нате вам! - в руках у меня осталась только та
половина, которая была по эту сторону стены.
  Как интересно!
  Швырнул оставшийся кусок ножки в стену. Улетел и не вернулся - как и не
было. Вслед за ним отправилось все остальное раздобытое мной добро.
  Когда я сообразил, что падать на кучу сломанных стульев и однострунную
китару будет не совсем приятно, у меня в руках оставался только
плесневелый фолиант. Я подумал, что уж он-то ничего не изменит, и швырнул
том вслед за остальными предметами.
  А потом прыгнул сам.
  И конечно, приземлился на все это барахло - хорошо так приземлился. Аж
что-то треснуло подо мной. Кажется, китара.
  Огляделся.
  Я полулежал в уже знакомых мне обломках мебели на первом этаже "Башни",
таком родном и уютном. Наверное, нужно было закричать: "Люди, я вернулся!"
или что-нибудь подобное, но я всегда, при любых обстоятельствах, оставался
излишне черствым и крайне циничным человеком. Поэтому я только порадовался
тому, что Мугиду придется разбираться со всей этой древней дрянью, которую
я сюда нашвырял. Надеюсь, слуги спросят у него об этом прежде, чем вынести
все барахло на мусорник. А может, даже увидит кто-то из гостей...
  С такими, прямо скажем, недостойными мыслями я пошел к лестнице, чтобы по
ней, широкой и надежной, подняться на третий этаж и навестить наконец
Карну. Все-таки скоро обед - пора бы и исполнить то, что задумал за
завтраком. Самое время.
  Найти на третьем этаже девятую комнату оказалось не так сложно. Я мельком
пожалел о том, что не привел себя в порядок после утренних приключений, но
отринул в сторону все упаднические мысли и постучал.
  - Кто там? - спросили за дверью слабым голосом.
  Похоже, девушке совсем плохо.
  - Это я, Нулкэр.
  - Входите, - точно таким же печально-болезненным тоном. - Не заперто.
  Я толкнул дверь и шагнул в комнату, ожидая увидеть Карну почти что при
смерти.
  Девушка сидела на кровати, забравшись в нее с ногами, и держала в руках
книгу.
  - Это чудесно, что вы пришли! Я здесь просто умираю от скуки!
  Произнесено это было совсем другим голосом, энергичным и немного лукавым.
Уж его-то владелица точно не умирала - ни от скуки, ни от неожиданной
болезни.
  Я осторожно сел на краешек кровати и попытался разобраться:
  - Минуточку. Данкэн сказал мне, что вам нездоровится.
  Она изобразила на лице возмущение:
  - Что же, вы не рады, что это не так?
  - Я рад, - сказал я искренне. - Я очень рад. Просто хочу понять, что же
происходит.
  - Ну так я дала вам шанс! - заявила Карна. - Помните, вчера вы говорили,
что Мугид специально лишает нас свободного времени, чтобы мы не могли
проникнуть в тайны "Башни"? А я, притворившись больной, предоставила вам
уйму свободного времени. Используйте!
  Я улыбнулся:
  - Вот уж не ожидал! Недаром говорят, что в священной роще демоны водятся!
Но вы же здесь скучаете одна.
  Карна вернула мою улыбку, придав ей лучистое озорство:
  - Верно. Но, боюсь, я делаю это не для того, чтобы вы меня развлекали.
Идите и постарайтесь проникнуть в тайны "Башни", рыцарь.
  Я бы предпочел услышать "мой рыцарь", но для начала неплохо. Если бы у
нас было побольше времени... Даже если бы у нас его и не было, я...
  Но здесь вмешался голос рассудка. Он напомнил, что те, кто приезжал в
гостиницу до меня, провалили задание. А тогда ситуация была в несколько
раз проще, чем сейчас. Возможно, на кону - моя жизнь, и поэтому...
  - Мы обязательно продолжим этот разговор, - вымолвил я, вставая. -
Обязательно.
  - Посмотрим.- Карна снова раскрыла книжку. И когда я уже был у дверей,
добавила: - Спасибо, что зашли.
  Удивительная девушка!
  Я вернулся к лестнице и решил: прежде, чем идти в библиотеку и хоронить
себя заживо в книжных развалах, имеет смысл пообедать. Все эти
односторонние двери и проницаемые стены необычайно повышают аппетит.
  Я спустился в Большой зал.
  Меня давно уже волновал вопрос, связанный с прислугой в гостинице.
