один Мугид? - недоумевающе спросил я. - Что вы имеете в
виду?
  - Вы знаете, что я имею в виду, - с нажимом произнес старик. - Повторяю,
не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить. Бесполезное
занятие. Я бы даже сказал, вредное.- С этими словами он легонько
подтолкнул меня к выходу и, словно в насмешку, произнес: - Приятного
аппетита, господин Нулкэр.
  - И вам того же, - сказал я, не поворачивая головы. - Но я не понимаю...
  Сзади заскрипела дверь, и твердые шаги застучали по камням, удаляясь
прочь.
  Я оглянулся. Повествователь не шел вместе со всеми к лестнице, он
приблизился к одному из гобеленов, откинул матерчатый прямоугольник и
исчез в проеме за ним.
  Что он имел в виду?
  - Вы идете, Нулкэр? - Это была Карна.
  - Разумеется, иду.- Я помахал ей рукой и стал подниматься на второй этаж,
к нашему ужину. Пока поднялся, понял, что зверски голоден, и поэтому не
сразу обратил внимание на то, что Мугид уже сидел во главе стола. Но он же
остался внизу! Наверное, какой-то скрытый лифт.
  Конечно, это была полнейшая ерунда - насчет лифта, но ничего более
разумного на тот момент в голову мне не пришло. Я откинул все загадки этой
таинственной "Башни" и вплотную приступил к еде. Об остальном у меня будет
время подумать и после.
  Когда все поужинали и медленно расправлялись со сладким, повествователь
встал, сообщил нам, что завтрашний сеанс начнется примерно тогда же, когда
и сегодняшний, после чего пожелал всем спокойной ночи и удалился. Я
проводил его пристальным взглядом, но старик так и не обернулся. "Не
вглядывайтесь чересчур пристально". Да пошел он!..
  Он-то пошел, но я остался - и снова угодил в лапы к журналисту. Писака
прикоснулся к моему рукаву, желая обратить на себя внимание, и заговорил:
  - Знаете, мне кажется, вы все еще сердитесь на меня. Наверное, я не имел
права задавать вам те вопросы и так настырно требовать на них ответа, но...
  Я едва удержался от того, чтобы не прокомментировать: в конце концов,
человек пытается извиниться.
  - Эта дурацкая обстановка, - он обвел вилкой зал и растерянно покачал
головой, - эти псевдофакелы, псевдогобелены и псевдобашня - они произвели
на меня странное впечатление. Вот и цеплялся вчера, как репей. Мне
показалось, вы тоже почувствовали... Простите - снова возвращаюсь ко
вчерашней теме. Да, кстати, я ведь до сих пор не представился. Ваше-то имя
я знаю - поделилась Карна, - а вы мое - нет. Данкэн, журналист, пишу для
нескольких столичных изданий, в том числе и для...
  - Прошу прощения, что перебиваю вас, - вмешалась подошедшая Карна. -
Просто хотела пожелать вам спокойной ночи и приятного времяпрепровождения.
  Она очаровательно улыбнулась и ушла, сопровождаемая слугой. Я мысленно
выругался. Опять Данкэн влез со своей беседой в самый неподходящий момент.
Он, кажется, почувствовал перемену в моем настроении, потому что прервал
себя на полуслове и сокрушенно покачал головой:
  - Знаете, Нулкэр, иногда мне кажется, что я зря ввязался во все это.
  - Во что "это"? - Похоже, в моем голосе все-таки проскользнула нотка
раздражения. - И почему вы считаете своим долгом признаться во всем "этом"
именно мне?
  - А кому еще? - чуть вызывающе спросил он и снова обвел вилкой зал,
указывая на расходящихся потихоньку гостей. - Кому? Той толстухе, что
тряслась после первого же сеанса взбесившимся студнем? Или во-он тому
очкарику, который только и делает, что нервно поправляет свои нелепые
стекляшки и пялится на все, словно рыба из аквариума? Или, может, этому
старичку, напоминающему генерала в отставке? Уверен, после
второго-третьего сеанса половина из них умчится отсюда, даже не взяв
компенсационных денег. А половина оставшихся начнет тихо сходить с ума.
  - Тогда расскажите Карне, - посоветовал я. - Или ее вы тоже относите к
людям второго сорта?
  Данкэн покачал головой:
  - Во-первых, я не говорил, что считаю их людьми второго сорта. Просто
нервная система у некоторых послабее, чем нужно для всех этих
повествований. А во-вторых, я уже рассказал Карне.
