аф-аль-Мона за локоть и повел к
выходу.
  Они перешли на веранду и удобно разместились в легких плетеных креслах.
Вскоре появились носильщики с поклажей, и торговец попросил, чтобы ему
выделили широкий устойчивый стол.
  Когда внесли стол, Раф-аль-Мон поднялся и стал сам распаковывать свертки,
заявив, что не доверяет носильщикам - те могут случайно что-нибудь сломать.
  Появилась знакомая уже Талигхиллу игровая доска, расчерченная на
правильные восьмиугольники, а на ней начали выстраиваться фигурки воинов,
башен, боевых зверей и прочее. Принц завороженно следил за действиями
старика, с нетерпением ожидая, когда же наконец начнется сама игра.
  Наконец все было расставлено, Раф-аль-Мон достал трубчатый футляр из
мягкой кожи и принялся извлекать оттуда толстенный свиток - "Свод правил
для игры в махтас". Талигхилла буквально переполняло желание поскорее
приступить к игре. Он поплотнее запахнул халат на груди и в который уже
раз поменял положение в кресле.
  Раф-аль-Мон неторопливо опустился на свое место, пролистал несколько
страниц, пожевал губами и поднял задумчивый взгляд на Пресветлого:
  - Ну что же, начнем?
  Талигхилл кивнул - как он надеялся, не слишком порывисто.
  - Вне всякого сомнения, - сказал торговец, - наилучший способ обучения -
немного понаблюдать за тем, как буду играть я.
  - Один?
  - Я же говорил, что в махтас можно играть и в одиночку, - ответил старик.
  - Итак, приступим.
  /небольшое смещение во времени - словно перед глазами провели
разноцветным пером; на мгновение на сетчатке (или что это там?) остается
яркий след/
  - Не изволят ли Пресветлый и его гость пообедать?
  - Потом, Домаб, потом. Чуть позже. Так что же делать, если тебя окружили,
а подмога находится на расстоянии шести клеточек?..
  /снова смещение, такое же неожиданное и яркоцветное/
Громкий стрекот цикад. Многочисленные свечи рассеивают тьму вокруг
игрового поля и двух склонившихся над ним людей. Глаза у принца азартно
сверкают, он что-то говорит, и старик кивает в ответ, передвигая фигурку
боевого пса. У входа на веранду стоит Домаб и сокрушенно качает головой:
  - Уже скоро полночь, принц. Вы же не ели с самого утра.
  Талигхилл рассеянно поднимает на него взгляд:
  - Что? Ты прав, Домаб, не ел... Чуть позже, хорошо?
  Раф-аль-Мон мягко накрывает руку принца своей:
  - Вам нужно поесть, Пресветлый. И мне тоже.
  - ...Х-хорошо, - соглашается тот. - Хорошо, идем есть. Но мы ведь не
закончили партию.
  - Закончим, - обещает Раф-аль-Мон. - Только чуть позже. Например, завтра
утром.
  - Почему же завтра утром? - недовольно спрашивает Талигхилл. - Можно ведь
и после ужина.
  - Вне всякого сомнения, - кланяется торговец, настойчиво подталкивая
принца к выходу. - Вне всякого сомнения. Но, Пресветлый, я немного устал.
  - Устал? - поднимает кверху брови Талигхилл. - Что же, вот за ужином и
отдохнешь.
  Раф-аль-Мон переглядывается с Домабом и за спиной принца беспомощно
разводит руками. Управитель хмурится, но молчит.
  /яркоцветное перо перед глазами/
После ужина принц был вынужден поддаться на уговоры и позволить
Раф-аль-Мону отправиться спать. Старику постелили в гостевой спальне, а
слуг разместили в людской. Всем этим занимался Домаб, а Талигхилл, холодно
пожелав торговцу спокойной ночи, вернулся на веранду и снова сел рядом с
игральным полем. Кое-какие тонкости в правилах ускользнули от него, и
Пресветлый желал уточнить некоторые детали.
  Он взял в руки свиток с правилами и начал читать, но света от свечей было
недостаточно. Тогда Талигхилл отложил "Свод" в сторону и просто смотрел на
фигурки махтаса. Ему казалось, что стоит только отвернуться, и они оживут:
зазвенят маленькие клинки, вознесутся к небесам крики раненых и яростные
вопли одерживающих победу, заревут боевые слоны и зарычат псы.
  - Завтра уезжает твой отец.
  Талигхилл обернулся. У входа на веранду возвышался Домаб. Управитель был
в своем любимом халате с дикими вепрями: замер в дверном проеме и
разглядывал игральное поле.
