л, чтобы переговорить о мире.
Но как же так?"
     - Как же так?
     - Да вот так, - нахмурился Андрхолн. - Сам узнаешь.
     - Где мне искать Одмассэна? - спросил альв.
     - В Пещере Совета. Там нынче  все собрались. И мы бы были, да  Одинокий
попросил пойти подежурить.
     - Спасибо. - Ренкр  кивком подозвал Скарра,  и  они побрели коридором к
Пещере.
     Сейчас селение не выглядело, как раньше, вымершим. Да, как и прежде, по
пути почти не встречались горяне и факелы горели лишь в  самых важных местах
- но  теперь тут  воцарилась скорбь.  Она ощущалась  везде,  во всем, словно
наполнила собою воздух, заставила по-иному плясать  лепестки огня, тоскливее
висеть шкуры на входах.
     После  всего случившегося  на вершине Горы и в ее Сердце не узнать  сие
чувство было невозможно. Ренкр узнал.  И Скарр, с которым они переглянулись,
- Скарр, судя по выражению глаз и носа, тоже узнал.
     Странники добрались до  Пещеры Совета и здесь услышали гул, сотрясавший
эту скорбную  тишину. Скамьи в пещере оказались  заняты  горянами,  и,  хотя
оставалось достаточно свободных мест, было заметно,  что тут собралось почти
все селение.
     Там, где  раньше сидели за  столом члены Совета, теперь древним деревом
возвышался  Одмассэн. А  рядом  с ним вещал,  швыряя слова  в толпу,  некто,
Ренкру  незнакомый. То есть, может  быть, он когда-то  и видел это  лицо, но
лишь мельком и уж точно - не запомнил ни имени, ни обстоятельств встречи.
     Теперь  долинщик изучал узкое  лицо, с маленькими  куцыми  усиками  над
верхней губой,  с бородкой клинышком, с узкими искривленными губами, смотрел
в  блестящие,  черные  (точно  два таракана)  глаза с  короткими  ресницами,
смотрел и чувствовал, что все  это несет ему - и не только ему -  неминуемую
гибель.
     Они  с  троллем  тихонько  вошли  и,  стараясь  не  привлекать  лишнего
внимания,  примостились на ближайшей скамье. В отличие от достопамятного дня
суда над паломниками стражников у входа не было,  так что долинщику и Скарру
удалось пробраться внутрь  почти незамеченными.  Кое-кто из  горян  повернул
головы, чтобы взглянуть на вошедших, но тут же снова  обратили свое внимание
на говорящего.
     -  Этому  нужно  положить  конец!  - твердил  оратор. -  Это  не  может
продолжаться  и  дальше. Мы  послали  к  ним парламентера,  нашего  мудрого,
безобидного  Монна,  а  они,  вместо того  чтобы выслушать  его,  подняли на
старика оружие! Если  это не открытый  вызов  нам,  то что  тогда? А  мы,  в
очередной раз  втянувши  головы  в  плечи, откажемся от  справедливой  мести
обидчикам?!  Опять  будем  мерзнуть в  этих  пещерах,  опять  женщины  будут
тревожиться долгими ночами, вернутся ли  живыми  с охоты их  мужья, сыновья,
братья, внуки?  Опять существовать в  этих  грязных коридорах,  существовать
подобно  червям и знать, что  наши дети, может быть, уже не смогут позволить
себе  есть три раза в день  и зажигать факелы у входа в  пещеру,  потому что
припасы к тому времени закончатся, а новым... откуда ж им взяться?
     А  в  долине,  где много  места,  где  могли  бы  жить все  мы,  -  там
предпочитают плевать нам в лицо! Сколько можно терпеть?! Сколько?!
     Вы спросите меня: как нам быть?! Ты хорошо  говоришь, Кэнхад, - скажете
вы, хорошо говоришь, но что за твоими словами? Что нам делать? Я отвечу вам.
