ы и  нет?  В словах  есть сила. Все это  знают, -- сказала
Ангуа. -- Здесь много големов, больше чем ты можешь  представить. Они сейчас
не в  моде,  но  они  остались. Они могут работать под  водой,  или в полной
темноте, по колено в яде. Годами.  Им не надо отдыхать и их не надо кормить.
Они...
     -- Но это рабство! -- воскликнула Веселинка.
     --  Да что ты!  Ты так  же можешь назвать рабом  дверную ручку. У  тебя
есть, что мне сказать, Дорфл?
     Веселинка продолжала  смотреть на  огромный нож, торчащий из пня. Слова
типа длинный, тяжелый  и острый засели в ее голове крепче, чем любые слова в
голове голема.
     Дорфл ничего не говорил.
     -- Как давно ты здесь работаешь, Дорфл?
     Сейчас уже триста дней.
     -- У тебя бывают выходные?
     Чтобы впустую смеяться? Зачем мне выходные?
     -- Я имею в виду, ты все свое время проводишь на бойне?
     Иногда я разношу товар.
     -- И встречаешься  с другими големами? А теперь  слушай, Дорфл, я знаю,
что  вы големы, каким-то  образом поддерживаете  контакт. И,  если кто-то из
големов убивает настоящих людей, я бы не поставила на ваши шансы и  разбитой
кофейной  чашки.  Люди  припрутся сюда с  зажженными  факелами.  И огромными
молотами. Ты понимаешь, к чему я клоню?
     Голем пожал плечами.
     Невозможно отнять то -- чего нет, -- написал он.
     Ангуа  вскинула руки. -- Я пытаюсь все решить цивилизованным  способом,
--  сказала  она. --  Я  могу конфисковать  тебя прямо сейчас.  По обвинению
"оказание препятствий в тяжелый  день,  и мне все  надоело". Ты  знаешь отца
Тубелчека?
     Старый священник, что живет на мосте.
     -- Откуда ты знаешь его?
     Я доставлял туда товар.
     -- Его убили. Где был ты во время убийства?
     На бойне.
     -- Откуда ты знаешь?
     Дорфл постоял в сомнении. Следующие слова были написаны очень медленно,
как будто они возникали после очень долгого раздумывания.
     Потому-что,   это  должно  было   случиться  недавно,   потому-что   вы
возбужденны. В течение последних трех дней я работал здесь.
     -- Все время?
     Да.
     -- По двадцать четыре часа?
     Да. Здесь много людей и троллей. Они скажут Вам. Днем я должен забивать
скот,  свежевать,  расчленять,  раскалывать  кости,  а  ночью  я без  отдыха
изготавливаю сосиски, и кипячу печенки, сердца, рубцы, почки и кишки.
     -- Это ужасно, -- сказала Веселинка.
     Карандаш быстро отстрочил:
     Вроде того.
     Дорфл медленно повернул голову в сторону Ангуа и написал:
     Я еще нужен Вам?
     -- Если будешь нужен, мы знаем, где тебя найти.
     Я сожалею, что так случилось со стариком.
     -- Хорошо. Пошли Веселинка.
     Проходя через двор, они чувствовали взгляд голема.
     -- Он лгал, -- сказала Веселинка.
     -- Почему ты так говоришь?
     -- Он выглядел, как если он лгал.
     --  Ты,  наверно, права, -- сказала Ангуа.  Но ты видела  размер бойни.
Могу поспорить, что  мы не  смогли  бы доказать что он  выходил  хотя бы  на
полчаса. Я думаю, что я поставлю это дело под, как коммандер Ваймз называет,
специальное расследование.
     -- Что, как... в простой одежде?
     -- Что-то вроде того, -- осторожно сказала Ангуа.
     --  Я  думаю,  забавно смотрится  любимец  козел  на  бойне, -- сказала
Веселинка, когда они шли по туманным улицам.