  - Да, - кивнул принц. - Хорошо, Домаб. Спасибо, что сказал.
  - Ты не поедешь в Гардгэн, чтобы проститься с родителем? - В голосе
управителя проскользнула еле заметная нотка удивления.
  - Нет, разумеется, - раздраженно проговорил принц. - У меня же гость.
  Оправдываешься. Значит, чувствуешь за собой вину.
  - Но...
  - Домаб, отец ведь едет не на войну, - покачал головой Талигхилл. - Он
просто отправляется в Хуминдар, потому что там поменялась власть. Так
сказать, дипломатический визит - не опаснее, чем лесная прогулка на добром
коне. А у меня гость.
  - И махтас, - чуть слышно добавил управитель.
  - И махтас, - согласился принц. - Ты видишь в этом нечто позорное либо
недостойное для меня?
  Сам он мысленно поморщился - слишком уж вызывающе прозвучал вопрос. Но
отступать Талигхилл не привык. Я уже взрослый человек, а этот мужчина
говорит со мной так, словно я нашаливший малец. Пора пересмотреть свое
отношение к нему. Ведь я решил так еще вчера, верно?..
  - Нет, - прошептал Домаб. - Я не вижу. Моя беда как раз в том, что я не
вижу, но чувствую. Этот холод. Он не к добру.
  - Какой еще холод? - изумился Талигхилл. - Мухи вязнут в воздухе от жары.
Какой холод, Домаб?
  - Мой, - ответил тот. - Мой личный холод. Он предвещает что-то - что-то
нехорошее. Но я не знаю что. Скажи, Талигхилл, тебе не снилось
чего-нибудь... такого?
  - Не нужно начинать все сызнова.- В голосе принца зазвенела сталь... или
лед. - Я думал, мы вчера обо всем договорились.
Мне-не-снится-ничего-"такого"!
  - Да, - медленно кивнул управитель. - Прости. Как же я запамятовал?
Пресветлому постелить прямо на веранде?
  - Не стоит, - молвил Талигхилл. - Я предпочитаю ночевать в собственной
спальне.
  Домаб снова кивнул и ушел.
  Принц проводил его взглядом, в котором посторонний наблюдатель не заметил
бы и капли какого-либо чувства. Бесстрастность статуи - вот что было в его
глазах.
  Вот и хорошо. В конце концов, я ведь не маленький мальчик. И у меня есть
своя собственная голова на плечах.
  /только достаточно ли ее тебе?/
Последняя мысль была чужой, словно кто-то невидимый сидел внутри и ехидно
нашептывал Талигхиллу всякие гадости. Принц криво усмехнулся. Пускай.
Пускай шепчет, что ему угодно. А он все равно не позволит чему бы то ни
было вмешиваться в свою жизнь!
  Эта мысль тоже не совсем понравилась ему. Было в ней что-то
отступническое, словно он признавал существование своих пророческих снов
или даже Богов. Но, разумеется, все это чепуха.
  Лепестки. Тебе ведь сегодня ночью опять снились черные лепестки под
ногами. Именно поэтому ты так увлечен махтасом. Игра позволяет тебе
забыть. И именно поэтому ты сидишь здесь и не решаешься подняться в
спальню. Потому что знаешь: там тебя ждут сны с черными лепестками.
  Что за бред?!
  Талигхилл встал и сделал шаг к двери. Он ничего не боится и докажет это.
Самому себе докажет. А завтра выиграет у проклятого старика, обязательно
выиграет!
  Принц вошел в дом, но прежде, чем идти спать, заглянул в столовую и взял
со стола горстку печенья. Он проголодался за день - в этом можно было
признаться, хотя бы самому себе.
  Перекусив, Талигхилл вышел в гостиную. Уже почти без раздражения взглянул
на фигурку Оаль-Зиира и подумал, что в конце концов пусть Домаб ставит ее
куда угодно - это его дело. Но вывести Талигхилла из себя отныне будет не
так просто. Еще подумал, что нужно обязательно приказать, чтобы привели
наложницу - попышнее да поопытнее. Но это завтра, потому что сегодня он
чересчур устал и больше всего на свете хочет
/спать без снов/
просто поспать.
  Проходя мимо комнаты матери, остановился. Как могут люди быть настолько
глупыми, чтобы верить в Богов? Вспомнился Раф-аль-Мон за завтраком, его
молитва. Есть все-таки что-то неприятное в этом старике. Но он учит меня
игре - и потому полезен. В большей степени, чем постоянно пытающийся
управлять мною Домаб.
