казал  путник.  -  Просто дорога. Просто еще одна
дорога. Сколько их было? И сколько их еще будет? Просто еще одна дорога.
     Он поставил корзинку на землю и обнял меня:
     - Спасибо.
     Помолчал, потом тихо сказал еще раз:
     - Спасибо!
     Гость наклонился за корзинкой,  когда  внезапная  мысль  пришла  ему  в
голову:
     - Ты...  ты  забираешь  все,  что  мы приносим с собой... в душах. Это,
наверное, очень тяжело.
     - Наверное, - сказал я. - Но я уже привык. Ступай.
     - Да, - согласился он. - Пора.
     Путник сделал шаг к калитке, потом обернулся:
     - Знаешь, когда-нибудь и ты сможешь уйти отсюда. Обязательно. Иначе  не
бывает - не должно быть.
     "То  же  самое  ты  говорил в прошлый раз, - подумал я. - И другие тоже
говорят это. А потом приходят снова, и уходят снова,  и  снова  говорят  эти
слова. И даже если все вы не правы... - мне достаточно этих ваших слов".
     А вслух я только сказал "спасибо" и легонько подтолкнул его в спину.
     Он улыбнулся мне и шагнул наружу.
     Я  постоял,  слушая,  как  затихают  его  шаги.  Потом  запер калитку и
отправился на крыльцо выкурить свою утреннюю  трубочку.  Заодно  нужно  было
приготовить кашу и бульон, к обеду наверняка появятся новые гости.
     Где-то  вверху,  в кронах деревьев, озорно жужжа, летела божья коровка;
устала, шлепнулась мне на плечо. И мы вместе пошли на крыльцо ждать гостей.



   Владимир Пузий.
   Замечательное превращение


     (из цикла "Киевские истории")

                     Первый могильщик (поет)
                     "Но старость, крадучись как вор,
                     Взяла своей рукой
                     И увела меня в страну,
                     Как будто я не был такой".
                                       У. Шекспир

     1. "Опять прышел! Наследит, а ты убирай за ним".
     Старуха  отложила  вязание;  кряхтя,  поднялась  из  кресла и шаркающей
походкой направилась в маленькую прихожую.
     - Чего топчешься? ступай на кухню, шчас приду! - крикнула она.

     ...Спина  сегодня  с  утра  напрочь  позабыла  о  том,   что   способна
разгибаться.  Тяжело  дыша,  старуха еле-еле сползла с кровати и решила, что
можно сделать себе выходной день; вернее, как раз не выходной, а наоборот  -
и никуда не выходила. За цигарками она съездит завтра.
     До  обеда сидела в кресле и вязала. (Нитки нынче стоят недешево, но она
приспособилась  распускать  связанное  и  начинать  все  сначала.   Старухи,
торговавшие,  как  и  она,  цигарками,  говорили,  что выгоднее будет
вязать и продавать  теплые  вещи,  варежки,  например;  но  она  отказалась.
"Дура,"  - решили торговки). Хотелось есть, но из двух зол - голода и боли в
спине - старуха выбрала первое.
     "А теперь прышел - ползи. Поем зато".
     Она дошаркала до кухни, недобро  зыркнула  на  гостя  и  потянулась  за
кастрюлькой, чтобы сварить себе каши.
     - Спина? - с участием спросил скелет.
     Старуха насупленно промолчала.

     2.  Она  торговала  цигарки - было это февраля двадцатого. Ветер
сыпал снежные зерна за воротник и в открытый чемодан. Сигаретные пачки  даже
под целлофаном намокали, теряли свою форму. "Завтра придется вклеить новые".
