ком в Глаз.  Ренкр еще успел  удивиться, что  до сих пор, поднимаясь по
вертикали,  не  видел  этой полосы  черного света,  хотя,  конечно, при  том
количестве  ответвлений  и  отростков,  мимо  которых  они  проходили,  свет
наверняка  мог свернуть в один из них и скользнуть к котловану змей; вернее,
от него  - к небесам. Но это было уже не важно. Ренкр падал. На камни. И уже
не встанет. Не закончит начатого. Вальрон ошибал...
     Что-то толкнуло его в бок и смягчило удар.
     Альв,  скосив глаза, посмотрел на влажный резец камня. Еще чуть-чуть, и
этот зуб разорвал бы ему щеку. Или пробил затылок. И точно так же, как течет
сейчас по камню чья-то кровь, текла бы его собственная.
     "Чья-то кровь?!"
     На то, чтобы вскочить с промерзлой земли  и увидеть лежавшего на камнях
Хвилла,  ушло  два  мига.  Ренкру казалось -  две  вечности.  Он хотел  было
кинуться к троллю, зажать руками рану, перевязать, спасти, но Глаз продолжал
смыкаться  - вытягивающееся в узкую  щель  отверстие, - и  Сирэм неожиданным
повелительным жестом указал туда: "Ступай!"
     На сомнения ушло еще  несколько  секунд,  и темная  кишка черного света
вздулась  нажравшейся  пиявкой,  а  Глаз  продолжал сжиматься.  Помертвевшие
пальцы не чувствовали обломка Камня.
     Взгляд.
     Да его там и нет!
     Ренкр  лихорадочно  огляделся,  заметил в снегу алый отблеск и упал  на
колени, разгребая белую россыпь. Наконец он достал обломок и шагнул к Глазу,
ступая по содрогающимся камням, словно по растревоженной трясине.
     Пиявка,  застывшая  между  вершиной   Эллин-Олл-Охра  и  небом,  начала
извиваться - и расти, расти, расти...
     Все это происходило в абсолютной тишине. Ренкр не слышал ни звука, даже
когда  падал,  даже  когда разгребал руками снег и вынимал из узкой ложбинки
алый обломок Камня.  И только теперь сквозь ватную  пелену  тишины  пробился
крик Гунмеля: "Бросай!"
     Глаз  почти  закрылся. Невозможно поверить, что не так давно  именно из
него они выбрались наружу. Ренкру показалось  даже, что Камень не пролезет в
эту узкую  щель.  Он  опустился  -  нет,  рухнул  на  колени,  наклонился  к
сощурившемуся  в злобной агонии  Глазу и, не обращая внимания  ни на толстую
кишку-пиявку, ни на боль в коленях, втиснул обломок в щель.
     Что-то вздрогнуло в самом нутре Горы, волна судорог пробежала по ней, и
Ренкр, не удержавшись, снова упал. Тонко  вскрикнул Гунмель, захрипел Хвилл.
Посыпались  вниз  камни  -  они выпадали  из  своих  гнезд,  словно  гнилые,
расшатанные зубы.
     Звуки, как будто бы скрывавшиеся до того мгновения за плотной невидимой
дверью, вырвались наружу и нещадным водопадом обрушились на Ренкра. Он лежал
скорчившись, щекой  прижавшись к обломку  Камня,  и не  желал двигаться.  Он
хотел  заснуть  -  навсегда.  Ничто в  этот  момент  не могло заставить  его
пошевелиться; в диком мировороте, кружившемся вокруг, он один был недвижим.
     Но вот он уже не на холодном склоне, не под ледяным небом - он совсем в
другом  месте. Как  и почему? Здесь было тепло и темно, как в  пещере где-то
глубоко-глубоко под землей. Тела  он не  ощущал - да  и было ли тело? Только
кто-то  тихонько нашептывал на ухо: "Все правильно. Ты сделал  все так,  как
должно".
     "Но почему?" - спросил альв. Он не мог не  спросить,  хотя не надеялся,
что получит ответ.
     "Потому что  Глаз, продолжай  он закрываться, разрушился бы.  И вход  в
вертикаль открылся бы, и темный свет получил бы возможность беспрепятственно