Что вы делали, когда льдистые змеи приползали ко входам в селение и пытались
проникнуть внутрь?  Что вы  делали, когда они  нападали  на ваших детей?  Вы
убивали  тварей,   чтобы  не  умереть  самим.  Вот  он,   величайший   закон
мироустройства: убивать, чтобы  не быть убитым!  Следуйте  же  ему, слышите,
горяне! - следуйте, ибо иначе вам суждено погибнуть - нам суждено погибнуть!
Не  знаю, как другие, а я хочу жить; и хочу,  чтобы  дети мои тоже жили -  и
жили бы при этом счастливо!
     Все  находившиеся  в  пещере восторженно закричали  в  едином  порыве -
действовать, чтобы  добыть для  своих  детей  этот сочный,  заманчивый кусок
счастья, так красочно описанный Кэнхадом.
     -  Слова,  недостойные того, чтобы их произносили в  подобный  день!  -
громко  и отчетливо  выговорил Одмассэн,  доселе  молчавший.  -  Сегодня  мы
похоронили Монна, так можно ли сегодня...
     - Ты прав, - с поклоном прервал вэйлорна Кэнхад. - Поэтому пускай  все,
кому  небезынтересна  судьба  собственного  селения, завтра  приходят  после
утренней трапезы сюда, в Пещеру, и мы решим, как нам быть.
     С  этими словами он  спрыгнул  с возвышения и направился к выходу.  Его
тотчас окружила группа альвов средних лет -  было видно, что он - их вожак и
все  они  преданы  ему  душой  и  телом.  Остальные  тоже  начали  понемногу
расходиться.
     Только  Одмассэн  все  так же  возвышался  в  центре  Пещеры,  провожая
уходящих долгим тяжелым взором.
     Долинщик  был поражен  тем, что  кто-то совершенно посторонний позволил
себе  так говорить, а Одинокий разрешил это делать - по крайней мере, молчал
так долго. Еще больше  Ренкра  расстроило то, что именно долинщики оказались
виновны  в смерти  Монна (хотя  он  все еще надеялся, что последнее  -  лишь
ошибка, недоразумение, неправильно понятое стечение обстоятельств).
     Ренкр  дождался,  пока  большая  часть  горян  покинет  Пещеру, и начал
спускаться вниз, к Одинокому. Тот все еще стоял недвижимый  и думал о чем-то
своем. Звук шагов долинщика вывел Одмассэна  из состояния  задумчивости.  Он
рассеянно посмотрел  вверх и  увидел  того,  кого,  наверное, сейчас  ожидал
увидеть менее всего.
     - Ты?! -  не сказал  -  выдохнул он,  изумленно поднимая  кверху  седые
брови.
     - Да. Я же обещал вернуться.
     - Ты слышал все, что говорилось? - помрачнел Одинокий.
     - Нет,  не  все,  но мне  хватило и того,  -  сказал  Ренкр.  - Что  ты
намереваешься делать с этим?
     - Пойдем, - молвил вэйлорн, опуская взгляд к полу. - Пойдем, поговорим.
Скарр, ты с нами?
     - Да. Если можно.
     - Создалась такая ситуация... В  общем, Скарр поживет некоторое время в
селении, - завершил Ренкр.
     Одинокий задумчиво кивнул.
     Они  вышли из Пещеры Совета  и  направились по Центральному  коридору к
жилищу Одмассэна.
     - Вот что, - сказал  он немного  погодя. - Вот что. Когда вы уходили, я
говорил, что тебе  не стоит раскрываться  до тех пор, пока ты не  вернешься.
Извини, парень, но тебе не стоит раскрываться и сейчас.  Слишком неустойчиво
положение, этот Кэнхад  может знатно  попортить нам кровь. Так  что  подожди
пока.
     - Но если спросят? Я же уходил лечиться - и вот, вернулся. Что тогда? И
Андрхолну я открылся, - добавил Ренкр.