Сегодня утром я задумывался над этой тайной, но безуспешно. Очутившись в
зале, я вспомнил еще об одном удивительном моменте в поведении слуг: когда
бы вы ни вошли сюда, стол всегда накрыт и блюда, находящиеся на нем,
дымятся и благоухают. Грязной посуды, как правило, нет. Что же, они стоят
в тайных нишах и наблюдают за происходящим в зале, а при первой же
возможности наводят порядок?
  Вот и сейчас - на столе было достаточно блюд, чтобы утихомирить мой
аппетит, и ни единой грязной тарелки. Просто чародейство какое-то!
  Размышляя так, я отдал должное здешним поварам. Ничего не скажешь,
мастера своего дела! А вот, кстати, и еще один "профессионал" появился.
  Данкэн хмыкнул и сел на соседний стул.
  - Вы не поверите, - заявил он.
  - Поверю. А вот вы - не поверите, - парировал я.
  - Кто на сей раз? Еще один олень?
  - Мышь. Но дело не в этом.
  - А в чем же?
  Я рассказал.
  Он подавился фазаньей ножкой и долго кашлял.
  - Невероятно.
  - И тем не менее...- Я развел руками. - Факты остаются фактами.
  В глазах Данкэна загорелся огонек.
  - Попробовать, что ли?..
  - Не советую, - с нажимом произнес я. - Мугиду может не понравиться такое
частое посещение его покоев.
  Журналист задумался.
  Некоторое время мы молчали, а потом Данкэн спросил:
  - Но что-то же вы намерены предпринять, ведь так?
  Я тяжело вздохнул:
  - Что, по-вашему? Мугид не преступник, а я - не полицейский, чтобы
раскрывать тайну "Последней башни". Я скромный внимающий, который от
нечего делать сунул нос туда, куда совать его совсем не стоило. Результат
плачевный. Скажите, Данкэн, к чему мне лишние осложнения? Мугид не
ущемляет моих прав, ничем не мешает мне жить спокойно. Мы заперты здесь?
Заперты. Но мы бы и так оставались в гостинице все то время, пока длились
повествования. Разумеется, одно дело - знать, что в любой момент можешь
уйти отсюда, а другое - оказаться взаперти. И поскольку запретный плод
сладок, мы так рвемся наружу. Заметьте, лишь поэтому!
  Данкэн покачал головой:
  - Вот вы говорите, что Мугид не ущемляет ваших прав, но - он делает это,
вот в чем весь фокус! И вы подсознательно чувствуете сие, потому и ищете
(или, по крайней мере, искали) ответ на свои вопросы.
  - В чем же он меня "ущемляет"? - спросил я с насмешкой.
  - В вашем праве на информацию! - с жаром воскликнул журналист.
  - Но есть же право... я не знаю... на неприкосновенность личности - или
как это там называется? Вы же не можете безнаказанно лезть с микрофоном
под кровать к человеку. Для этого существуют определенные законы, в конце
концов!
  - Однако законы не способны все предусмотреть.
  - Очень удобная фраза. Сколько раз вы за ней прятались, как за щитом, а?
  - Не так уж часто.- Он покачал головой. - Мы далеко ушли от темы нашего
разговора.
  - Я думал, она себя исчерпала.
  - То есть вы сдаетесь? Вы, начавший все это, требовавший от меня
соблюдения каких-то тайн; когда мы почти добрались до сути "Башни" - вы
сдаетесь!
  - Странный вы человек, господин Данкэн.- Теперь настал мой черед качать
головой. - Говорите, как пятилетний мальчишка: "сдаетесь", "соблюдение
тайн", "добрались до сути". Сплошная романтика. Наверное, юноша в очках, с
которым вы беседовали, навеял на вас подобные настроения?
  - "Юноша в очках"! - фыркнул журналист. - Его ваш разлюбезный Мугид
просто-напросто усыпил вскоре после того, как вам привиделся олень. Парень
проспал сутки! Впрочем, - добавил он, - вам это уже не интересно.
  Я отрывисто кивнул и встал:
  - Приятного аппетита. И желаю вам как можно удачнее провести этот
выходной.
  - Постараюсь.
  Прихватив со стола корзиночку с пирожными, я ушел. За спиной фыркнул
журналист, до глубины души возмущенный моим "отступничеством". Пускай его.
  На лестничной площадке со мной столкнулся "генерал в отставке". Мельком,
в разговорах я слышал его имя - Шальган, - так что теперь имел возможность
вежливо приветствовать коллегу по вниманию. Что и не преминул сделать.
