оказалось очень просто. Правда, иногда
все-таки сверхъестественные способности проявляются - как это видно в
случае с Мугидом.
  А древний Ашэдгун развалился. Его поглотил Хуминдар, в то время как раз
поднимавшийся на ноги. Поглотить поглотил, но проглотить не смог, так как
подпал под сильное влияние более ранней и сильной культуры Ашэдгуна. В
результате две прежде враждовавшие страны стали одной, с политическим
центром в Хуминдаре и культурным - в Ашэдгуне. Вот такие причудливые
фокусы вытворяет со всеми нами время.
  Я как раз справился с историческим разделом книги и добрался до описания
исследований этих самых "феноменов", то бишь сверхспособностей Пресветлых,
когда меня отвлекли:
  - Весьма разумное занятие, молодой человек.
  Рядом со мной стоял господин Чрагэн. Не знаю, как он подошел так
неслышно, но вряд ли мне это нравится.
  Господин Чрагэн заглянул через мое плечо в книгу и улыбнулся:
  - Подумать только! Вы решили узнать побольше о предмете, которому
посвящены повествования! А знаете, глядя на вас, не скажешь, что вы
способны на такое.
  - Как видите.- Я смущенно развел руками.
  "Академик" извлек на свет носовой платок и промокнул им свою лысину.
Потом недоверчиво покачал головой и спрятал платок обратно:
  - Нет, как же можно иногда ошибиться в человеке! Вот смотрел я на вас и
думал... Знаете, что я о вас думал?
  Я честно ответил: "Нет", догадываясь, впрочем, что это было необязательно.
  - Я думал, что вы обычный стиляга, попавший в "Башню" исключительно
потому, что это модно. Чтобы потом, пыжась от сознания собственной
значимости, бросать в разговоре между делом: "А я внимал Мугиду в ущелье
Крина. Как, вы там не были?"
- Простите, что разочаровал вас, - пробурчал я, задетый его словами.
Конечно, именно подобное впечатление я и намеревался создать, но
все-таки...
  - Нет-нет, - замахал руками "академик". - Это вы простите, что я так
плохо о вас думал. Поддался, знаете ли, первому впечатлению. А оно,
оказывается, бывает ошибочным. Простите великодушно.
  Я заверил его, что обид не держу, мы пожали друг другу руки и вынесли
вердикт: не верь глазам своим. В смысле, не верь глазам господина Чрагэна.
  Потом он заметил, что уже давным-давно пора обедать и что знания - это
великолепно, но без соответственной физической поддержки организм может
выйти из строя раньше, чем... Короче, я поспешно кивнул и полностью
согласился со всем высказанным и невысказанным. Потом поставил книгу на
место и пошел вместе с "академиком" обедать. Право слово, так было намного
проще, чем отказаться и выслушивать его поучительную (вернее, поучающую)
болтовню о том, что "это вам кажется, а на самом-то деле вам очень даже
хочется кушать".
  После обеда (который по времени больше напоминал ужин) я смог-таки
отвязаться от господина Чрагэна и ускользнуть в свою комнату. В подобных
условиях было нетрудно напомнить себе, что нужно ведь когда-то и работать.
Я извлек диктофон, бумагу, письменные принадлежности и занимался этим весь
вечер. В библиотеку я решил сегодня не возвращаться, потому что
подозревал: "академик" может устроить там засаду.
  Заработался, поэтому ужинать спустился поздно и, ни с кем из гостей так и
не повстречавшись, лег спать. К тому времени я, признаться, позабыл и обо
всех странностях Данкэна, и о Мугиде - даже о Карне. Я думал о том, как бы
выбраться отсюда невредимым и передать заказчику результаты своей работы.
И еще я думал о том, на что потрачу деньги, когда получу их.


  ДЕНЬ ТРЕТИЙ

  Конечно же за завтраком мне пришлось вспомнить обо всем. Данкэн смотрел
на меня глазами величиной с порядочное блюдце каждый и так выразительно
подрагивал бровями, что и самый непроходимый тупица мог догадаться:
журналисту не терпится закидать меня вопросами. Я, впрочем, посмотрел на
него не менее выразительно и состроил при этом такую рожу, что Данкэн тут
же прекратил все эти мимические упражнения и занялся едой. Очень вовремя,
потому что толстуха с крашеными волосами и чета Валхирров уже начали
пялиться на нас.