  Зашел к себе, закрыл дверь и плотно задернул шторы, наученный утренним
опытом. Потом опустился на кровать и взглядом скользнул по туфлям.
  Снова!
  Принц со смешанным чувством гадливости и ужаса отлепил от матерчатой
туфли черный листок и отшвырнул прочь, как ядовитую гадину.
  Погасил свечи и лег, но никак не мог заснуть. Мысль о том, что где-то
рядом, на ковре, лежит эта черная гадина, не давала покоя. Пришлось
вставать, на ощупь зажигать свет и искать черный листок. Когда принц нашел
его, он раздвинул шторы и вышвырнул в приоткрытое окно проклятый
/знак/
листок.
  Лишь после этого он смог наконец уснуть.


  ДЕНЬ ВТОРОЙ
 
В комнатке снова было шумно, как на рынке древнего Гардгэна. Правда,
сегодня никто не просил воды и не кричал так громко, как в прошлый раз. Да
и толстуха не задыхалась.
  Кроме того, молчал Данкэн. Эта перемена в нем была настолько странной,
что я даже не знал, радоваться мне или огорчаться. Когда подобные люди
молчат, жди чего-то на самом деле необычного. А мне сейчас только на самом
деле необычного не хватало - словно все, что случилось до того, было не
"на самом деле необычным".
  Журналист сидел слева от меня и непрерывно смотрел в мою сторону. Я
мысленно попытался разобраться: что же может быть не так? Надел что-нибудь
броское? Да вроде нет. И не тот это человек, чтобы смотреть во все глаза
на соседа лишь из-за того, что тот не так оделся. Тут бы в ход прежде
всего пошел язычок, но - в этом-то вся странность! - писака молчал, как
камни этих стен.
  Я повернулся, изрядно разозленный его взглядом, и намеревался выдать
что-нибудь резкое и колючее, когда журналист испуганно вскинул перед собой
руки и прошептал:
  - Молчите!
  - Что?
  - Умоляю вас, молчите! - повторил он, пристально глядя мне прямо в глаза.
Если Данкэн хотел, чтобы я по его взгляду почувствовал всю серьезность
сказанного, то он своего добился.- Молчите, я все вам объясню. Как только
выйдем отсюда, я вам все объясню. Объясню, только молчите, умоляю вас!
  Кажется, он зациклился.
  - Сейчас полдень, господа, - сообщил нам, поднимаясь с каменного трона,
Мугид. - Поэтому у вас есть время, чтобы немного отдохнуть и познакомиться
с башней поближе - конечно, кто желает этого.
  - Можно вопрос? - Это был сухенький низенький человечек, сильно
смахивающий на какого-то академика.
  - Слушаю вас, господин Чрагэн, - учтиво склонил голову повествователь.
  - Скажите, почему вчера мы внимали до позднего вечера, а сегодня сеанс
закончился раньше? - Человечек погладил свою маленькую бородку, потом
извлек из заднего кармана брюк носовой платок и промокнул блестящую от
пота лысину. В комнатке было жарко.
  - Ответ прост. Видите ли, господин Чрагэн, дело в том, что каждое
повествование похоже на отдельную историю. Ее нельзя разрывать и подавать
конец день спустя после того, как вы воспримете начало. Это только
повредит.- Интересно, что он имел в виду и кому может повредить "это"? -
Посему иногда наши сеансы могут длиться полдня, а иногда растягиваться на
сутки. Все зависит от того конкретного эпизода, который я должен буду
повествовать вам, чтобы во всей полноте описать историю ущелья.
  Слишком громко сказано. Не историю ущелья, а всего лишь ее малую часть.
Правда, единственную, более-менее заслуживающую внимания.
  - Еще вопросы, господа? - оглядел каждого из нас повествователь.
  - Вы говорили о знакомстве с башней.- Это поднялась со своего места
Карна. - А что именно здесь есть? На что вы посоветуете обратить внимание?
  - Она очаровательно улыбнулась и села.
  - Разумный вопрос, - довольно кивнул Мугид. - Но, господа, я не стану
рекомендовать вам что-либо конкретное. Ходите везде, где вам
заблагорассудится, и смотрите. Конечно, за исключением тех комнат, куда
вход посетителям запрещен.
  - А каким образом мы узнаем об этом? - поинтересовался пожилой, с виду
рассудительный мужчина в деловом костюме, с короткой стрижкой и гладко
выбритым подбородком. Он сидел рядом с женщиной, чуть моложе его, с
которой все время находился вместе,- видимо, с женой.