  "Генерал" насупленно одернул на себе пиджачок:
  - Добрый день, господин Нулкэр. Идете проведать больную?
  Я растерянно посмотрел на корзиночку с пирожными, которую нес с собой:
  - Угадали.
  Шальган зачем-то сунул свои морщинистые руки в тугие карманы пиджака и
осторожно спросил:
  - Вы сегодня встречались с господами Валхиррами?
  - Довелось, признаться.
  "Генерал" пытливо посмотрел мне в глаза:
  - Вы тоже заметили это.
  О мертвые Боги древнего Ашэдгуна, все начинается с самого начала!
  - Господин Шальган, простите меня, но я очень тороплюсь. С вашего
позволения...
  Он раздраженно взмахнул рукой и встопорщился, как разгневанный дикобраз:
  - Ступайте.- И уже вдогонку мне проворчал, думая, что я не услышу: -
Молодежь...
  Вырвавшись наконец от этих прозорливых и весьма неравнодушных к чужим
тайнам господ, я зашел к Карне. Оставил у нее пирожные, поболтал пару
минут о том о сем и, немного успокоившись, вышел, чтобы посетить
библиотеку. Приключений на сегодня, как мне казалось, было достаточно -
самое время тихо-мирно заняться изучением "Феномена Пресветлых".
  Если и есть в "Башне" какое-нибудь место, не подпадающее под дурное
влияние необъяснимых метаморфоз и мрачных тайн, так это библиотека
гостиницы. У проходившего мимо слуги (удивительно! откуда он только
взялся?) я получил ключи и вскоре уже сидел за столом, листая нужную мне
книгу. Прежде чем читать, я заглянул в оглавление, находящееся в конце
этого фолианта. Ага! Вот то, что мне нужно.
  Раздел назывался "Проявления феномена в период после падения династии
Пресветлых" и, похоже, был написан и помещен в книгу значительно позже,
чем все предыдущие разделы. Что, в общем, вполне объяснимо, если принять
во внимание (в другое внимание, не в то, которым занимаемся здесь мы) сам
предмет раздела.
  Я отрегулировал настольную лампу и углубился в чтение.


  РАЗДЕЛ 15
Проявления феномена в период после падения династии Пресветлых

  После подписания ан-тэга, объединившего древние Ашэдгун и Хуминдар в одну
державу, время властвования ашэдгунских Богов прошло и династия Пресветлых
закончила свое существование. Но видимо, что-то разладилось в Обители
Богов, и первым признаком этого стало появление на свет Риги, получившего
впоследствии прозвище Проклятый.
  Рига родился в семье придворного шута, во время правления Гаттина
Второго. Как свидетельствуют очевидцы, мальчик рос угрюмым и болезненным.
И это вполне объяснимо: с трех лет у него обнаружилась необычная (для того
времени) способность. Рига мог, лишь единожды взглянув на человека,
сказать, как тот умрет.
  /Примечание. Этот случай считается первым проявлением дара Богов после
падения династии Пресветлых. Но у нас есть все основания подозревать, что
на самом деле это первый случай, попавший в поле зрения историков. Никто
не может с полной уверенностью утверждать, что до Риги не было обладающих
даром, более того - скорее всего они как раз были. Просто эти люди либо не
пользовались своим даром, либо не афишировали этого, и поэтому остались
безвестными.
  Каким путем направилась история, в чьем наследнике, в каком из бастардов
проявился дар уже мертвых Богов? Мы не знаем. И наверное, уже никогда не
узнаем./
Дар проявился у Риги в три года. Первой "жертвой" этого дара оказался его
собственный отец. Трудно представить себе, что чувствовал трехлетний
ребенок, когда познал такое. Он рассказал об этом матери, но та не поняла,
в чем дело. Мальчика отвели к врачевателю.
  Здесь мы приводим избранные места из записок придворного лекаря. Эти
записки чудом удалось обнаружить (особенно если учесть то, что произошло с
их обладателем).
  "Сегодня ко мне привели сына королевского шута Блюра. Мальчика зовут
Рига, ему три года. Я... /зачеркнуто самим лекарем/
/зачеркнуто/ я постараюсь. Все-таки это моя прямая обязанность.
  Мать Риги, Веллана, сказала мне, что ее сыну привиделось нечто жуткое. Он
и правда выглядел напуганным, но еще больше испугался, когда увидел меня:
задрожал, у левого века наблюдался нервный тик. Я попытался успокоить
мальчика, но тот неожиданно заплакал и схватился за мамину юбку.