  Когда все выходили из зала и спускались в комнатку для повествований,
журналист, естественно, вцепился в меня и с тяжелым выдохом спросил:
  - Ну что?
  Со стороны послушать - всякие гадости в голову лезть начнут. Про
сексуальных извращенцев.
  - Что "что"?! - прошипел я. - Желаете слышать отчет о проделанной работе?
Не будет вам отчета! Ничего я не узнал, понятно! А вы ожидали, что я стану
бегать по "Башне" и приказывать всем немедленно встать на уши?
  - Успокойтесь, - попросил Данкэн, и в голосе его прозвучала нотка
усталости. - Не нервничайте так.
  - Я - не нервничаю. И не понимаю, с чего бы вдруг нервничать вам.-
Лицемерие, конечно, но пускай хоть немного успокоится. Еще свихнется, а
мне потом всю жизнь мучаться и себя винить. - Ведь мы здесь не навечно.
Пройдет несколько дней, закончатся повествования, и я с вами распрощаюсь,
чтобы никогда больше не встретиться. Так что навсегда подпасть под мое
дурное влияние вам не грозит. А уж здесь я постараюсь воздержаться от
необдуманных высказываний. Довольны?
  Он обреченно вздохнул:
  - Нет.
  Псих. По-моему, процесс уже пошел. Нужно будет справиться у слуг о
медпункте. Клиент готов, так сказать.
  - Почему же нет?
  - Потому что это ведь не решает проблемы.- Данкэн словно объяснял
прописную истину пятилетнему умственно отсталому мальчонке. Мне то есть.
  - А вам нужно непременно посадить меня под стеклышко и исследовать,
желательно - с детальным расчленением? - Я начал постепенно выходить из
себя.
  - Да нет же! Я...
  Дальше договорить нам не дали. Мы оказались в повествовательной комнате,
а здесь было слишком тесно для подобных разговоров. И так уже на нас стали
поглядывать.
  Ладно, договорим...


  ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРЕТЬЕ

  - Ладно, поговорю с ним, когда вернусь.- Руалнир был недоволен, но
старался этого не показывать. Да мало ли из-за чего принцу не удалось
приехать в Гардгэн, чтобы попрощаться с отцом. Ничего страшного.
  Армахог, верховный главнокомандующий армии Ашэдгуна (иными словами -
старэгх), отрывисто кивнул, не отводя глаз от занавесей на окне. Армахогу
было неловко. Он знал, что Руалнир расстроен поступком сына, но ничем
помочь правителю не мог. Оба они чувствовали неловкость ситуации, но не
говорили об этом. Настоящим мужчинам не нужны слова, которые суть форма.
Женщины предпочитают играть формами, мужчины умеют молчать о содержании.
  - Пора, - вздохнул Пресветлый.
  Все было готово, и он отправился бы в Хуминдар часом раньше, но тянул
время и надеялся: а вдруг сын просто опаздывает. Дальше ждать не имело
смысла. И так понятно: Талигхилл не приедет. Жаль, конечно, но - ничего
страшного.
  - Съезди в усадьбу и передай ему письмо, - напомнил Руалнир.
  Армахог заверил Пресветлого, что обязательно передаст. Сегодня же
отправится. Правитель рассеянно кивнул - мысли его уже были далеко отсюда.
  Пресветлый и старэгх вышли из комнаты и спустились по широким ступенькам
во двор, где недовольно взмахивали хвостами заждавшиеся кони и отирали пот
люди. К Руалниру подвели жеребца, Пресветлый вскочил в седло и оглядел
процессию.
  - В путь! - скомандовал он зычным голосом.
  Процессия зашевелилась, постепенно выползла из дворцового дворика и
устремилась к парадным воротам. Те с легким, еле слышным скрипом
распахнулись, и делегация Ашэдгуна выехала на улицы столицы.
  Этого Армахог уже не видел. Он велел конюху седлать жеребца и отошел в
сторонку, чтобы не стоять на пути у снующих туда-сюда слуг. Этот пожилой
вояка с длинными обвислыми усами и копной рыжих, как грива матерого льва,
волос когда-то начинал службу в войске простым пехотинцем и помнил, что
жизнь простолюдина достаточно тяжела. Он достиг своего нынешнего положения
в государстве собственными силами и поэтому знал цену куску хлеба и мягкой
постели, знал даже в большей степени, чем некоторые из придворных
финансистов.
