нике своего немого учителя, существе, которое
так  и  останется  непонятым. Человек ли он? Демон? Или земное олицетворение
Тха-Гаята, младшего брата Змия, о котором так мало сказано в Священной Книге
Распятого? И что же написано на клинке, который подарил ему учитель  в  день
совершеннолетия?
     Видимо,  последнюю  фразу  Эллильсар  сказал  вслух.  Высокий человек с
проседью в черных волосах, протянул ему еще один лист.
     "Тот, кто освободит".
     Принц откинул со лба слипшуюся прядь и повернулся наконец лицом к тому,
кого сейчас должен был убить. Надел шлем.
     Два клинка рассекли холодный сонный воздух и столкнулись, звеня.
     Где-то в серой вышине рассветного неба появилась черная точка  и  стала
кружить над ними, ожидая исхода. Ворон в любом случае останется в выигрыше.

x x x

     Это  был  способный  ученик. Достойный своего учителя - своего мертвого
учителя.
     Эллильсар сидел, прислонившись окоченевшей спиной к парапету и  смотрел
на тело седеющего
     /седевшего/
     человека:  голова  запрокинута,  мертвые  глаза  торжествующе смотрят в
печальное небо. Две руки раскинулись - так обычно падают в  мягкую  постель:
"хорошо-то как!"
     Из  ран  медленно  вытекала кровь, с каким-то жалостно-хлюпающим звуком
плескалась на булыжник площадки. "Хорошо-то как!"
     Ворон, все еще опасаясь подвоха, тихонько опустился на камни и прыжками
подобрался к мертвому телу. Утро,  которое  намеревалось  выдохнуть  на  мир
очередную  порцию  жары,  внезапно  почернело,  словно наступила ночь; потом
вспыхнула ломаная  ветка  молнии  и  первые  капли  дождя  стали  падать  на
пересохшие камни.
     "Какие-то они мутные. Словно кровь умирающего Бога".
     Он  скомкал  в  руке  пергамент, отшвырнул его в сторону. Рывком снял с
головы шлем и с каким-то мальчишечьим  азартом  перевернул  его,  подставляя
падающей  воде.  "Я  напьюсь  допьяна  твоей  крови, мой Бог, ты умрешь, а я
свечку поставлю - вот так! Это небо свободнее станет. Порог перейдешь, ты  -
не вечен. И кровь твою стану глотать. Буду дерзко смотреть на церквей купола
и  смеяться  по-детски,  не  веря  глазам.  Научусь  не  грешить,  а греша -
забывать, научусь создавать на земле  чудеса!  Ты  умрешь  -  мы  не  станем
чураться  крестов,  просто выметем пол и откроем окно. В мире стал ощущаться
нездешний простор. Слышишь, Бог?.. Но тебе, о мертвец, все равно!"
     Хотелось петь что-то небывалое, хотелось летать  птицей;  он  плакал  и
пил,  пил,  пил эту холодную свежую воду, захлебываясь то ли он восторга, то
ли он собственной смелости и свободы...
     - Карр! - сказал ворон.
     - Карр! - и нахохлившись, клюнул мертвое тело.
     Шлем внезапно выпал из рук, покатился, расплескивая содержимое.
     Нынешний Король страны завороженно глядел на руку учителя с перстнем,
     /"Он смотрит, смотрит, смотрит, этот глаз, этот проклятый глаз!" - так,
кажется, кричал умирающий отец?.../
     перстнем, который никуда не желал исчезать. "От  Бога  не  сбежать",  -
сказал  бы  мудрый  Готарк  Насу-Эльгад.  Уж  он  то  знает. Но Глава матери
Очистительницы сейчас находился далеко, в столице. Наверное, тоже смотрел  в
небо,  может  быть,  раскрыв окно в спальне, хватал пересохшим языком первые
капли небесной воды. Но отнюдь - что за чушь! - не крови Бога.
     Эллильсар поднялся и снял с холодной руки учителя  перстень.  Надел  на
палец  и  стал  спускаться  вниз, проклиная небеса за тот миг, который он не
забудет никогда - но никогда и не переживет снова. Будущее казалось страшной
черной дырой, из которой уже не выбраться.
     "Он питается нашей верой. Тогда, может быть, нужно перестать верить?.."
     - Карр! - сказал за спиной ворон.
     И это могло быть "да", а могло быть "нет", но Король надеялся, что  это
все же "да".

     г. Киев, июль 1997 г.