проникать на небеса".
     "Но почему Глаз начал закрываться?"
     "Присутствие обломка Камня подействовало".
     "Как?"
     "Не знаю. Знаю только, что теперь связь  оборвалась. А котлован обрушил
свой свод на тех змей, что были в нем. Остальные со временем вымрут".
     "Отлично. Значит, конец всему".
     "Нет. Ты должен встать и идти дальше. Ступай!"
     "Я не хочу".
     "Ты должен. Ступай!"
     И  - словно ему дали пинка под  зад - Ренкр вылетел (вылетел?  -  может
быть...) наружу... внутрь своего тела.
     Камнепад продолжался.
     По коже змеились влажные струйки крови, которая текла из ссадин.
     Кто-то дергал за рукав, за шиворот сыпалась каменная крошка  вперемешку
со  снегом.  Ренкр  разодрал   слипшиеся  веки  и  попытался   приподняться,
окутанный, словно  спальными  шкурами, острой и  нудной болью, исходившей от
тысячи  ссадин и кроподтеков, что покрывали его  тело. И неудивительно - его
ноги были придавлены несколькими увесистыми камнями - слава Создателю,  что,
как  оказалось,  не  перебило костей.  Скарр,  рывком  подняв его, привел  в
вертикальное положение, спросил:
     - Идти можешь?
     Ренкр  кивнул,  хотя  совсем  не  был  в этом уверен.  Гунмель и Сирэм,
помятые,  вывалянные в  снегу,  суетились около  лежавшего  на  боку Хвилла.
Тролль тяжело  дышал  и пытался зажать руками  рану на горле. Но  это уже не
могло его  спасти. Ренкр  даже удивился,  что тот прожил так  долго,  и лишь
потом,  с  запозданием,  понял:  на  самом-то  деле прошло  не  так уж много
времени.
     Земля  под  ними  все  дрожала  и  съезжала  вниз, камни  шевелились  и
намеревались поглотить,  подмять под себя  странных  чужаков  - и  следовало
бежать. Хотя - куда бежать? Везде одно и то же.
     Горгули, видимо, были другого мнения.  Стоило только Ренкру  со Скарром
приблизиться, Сирэм вскочил и спросил, повелительно и громко:
     - Сможем донести?
     Спрашивал  он,  скорее всего, у  Гунмеля,  и речь шла о Хвилле. Но куда
нести?
     Куда?!
     Сирэм знал. Или считал, что знает. Сейчас это мало что значило.
     Тем более что Хвилл отрицательно махнул рукой:
     - Нет!  Вы  же видите!.. Зачем тогда?  Ступайте,  мальчики, ступайте! Я
всем доволен...
     Скарр  покачал головой,  не  желая соглашаться,  но мастера  были  явно
согласны  с  Хвиллом  и  ждали, когда можно будет отправиться  к этой  самой
спасительной  цели. А  Ренкр... Ренкр  понимал  Хвилла, как  никто сейчас. И
завидовал ему.
     - Идем! - потянул за рукав Сирэм. - Потом будет поздно!
     Скарр уже шагал за Гунмелем, механически переставляя ноги  и растерянно
оглядываясь на лежавшего Хвилла.
     Тот встретился  взглядом  с  альвом  и  кивнул:  "Все  понимаю. Ступай,
мальчик, ступай".
     Глаза тролля погасли, как задутый ветром ночной костер.
     Ренкр  поклонился мертвому телу и последовал за своими спутниками. Гора
дрожала и не желала стоять на месте.
     Уже спускаясь по непостоянной, коварной тропе, забитой обломками горной
породы, Ренкр обернулся.  В небе,  смятом  в  складки-облака, таяла  хрупкой
сосулькой пиявка-кишка и смотрело Око, самое настоящее, не каменное, а живое
-  и  всего одно. Потом  Око  исчезло  - вместе с воспоминаниями о темном  и
теплом месте, где с альвом говорил голос
     /обладателя Ока/
     невесть  кого.  Жизнь  опять взялась  за  свое, и нужно  было  думать о
нынешних бедах, а не о прошедших. А почва уходила из-под ног, и...