     - С Андрхолном я поговорю. А насчет всего остального -  так ведь  нынче
не до тебя будет, о тебе никто и не вспомнит, никто и  внимания  не обратит.
Если, конечно, ты не станешь его привлекать специально - внимание.
     - Не стану, - пообещал долинщик.
     - Вот  и  отлично.  Скарр  поживет у  меня,  а  ты, наверное,  захочешь
отправиться к Вдовой. А теперь приготовься рассказывать.
     -  Успеется, - отмахнулся  парень. -  Ты  ведь  и  так  понял,  что все
получилось. Лучше поведай, что это за Кэнхад такой и чего он хочет.
     -  Кэнхад,  -  проговорил  Одмассэн  так,  словно в  рот  попало что-то
мерзкое. - Этот альв давно  уже не дает мне покоя. Он любит властвовать,  но
во  власти  ему  нравится  в  первую  голову  то, что  сам он  сможет  иметь
привилегии и  управлять  другими.  Все  бы  ничего,  но  Кэнхад  нашел  себе
единомышленников среди молодежи да воинов и все время твердит им одно - пора
идти  войной  на  долинщиков.  И  он  выбрал  очень  удобный  момент,  чтобы
попытаться захватить  власть. А в том, что он собирается сделать именно это,
я ни секунды не сомневаюсь.
     - Да, а что случилось с Монном?
     - Не знаю.
     - Как?!
     -  Да вот  так. - Одмассэн дернул себя за бороду.  - Не знаю. Пойдем, я
покажу тебе.  Только сначала оставите у меня свои вещи, чтобы не носиться  с
ними.
     Так и  сделали. Скарр  пожелал остаться в пещере  Одмассэна, он устал и
был несколько расстроен  происходящим. Горянин же и долинщик снова выбрались
в коридор, и Одинокий повел его в ту часть, где Ренкр почти не бывал.
     Тут оказалось на удивление  чисто, факелы горели  ярко,  а с потолка не
свешивалась  паутина,  уже ставшая привычным атрибутом  коридоров селения. И
еще - здесь на стенах проступали какие-то надписи. Поначалу Ренкр не обратил
на  них  внимания, потому что буквы на самых  первых  стерлись  и  стали еле
различимы,  но  чем  дальше они  шли, тем  большую  четкость приобретали эти
слова.  И  вскорости альв  понял,  что видит своеобразные  могилы всех,  кто
когда-либо жил в селении. Ведь  очень часто горяне погибали так, что тела их
не оставалось, и  поэтому кто-то придумал сей способ увековечения погибших -
записывать на стенах коридора имена  и даты  смерти.  Для тех  же, чьи  тела
оставались  в  руках  соотечественников,  существовал  специальный  Переход,
выводивий к маленькой равнинке, размером в несколько пещер, - там и хоронили
покойных. Но делали это, просто закапывая тело в землю, а на стенах коридора
все равно оставляли соответствующую запись.
     Коридор Памяти был ровным,  его конец терялся где-то вдали, и казалось,
что у тоннеля  нет конца  и он тянется  через всю Гору. Разумеется, это была
лишь  иллюзия.  Записи  пестрели,  одна  за  другой они  морщинами  вечности
пролегли в камне, храня в себе самое  ценное,  что остается от  альва  после
смерти, - память.
     Табличка  Монна  находилась  почти   в   самом  конце  коридора  -  как
выяснилось, предел все-таки существовал. Ренкр подумал о том, что предпримут
горяне  после,  когда  больше  не  останется  места и  писать  будет  негде.
Наверное, найдут  новый подходящий коридор. А может, им  будет  совсем не до
табличек.