  - Узнаете, - неопределенно взмахнул рукой Мугид.
  - Ну что же... - сомневаясь, покачал головой вопрошавший.
  - Не переживайте, господин Валхирр, - успокоил его старик. - Вам с
госпожой Валхирр не грозит заблудиться или попасть в какое-нибудь тайное
место, каждый увидевший которое подлежит немедленному умерщвлению. Все
будет в порядке.
  Господин Валхирр натянуто улыбнулся. Я мысленно покачал головой:
лицезреть три совсем разные улыбки за столь короткий промежуток времени! И
еще молчащий Данкэн. Весьма насыщенный день.
  Мугид снова оглядел нас, словно воспитатель - малышей, раздумывающий,
выпускать их гулять или же не выпускать. Мне его взгляд, откровенно
говоря, не понравился, но после вчерашних слов я вполне мог судить
предвзято.
  - Ну что же, господа, - резюмировал наш повествователь. - Я прощаюсь с
вами до ужина. Обедать, скорее всего, мы будем в разное время - когда кто
пожелает. Просто приходите в Большой зал, а слуги позаботятся о вас.
Впрочем, - добавил он, помедлив, - думаю, с ужином у нас выйдет точно так
же. Поэтому до завтра, господа. Возможно, с некоторыми из вас мы сегодня
не увидимся.
  Я пожелал, чтобы сказанное прежде всего касалось меня - совсем не
хотелось лишний раз встречаться с этим человеком. На сегодня мне вполне
должно было хватить Данкэна с его сумасшествием.
  Тот уже вцепился клещом в рукав моей рубашки и волок прочь из комнатки. Я
только и успел бросить прощальный взгляд на Карну да вымученно ей
улыбнуться. Кажется, она не обратила на меня особого внимания, увлеченно
беседуя с толстухой и господином Чрагэном. Ну вот, еще одна улыбка. Просто
день фальшивых улыбок! Только Карна во всей нашей компании и улыбалась
открыто, без задних мыслей. Наверное.
  Данкэн стоял рядом, дрожа всем телом, словно загнанный конь. Не вызывало
сомнений то, что он тяжело болен. Больше всего это походило на лихорадку,
но я никогда хорошо не разбирался в хворях. Здесь для подобных целей
должен быть лекарь. Позже спрошу у... да нет, не у Мугида - у слуг. Они
наверняка знают.
  - Простите мне мое поведение, но вы долж... прошу, выслушайте меня. А до
тех пор ничего не говорите.
  Полно, да Данкэн ли это?!
  - Пойдемте.- Он так и не выпустил рукав моей рубашки. Я подумал о том,
что после сегодняшних приключений ее придется сменить - мятые рукава
всегда вызывали у меня легкое отвращение.
  Стоило мне воздеть кверху брови и открыть рот, чтобы просто спросить,
куда же он намеревается идти, как журналист побледнел и затрясся пуще
прежнего:
  - Умоляю, молчите!
  Я отодвинул вопрос подальше, в самый темный уголок памяти, и
поинтересовался у самого себя - с какой стати вообще все это делаю. Ответ
оказался до банального прост: мне было интересно.
  Поэтому я пообещал себе сдерживаться и пошел вслед за Данкэном, ведомый
им, словно хозяин - большой и непослушной собакой.
  К моему удивлению, наш путь лежал к входной двери. Журналист повернул
ручку, и дверь открылась, обдав нас волной свежего прохладного воздуха.
Кто-то из гостей оглянулся, чтобы выяснить, почему стало холоднее, но
дверь за нами захлопнулась, позади остались тепло и уют гостиницы (весьма,
кстати, относительный).
  - Так в чем же дело? - не выдержал я. Сильный ветер мгновенно растрепал
волосы на голове и надул рукава рубахи. - Какого демона?..
  - Помолчите! - умоляюще вскрикнул Данкэн. - Помолчите и дайте мне сказать!
  - Так говорите же! - прорычал я.
  Журналист уставился на меня выпученными глазами; в следующую секунду его
словно прорвало. Он говорил примерно так, как барабанит по клавиатуре
профессиональная машинистка.
  - Снова! Вы видите, это началось снова! Конечно, я сам виноват. Я довел
вас. И ведь знал же, что делаю, но не продумал все до конца. И вот теперь
- сызнова. Это началось с самого утра - помните, я не пришел на завтрак и
ждал вас всех уже внизу. А знаете, почему я не пришел? Отнюдь не из-за
того, что не был голоден или постился. Нет! Я просто не мог прийти.