     Вечерело.  "Лукьяновская"  выпускала людей, порцию за порцией. Еще пару
часов - и можно будет идти домой. Она нащупала через боковой  карман  карман
внутренний,  потайной.  Семеновну  под  Новый  год подловила какая-то шпана,
отобрали все: и цигарки,  и  грош‚.  "Ќроди  клят‚!"  -
убивалась Семеновна. - "Фашисти, молокососи!" Старуха с тех самых пор
и нашила потайной карман, куда потихоньку перекладывала бумажные купюры. Так
было спокойнее.
     Старуха  стояла  у заборчика, рядом с троллейбусной остановкой. Сумку с
товаром тщательно привязала к металлическим трубкам позади, сама замерла над
"витринным" чемоданом и внимательно смотрела  на  прохожих.  Поймать  взгляд
клиента  очень  важно.  Иногда от этого зависит, подойдет ли он к тебе или к
твоей сопернице.
     Из дверей метро выплеснулась очередная волна пассажиров, а к  остановке
одновременно,   один  за  другим,  подъехало  три  18-х.  Конечно,  люди  от
"Лукьяновской", сломя головы, ринулись  через  дорогу  и  дальше,  к  слепым
троллейбусным коробкам.
     Задрожал забор - кто-то решил не оббегать его, а перепрыгнуть.
     Сигналили  машины;  гулко  раскрывались  двери, в которых вместо стекла
были впаяны металлические листы.
     Вышедшие из троллейбусов  взбудораженным  стадом  потянулись  к  метро.
"Димка!"  - кричали в толпе. "Подожди, у меня пуговица оторвалась!" - "Счас,
найдешь ты ее. Кидай и пошли".
     "Ой, женщини!  -  воскликнула  Филипповна.  -  Збожеволiли  -
дивiться внiматЁльно".
     Но  было  уже  поздно  - какой-то парень в спортивной шапке, облегавшей
голову так плотно, что из-под материи выпирали уши, со всего размаху ткнулся
прямо в  старуху.  Она  вскрикнула  и  упала  на  грязное  ледяное  крошево,
чувствуя,   как   трескается  и  распадается  на  диски  позвоночник.
Выругалась: громко, надрывно - прохожие брезгливо отшатнулись.
     - Ах ты!.. - захлебнулась, закашлялась.
     Бабы стояли испуганные и не знали, как подступиться.
     - Тебе больно, - сказали над головой, сзади.
     Чей-то черный, заляпанный глиной сапог наступил на чемодан, смял пустые
коробки и ушел дальше. Старуха закричала ему вслед, но безо всякой  надежды,
что остановится, от одного только бешенства.
     - Не кричи пожалуйста. Вставай, - снова из-за спины.
     Она повернула голову назад: "какой там добродетель ...аный умничает?"
     Сзади стоял скелет.
     Это  был  самый  что ни на есть обычный человеческий скелет, высокий, с
тонкими конечностями и просвечивающей грудной клеткой. Через щели  в  ребрах
было видно желтый билетный киоск и фиолетовое небо с редкими точками звезд.
     - Вставай  пожалуйста,  -  повторил  скелет.  Когда  он говорил, нижняя
челюсть двигалась, но клацания не  издавала.  Голос  у  него  был  тихий,  с
шелково-костяными интонациями.
     "Смерть", - подумала старуха. "Поздновато приперлась".
     - Да пошла ты! - выкрикнула она злобно.
     Бабы  вздрогнули,  Филипповна уронила свой лоток, и коробки моментально
были втоптаны в снег. Скелет тоже вздрогнул.
     Старуха лежала на боку и все ждала, когда Смерть заберет ее, но  скелет
ничего не предпринимал.
     - Чего ж ты ждешь?! - выплюнула слова прямо в пустые глазницы.
     Прохожие   стеклянными   взглядами  нащупывали  дорогу  перед  собой  и
старались не смотреть на старуху.
     - Хорошо, - прошептала она. И бабам: - Ну, подымите ж меня, вашу...!
     Торговки засуетились, подхватили старуху, поставили на ноги.  Похлопали
по пальто, стряхивая рукавицами налипший снег.