     безразделье

     ...почва  уходила  из-под  ног, и  многоэтажки  подмигивали  блестящими
огнями.
     И было чертовски плохо.
     Человек  с бледным узким лицом зашатался  и ухватился рукой за фонарный
столб, весь покрытый обрывками старых объявлений, словно клочьями полинявшей
кожи.  Какая-то  толстая  женщина,  потрясая  яркими  кульками  с   надписью
"Marlboro"  ("Минздрав   предупреждает..."),   шарахнулась  в  сторону.   Он
презрительно  скривил губы,  хотя было совсем не смешно. Было  больно, и все
внутри ворочалось огромным любопытным ежом, тыкаясь носом и скородя иголками
по кишкам.
     Дойти до дома. Там...  Там можно будет что-нибудь  придумать.  Дойти до
дома. Дойти!
     Облезлый  пес настороженно  покосился на  него,  лениво приподнял  край
губы, но рычать  не стал. Эта картина заставила  человека снова пошатнуться,
он  яростно  посмотрел  на блохастую тварь,  и та в ответ  раскрыла пасть  и
смачно зевнула. Потом безразлично отвернулась.
     Дойти! Добраться до дома!
     Что же произошло? Что происходит? Что вообще могло произойти?
     Вечерело,  сумрак опускался  на  город  грязной тряпкой. Стало  тяжелее
дышать;  человек  неистово помотал  головой,  чтобы избавиться  от гнетущего
удушливого  ощущения,  словно  на  голову  накинули  полиэтиленовый   мешок.
Ощущение не прошло, стало  еще хуже. Человек резко выдохнул и снова вдохнул,
с шумом втягивая в себя воздух, приобретший странный привкус железа.
     Шедший  мимо  мужичок  с  помятым  окурком  в  желтых  зубах  понимающе
покосился на него, покачал головой и пошел своей дорогой. Диво ли, пьянчужка
какой-то. Понимаем-с, но что поделать.
     Что  же произошло?! Боги, как больно! Впрочем, боги  не помогут. Потому
что ты сам - Бог.
     /Был Богом./
     И помочь себе можешь лишь сам. Если это вообще возмож...
     О боги, как больно дышать! Земля качается и норовит выскользнуть из-под
ног,  ровно  прижатая  палкой  склизкая  гадина.  И сгибаются  под  дыханием
вечности   многоэтажки,  как  древние  старцы-пилигримы  -  или   как  камни
Стоунхенджа.  Кривляются  ерниками-шутами  деревья,  размахивают  угловатыми
ветвями  и швыряют в  лицо внезапно  потяжелевшие до веса булыжников листья.
Осень.
     "Не  об этом сейчас нужно думать! Думать нужно о доме  - дойти!  Дойти!
ДОЙТИ!"
     Он не заметил, как вошел во двор. Здесь мир, вроде бы прекративший свои
дурные выходки, снова закачался, и человек вынужден был ухватиться за стойку
качелей.  Качели  испуганно  скрипнули  и задергались, силясь удрать. В окне
первого этажа вспыхнул свет, чье-то любопытное лицо приклеилось к стеклу. Он
повернулся, и лицо мгновенно спряталось, свет погас.
     Уже недалеко. Еще чуть-чуть.
     Подъезд.
     Лифт.
     "Боги, ну почему именно сегодня лифт не работает?!"
     Лестница.
     Дрожащие, дребезжащие поручни; с  одного слетает деревянная пластина  и
раскатистым громом разрывает тишину скрученного колодца лестничных пролетов.
     Этот гром  впивается толстыми  пальцами в голову восходящего  и сжимает
ее. Он стонет, хватает руками воздух, а потом медленно оседает на ступени. И
дальше   уже   ползет  вверх,  подволакивая  правую  ногу,  так  не  вовремя
отказавшуюся повиноваться.
     Здесь, в  этом  кишечнике дома,  окончательно темнеет, и неожиданно,  с
запозданием, загораются лампы над дверьми. Свет наотмашь бьет по лицу, но он
же помогает увидеть, что квартира уже совсем рядом.
     Подползти к двери оказалось не так сложно. Он зашарил рукой по карману,
и мгновенно похолодело в груди, когда не нашел в нем ключа.
     "Потерялся?! Ключ потерялся?! Как теперь? Что теперь?"
     Человек судорожно задергал пальцами, но ключа найти так и не смог. Крик
сам собой вырвался из ноющей груди,  завис дамокловым мечом, а потом рухнул,
отсекая последние ниточки, связывавшие его с реальностью.