     --  Что? А, ты имеешь в виду того козла,  -- сказала Ангуа. -- Почти на
всех бойнях  есть  такой козел. Только он не  любимец.  Я  думаю  его  лучше
назвать работником.
     -- Работником? Какую работу он может выполнять?
     -- Ха.  Быть на  бойне каждый день. Это и есть работа. Смотри,  у  тебя
загон полный испуганных животных, так? Они ходят по кругу, и без вожака... и
там такой спуск к зданию, выглядит зловеще... и, эй, тут ходит  козел, он не
испуган,  и стадо идет  за ним  и вжик,  --  Ангуа провела  ребром ладони по
горлу, -- только козел выходит оттуда.
     -- Это ужасно!
     -- Мне кажется  для  козла  это  нормально. По меньшей мере, он выходит
оттуда, -- сказала Ангуа.
     -- Откуда ты все это знаешь?
     -- Наберешься всякого такого, пока поработаешь в полиции.
     -- Я вижу, мне  надо  учиться,  --  сказала  Веселинка.  -- Я не знала,
например, что надо носить с собой кусочек одеяла.
     -- Это специальная экипировка, если работаешь с нежитью.
     -- Да, я знаю о чесноке и вампирах. Я знаю, что все святое  срабатывает
против вампиров. Что еще срабатывает против оборотней?
     -- Что? -- сказала Ангуа, которая все еще думала о големе.
     -- На мне надета серебряная кольчуга, я обещала семье,  что буду ее все
время носить, но есть еще что-нибудь против оборотней?
     -- Джин с тоником всегда приветствуются, -- отвлеченно сказала Ангуа.
     -- Ангуа?
     -- Хмм? Да? Что?
     --  Кто-то сказал мне, что  в полиции есть  оборотень! Я не могу в  это
поверить!
     Ангуа остановилась и уставилась на нее.
     --  Я думаю, рано или поздно волк выскочит,  -- сказала Веселинка. -- Я
удивлена, как коммандер Ваймз позволил такое.
     -- В полиции есть оборотень, да, -- сказала Ангуа.
     -- Я уверенна, в констебле Посети есть что-то странное.
     У Ангуа отвалилась челюсть.
     --  Он  всегда выглядит голодным, --  сказала Веселинка. И  у него  все
время странная улыбка. Я узнаю оборотня с первого взгляда.
     -- Он  выглядит  немного  голодным, что правда,  то  правда, -- сказала
Ангуа. Она не знала, что еще сказать.
     -- Хорошо, я буду держаться от него подальше!
     -- Отлично, -- сказала Ангуа.
     -- Ангуа...
     -- Да?
     -- Почему ты носишь свой значок на галстуке вокруг шеи?
     --  Что? О. Ну...  таким образом  он  всегда под  рукой. Понимаешь. При
любых обстоятельствах.
     -- Мне тоже так надо сделать?
     -- Я так не думаю.


     Мистер  Хук подпрыгнул. --  Дорфл,  чертов  глупый  чурбан! Никогда  не
подходи так тихо к человеку, который работает на ноже для бекона! Я тебе уже
сто раз говорил! И старайся  создавать побольше шума, когда идешь, черт тебя
побери!
     Голем протянул дощечку, на которой было написано:
     Сегодня я не смогу работать.
     -- Что такое? У ножа для резки бекона нет выходных!
     Сегодня святой день.
     Хук посмотрел в красные глаза. Старик Рыбнокост говорил что-то об этом,
когда  продавал Дорфла.  Что-то типа: "Иногда он будет уходить  на несколько
часов, потому  как у них святой день.  Это из-за слов в  голове.  Если он не
уйдет или не ускачет в свой храм, и слова перестанут  работать, не спрашивай
у меня почему. Это нельзя останавливать".