     Старуха  грубо  вывернулась  и  посмотрела на скелет. Он тоже подошел к
ней, приложил к грудной клетке кисть:
     - Прости, что напугал  тебя.  Ты  выглядела  несчастной,  и  я  захотел
помочь.
     Он потоптался на месте, оставляя в снегу костяные отпечатки..
     - Шо с тобой? - спросила Филипповна. - Вдарилася сильно?
     - Да пошла ты!...
     - Тьху.   Зовсiм   здурiла,   -   пхыкнула  торговка.  Остальные
неодобрительно качнули  головами  и  разошлись  по  своим  "точкам".  Скелет
остался.
     Старуха  с  досадой  посмотрела  на  чемодан  с втоптанным в сигаретные
коробки отпечатком сапога. На то, чтобы наклониться  и  поднять  чемодан  не
было ни единого шанса - позвоночник вибрировал натянутой бельевой веревкой.
     Старуха стала отвязывать от забора сумку с цигарками.
     За спиной знакомо лязгнула чемоданная крышка.
     Она  повернулась,  настолько  резко, насколько позволяло разбитое тело.
Скелет закрыл чемодан, поднял его и протягивал старухе.
     "Шо ж они, не видют?"
     Старуха стрельнула глазами в сторону торговок. Те мелко  переругивались
- как семечки щелкали, - на нее не смотрели.
     "А прохожие?"
     - Я  позвоню  ему  вечером.  Он  обещал  снять  e-mail.  Если  перешлют
прайс-лист - скажет.
     - Пускай заархивирует и сбросит на дискету. И...
     - Я, е...ть, Кирилычу - одно, ты - другое! Те, е...ть, думай!
     - Ты б зараньше говорил - е...ть!
     - Твою...! Когда?!..
     - Я пришла, говорю: мне надо  на  минуточку  отойти.  Когда  еще  можно
сделать  нормальную  прическу?  Ну,  ты  понимаешь... А он - нет! Смирненка,
между прочим, вообще никогда на работе не бывает, а я один раз...
     - Я...
     - Я!..
     - Я!..
     - Дай сюда! - буркнула старуха.  Она  закинула  сумку  с  "товаром"  на
спину,  выхватила  из  скелетовых  рук  чемодан  и  зашаркала по снегу вдоль
людского потока. Тело шаталось из  стороны  в  сторону,  как  маятник;  было
одновременно  жарко  и  холодно,  и  до дома, казалось, дальше, чем до неба.
Сзади смущенно шагал скелет - как побитый виноватый дог.
     Старуха свернула с Мельникова  на  Белорусскую,  дворами  добираясь  до
знакомого парадного. Она надеялась, что скелет отвяжется: уже поняла, что он
далеко не Смерть. Скелет не отвязывался.
     Вьюжило,  редкие  фонари  мерцали,  как  глаза  бродячих  собак. Где-то
вдалеке зазвенело стекло, тонкий голос испуганно выругался.  Лязгнули  двери
троллейбуса.  Ночные  звуки  разносились по пустынной улице и темным дворам,
гулко отзывались в висках.
     - Может, помочь? - несмело  спросил  скелет.  -  Тебе  ведь  тяжело.  И
больно.
     "Украдет",  -  подумала  старуха.  Потом  засмеялась  над  собственными
глупыми мыслями: на кой костяку "товар"? что он с ним будет делать?
     И все равно  сунула  в  тонкую  белесую  кисть  не  сумку,  а  чемодан.
Во-первых,  там  только  мятые  коробки, от которых мало проку, а во-вторых,
чемодан тяжелее. Хотя, конечно, если упрет, чемодана  будет  жалко.  Хороший
чемодан, небольшой, удобный.
     - Неси.
     Скелет   неловко  взялся  за  кожаную  поистершуюся  ручку  и  зашагал,
накренясь на правый бок. Она приостановилась, пропустила "помощника" вперед:
     - Давай-давай, иди.