  А еще Армахог знал, что на душе у него сейчас неспокойно. Ему не
нравилось то, что Руалнир должен ехать к новому правителю Хуминдара, о
котором, к удивлению, ничего толком не известно. Все ашэдгунские
осведомители как-то в одночасье заболели или пропали, а официальных данных
было слишком мало. Слишком мало!
  Армахог неодобрительно покачал головой, вспоминая о поступке наследного
принца. Старэгх не сомневался: неотложных дел у Талигхилла на сегодня не
было. В чем же тогда причина его отсутствия?
  Конюх подвел взнузданного и оседланного жеребца, Армахог кивком
поблагодарил и вставил ногу в стремя.
  /смещение во времени и в пространстве, оно бьет по глазам и выжигает на
сетчатке прямые параллельные линии - рисунок фантастического пера/
После завтрака Талигхилл снова сел играть. Раф-аль-Мон сегодня выглядел
воодушевленным, он несколько раз взмахивал руками и увлеченно принимался
что-то объяснять, но потом ловил удивленный взгляд принца и
останавливался. Пресветлый, наоборот,- чувствовал себя мерзко, но не
понимал, что же стало причиной подобного настроения.
  Они закончили партию, и Талигхилл, разумеется, проиграл. Глупо было
ожидать чего-либо другого, ведь так?
  Старик задумчиво пожевал губами, повертел в руках фигурку латника с
воздетым кверху мечом и спросил:
  - Знаете, господин, в чем ваша ошибка?
  - Нет, - покачал головой Талигхилл. - Но буду весьма признателен, если ты
объяснишь мне.
  - Вне всякого сомнения, - пробормотал торговец, - вне всякого сомнения.
  Потом он вздрогнул, словно вспомнил, где находится и с кем разговаривает.
  - Вы, господин, - пояснил старик, - дорожите каждым своим воином,
печетесь о части, а в результате теряете целое. - И Раф-аль-Мон
схематически показал, как шел бой и в какие моменты принц поступил так,
как поступать не следовало.
  - Теперь понимаете?
  Талигхилл кивнул, хотя совсем не был в этом уверен. Махтас оказался более
сложной игрой, чем представлялось на первый взгляд, но и более интересной.
  - Еще партию?
  - Как будет угодно Пресветлому, - поклонился старик.
  Вторую схватку Талигхилл проиграл значительно быстрее и с меньшими
потерями со стороны противника.
  - Еще?
  Раф-аль-Мон сокрушенно прицокнул языком:
  - Я очень сожалею, но неотложные дела вынуждают меня отказаться. Если
будет угодно Пресветлому, я вернусь несколько дней спустя, дабы продолжить
обучение, но сегодня обстоятельства заставляют меня покинуть вас.
  Раздраженным взмахом руки принц отпустил торговца. Потом, когда тот был
уже у самой двери, неожиданная мысль пришла в голову Талигхиллу.
  - Скажи, а откуда у тебя эта игра?
  - Мне очень жаль, мой принц, но я не имею права говорить об этом, -
дрогнувшим голосом сказал торговец. - Позвольте мне не отвечать вам.
  - Ступай.
  Все равно ведь не ответил бы. В лучшем случае солгал бы.
  Талигхилл отхлебнул из стакана и принялся расставлять на игровом поле
фигурки, чтобы начать новую партию - с самим собой. В это время рядом
возник Домаб. Он неодобрительно покосился в сторону махтаса и подчеркнуто
холодным тоном сообщил:
  - К вам Армахог, Пресветлый. С письмом от вашего отца.
  - Пускай войдет, - велел Талигхилл, не отрываясь от своего занятия. - И
справься, обедал ли он. Если нет - пускай накроют стол на двоих.
  - А если да, господин?
  - А если да, тогда принесут что-нибудь легкое на веранду. Тоже на двоих.
И кстати, пускай выпустят Раф-аль-Мона, со слугами и с распиской на
получение денег за махтас.
  - Как будет угодно Пресветлому.
  Так бы и запустил чем-нибудь тяжелым в эту морду! Как же он надоел мне со
своими вечными заботами!
  Армахог вошел на веранду, звякая шпорами, и встал неподалеку от принца,
вытянувшись и ожидая, пока на него обратят внимание. То, что старэгх
позволял себе в беседе с правителем, того он не позволял при встречах с
принцем. Талигхилл умел быть заносчивым и жестоким, словно вознамерился
доказать всему миру, что он - наследный принц. Ему невдомек, что и так все
об этом знают, даже чересчур хорошо.