  И все-таки он испугался не меня, а чего-то другого. Это было понятно по
тому, что мальчик не пытался убежать от "доброго лекаря". Он просто стоял
и плакал. Если бы Риге было не три года, а больше, я бы решил, что он
скорбит о чем-то, но, как мне тогда казалось, для трехлетнего мальчика
такие чувства невозможны.
  Я ошибся. И /зачеркнуто/
Я попросил Веллану выйти на некоторое время и оставить нас одних. Я
думал, что мальчику будет спокойнее, когда мать уйдет,- прежде всего
потому, что она так и не поняла, что он хотел сказать. Разумеется, могло
получиться и наоборот - Рига мог испугаться, оставшись без Велланы. Однако
он не испугался.
  Как только его мать вышла, Рига протопал ко мне - трехлетний мальчонка! -
и сказал: "Позалуста, не кидайте полосок в оцаг! Позалуста!"
И вот что - в глазах его я не видел ничего, что так свойственно маленьким
детям, только глубокое внимание и серьезность /зачеркнуто/
Я решил не спорить:
  - Хорошо.
  - Обесцаете?
  - Обещаю, Рига. А теперь скажи мне, что же случилось?
  - Я знаю, как умлет папа, - просто сказал он. - Иво плистлелят из лука. А
есце я знаю, как умлет мама. Она пелелезет себе луки стеклом и будет долго
клицать. А...
  - Подожди, подожди.- У меня неожиданно закружилась голова, хотелось
ухватиться за что-нибудь, а лучше - сесть на пол. - Почему ты думаешь, что
все это случится на самом деле?
  - Я знаю, - сказал он. И больше ничего. Он знал. /подчеркнуто самим
лекарем/.
  - А... я?
  Он потупился:
  - А вы блосите полосок в оцаг, и все взолвется.
  Я улыбнулся:
  - Ну что ты, зачем же мне бросать порошок в очаг? Я никогда этого не
сделаю. Так что ты ошибаешься. И твои папа с мамой не умрут.
  - Умлут, - угрюмо сказал он, и глаза Риги наполнились слезами. - Умлут. И
вы - тоже. Я знаю.
  /зачеркнуто/ взял с него обещание молчать об этом, а Веллане сказал, что
все в порядке".
  Рига на самом деле оказался прав. Но об этом узнали год спустя, когда
один из слуг умер от укуса бешеной собаки. Рига говорил об этом за четыре
месяца до кончины слуги, и говорил слишком многим, чтобы сей случай можно
было замять или обойти вниманием. Тем не менее мальчика на время оставили
в покое, хотя и начали присматриваться к нему (а особенно -
прислушиваться).
  И хотя родители, догадавшиеся, в чем дело, многократно пытались
воспрепятствовать тому, чтобы он пророчествовал, у них ничего не
получалось.
  Слух о сверхъестественных способностях Риги докатился до Гаттина Второго.
Тот пригласил пятилетнего мальчика к себе и велел рассказать, как умрет
его правитель. Рига заплакал и сказал, что точно не знает. Правитель велел
высечь упрямца, а потом снова призвал его к себе, но результат был точно
таким же.
  /Примечание. Это единственный известный нам случай, когда Рига не знал,
как умрет тот или иной человек. Вернее, он сказал, что не знает. Было ли
так на самом деле и что стало причиной этого, нам неизвестно./
Постепенно, к двенадцати годам, мальчик окончательно теряет всех друзей и
знакомых, так как те сторонятся его, напуганные необычной способностью.
Впрочем, если быть точными, настоящих друзей у него никогда не было. Он
попросту не успел ни с кем подружиться; напуганные родители запрещали
своим детям играть и разговаривать с Ригой. Они считали, что тот своим
взглядом не видит, а обрекает на ту или иную смерть. Мальчику не было
места при дворе, и он это знал.
  Осенью в Гардгэн пришел один из сууров, бродячих мудрецов. Он гостил
недолго. Когда суур ушел, Рига ушел вместе с ним.
  Родители не слишком горевали о сыне, который к тому времени причинил им
много беспокойства. Разумеется, они порывались его искать, но довольно
вяло, скорее для вида. Сам Рига им был за это благодарен.
  Он странствовал с сууром довольно долго - и вернулся в Гардгэн уже в
возрасте тридцати семи лет.
  К тому времени в стране произошел переворот. Гаттин Второй был разорван
собственными псами, один из заговорщиков успел к тому же метнуть дротик,
попавший прямо в горло правителя.