     безразделье

     В больнице было серо; пахло хлоркой, лекарствами и старыми бинтами.
     Человек приподнял голову и оглянулся.
     Здесь, в палате, стояло шесть коек: две пустовали, на остальных чернели
чьи-то фигуры. Поздний вечер холодным чаем плескался в комнате и переливался
за  венчики окон. Из-под  двустворчатой деревянной двери с отломанной ручкой
торчал сплюснутый клочок света от люминесцентных ламп.
     Человек пошевелил руками и ногами - они повиновались ему, хотя и плохо.
     Все,  что  произошло  с  ним,  всплыло  откуда-то  изнутри  и  злорадно
улыбнулось: "Вспомнил? Вспомнил!"
     Человек  тихонько  застонал  от  бессилия.  Ему сейчас  было необходимо
оказаться дома - дома, а не здесь, в этой гигантской морилке!
     Он  приподнялся, опираясь  на локоть, с  отвращением провожая  взглядом
разбегающихся тараканов. Нет, еще слишком рано уходить, слишком он слаб - не
дойдет. Ладно, подождем.
     Человек  откинулся  на  подушку  и  впился  глазами  в  растрескавшийся
потолок, в люминесцентные  светильники  без плафонов. Он будет  терпелив. Он
дождется.


5

     ...А земля уходила из-под  ног,  и Ренкру приходилось  балансировать на
камнях,  внимательно  глядя, куда он  ставит  ноги. Потому  что один раз еле
вытащили,  когда он  неосторожно попал ступней в расщелину и  застрял. Хвала
Создателю, Скарр  вовремя сообразил, что происходит, и поторопился прийти на
помощь - иначе бы катившийся сверху камень накрыл Ренкра.
     Горгули маленькими помятыми  комочками прыгали впереди  и  лишь изредка
поглядывали назад: как там великорослые чужаки, успевают  ли? Тролль и  альв
успевали, но силы у них были на исходе.
     Внезапно  Сирэм исчез.  Долинщику показалось,  что  мастер  свалился  в
трещину, как  недавно он  сам.  Но когда  подбежали,  оказалось,  что  Сирэм
отыскал еще один вход в вертикаль. Или... куда?
     Гунмель  протиснулся  в  отверстие,  наполовину  присыпанное   каменной
крошкой, обернулся и махнул им рукой:
     - Давайте за мной.
     Скарр, а потом и Ренкр опустились на четвереньки и поползли - настолько
узким был этот ход. Но лучше такой, чем...
     Снаружи снова загрохотали камни, что-то с треском ударило, внутри стало
темно.
     Долинщик оглянулся. Сзади, там, где раньше серело скорчившееся в агонии
небо,  сейчас светлел  только  тоненький овал, опоясывающий  камень, который
заткнул вход в тоннель. В общем-то, чего-то подобного и следовало ожидать. И
теперь оставалось надеяться, что мастера выведут их отсюда.
     Сирэм на случившееся отреагировал спокойно.
     - Ничего, выйдем, - успокоил он.
     И добавил тихо:
     - Если ничего не изменилось.
     Ползти  по  этой  норе  оказалось  не  так-то просто,  особенно  мешали
недостаток  воздуха  и страх,  что  они,  может,  навсегда  заперты  в  этом
подгорном ходе.
     Иногда  Ренкру казалось, что они  ползут по кругу - и будут делать  это
вечно. Тогда он прижимался  ободранной щекой  к камню и  вспоминал Вальрона.
"Это твое предпоследнее дело". Значит, появится и последнее, значит...
     Свой дорожный мешок он потерял  еще во время дикой скачки по камням - в
отличие  от  Скарра,  который волок  за  собой  полупустую полотняную тушку.
Мастера  утверждали, что еды в  ней должно хватить  до тех пор, пока они  не