     Долинщик и вэйлорн остановились у надписи, которая должна была  хранить
в себе  память  о  Монне.  Ренкр  протянул  руку  и  прикоснулся  пальцами к
шероховатой поверхности камня. Почему-то  показалось,  что глубокие желобки,
прорезавшие  породу, чуть тепловаты. Перед внутренним взором предстал  образ
бывшего  военачальника и  учителя Ренкра.  Он улыбнулся молодому долинщику и
кивнул,  узнавая.  Это, казалось  бы, малозначительное воспоминание внезапно
рассеяло грусть,  терзавшую  душу Ренкра с  тех пор, как  он узнал о  смерти
старого  горянина. Он  тоже улыбнулся и  кивнул  своему видению. Образ Монна
исчез.
     "Вот и попрощались". Ренкр опустил руку и повернулся к Одмассэну:
     - Так что же все-таки произошло?
     Одинокий  яростно  дернул  себя  за  бороду,  растерянно  посмотрел  на
выдранный клок седых волос и иронически хмыкнул, словно дивясь самому себе -
"старый что малый".
     -  Да не знаю я!  - вымолвил  он с болью в голосе.  - Отыскали его наши
добытчики  со  стрелой в боку, он еще жив был,  но так ничего  и не  сказал.
Помер у них на руках.
     - Тогда почему все решили, что это сделали долинщики? - удивился Ренкр,
волнуясь и стараясь обуздать свое волнение. - Может быть...
     - Может,  - угрюмо молвил  Одинокий,  сминая в  кулаке  вырванный  клок
бороды. -  Может  -  да  не  может!  Потому что  послал я  его  в Хэннал  на
переговоры.  Да, одного! Ибо  некого было мне  с ним послать. Это сейчас все
змеи  передохли и  благодать  настала, так  что те, кто только и  умеет, что
держать  в  руках оружие, от безделья начали мутить народ, - а тогда  каждый
оставался на счету. Он Переходами беспрепятственно должен был почти до самой
долины добраться. А дальше -  идти-то всего  ничего. Он ведь отправился туда
не сразу  после выздоровления,  я не пустил,  велел отлежаться. Отлежался  и
пошел. А нашли старика со  стрелой в боку, у самого Перехода. Времени прошло
порядочно, я и велел охотникам, чтобы, помимо прочего, поискали  его. Вот  и
нашли. Жаль, сказать ничего  не  успел.  Но говорить-то - вот  в чем дело! -
говорить-то ничего не нужно! Потому что стрела в боку - долинская.  В общем,
как ни крути, из змеи червя не сделаешь. Уж прости, парень...
     -  Поздно  уже, - произнес  Ренкр.  -  Пойдем  потихоньку обратно. А по
дороге ты мне расскажешь, что там с этим Кэнхадом.
     - Да что  с  ним, -  отмахнулся  Одинокий. - Он из тех, кто всегда всем
недоволен  -  пока сам  не  окажется  у власти. Я уже  говорил, что любит он
только одного себя и заботится лишь о самом себе  -  ни о ком больше. Но при
этом умен - умеет довести  альвов до состояния толпы, а потом управлять этой
толпой,  искусно и  хитроумно. А найти недовольных всегда легко.  Опять-таки
многие теперь, после  гибели  льдистых змей, оказались не у дел, они ведь не
умеют ничего, кроме как воевать. А Кэнхад им предлагает нового противника, и
противника, выгодного во всех отношениях.
     - Кроме одного, - заметил Ренкр. - В Хэннале все мужчины  умеют держать
в руках оружие. И делают это мастерски.
     - Об этом знаешь ты, - заметил Одинокий. - Возможно, знает Кэнхад. И я.
А  другие и  не подозревают. Да и потом, любую толпу можно довести до такого
состояния,  когда  страх пропадает - и  рассудок  тоже.  Кэнхад способен это
сделать.
     -  Но  ты  не позволишь  ему,  ведь  так?  -  полуутвердительно  сказал
долинщик.
     - Попытаюсь. Но у него много сторонников. А на меня после той встряски,
когда вся Гора ходила  ходуном - кстати, что это было? Расскажешь как-нибудь
потом,  - так вот,  на  меня после  того  все беды  вешают, со  всех  сторон
виноват.