  - И?..
  - И она поняла меня. И даже сказала - демон меня забери! - что она
почувствовала нечто подобное, когда поднималась вчера по лестнице - и
потом, позже.
  Я вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать его, надеясь таким
образом хоть немного успокоиться. Разговор приобретал несколько абсурдную
окраску.
  - Подождите. Что "нечто подобное" ей привиделось? И почему вы
рассказываете обо всем этом мне?! Почему?! - демон вас забери!
  - Потому что я не могу держать все это в себе! - отчаянно прошептал,
наклонившись почти к самому моему лицу, Данкэн. - Вот почему! Потому что я
боюсь - и сам не знаю, чего именно.- Неожиданно он откинулся на спинку
стула и покачал головой: - Что же касается "чего-то подобного", то, думаю,
вы сами прекрасно понимаете, что я имел в виду.
  - Нет! - прорычал я, взбешенный. - Я не какой-нибудь растреклятый
Пресветлый с даром чтения мыслей, и я не понимаю того, о чем не говорят в
открытую и даже думать боятся! Вы псих, Данкэн, просто молодой человек с
расшалившейся фантазией, навыдумывавший демоны знает какой чуши и
пытающийся теперь спастись от нее, рассказывая о ней другим! Боги, вам
что, мало повествований?! Зачем еще нагнетать и без того тяжелую
атмосферу, скажите на милость?! Неужели только затем, чтобы можно было
написать крутой "репортаж из проклятой башни"?
  - Вот! - сказал он внезапно, тыкая вилкой в опасной близости от моих
глаз. - Вот! Вы только что сами признались.
  - В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!
  - В том, что здесь тяжелая атмосфера, - заявил он, невозмутимо уставясь
на меня своими блестящими глазами. - И теперь вам не отвертеться.
  И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я
рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его
удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись,
похлопал его по плечу и встал:
  - Если желаете - если вам будет от этого легче, - я готов тысячу раз
повторить: "здесь тяжелая атмосфера". Вы довольны, дружище? Надеюсь, что
да, потому что больше мне нечем вам помочь. Привет! Надеюсь, за завтраком
мы с вами не увидимся.
  С этими словами я развернулся и вышел прочь из зала. Сумасшедший день и
достойное его завершение.
  В комнате было невыносимо холодно. Когда я уходил, забыл закрыть окно
заглушкой, и теперь ночной воздух пробирался внутрь, остужая простыни и
одеяла. Выругавшись, я поднял прислоненную к стене заглушку и плотно
притиснул ее к окну. Ужасно хотелось спать, и веки не желали слушаться
моих команд. Но спать было еще рано.
  Я раскрыл сумку, достал оттуда диктофон и принялся за работу. Кроме того,
нужно было сделать хотя бы пару эскизов, пока изображения свежи в памяти.
Почему-то казалось, что впереди меня поджидают тяжелые деньки с минимумом
свободного времени, а при таком раскладе, как правило, то, что не
фиксируешь сразу, потом очень быстро и безвозвратно забывается.
  Закончил я только через пару часов, забрался под одеяла и на ощупь
потушил свет. Конечно, нужно было еще обдумать все случившееся после
повествования, и обдумать серьезно, - но сил на это уже не было. Сон
проникал в меня, и оставалось только надеяться, что в нем не будет никаких
черных лепестков и сумасшедших журналистов. Впрочем, если бы нужно было
выбирать между тем и другим, я бы, наверное, выбрал лепестки.


  ДЕНЬ ВТОРОЙ

  Меня разбудили еще раньше, чем вчера. Слуга бесстрастным голосом сообщил,
что пора завтракать и что сразу после завтрака начнется повествование, так
что, если я не хочу его пропустить, лучше поторопиться. Я не стал
уточнять, что именно "если я не хочу пропустить" - завтрак или
повествование, - просто сполз с кровати и начал одеваться. Я не желал
пропускать ни того ни другого.
  Спустившись в Большой зал, с некоторым удовольствием заметил, что за
столом собрались не все. Вот Данкэна, например, нет. Мелочь, а приятно.
Небось спит без задних ног после вчерашних откровений. Наверное, и напился
еще, как сапожник.
  Я опустился на стул с львиными лапами вместо ножек и улыбнулся Карне:
  - Привет! Как спалось?