Слышите! Я проснулся рано утром, оделся, а потом подошел к двери комнаты с
твердым намерением выйти оттуда и попасть в Большой зал. Что, вы думаете,
со мной произошло? Я не мог двинуться с места! Да-да, я не шучу и не
оговариваюсь! Я не мог двинуться с места. Но стоило мне только
развернуться и направиться к кровати, как мое тело снова начало слушаться
меня. Я попробовал еще раз выйти из комнаты. (Самое интересное, что этим
утром я уже покидал ее, когда посещал отхожее место.) Прежде мне это
удавалось, но теперь, как только я приблизился к двери, все мышцы мои
снова отказались повиноваться. И так несколько раз. В это время пришел
слуга и спросил, буду ли я завтракать. Кажется, я ответил что-то крайне
грубое, но - поймите меня! - я был растерян и даже испуган. Мне совсем не
улыбалось провести остаток своей жизни в этой растреклятой комнатушке. И
вот тут-то я вспомнил наш вчерашний разговор. Помните, вы сказали:
"надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся"?
  Я кивнул, но, кажется, журналист не обратил внимания. Данкэн тараторил
как заведенный, и я уже начал догадываться, кто его "завел".
  - Вот в этом-то все и дело! В этих ваших словах! Они вынуждали меня
оставаться в комнате. И теперь история повторяется снова: вы велели
говорить, и я говорю. Я хочу остановиться, но не могу этого сделать. И
наверное, не смогу, пока не закончу... Так вот, возвращаясь к сегодняшнему
утру. Когда я догадался, в чем дело, я решил проверить свои предположения.
Стоило только убедить себя, что я иду не в Большой зал, а вниз, чтобы
дожидаться там остальных, - и тело оставалось послушным мне до тех пор,
пока я не изменил свои намерения. Я поэкспериментировал некоторое время,
догадываясь, что уж его-то у меня предостаточно - вы как раз завтракали.
Потом я все-таки спустился на первый этаж и стал ждать там. Дальнейшее вам
известно.
  Он замолчал и облегченно вытер лоб. Хотя здесь, на площадке, было
холодно, Данкэн за время своего монолога изрядно вспотел.
  Я медленно отошел к парапету, не зная, что и сказать. Разумеется, я ни
секунды не верил в то, что способен управлять другими людьми при помощи
слов. В конце концов, раньше этого никогда не случалось, так с какой же
стати такой способности появиться теперь? Но и обвинить Данкэна во лжи я
не мог. Потому что он не лгал. И не разыгрывал меня. Он говорил правду и
искренне верил в то, о чем говорил. Другой вопрос: что же случилось с ним
на самом деле? Мысль о самовнушении я отбросил сразу. Не тот Данкэн
человек. Но что же тогда?! Я не знал. И если честно, не особенно желал
выяснять. Мне хватало забот и помимо всех этих новооткрывшихся
сверхъестественных способностей собственного организма.
  Журналист несмело кашлянул за моей спиной, а потом осторожно спросил:
  - Ну что?
  Я пожал плечами:
  - Не знаю. Вы уверены в том...
  Глупости. Конечно, он уверен.
  - Может быть, это действует только на меня? - предположил журналист.
  Я вздрогнул от резкого дуновения ветра и покачал головой:
  - Вряд ли. Вряд ли все это вообще может быть на самом деле.
  Данкэн вздохнул:
  - Не верите.
  - Верю. И все-таки этого не может быть.
  - Если желаете, давайте проверим, - предложил он с еле заметной дрожью в
голосе.
  - На ком? - поинтересовался я. - И зачем?
  Ну последнее-то понятно. Но вот на ком?
  - Хорошо, - кивнул Данкэн. Он встал рядом со мной у парапета и перегнулся
наружу, словно его тошнило. Да, наверное, примерно так он себя и
чувствовал в тот момент. - Хорошо. А что предлагаете вы?
  - Не знаю, - ответил я после долгого молчания. - Давайте подождем и
посмотрим.
  - На что?! - взорвался он. - На что посмотрим?!
  - Не знаю.- Кажется, я сегодня был крайне неоригинален. - Пойдемте-ка
лучше внутрь, пока мы еще не превратились в две ледяные статуи. Вдруг у
Мугида нет ледоколов?
  Данкэн повернулся к двери, и, когда наши взгляды на секунду пересеклись,
в его глазах я заметил страх. Интересно, а что отразилось в моих?..
  Внутри было тепло и пусто, только эхо далеких голосов бродило гд