     - Ничего, что-нибудь придумаем, - успокоил его Ренкр.
     Сам он был в этом совсем не уверен.
     Они  вернулись  в  Центральный коридор  и  остановились  перед входом в
пещеру Одинокого.
     - Скарра я устрою, - пообещал  вэйлорн. - А ты  ступай к Вдовой. Думаю,
там тебе будут рады.
     Ренкр  кивнул  и, взяв  с собой  полупустой  дорожный мешок со свитками
Всезнающего,  молча зашагал по коридору.  Слова  Одмассэна сильно беспокоили
его, и  парень был рад ощущать  на бедре  тяжесть  клинка,  взятого в пещере
Ворнхольда.
     Ренкр постучал о стену камешком,  висевшим у входа.  Шкуры поднялись, и
на него взглянули заспанные глаза Вдовой.
     - Что там опять?  -  прошептала она.  - Что случилось? -  Узнав  гостя,
Вдовая всплеснула руками: - Вернулся!  Ну, входи, входи, мальчик, я  уж и не
чаяла. Когда все сотряслось, думала - конец.  И Хиинит тоже вдруг задрожала,
чуть было не заплакала, так испугалась. Я ее успокаиваю, а у самой по  щекам
течет. Тут походит к нам мой Хилгод, подходит и  говорит (а сам смотрит так,
прямо  в душу заглядывает) -  говорит: "Он же обещал вам, что вернется. А вы
не верите. Стыдно.  Может, - говорит, - ему  сейчас ваша  вера сильнее всего
помочь  должна, а вы..." Замолк на полуслове, махнул  рукой и убежал. А я  и
думаю: "Обещал-то обещал. Да отец-то твой тоже обещал.  И все обещают. А все
ли возвращаются?  То-то и оно". А сама чувствую, на лице сухого местечка  не
осталось. Так  мы и  проревели до самого  утра.  А потом снова  пришел к нам
Хилгод, подошел и сказал: "Он, - говорит, - прошлый раз вернулся. И в этот -
вернется".  И  сказал  он  это  так спокойно  и  уверенно,  что  и  сами  мы
успокоились.  А все  равно я не  верила.  Вот до этой самой минуточки. Ты уж
прости  меня,  глупую! -  Вдовая обняла  его за плечи.- Да  ты входи, входи,
родимый, входи,  что  ж  ты стоишь на  пороге? -  проговорила  она. А  потом
вскрикнула: - Доченька! Вставай, доченька! Радость в доме - вернулся!
     Хиинит вскочила, ей подумалось сначала, не  случилась ли какая беда, но
потом, расслышав слова матери, поняла.
     Когда отшумели  страсти от нежданной встречи, к Ренкру подошел  Хилгод.
Мальчик внимательно посмотрел в  глаза долинщика, кивнул, словно  убедился в
чем-то, и потом сказал:
     - Говорил же я им, что ты вернешься. А они не верили.


6

     Шум, поднятый обрадовавшимися женщинами, выплеснулся в коридор, но мало
кого  потревожил. Только странная фигура, застывшая неподалеку  от  входа  в
пещеру  Вдовой,  вздрогнула.   Потом  хмыкнула   и  осторожно,  стараясь  не
привлекать к себе внимание, пошла прочь. Альв узнал все, что хотел. Все, что
хотели узнать он сам и те, кто его послал.


7

     Утро следующего  дня было  необычным -  и это витало  в воздухе.  Ренкр
проснулся поздно, рывком вскочил с  постели и стал одеваться.  Он торопился,
ему  казалось,  что он  опаздывает к  чему-то важному,  а  опаздывать  никак
нельзя. Не позавтракал  -  прицепил к  поясу ножны  с клинком  и выскочил  в
коридор. Цепляя кончиком меча за стену, он побежал к Пещере  Совета. На ходу
мельком отметил  про себя,  что в селении почти никого  нет, все,  наверное,
собрались в Пещере.