  Она мило сморщила носик:
  - Спасибо, не очень. В этих комнатах или слишком жарко, или слишком
холодно. Вчера мерзла всю ночь под одеялами, а сегодня - наоборот.
Почему-то кажется, что отчасти в этом виновато давешнее повествование.
  - Не исключено, - согласился я, накладывая себе салат. - Помните, как
вчера сразу после него всем захотелось пить?
  - Точно. Я тогда еще удивилась, а потом забыла - столько было впечатлений.
  - Да, - кивнул я, - впечатлений предостаточно.
  Даже больше, чем хотелось бы.
  - Кстати, вы не видели Данкэна?
  Я покачал головой:
  - Нет. Мы расстались с ним вчера, и с тех пор - не имел чести. А что?
  - Да ничего в общем-то. Просто я подумала, что он - единственный, кого
сегодня нет за столом. Странно, не так ли?
  - Ну, эта странность - ничто по сравнению с ним самим, - ответил я,
немного злорадствуя. - Он ведь сам - одна большая ходячая странность.
  - Он не понравился вам, - констатировала Карна. - Почему?
  При этом она пытливо посмотрела на меня, словно хотела увидеть, когда я
скажу неправду.
  - Данкэн говорит странные вещи, - осторожно произнес я. - Неприятные и
непонятные вещи. Вчера мне показалось, что он немного не в себе.
Психически неустойчивый человек.
  - Может быть, - задумчиво прошептала девушка. - Может быть, вы и правы.
Но все-таки почему его нет с нами? Странно.
  Мы завершили завтрак в молчании, и я готов был побиться об заклад, что
Карна все время думала об этом проклятом писаке. Подобные мысли
раздражали, но я напомнил себе, что нахожусь здесь не затем, чтобы
ухлестывать за молоденькими девушками. Даже если они демонически хороши. В
конце концов, стоит мне закончить это дело, как отбою от них не будет.
Тогда ничто не помешает отыскать Карну и попробовать продолжить все в
совершенно другой обстановке.
  От этих мыслей меня оторвали - кто-то меня толкнул. Я обернулся, почти на
сто процентов уверенный, что это появилась наконец наша пропажа -
растреклятый Данкэн. Но это был не он. Это была та самая толстуха с
крашеными завитыми волосами - та, которую успокаивала вчера Карна. Видимо,
дама чересчур увлеченно орудовала вилкой с ножом и не рассчитала силу
замаха на тот искромсанный кусок мяса, что лежал в ее тарелке. Теперь
женщина приложила к своей необъятной груди ладонь и начала извиняться. Я
уверил ее, что все это сущие пустяки, и поспешил отвернуться. Паршивое
настроение. Сегодня, похоже, решающий день. Нужно быть внимательным и
собранным и не отвлекаться на мелочи... Где же этот Данкэн?
  Толстуха что-то лепетала у меня под ухом. Кое-кто стал даже
оборачиваться, чтобы посмотреть, что происходит.
  Я взглянул на Мугида. Тот сидел прямой, словно наглотался шпаг, и
бесстрастный, как скала. Казалось, он и не думал вести нас в ту комнатку.
А толстуха все не переставала болтать.
  Когда мое терпение уже готово было подать в отставку, старик поднялся и
попросил всех следовать за ним. Я вздохнул с заметным облегчением и чуть
ли не бегом покинул зал. Карна, как это ни удивительно, осталась позади и
даже поддержала беседу с той надоедливой теткой. Я велел себе не обращать
внимания - есть цель поважнее.
  Внизу у гобеленов нас поджидал Данкэн - эту долговязую подвижную фигуру
было трудно не узнать. Он выглядел так, словно его шарахнули по голове
чем-то тяжелым. Другими словами, внешне начал наконец-то соответствовать
своему поведению.
  Стоило ему заметить нас, журналист нервно дернулся, замер в
нерешительности, а потом шагнул навстречу всей честной компании.
  - Доброе утро, господин Данкэн, - поприветствовал его Мугид. - Вы решили
сегодня не завтракать?
  - Да, - пробормотал тот, краснея. - Решил.
  Никогда бы не подумал, что этот хлыщ умеет краснеть, но не верить
собственным глазам не было никакой причины.
  Все вошли в комнатку и разместились там же, где и вчера. Данкэн при этом
сидел, отодвинувшись от меня настолько далеко, насколько смог, и бросая
время от времени в мою сторону настороженные взгляды. Кажется, он
окончательно сошел с ума.