  Поставив очередного латника на надлежащую клеточку, Пресветлый обернулся
и жестом пригласил Армахога садиться.
  - Домаб сказал, вы с письмом от отца, - заметил он.
  - Да, Пресветлый, - подтвердил старэгх. - Правитель был очень... удивлен
тем, что вы не приехали попрощаться с ним. Он ждал вас целый час сверх
срока, а не дождавшись, попросил передать это письмо.
  - Благодарю вас, Армахог.- Порази меня молния, если я стану оправдываться
перед ним. - Ну-ка, ну-ка.
  Талигхилл принял от старэгха запечатанный пергаментный листок, сорвал
сургуч и развернул послание. На миг оторвавшись от чтения, он поднял
кверху правую бровь:
  - Кстати, ты не голоден?
  - Нет, Пресветлый. Благодарю вас, но я сегодня уже завтракал.
  - Ну что ж, как знаете.- Принц снова вернулся к прерванному чтению.
  В письме отец был довольно сдержан. Он просил Талигхилла на время
отсутствия правителя переехать во дворец. Странно, ведь мы уже говорили об
этом и решили, что такие меры не понадобятся. Харлин справился бы со всем
сам, а наиболее важные вопросы посылал на рассмотрение мне сюда. Еще отец
писал о всяких мелочах, но в общем был краток.
  Талигхилл отложил письмо и недовольно покачал головой. Он не хотел
переезжать в Гардгэн - там было еще жарче и противнее, чем в усадьбе. И
потом - игра...
  - Да, Армахог... - небрежно произнес принц, - если вы не голодны и не
торопитесь, может быть, сразитесь со мной пару раз в махтас?
  Старэгх неодобрительно покосился на игровое поле, но смолчал. Он
догадывался, что не позволило наследнику приехать во дворец, чтобы
попрощаться с отцом. И это ему не нравилось.
  - Почту за честь, Пресветлый.
  - В таком случае я познакомлю вас с правилами, - с облегчением в голосе
вымолвил Талигхилл. Его совсем не прельщала перспектива играть в одиночку,
а случай сам предоставил партнера. Старэгх - кто еще более подходит для
того, чтобы оттачивать мастерство игры?
  Принц стал объяснять.
  /еще одно смещение - неожиданное, как вспышка молнии/
В усадьбу Пресветлых Раф-аль-Мон приехал в карете. Здесь и сейчас кареты
были не в моде, но ему больше нравились они, нежели паланкины. Кроме
прочего, передвижение в экипаже отнимало меньше времени, а иногда это
могло сыграть решающую роль. Как, например, в данном случае.
  Раф-аль-Мон ждал, устроившись на мягком сиденье, пока его слуги запрягали
коней, и в очередной раз перечитывал расписку. Сумма, указанная в ней,
должна была изрядно удивить придворного казначея. Не исключено, что она
удивит некоторое время спустя и самого принца. Но к тому времени
Раф-аль-Мон планировал оказаться далеко от Гардгэна. Да и не будет тогда у
Талигхилла времени, чтобы разыскивать старого торговца,- другие заботы
лягут на пресветлое чело.
  Раф-аль-Мон выглянул в окошечко кареты и скрипучим голосом окликнул слуг:
  - Поживее, поживее, сожри вас демон!
  Главный из них, сухощавый Джулах, торопливо подошел и отвесил земной
поклон:
  - Все готово, господин.
  - Тогда чего же вы ждете, бездари? В путь! Немедленно в путь, - велел
торговец, захлопывая окошечко перед самым носом слуги.
  Карета покачнулась и тронулась с места. Выехала из конюшни, прогремела по
мощеной дорожке, ведущей к главным воротам усадьбы, миновала их и запылила
по тракту.
  Домаб, наблюдавший за отбытием торговца и слышавший его последние слова,
недовольно дернул головой: "Интересно, куда он так торопится?"
Нужно было бы, конечно, рассказать об увиденном принцу, но тот ведь не
послушает. Талигхиллу словно вожжа под хвост попала. Домаб попытался
убедить себя, что слишком уж рьяно заботится о том, что не входит в его
компетенцию, но убедить себя не удалось.
  Холодно.
  /снова смещение/
Карета Раф-аль-Мона въехала в столицу и направилась прямиком ко дворцу
Пресветлых. Задремавший во время пути торговец проснулся, стоило только
колесам начать подпрыгивать на булыжнике мостовой. Выругавшись вполголоса
и потирая ушибленное плечо, старик уселся поудобнее и выглянул в окошко.