     Так оно и было. Ренкр тихонько пристроился на краешке ближайшей  лавки.
Огляделся. Похоже,  этого  собрания  не  пропустил никто, явились все.  Даже
стражники,   обычно   стоявшие   у  входов,  сейчас  слились  с  толпой.  На
противоположном краю Пещеры Ренкр заметил Скарра - тот сидел почти на  самой
верхней скамье и с интересом слушал Одмассэна.
     Одинокий  замер  у  стола  и  говорил, глядя перед  собой  и чуть вверх
невидящими глазами.  Находившийся  рядом Кэнхад, ухмыляясь,  с  высокомерием
смотрел на старого горянина. Но слушал не перебивая. Недобро так слушал.
     - Мы только-только избавились от льдистых змей,  - говорил  Одмассэн, -
только-только  почувствовали  безопасность,  только  вздохнули  свободно.  А
Кэнхад призывает  вас  к новой  войне, войне  на  чужой  территории,  войне,
которую мы заведомо проиграем.
     -  С  чего  ты  взял? -  неожиданно перебил  Кэнхад, четко и  вкрадчиво
произнося слова.
     - Потому что у них больше воинов и воины эти воспитываются с детства, -
отрезал Одмассэн.
     -  Возможно,  -  согласился Кэнхад.  -  Возможно.  - Он  прошелся перед
столом,  выдерживая необходимую паузу.  - Но,  - взмахнул в воздухе рукой, -
откуда ты  знаешь  это?  Как  удивительно все складывается: никто из нас  не
знает долинщиков  так хорошо, как ты.  И вот  ты отговариваешь  нас напасть.
Странно. Я начинаю  подозревать, что это неспроста. И тот долинщик -  Ренкр,
кажется?  -  который  жил  с  нами,  а потом  исчез  Создатель ведает  куда,
предварительно заманив в ловушку наших воинов... А ведь змеи тогда никуда не
пропали.
     Ренкр хотел было встать и сказать: "Но сейчас они исчезли, так ведь?" И
многое другое ему хотелось бы сказать, да парень сдержался. Возможно, зря.
     - И  вот, - продолжал  Кэнхад, - я начинаю  подозревать,  что  все  это
неспроста. И что ты, Одмассэн, играешь на две стороны. Или же вообще на одну
- на долинщиков.
     Лицо  Одинокого покраснело от ярости и возмущения,  он дернул  себя  за
бороду:
     - Да  как  ты  смеешь?! Ты!  Это  только  жалкие домыслы, ничего более!
Докажи!
     И вот тут-то с передней лавки вскочил Карган и подошел к столу в центре
Пещеры. Поварской  подмастерье был все так  же  неряшлив и  растрепан, как и
раньше.
     -  А  что  доказывать?  -  спросил  он,  дергая уголком  рта.  - Нечего
доказывать. Доказательства сами пришли. Вот! И вот!
     И  указал на Скарра  и  Ренкра.  Горяне  отодвинулись  от обоих, вокруг
каждого образовалось пустое пространство.
     -  Это тот самый долинщик  Ренкр, - вещал  Карган. - Это он  под  видом
потерявшего память жил здесь столько времени, а потом ушел вон с тем троллем
- куда? Может быть, донести своим родичам о том, что тут происходит?  А? Или
- убить Монна, своего бывшего учителя?!
     Ренкр  вскочил  и потянулся  к  рукояти  клинка. Но  сдержался в  самый
последний момент.
     - Это ложь! - громко произнес Одинокий, поднимая кверху обе  руки. -  Я
сейчас все объясню, только сядьте и успокойтесь!
     А горяне уже поскакивали, шумели и выкрикивали что-то. В первом ряду, а
потом  и по  всей  Пещере зазвучал  крик  "Предатель!",  внезапно  набравший
невероятную силу и мощь.
     Одмассэн  неожиданно  застыл, как стоял, с поднятыми  вверх  руками. Он
захрипел, страшно  и то