     Эта  штука  стоила пятьсот  тридцать долларов.  Он думал, что  это была
сделка, а это  и была сделка, нет  ни капли сомнения. Эта штука  переставала
работать  только  тогда,  когда  кончалась работа.  Иногда такое  случается,
рассказывают  случаи.  Рассказывают  о  том, как  големы  затапливали  дома,
потому-что никто не сказал им прекратить таскать воду  в  дом, или  отмывали
блюда, пока  они не  становились  тонкими как бумага.  Тупые  штуковины.  Но
полезные, если не спускать с них глаз.
     Но все же... все  же... он  знал, что никто не  держал  их подолгу. Эти
проклятые  двурукие моторы  просто стоят,  берут все  и  откладывают себе...
куда? И никогда не жалуются. Вообще не разговаривают.
     Человек  начинает  задумываться  о  сделке,  вроде той и  успокаивается
только тогда когда подписывает договор с новым владельцем.
     -- Что-то много святых дней стало в последнее время, -- сказал Хук.
     Иногда бывает много святых дней.
     Но они не могут отлынивать. Они могут только работать.
     -- Я не знаю, как мы справимся без..., -- начал Хук.
     Сегодня святой день.
     Ну, хорошо. Можешь взять выходной завтра.
     Сегодня вечером. Святой день начинается после заката.
     -- Тогда долго не задерживайся, -- слабо сказал Хук.  -- Или я... Ты не
задерживайся, слышишь.
     Это  была  обратная  сторона  медали.  Их  нельзя наказать.  Невозможно
удержать оплату, потому-что  они не  получают  никаких  денег. Их невозможно
испугать. Рыбнокост говорил, что один ткач с Напских холмов приказал  голему
разбить себе голову, и тот выполнил приказ.
     Да. Я слышал.



     В  любом  случае,  совершенно не важно кто они. Фактически  анонимность
была  частью их работы.  Они сами о себе думали, что они часть хода истории,
прилив прогресса и  волна будущего. Они были людьми которые думали что Время
Настало.  Государства  выдерживает  орды  дикарей,  сумасшедших террористов,
скрытые  секретные общества, но  у государства появляются  большие проблемы,
когда  преуспевающие  и  анонимные люди садятся за  большой  круглый  стол и
обсуждают такие вот мысли.
     Один сказал: -- По меньшей мере, это чистый способ. Бескровный.
     -- И это, конечно, пойдет на пользу городу.
     Они  степенно  покивали. Никому не  надо было говорить, что хорошо  для
них, хорошо и для Анх-Морпорка.
     -- А он не умрет?
     -- Вообще-то его можно держать в состоянии  просто... недееспособности.
Мне сказали, что дозу можно менять.
     -- Хорошо.  Я бы предпочел, чтобы он был недееспособен, чем мертв. Я бы
не доверился Ветинари в гробу.
     -- Я слышал, что вообще-то он предпочел бы, чтобы его кремировали.
     -- Тогда я надеюсь, что его прах разбросают очень широко.
     -- Что насчет городской стражи?
     -- Что насчет городской стражи?
     -- А...


     Лорд Ветинари открыл глаза. Вопреки здравому смыслу, его волосы болели.
     Он сконцентрировался,  и  мутная фигура  у  кровати  сфокусировалась  в
Самуэля Ваймза.
     -- А, Ваймз, -- слабо сказал он.
     -- Как Вы себя чувствуете, сэр?
     -- Практически мертвым. Кто был тот малый с невероятно кривыми ногами.
     -- Это был Пончик Джимми, сэр. Он был жокеем на очень толстой лошади.
     -- Беговой лошади?
     -- Так точно, сэр.
     -- Толстая беговая лошадь? Наверняка они не могли выиграть скачки?
     -- Я уверен,  что  у  них это  никогда не получалось. Но  Джимми сделал
большие деньги на невыигрывании скачек.
     --  А.  Он  дал мне молоко  и какое-то  вонючее  лекарство, -- Ветинари
сконцентрировался. -- Я здорово болел.
     -- Я тоже так думаю, сэр.