     Пошли рядом.
     Несколько раз - видимо,  с  непривычки  -  "костяк"  оскальзывался,  но
удерживал  равновесие  и...  чемодан.  Поначалу  старуха  нервничала,  потом
перестала и только свирепо косилась на него из-под платка: экий неуклюжий.
     Так и не заметила, как дошли до  парадного.  Скелет  уже  пообвыкся  со
своей  ношей, он хотел идти дальше, но старуха остановила "костяк". По опыту
знала, что перед "восхождением" нужно постоять, отдышаться,  набраться  сил.
Пять  этажей - это не пятьдесят, но ей хватит и пяти этажей, чтобы загнуться
ко всем чертям собачьим. Костяку хорошо, ему терять нечего. Ему и задыхаться
нечем. И чемодан нести, если уж на то пошло...
     - Ты кто? - прохрипела она. Лучше пускай говорит, чем просто глазеет.
     - Не знаю, - виновато ответил скелет. Пошевелил лопатками, переступил с
ноги на ногу.
     - А взялся откуда?
     - А откуда все берутся? - растерянно спросил он. - И... я,  наверное...
оттуда.
     Старуха рассердилась:
     - Ну да, конечно! И какая ж дура тебя родила?
     Он снова дернул лопатками:
     - А тебя?
     - У-у!  - прошипела старуха. - Ты что же, думаешь, если чемодан принес,
будешь меня здесь лаять? Да ты...
     - Я тебя обидел? - растерялся скелет. - Извини, пожалуйста. Просто... Я
в самом деле не знаю, кто такой и откуда  "взялся".  Я  просто...  я  шел  и
увидел тебя. Тебе было больно.
     - И что же? - хмыкнула старуха.
     - Ну...  я  не  мог  пройти мимо. Тебе ведь было больно, - повторил он,
словно это все объясняло.
     - Значит, шел, - уточнила старуха. - А что же  было  до  того,  как  ты
увидел меня, а?
     - Шел.
     - А  до  того, как ты шел?! - она сорвалась на крик от его непроходимой
тупости - и от собственного страха перед этим неведомым  существом,  которое
сейчас держало ее чемодан.
     - Не знаю. Сколько себя помню, всегда шел.
     - Так не бывает, - убежденно сказала старуха.
     Он развел руками, и чемодан аистиным крылом дернулся в стылом воздухе.
     - Пойдем, - велела она.
     Впереди было целых пять этажей.

     3. Ключ скользнул в замок и сухо повернулся там, дверь открылась.
     Запах табака, вчерашнего вермишелевого супа и мертвых газет.
     Вошли.
     Старуха  захлопнула  дверь  и постояла немного, убеждая себя в том, что
спина почти  не  болит.  Наклонилась,  расстегнула  молнию  на  левом
сапоге,  стала  стаскивать.  До половины стянула - потом снова выпрямилась и
замерла. Отдыхала.
     Скелет встал у двери на кухню и глазел, не выпуская из кисти чемодана.
     - Поставь! - велела старуха.
     Он  осторожно  опустил  чемодан  на  линолеум.   Крышка   распахнулась,
вывалились мятые пачки. Потекла грязная талая вода.
     - “...ть! - выругалась она.
     "Придется убирать".
     Давил неснятый сапог.
     Она  уперлась  носком правой ноги в пятку левой, птицей раскинула руки,
прижала ладони к стенам - надавила.
     Слез.
     Скелет глазел.
     - Уйди! - крикнула она злобно. Не  было  никаких  сил  выдерживать  это
глазение.
     Потоптался, но так как входную дверь старуха закрывала собой, шагнул на
кухню и остался там.
     "Жалостник, так его!"
     Наклонилась.
     Расстегнула.
     Немного отдышалась.
     Спихнула  второй  сапог  и  надела  тапочки.  Замерла,  потому что боль
перешла все мыслимые пределы - можно было только недвижно  стоять  и  кусать
тресканные губы.