  /Примечание. Возможно, именно поэтому Рига не был уверен, как именно
умрет Гаттин./
Шута Блюра, оказавшегося во время убийства рядом с правителем,
пристрелили из лука, а его жена, узнав о случившемся, взрезала себе вены.
Врачеватель же, когда восставшие вошли к нему в покои, швырнул в огонь
порошок: взрыв разворотил стену и, разумеется, не только покалечил
вошедших, но и убил лекаря.
  /Примечание. В общем-то, непонятно, почему врачеватель совершил
самоубийство. Он вполне мог жить при новом правителе. Некоторые
исследователи полагают, что своим предсказанием Рига вынудил лекаря
совершить это. Разумеется, окончательно ответить на этот вопрос мы не в
состоянии./
В результате переворота власть в стране перешла в руки самозваного
правителя - Зшириза. Прожил он недолго.
  Проклятый явился в Гардгэн, будучи уже довольно известным. Слава (дурная,
заметим, слава) бежала впереди него, и каждый в стране был абсолютно
уверен, что, встретившись с Ригой Проклятым, узнает о том, как умрет.
  Оказавшись в столице, предсказатель направился прямиком во дворец.
  Ниже мы приводим отрывок из "Летописи Ашэдгуна новых времен", писанной
Ганелем.
  "Месяц Нуз-Ал, день третий.
  /пропущено авторами/
Впустили Проклятого. Я видел Ригу еще мальчиком, и он всегда был
замкнутым, болезненным, с этим своим подрагивающим веком. И теперь я узнал
его только по веку - оно дергалось, как прежде; напоминая мне горло
лягушки. Вокруг Проклятого распространялась явственно ощутимая атмосфера
угрюмой торжественности. Вельможи замирали и опускали глаза, стоило им
только встретиться с ним взглядом. Рига мало обращал на это внимание -
привык, наверное. Он не смотрел по сторонам, шел к трону.
  - Зачем ты явился? - сказал ему Зшириз.
  - Ты знаешь, - ответил Проклятый. Веко его задергалось сильнее.
  Одет был Рига в обычный дорожный халат, недорогой, но удобный, с широкими
карманами - в эти карманы он и опустил свои руки. Телохранители
напряглись, но Зшириз остановил их взмахом руки:
  - Он убивает словом - не действием. Говори. И знай, я не поддамся.
  - Я знаю, - сказал Проклятый. - Ты умрешь от кинжала.
  - Все? - насмешливо спросил Зшириз.
  - Нет, - покачал головой Рига.- Он шагнул вперед и резким движением
поправил прядь волос.- Вот теперь все.
  Я только тогда понял, что произошло. Правитель сполз вниз, к ступенькам
своего трона, он пытался выдернуть скрюченными пальцами кинжал из горла -
но уже не мог.
  Телохранители накинулись на Ригу, заломили ему руки, а тот, не обращая на
них никакого внимания, плюнул в лицо умирающего.
  - Ты убил Гаттина - но я мстил за мать и отца.
  Это все, что он сказал".
  По свидетельству Ганеля, в течение нескольких следующих часов произошел
очередной дворцовый переворот. Кропрэг, сын Гаттина Второго, сумевший
бежать и скрывавшийся вдалеке от родины, воссел на троне благодаря
вооруженной поддержке своих сторонников.
  Но эта часть истории Риги Проклятого мало затрагивает предмет нашей
книги. Значительно более интересна та роль, которую сыграл в случившемся
безымянный суур, о котором упоминает Ганель.
  "Месяц Нуз-Ал, день пятый.
  /пропущено авторами/
Рига не принимал участия в происходящем. Он заболел, и в этом было мало
удивительного. Как я уже писал, он всегда был болезненным мальчиком.
  За событиями, имевшими, несомненно, историческое значение, на болезнь
Риги никто не обратил внимания. Его положили в людской и забыли о нем.
Никто не хотел возиться с Проклятым.
  Это случилось два дня назад. Сегодня во дворец явился суур. Я узнал его -
именно с ним когда-то ушел странствовать Рига. Суур спросил о Проклятом,
его отвели к больному.
  /пропущено авторами/
Месяц Нуз-Ал, день седьмой.
  /пропущено авторами/
Умер Проклятый. Суур был при нем все это время. Тело по приказу мудреца
сожгли на погребальном костре. Такой чести удостоивают только вельможных
господ, но суур настоял, а Кропрэг был не пр