     --  Забавная  фраза. Здорово  болел. Я  думаю,  почему существует такое
клише. Звучит... смешно. Правда, довольно забавно.
     -- Да, сэр.
     -- Как будто у меня сильный грипп. Голова толком не соображает.
     -- Правда, сэр?
     Лорд-мэр немного подумал. Что-то еще крутилось на уме. -- Ваймз, почему
он до сих пор пахнет лошадьми? -- наконец спросил он.
     -- Он лошадиный  доктор, сэр. Чертовски  хорош. Я слышал, что в прошлом
месяце он  так  накачал  лекарствами  Тяжелую Удачу,  что  она  не  упала до
последней стометровки.
     -- Не очень обнадеживает, Ваймз.
     -- О, я не знаю сэр. Лошадь околела еще до старта.
     -- А, я понял. Ну, ну. Какой противно-мнительный разум у Вас, Ваймз.
     -- Спасибо, сэр.
     Лорд-мэр приподнялся на локте. -- Могут ли ногти пульсировать, Ваймз?
     -- Не могу знать, сэр.
     -- Сейчас мне хочется немного почитать. Жизнь продолжается, не так ли?
     Ваймз  подошел к окну. На перилах  балкона,  уставившись  в сгущающийся
туман, сидела ужаснейшая скрюченная фигура.
     -- Констебль Крючконос, все спокойно?
     -- Даф, фер, -- ответило приведение.
     -- Я сейчас закрою окно. Туман заходит.
     -- Фы прафы, фер.
     Ваймз захлопнул  окно, чуть  не  прижав  пару,  вовремя  ускользнувших,
усиков.
     -- Что это было, -- спросил лорд Ветинари.
     --  Горгулья  констебль Крючконос,  сэр.  Он  бесполезен на парадах,  и
чертовски  бесполезен на улицах, но когда нужно усидеть на одном месте, сэр,
никто не может с  ним тягаться.  Он чемпион мира по неподвижности.  Если Вам
нужен победитель  на  стометровке  неподвижности,  берите  его. Он  в  дождь
просидел три дня на крыше когда мы ловили Нобблера с аллей парка. Они ничего
не пропускает. Капрал  Буравчик патрулирует коридор, а  констебль Глодснефью
патрулирует этаж под нами, констебли Кремень и Морена  сидят в двух соседних
комнатах,  а  сержант Камнелом постоянно проверяет  их, и если кто уснет, он
получит  пинок по заднице, сэр,  и Вы узнаете  об  этом, потому как  бедняга
залетит сюда сквозь стену.
     --  Хорошая работа, Ваймз. Мне показалось  или  это  так,  что  все мои
охранники нелюди? Кажется они все гномы и тролли.
     -- Самое безопасное, сэр.
     -- Вы все обдумали, Ваймз.
     -- Надеюсь, сэр.
     -- Спасибо,  Ваймз, -- Ветинари  сел  и  взял  кипу бумаг со столика  у
кровати. -- Не смею Вас задерживать.
     Ваймз открыл рот.
     Ветинари посмотрел на него. -- Что-нибудь еще, коммандер?
     -- Ну... Кажется нет, сэр. Я думаю, я пойду, сэр.
     --  Если  не  возражаете.  И я  думаю,  много бумаг  накопилось в  моем
кабинете, я буду очень обязан, если Вы пошлете кого-нибудь за ними.
     Ваймз хлопнул дверью, несколько  сильнее, чем нужно было.  Господи, как
это  выводило  его из себя, все как Ветинари  включал  и  выключал его,  как
простой выключатель,  и благодарности  от него -- как от крокодила. Патриций
полагался на Ваймзе по работе, зная, что Ваймз будет делать свое дело, чтобы
он там  не  думал  по  этому поводу. Хорошо, в  один  прекрасный день  Ваймз
устроит... устроит...