     Мерно  тикали  в  комнате  часы.  Потом  пробило  девять,  и в окошечке
задергалась кукушка.
     Скелет вздрогнул, осторожно выглянул из кухни:
     - Что это?
     Старуха махнула рукой:
     - Часы.
     Ее боль не прошла, но отступила - даже боль иногда устает.
     Старуха зашаркала на кухню, зацепила ногой  цигарковиЁ  коробки.
Скелет отодвинулся, пропуская ее.
     В  кухне  было  все  как  всегда. Чернели беззанавесочные окна, за ними
торчал тупым карандашом мертвый фонарь. В доме напротив  двигались  нечеткие
цветные  силуэты - как будто там другая страна, страна из далекого будущего.
Внизу, во тьме, шевельнулся дворовый приблудный пес.
     Вздохнула. Пошла ставить чайник.
     Скелет отошел от плиты,  чтобы  не  мешать  старухе.  На  плите  стояла
маленькая кастрюлька с вермишелевым супом, рядом - сковородка, ручка которой
была наполовину обломана, чайник. Она взяла чайник, чувствуя, как плескается
в  нем  утренняя  вода,  прошаркала к умывальнику и отвернула кран. Привычно
выждала некоторое время,  чтобы  стекла  ржа,  подставила  под  струю
посудину.
     Скелет глазел.
     Старуха   лязгнула   чайником   о  плиту,  подожгла  огонь  под  ним  и
кастрюлькой.
     Настырно кололо в боку - она решила хотя бы  посидеть  перед  тем,  как
заняться уборкой.
     Тяжело скрипнул под ней табурет, почти такой же старый, как она сама.
     - Чего пялишься, садись, - сказала старуха.
     Скелет дернул лопатками:
     - Спасибо. Я не хочу.
     - Не устал, значит, - пробормотала старуха.
     - Что?
     - Глухих везли, тебя забыли, - огрызнулась она.
     А потом без перехода спросила:
     - Чего ж тебя, кроме как я, нихто не видить?
     "Костяк" подвигал нижней челюстью.
     - Не знаю, - сказал он. - Как интересно.
     - "Как  интересно"!  -  передразнила его старуха. - Ну и шо ж ты дальше
будешь делать?
     - А нужно что-то делать?
     Закипел чайник.
     Старуха сердито посмотрела на скелет:
     - А как же!
     Покряхтела, полуприкрыла глаза тонкими мятыми веками - поднялась.
     Заварила себе чай, налила в миску остатки супа. Предлагать  скелету  не
стала:  во-первых,  она  не  настолько  богата, чтобы кормить всех подряд, а
во-вторых, все равно костяку есть нечем. И... - некуда вроде.
     - Я пойду? - спросил скелет.
     - Иди, - сказала она, хлебая суп.
     - Можно, я вернусь позже?
     Старуха пожала тощими плечами:
     - Зачем?
     - Помочь. Поговорить. Тебе ведь плохо - одной.
     "На кой ты мне сдался?"
     - Как хочешь.
     - До свидания.
     Лязгнул дверной замок.
     Старуха даже не оглянулась.

     4. Она убирала грязь и коробки весь вечер, делая  большие  перерывы  на
отдых.  Работа,  как  всегда,  была  сражением  со своим телом - привычным и
мучительным. И еще, работа оставляла много времени на размышления.
     Старуха думала о случившемся  сегодня:  странная  встреча  со  странным
"костяком".  Почему-то  ей казалось, что это событие изменит ее жизнь, более
того - уже меняет. Только она еще не знала, к добру такое  изменение  или  к
худу.   "Конечно,   к   худу!"  -  ворчал  внутренний  голос.  "Тебе  ж  вон
доводиться прибирать, а могла  бы  полежать  в  кровати,  связать  ту
варежку"  (сейчас,  в  очередной  раз  распустив нити, старуха начала вязать
варежки внуку, но дело продвигалось медленно). Но с другой стороны -  скелет
помог  ей донести чемодан. Она была достаточно умной женщиной, чтобы понять:
сегодняшний день вполне мог стать для нее последним. Этот  удар  о  землю...
