж ценный, почему его тогда 
выперли? Боже мой, все это кажется таким запутанным.
	Загудел телефон и Хамнер с отсутствующим видом ответил. Это 
был дворецкий, объявивший, что его машина и шофер его ждут.
	-  Я вернусь поздно, милая. Не дожидайся меня. Но ты можешь 
подумать над этим... Я клянусь, что Фалькенберг является ключом к 
чему-то и желал бы я знать к чему?
	-  Он тебе нравится? -  спросила Лаура.
	-  Он не тот человек, который пытается нравиться.
	-  Я спросила, нравится ли он т е б е?
	-  Да. И для этого нет никакой причины. Он мне нравится, но могу 
ли я ему доверять?
	Выходя из дому он думал об этом же. Мог ли он доверять 
Фалькенбергу? Жизни Лауры... детей... и, если уж на то пошло, всей 
планеты, которая, казалось, направлялась прямо в ад и не могла 
отвернуть.

	Солдаты расположились лагерем в виде правильного квадрата. По 
периметру были насыпаны земляные валы, а палатки были установлены 
рядами, четкими, словно проложенными с помощью теодолита.
	Снаряжение было надраено и отполировано, одеяла скатаны туго, 
каждый предмет на одном и том же месте в двухместных палатках... но 
солдаты мельтешили вокруг, орали, открыто играли у костров. Даже из-
за внешних ворот было видно множество бутылок.
	-  Стой! Кто идет?
	Хамнер вздрогнул. Машина остановилась у забаррикадированных 
ворот, но часового Хамнер не видел. Это был его первый визит в лагерь 
ночью и он нервничал.
	-  Вице-президент Хамнер, -  ответил он.
	 Мощный луч света осветил его лицо с противоположной стороны 
машины. Значит часовых было двое и оба невидимы, пока он не вышел 
на них.
	-  Добрый вечер, сэр, -  сказал первый часовой. -  Я передам, что вы 
здесь.
	Он поднес к губам маленький коммуникатор.
	-  Капрал охранения. Пост номер пять. -  Затем он крикнул то же 
самое и призыв четко разнесся в ночи. Несколько голов возле костров 
повернулись к воротам, а затем вернулись к прежней деятельности.
	Хамнера переправили через весь лагерь к офицерскому ряду. 
Хижины и палатки стояли по другую сторону от густо забитых ратных 
войсковых улиц и имели свою собственную охрану.
	По всему ротному району солдаты пели и Хамнер остановился 
послушать.

		Башка моя трещит аж жуть,
		Вот-вот концы отдам.
		Вчера мне врезали чуть-чуть
		Солдаты по мозгам.
		Я был тогда мертвецки пьян,
		А тут патруль, хватали,
		Я не стерпел и вот фонарь
		Под глазом у капрала.
		Теперь сижу я на губе
		И плащ под головой.
		Лежу, гляжу на двор себе
		И мучаюсь тоской.
		Теперь кранты -  наряд дадут
		И не один, а сто.
		Системе "Д" теперь капут
		И стану холостой.
		Какие бабы тут, когда патрульных
		Бил среди ночи,
		А в случаях таких всегда
		Начальство строго очень.
		И тем вину усугублял, что
		Пьяным с ними дрался.
		Меня патруль ведь задержал,
		А я сопротивлялся.
		Теперь конец -  за этот бой
		Меня наряды ждут,
		Мне не отделаться губой -
		Системе "Д" капут.
		Мне приговор не отменят,
		Да я и не старался.
		Под мухой взял патруль меня,
		А я сопротивлялся!

	Фалькенберг вышел из своей хижины.
	-  Добрый вечер, сэр. Что привело вас сюда?
	"Держу пари, тебе как раз хотелось бы знать, -  подумал Хамнер".
	-  Мне надо обсудить с вами некоторые вещи, полковник. 
Относительно организации полицейских сил.
	-  Конечно, -  голос Фалькенберга был резок и казался слегка 
нервным. Хамнер гадал, не пьян ли он. -  Не пройти ли нам в 
офицерскую кают-компанию? -  предложил Фалькенберг. -  Там удобней, 
да и я не приготовил свою квартиру для посетителей.
	"Или ты приготовил здесь что-то, что не следует мне видеть, -  
подумал Джордж. -  Что-то или кого-то. Местную девчонку? Какая 
разница? Боже, желал бы я, чтобы мог доверять этому человеку".
	Фалькенберг провел его на ранчо в центре офицерского ряда. 
Солдаты все еще орали и пели и одна группа гонялась друг за другом по 
плацу. Большинство было одето в придуманную Фалькенбергом сине-
желтую гарнизонную форму, но другие трусили мимо них в боевом 
обмундировании из синтекожи. Они тащили винтовки и тяжелые ранцы.
	-  Наряд в наказание, -  объяснил Фалькенберг. -  Не так много, как 
раньше.
	Из здания офицерской кают-компании раздался грохот: барабан и 
волынки, дикие звуки войны, слитые вместе с громким смехом. Внутри, 
за длинным столом сидело два десятка людей, а стюарды в белых 
пиджаках уверенно двигались вокруг со стаканами и бутылками.
	Вокруг стола маршировал оркестр волынщиков в шотландских 
юбках. В одном углу стояли барабанщики. Когда вошел Фалькенберг, 
оглушающий шум прекратился и все поднялись на ноги. Некоторые 
очень даже не твердо.
	-  Продолжайте, -  сказал Фалькенберг, но никто не стал. Они 
нервно глядели на Хамнера и по взмаху тамады во главе стола, 
волынщики и барабанщики вышли. Несколько стюардов с бутылками в 
руках последовали за ними. Другие офицеры сели и стали говорить на 
пониженных тонах. После всего этого шума в помещении, казалось, 
стало очень тихо.
	-