  - Начнем, господа, - проговорил Мугид, усаживаясь в каменное кресло. -
Все ли чувствуют себя в состоянии внимать?
  Мы закивали, и он...


  ПОВЕСТВОВАНИЕ ВТОРОЕ

  - Он пришел уже давно, Пресветлый. Просто никто не решался вас будить.
  Талигхилл нетерпеливо вздохнул и покачал головой. Разумеется, они не
решались его будить! Раф-аль-Мон уже давным-давно ждет его, а они не
решались его будить!
  Принц энергично откинул край одеяла и начал одеваться. Слуги сунулись
было помочь, но Пресветлый свирепо глянул, и те отошли в сторонку, больше
на подобное не претендуя. В этой скучной жизни хотя бы привилегию
одеваться самостоятельно Талигхилл оставлял за собой. Отец ворчал, что это
блажь, но ему-то легко говорить. Руалниру было чем заняться, все-таки он -
правитель. Конечно, это означало прежде всего колоссальные заботы, но
лучше заботы правителя, чем ничегонеделание наследного принца. Талигхилл
считал именно так. И поэтому, даже торопясь, он одевался самостоятельно.
Да и кто сказал, что слуги оденут вас быстрее?
  - Велите, чтобы накрывали на стол и пригласили господина Раф-аль-Мона
позавтракать вместе со мной.
  Один из слуг низко поклонился и исчез за тихонько скрипнувшей дверью.
Принц, щурясь от яркого света, залившего всю спальню, разбирался с
шелковыми штанами. Черное пятнышко на них вызвало волну раздражения, но
менять одежду уже не было времени. Талигхилл наконец попал ногами в
штанины и прорычал:
  - Да задерните же хоть немного шторы, вы, изверги!
  Слуги бросились исполнять приказ и перестали на него пялиться так, словно
за последние несколько лет одевающийся принц был для них самым
впечатляющим зрелищем.
  В результате он справился с одеждой и сбежал по лестнице, на ходу
запахивая халат и чувствуя, как под ложечкой посасывает от нетерпения.
Махтас уже был где-то здесь, и принцу больше всего на свете хотелось
сейчас же приступить к игре. Но, к сожалению, существовали еще такие
условности, как необходимость позавтракать. В животе капризно заурчало,
подтверждая то, что да, позавтракать было бы неплохо.
  Спускаясь, принц скользнул взглядом по фигурке Оаль-Зиира и недовольно
скривился. "Боги"! Что Домаб понимает в Богах? Что вообще кто-либо из них,
"верующих", на самом деле знает о предмете своей веры?
  Эти мысли настолько не соответствовали радостному и солнечному утру, что
принц отпихнул их подальше и благополучно обо всем забыл. До урочного часа.
  В столовой - огромном гулком зале, как и гостиная, украшенном богато и со
вкусом,- на столе уже дымились различные блюда. На месте Талигхилла сидел
Раф-аль-Мон и заинтересованно принюхивался: супница была неплотно накрыта
крышкой, и из-под нее наружу проникал завораживающий запах. Перед тем как
войти, Пресветлый замедлил шаг и придал лицу соответствующее выражение. Не
спеша приблизился к столу, лениво раздумывая, согнать ли сразу торговца со
своего места или же приберечь сей сюрприз до конца завтрака и сообщить уже
потом, когда менять что-либо будет поздно. То-то старик сконфузится!
  Решив, что все-таки подобный поступок был бы не к лицу Пресветлому,
Талигхилл сел в кресло рядом с Раф-аль-Моном и знаком приказал слугам
начинать. Те начали поднимать крышки с блюд, и букет аппетитных запахов
наполнил всю столовую. Желудок принца снова заурчал - совсем не
величественно. Раф-аль-Мон сделал вид, что ничего не заметил, и слабо
улыбнулся.
  - Доброе утро, - сказал принц. - Надеюсь, вы приятно провели время,
дожидаясь меня?
  Торговец поклонился:
  - Разумеется. Просто чудесно. Ваши слуги столь же обходительны, сколь и
гостеприимны.
  - Да, - согласился Талигхилл. - Этого у них не отнимешь, - (даже если
очень постараться). - Ну что, приступим к трапезе?
  Раф-аль-Мон недоумевающе посмотрел на Пресветлого, и тот сообразил, что
старик, как и каждый истинно верующий, перед тем, как принять пищу,
возносит молитву Богам.