нет,  сама  бы она не донесла все до дома. Упала бы где-то по дороге, может,
даже прямо на мостовой, и больше бы  уже  не  поднялась.  К  утру  нашли  б,
конечно - но к утру было бы поздно.
     При  этой  мысли  старуха  зябко  повоела  плечами  и  нагнулась, чтобы
продолжать уборку. Казалось, что ей,  больной  и  несчастной,  цепляться  за
жизнь?  Ан нет, цеплялась, пуще всего на свете боялась упасть и не встать. И
- медленно замерзать, обнюхиваемой бродячими собаками. В квартире,  конечно,
умирать не так страшно. Но все равно не хочется.
     Скелет  казался ей непременной гарантией того, что Смерть теперь минует
ее. "Он защитит". Потом ругала сама себя, смеялась: "Как же, как  же!  Тьфу,
дурь всякая в голову лизе!"
     Дробно зазвонил телефон.
     "Поздно. Хто ж это?"
     Оказалось, Рита.
     - Мама,  с  тобой  все в порядке? - голос у дочки был далекий и шипящий
помехами - она жила в новостройках, считай, на другой планете. - Мама?!
     - Все. Все гаразд. Чого ты переполошилась?
     - Мама!.. - Рита замялась, и в образовавшуюся паузу  протиснулся  голос
Славика "Ма, потише!"
     - Понимаешь,  -  сказала  дочка,  -  у  меня  сегодня было очень плохое
чувство. Как ты там? Денег хватает?
     Старуха посмотрела на грязный пол, на черное окно:
     - Хватаит. А як у вас?
     - Тоже все хорошо. Славка вон в драмкружок записался - я  и  не  знала,
что  они до сих пор существуют, драмкружки. Пьесу какую-то репетирует. Велел
тебя пригласить. Придешь на премьеру?
     - Приду.
     - Ну, мам, все. Прости, я тороплюсь - до завтра еще нужно...
     - Понимаю, доця. Ну, все.
     - Пока.
     Гудки.
     Старуха немного послушала их и положила трубку. Оставалось  еще  вымыть
пол и приготовить на завтра чемодан.
     Хотя  нет,  завтра  она  на  работу  не  пойдет.  Устала. Вот как раз и
займется чемоданом - все равно сегодня с ним не управиться.
     Устала.

     5. На следующий день старуха приводила  в  порядок  чемодан:  мыла  его
снаружи и изнутри, вклеивала новые коробки. Закончила только к обеду.
     В обед позвонила Филипповна.
     - Прив‚т, женщина! - сказала она. - Ну як, переб‚силася? Чому
не прийшла?
     - Завтра приду, - пробурчала старуха.
     - А я хот‚ла ще вчера позвон‚ть - не вишло. Так придеш?
     - Приду.
     - Приходь-приходь. А то...
     Связь прервалась.
     Потом  старуха  сидела  в  кресле  и  вязала.  Так и не заметила, когда
заснула, а проснулась уже от лязганья  дверного  замка.  "Воры.  Нашли  куда
лезть."
     Она  поднялась  и с кряхтеньем направилась в сторону кордора, чтобы как
следует выбранить  этих  идиотов.  Почему-то  сейчас  забылись  все  страхи,
связанные со смертью - и в самом деле, чего им ее убивать?
     - Здравствуй,  -  сказал  скелет.  -  Я вот пришел. Ты же говорила, что
можно.
     Старуха расхохоталась и хохотала долго, сухим злобным смехом.
     Отсмеявшись, кивнула:
     - "Говорила, что можно"? Ну, заходь, гостем будешь.
     Скелет чопорно покл