попадут в вертикаль.
     При упоминании о вертикали горгули  мрачнели,  особенно Сирэм. Он лучше
своего молодого спутника знал, что сотрясения Горы не могли на сказаться  на
ее жизни.
     Спустя примерно  сутки  ход  стал  расширяться,  а  скоро  все  четверо
оказались в вертик... Нет, это не было, не могло быть вертикалью!
     На месте чистых и  гладких коридоров - завалы  из камней, провалившиеся
стены,  то  там,  то здесь  -  группки  фосфоресцирующих  насекомых, жалкие,
сиротливо  жмущиеся друг к другу. Каким-то образом  они  выбрались  из своих
"отростков" и  теперь не знали, что делать, чем питаться  и как жить дальше.
Спутники   Ренкра  хотели   было  навести   порядок,   но  быстро   осознали
бессмысленность  любых попыток  и  лишь  горестно взмахнули  ушами. А  Сирэм
озабоченно покачал головой:
     - Если и червята выбрались...
     Они спустились чуть ниже и  обнаружили, что  мастера  занимаются именно
отловом и  водворением  на место  детенышей  каменных  червей.  В  отростке,
отведенном  специально  для этого,  уже  скопилось много  червят, они  слепо
тыкались головами в стенки и  невидимый барьер на выходе, извивались  и даже
попискивали, чего Ренкр от них совсем не ожидал.
     Несколько  мастеров замерли  у стен  и  напряженно следили  за тем, что
происходит  в  коридоре. Их шарики-мо, обступив  со всех  сторон  еще одного
червенка, загоняли его в отросток. Детеныш  норовил выскользнуть, но  стоило
ему  направиться  не  туда,  как  шарики  моментально  срывались с  места  и
ударялись о  его  нос; при  этом мо  вспыхивали и  свод коридора  наполнялся
мечущимися туда-сюда тенями.
     Мастера,  как  могло показаться  на первый взгляд, стояли бездеятельно,
лишь  наблюдая  за  происходящим.  Но  присмотревшись,  Ренкр  заметил,  как
напряженно  подрагивали нижние кончики их  ушей,  как  выступили  и медленно
стекают, оставляя мягкие дорожки в шерсти, капли пота.
     Четверка путников замерла, стараясь не  шевелиться, чтобы  не отвлекать
горгулей.  Лишь  когда  червенок оказался в  отростке, Сирэм  шагнул к своим
собратьям, скорбно качая головой. Они опустили глаза.
     - Все настолько плохо? - прошептал мастер.
     -  Гора умирает, - ответил тот самый толстячок, которого Ренкр запомнил
еще по спору горгулей, пускать ли его наверх, к Глазу.
     Остальные молча кивнули.
     - Песнь? - едва слышно произнес Сирэм.
     - Песнь, - подтвердил толстячок.
     Ренкру стало страшно  -  так было сказано это  слово. Мо  потускнели  и
опустились к полу, словно им стало невыносимо тяжело летать.
     Скарр растерянно посмотрел на мастеров, потом подошел тихонько к альву:
     - Неужели они говорят о той самой Песне?
     - О какой?
     - Ты не знаешь? Потом расскажу.
     Часть  мастеров развернулась  и  ушла,  остальные обступили  чужаков  и
Гунмеля с Сирэмом.
     - Вам удалось, - утвердительно сказал толстячок.
     - Удалось, -  прошептал Гунмель. - Только теперь я  не  уверен,  стоило
ли...
     - Уверен, - промолвил толстячок. - Стоило. Просто тебе - как и нам всем
- слишком сложно смириться с мыслью, что необходимо было пожертвовать Горой,
дабы спасти мир.
     -  Да,  - выдохнул  Гунмель. - "Дабы  спасти  мир!" О, спасители  мира,
радуйтесь! И пойте Песнь. И я тоже... спою...