  - О, - усмехнулся принц. - Простите, не обращайте внимания. У меня свое
отношение к тому, что называется религией. Молитесь, если вам так угодно -
меня это не смутит.
  Старик выглядел растерянным:
  - Но... Это не мне угодно, Пресветлый. Это угодно моим Богам.
  - Разумеется, - кивнул Талигхилл. - Разумеется, вашим Богам. Так молитесь
им. Повторяю, меня вы этим не заденете.
  Раф-аль-Мон снова покосился на принца, но встал, вытянувшись в струнку и
воздевши глаза к потолку. Принц негромко постукивал ложкой, выбирая из
своей тарелки куски получше и вполуха слушая ту чепуху, которую бормотал
торговец. Он не понимал, как можно верить в подобную чушь - "Боги".
  Сейчас Раф-аль-Мон очень напоминал ему того священника, что читал
погребальную молитву над гробом матери,- точно так же свисала к земле и
судорожно подергивалась при каждом слове белесая борода, точно так же
подобострастно глядели в небо широко раскрытые глаза. И все вокруг
маленького Талигхилла тоже смотрели в небо, а он - он один - смотрел на
лицо мамы. Ее укусила - подумать только! - бешеная собака, неизвестно
каким образом пробравшаяся в усадебный парк. Какая нелепая смерть! С тех
пор, разумеется, ни одна тварь не могла приблизиться к усадьбе ближе чем
на сотню шагов, не рискуя быть подстреленной из лука охранниками или же
изрубленной ими в капусту. Но маму-то это не спасло. Не оживило. И о каких
Богах - всемогущих и справедливых - могла идти речь в таком случае? Они не
уберегли самую светлую и невинную душу во всем мире - его мать. У нее был
удивительный для Пресветлых дар - она лечила болезни. Смертельные болезни.
А вот себя вылечить не смогла. Отец, дар которого заключался в способности
выигрывать в азартных играх, только кусал себе губы от бессилия, а
Талигхилл... У Талигхилла как раз накануне ее смерти впервые был вещий
сон. Но он не верил в Богов. Несмотря на сны, несмотря на все прочее, он
все равно не верил в Богов. Нет их - всемогущих и справедливых, нет и не
было. И никогда не будет. И поэтому, когда видел молящихся, принц
чувствовал страшное раздражение против людей, таких слепых и ничего не
понимающих в окружающей действительности. Им хотелось верить, и поэтому
они верили. А на самом-то деле Богов, конечно, не существует.
  Наверное, Раф-аль-Мон почувствовал на себе тяжелый взгляд Талигхилла. А
может, он уже дочитал свою молитву. Как бы там ни было, торговец тяжело
опустился в свое кресло (если быть точным, то в кресло принца) и принялся
за еду. На лице старика можно было прочесть замешательство и непонимание.
В стране мало знали о неверии наследного принца в Богов, на этом старались
не заострять внимания.
  - Вы привезли игру? - спросил Пресветлый, когда с первой и второй
переменой блюд было покончено и завтракающие перенесли свое внимание на
сладости.
  - Вне всякого сомнения, - невпопад ответил Раф-аль-Мон. Видимо, недавнее
недоразумение все еще занимало его мысли. - Привез, Пресветлый, и готов
преподать несколько уроков. Надеюсь, они пригодятся вам.
  - Я тоже на это надеюсь. Ну так что же, перейдем непосредственно к нашим
занятиям?
  - Где прикажете установить игральное поле? - вежливо поинтересовался
торговец, выбирая кусок пирога побольше. Он явно не рассчитывал на столь
быстрое завершение пиршества, тем более что сладкое подали совсем недавно.
  - Наверное, в парке, - проговорил принц, задумчиво теребя кончики усов. -
Думаю, в беседке или на веранде. Что посоветуете, почтенный?
  - На веранде.- Раф-аль-Мон покосился на дальнюю чашу с фруктами. - Вне
всякого сомнения, на веранде.
  - Тогда пойдемте, я отведу вас туда.- Талигхилл встал и подал слугам знак
убирать со стола. - А где же игра?
  - Запакована. Носильщики, что прибыли со мной, сейчас, наверное, сидят в
людской. Прикажите, чтобы их вместе с грузом проводили к веранде.
  Талигхилл повернулся к ближайшему слуге:
  - Выполняй.
  - Пойдемте, почтенный.- Принц взял Р