  Экипаж подкатил к высокой каменной стене, опоясывающей холм, на котором
был построен дворец Пресветлых. Широкая мощеная дорога уходила за
массивные двустворчатые ворота. Над ними, на стене, возвышались караульные
будки, так искусно оформленные снаружи, что несведущему человеку казались
лишь украшениями стены. Но Раф-аль-Мон знал, что за узорами и лепниной
скрываются лучники, готовые при необходимости поразить цель размером с
ноготь мизинца. Сейчас эти лучники, вне сомнения, наблюдали за экипажем.
  Джулах соскочил со скамеечки позади кареты и подошел к воротам:
  - Многоуважаемый Раф-аль-Мон просит аудиенции у Харлина, дворцового
казначея.
  Ничто не свидетельствовало о том, что слова Джулаха были услышаны, но
ворота начали открываться. Карета въехала во двор и остановилась перед
двумя стражниками, взявшими лошадей под уздцы. Возница отложил кнут и
покорно спустился вниз. То же делали и остальные слуги - кто слезал, как
Джулах, со скамеечки позади кареты, кто спешивался и придерживал фыркающих
коней.
  Джулах с поклоном открыл дверцу, и Раф-аль-Мон ступил на камни
внутреннего дворика, щурясь от послеполуденного солнца, бившего в глаза
особенно ярко. Он осмотрелся и сделал знак стражнику, который, видимо, был
за главного.
  - Мне нужно увидеться с господином Харлином, - произнес торговец голосом,
не допускавшим каких-либо возражений.
  - О вас доложат, господин, - невозмутимо ответил стражник, передавая
поводья подоспевшему конюшему. - Прикажете выпрячь коней?
  - Нет, - угрожающее проскрипел Раф-аль-Мон. - Прикажу провести меня к
господину дворцовому казначею. У меня нет времени - я слишком тороплюсь,
чтобы...
  - И тем не менее вам придется подождать, - оборвал его стражник. - Не я
писал эти правила, господин. И они одинаковы для всех.
  Торговец недовольно покачал головой и вернулся в карету, проклиная все на
свете. Он не любил задержек, подобных этой.
  После ожидания, показавшегося старику невыносимо и неоправданно долгим,
явился слуга - он передал соизволение господина дворцового казначея на то,
чтобы допустить к нему гостя. Раф-аль-Мон снова выбрался из кареты и
зашагал во дворец, сопровождаемый двумя стражниками. Во дворике к тому
моменту их набралось достаточно, чтобы сдержать атаку много большего
количества людей, чем было слуг у торговца. Торговец не мог не отдать
должное профессиональному уровню охраны дворца.
  Это, впрочем, не уменьшило его раздражения. Раф-аль-Мон вышагивал по
разноцветным плиткам пола, словно охваченный похотью журавль, высоко
вздымая длинные ноги и покачиваясь всем телом. Старик знал, что со стороны
это выглядит не лучшим образом, но ничего не мог с собой поделать. Он
нервничал... потому что он нервничал.
  Харлин сидел в большой комнате, заполненной столами и людьми; люди
постоянно что-то говорили, перелистывали или писали. Над их головами,
словно невидимое облако, висело ровное гудение осиного гнезда. И
Раф-аль-Мон сейчас сунул в это гнездо свою руку.
  Дворцовый казначей был невысоким пожилым человеком с намечавшейся лысиной
и прочерками седины - отметинами, которые оставил на нем возраст. Одевался
Харлин неброско, но удобно: одеяние не стесняло движений, хотя и не
спасало от жары, которая царила в эти дни повсюду. Пот, выступавший время
от времени на испещренном морщинами лбу, дворцовый казначей вытирал
шелковым платком без узоров и надписей.
  На вошедшего торговца сперва никто не обратил внимание, и, лишь когда
один из сопровождавших его стражников подошел к Харлину и что-то прошептал
на ухо, дворцовый казначей оторвался от бумаг и направился к визитеру. При
этом с лица его ни на миг не сходила усталая озабоченность. На
Раф-аль-Мона Харлину явно было наплевать, и только необходимость (а скорее
всего - отсутствие весомых причин для отказа) вынуждала его принять
торговца.
  - Приветствую вас, - холодно бросил казначей, вперив свой тяжелый взгляд
в старика. - Мне сказали, вы желаете говорить со мной.
  Раф-аль-Мон неопределенно кивнул и протянул Харлину расписку принца:
"Подателю сего..." Гово