     ... да ничего он не устроит, а  будет, как проклятый, делать свое дело,
потому-что он не  знает,  что  еще можно  делать. Но  понимание этого только
ухудшало положение вещей.
     Туман становился  все гуще и  желтел. Ваймз кивнул охранникам у двери и
выглянул в клубящийся обволакивающий туман.
     Отсюда до полицейского участка на Псевдополис-Ярде почти прямая дорога.
Из-за тумана ночь в городе наступила раньше. На улицах почти не было народа,
они сидели по домам, запирая окна от сырых клочков тумана, которые казалось,
проникают повсюду.
     Да... пустые улицы, холодная ночь, сырость в воздухе...
     Чтобы  довести эту ночь до совершенства не хватало одного.  Он  отослал
карету домой и вернулся к одному из охранников. -- Вы -- констебль Лакер, не
так ли?
     -- Так точно, сэр Самуэль.
     -- Какой у Вас размер обуви?
     Лакер видимо запаниковал: -- Что, сэр?
     -- Это простой вопрос, мужик!
     -- Семь с половиной, сэр.
     -- От старого сапожника на Нью-Кобблер? Дешевые?
     -- Так точно, сэр!
     -- Не могу оставить человека на охране в обуви на картонной подошве! --
сказал Ваймз, улыбаясь до ушей. -- Снимите ботинки, констебль. Возьмите мои.
На них все еще драконье...  ну,  то что там драконы делают, но они будут Вам
как  раз.  Не стойте  как  чурбан  с  открытым  ртом.  Отдайте ботинки.  Вам
останутся мои. -- Ваймз добавил: -- У меня их полно.
     Констебль  наблюдал  с испуганным  изумлением как Ваймз  надел  дешевые
ботинки, выпрямился, и притопнул несколько раз с закрытыми глазами.  -- Ага,
-- сказал он. -- Я стою прямо перед дворцом, правильно?
     -- Э..., да, сэр. Вы только что вышли из него,  сэр. Это  такое большое
здание.
     --  Ага, -- весело сказал Ваймз, -- но я бы знал это, даже если бы я из
него не выходил!
     -- Э...
     -- Это камни мостовой, --  сказал Ваймз. -- Они нестандартного размера,
и немного вогнуты в центре. Ты не заметил?  Ноги,  парень! Вот чем тебе надо
научится думать.
     Он  повернулся  и  счастливо зашагал  в туман,  прочь  от  ошарашенного
констебля.


     Его превосходительство  граф  Анхский капрал Нобби Ноббс  толкнул дверь
полицейского участка и, пошатываясь, вошел.
     Сержант Кишка оторвал глаза от  стола и  ахнул. -- Нобби, с тобой все в
порядке? -- воскликнул он, оббегая стол, чтобы поддержать падающее тело.
     -- Это ужасно, Фред. Ужасно!
     -- Садись на стул. Ты такой бледный.
     -- Меня избрали, Фред! -- простонал Нобби.
     -- Не может быть! Ты запомнил, кто это сделал?
     Нобби без слов протянул свиток, который  всучил  ему  Дракон  -- Король
Гербов,  и откинулся назад. Из-за уха он вытянул длинную и тонкую самокрутку
и  трясущимися руками  прикурил ее. -- Я не знаю, я уверен, -- сказал он. --
Сидишь  тише травы,  ниже воды, не  высовываешься,  не создаешь  проблемы, и
происходит такое.
     Кишка медленно читал свиток, его  губы шевелились, когда он  доходил до
трудных слов типа "и" или "это". -- Нобби, ты читал  это? Тут говорится, что
ты господин!
     -- Старик сказал, что они еще раз все перепроверят, но он думает, что и
так все ясно с кольцом и со всем. Фред, что я буду делать?
     -- Я думаю -- сидеть в горностае и есть с фарфора!
     -- В том то и дело, Фред. У  меня нет денег. Нет особняка. Нет  земель.
Ни медяка!
     -- Что, совсем ничего?