ИНТЕРЛЮДИЯ

1

     Горы, как и всякие живые  существа, рождаются и  умирают. Точно так же,
как  и у  других живых существ,  смерть горы вызывает  у  окружающих скорбь.
Только  зачастую скорбь  эта  во много раз  сильнее, чем при  гибели  любого
другого живого существа.
     Так  или  иначе,  смерть   горы  ощущают  все  ее  обитатели  -  кто-то
просыпается ночью в холодном поту,  у кого-то перевернется  все внутри, и он
не сможет несколько дней  поедать камни; некоторые  на пару суток перестанут
светиться. Мастера  в  этом случае  поют Песнь.  Эта Песнь  - целый  ритуал,
длящийся до  тех пор,  пока  каждый горгуль  не изольет свою  скорбь;  это -
прощание с горой, потому  что (пусть и не  сразу)  мастера  в  конце  концов
вынуждены будут покинуть каменного мертвеца.
     Готовятся к Песне  недолго, нужно лишь, чтобы все  горгули собрались  в
Сердце горы. Там и происходит прощание. Некоторые мастера считают, что своей
Песнью  они  помогают умирающей отойти в мир иной. При этом  горгули никогда
(если вы, конечно, рискнете спросить об этом у скорбящих), никогда не скажут
вам,  что за  "мир иной" они  имеют  в  виду. Возможно,  это  просто  миф, а
возможно...
     Как бы там  ни было, горгули собираются и поют  Песнь столько,  сколько
сочтут нужным.
     И некоторые пустомели утверждают, что постороннее существо, оказавшееся
в этот момент  рядом  с поющими,  умирает от разрыва сердца, не выдержав той
изливающейся наружу тоски.


2

     - Страшная легенда! - прошептал Ренкр.
     Молодой тролль кивнул и  печально сморщил нос. Потом зацепился ногой за
груду каменных  обломков, споткнулся  и,  не поддержи  его альв,  непременно
рухнул бы  на  грязный  пол вертикали.  Сейчас  здесь было темно, потому что
фосфоресцирующие насекомые перестали светиться, а от необычайно потускневших
мо - какая польза?
     - Я, наверное, не прав, но мне почему-то больнее от сознания, что Хвилл
мертв, чем оттого, что Гора умирает, - признался  Скарр, растерянно стягивая
разорванную на рукаве рубаху, словно верил, что она может срастись, если как
следует соединить оба края.
     Лоскут  треснул  и  остался  в волосатой ладони тролля.  Тот  вздохнул,
повертел в руках обрывок и отшвырнул его прочь.
     - Я понимаю тебя, - ответил Ренкр. - Но твои мысли  менее кощунственны,
чем мои.
     Скарр удивленно  посмотрел на  белеющее  в  сумраке  лицо альва и снова
споткнулся, но уже самостоятельно смог удержаться на ногах.
     - Я рад, - прошептал долинщик. Он покосился на