     -- Ни гроша, Фред.
     -- Я думал у шишек -- сундуки с деньгами.
     -- Ну,  я шишка из шишек, Фред. Я не знаю как надо господствовать! Я не
хочу носить элегантную одежду и искать яйца, и все такое.
     Сержант Кишка  сел рядом с ним. -- Ты ничего не знал о своих дворянских
связях?
     -- Ну... мой кузен Винсент приставал  с неприличными  намереньями к ...
герцогине Квирнской...
     -- К самой герцогине?
     -- К ее служанке.
     -- Наверно это не считается. Кто-нибудь еще об этом знает?
     -- Ну, она знает, она пошла и сказала...
     -- Я имею в виду о том, что ты граф.
     -- Только мистер Ваймз.
     -- Ну,  тогда проще, -- возвращая свиток, сказал сержант Кишка. -- Тебе
не надо говорить об этом. Тогда тебе не надо ходить в золотых брюках, и тебе
не надо искать яйца, если только ты не потеряешь их. Ты просто сиди тут, а я
сейчас тебе заварю чайку, ты  не против чая?  Мы все  сейчас обдумаем, ты не
волнуйся.
     -- Благодарю, Фред.
     --  Не стоит  благодарности, Ваше  благородие!  -- Кишка  улыбнулся. --
Усек?
     -- Не надо, Фред, -- слабо ответил Нобби.
     Дверь в полицейский участок распахнулась.
     Клубом  влетел  туман.  В его сердцевине светились  два  красных глаза.
Когда туман рассеялся, проступила фигура голема.
     -- Ум, -- громко сглотнул Кишка.
     Голем протянул грифельную доску:
     Я пришел к вам.
     -- Да. Да. Да. Я, э... да, я понял, -- сказал Кишка.
     Дорфл перевернул дощечку. На другой стороне было написано:
     Я  признаюсь  в  убийстве.  Я  убил  старого  священника.  Преступление
раскрыто.
     Кишка, как  только  у него перестали  дрожать губы, обошел и  встал за,
кажущимся теперь таким хрупким, столом и зарылся в бумаги.
     -- Ты следи за ним, Нобби, -- сказал он. -- Смотри, чтобы он не убежал.
     -- С чего ему убегать? -- спросил Нобби.
     Сержант Кишка нашел относительно чистый лист бумаги.
     -- Ну... ну... ну... я, ну... я думаю, я лучше... Ваше имя?
     Голем написал:
     Дорфл.


     Ко  времени,  когда  он  дошел  до  Брасс-бриджа (округленный  булыжник
среднего размера называемый "кошачьей головкой"), Ваймз задумался, правильно
ли он поступил.
     Осенние туманы  всегда были густыми,  но такого еще  никогда  не  было.
Гробовой покров тумана заглушал звуки  города и глушил  самые яркие лучи  до
тусклого сияния, хотя по идее солнце еще не село.
     Он шел по парапету. Из тумана выплыла коренастая и блестящая фигура. То
был  один из деревянных  бегемотов, какой-то  отдаленный  потомок Родерика и
Кейт. По бокам были еще четыре такие же, все они смотрели в сторону моря.
     Ваймз  проходил мимо  них тысячу  раз. Они были  его старыми  друзьями.
Холодными ночами он  часто прятался за ними, когда надо  было спрятаться  от
проблем.
     Все так и было. Не верится, что это было недавно. Вся полиция пряталась
от проблем. А потом появился Кэррот, и узкий круг их  жизней  разорвался,  и
теперь в полиции было уже почти тридцать  человек  (конечно включая троллей,
гномов и т.п.), и они уже не шатаются повсюду подальше от проблем,  они ищут
проблемы, и они их находят. Забавно.  Как в своей манере  заметил  Ветинари,
чем больше  у  тебя полицейских,  тем  больше преступлений  совершается.  Но
полицейские были и тут и там на улицах, и если