ь  уродливых
богов. Подразумевалось, что это  будут  весьма  привлекательные  статуи.  Но
скульптор не  слишком  преуспел  в  этом.  -  Кажется,  эта  женщина  держит
пингвина. - сказал Ворбис. - Патина, Богиня Мудрости. - автоматически сказал
Брута, лишь потом сообразив, что это он сказал.  -  Я...  э...  слышал,  как
кто-то сказал это. - Разумеется. Хороший же  должен  быть  у  тебя  слух.  -
сказал Ворбис. Аристократес  остановился  у  внушительных  дверей  и  кивнул
делегации. - Джентльмены, сказал он, - Вас сейчас примет Тиран. -  Запомнишь
все, что скажут. прошептал Ворбис.  Брута  кивнул.  Двери  распахнулись.  По
всему миру существуют правители с титулами вроде "благородный", "Верховный",
"Владетельный Лорд Того или Иного". Лишь в одной маленькой стране существует
правитель, избранный людьми,  и  они  могут  отстранить  его,  когда  только
пожелают , - и они называют его Тираном. Эфебцы верили , что каждый  человек
должен иметь право голоса. (При условии, что он не  беден,  не  чужестранец,
или не дисквалифицирован по поводу того, что он сумасшедший,  легкомысленный
или женщина. )  Раз  в  пять  лет  кто-нибудь  избирался  Тираном,  если  он
ухитрялся доказать, что он честен, умен,  здравомыслящ  и  достоин  доверия.
Немедленно после избрания,  конечно,  становилось  ясно  любому,  что  он  -
сумасшедший, уголовник, непроходимый тупица со взглядами среднего философа с
улицы, разыскивающего полотенце. И через  пять  лет  они  выбирали  другого,
точно такого же, и действительно удивительно, как разумный народ  продолжает
делать одни и те же ошибки. Кандидаты на Тиранство выбирались, кладя  черные
и  белые  шарики  в  разные  урны,  что  служит  поводом  хорошо  известному
высказыванию о политике. Тиран был  маленьким  толстым  мужчиной  с  тонкими
ногами, производившим на людей впечатление яйца, вылупившегося вверх ногами.
Он одиноко сидел на середине мраморного пола на стуле, окруженном свитками и
клочками бумаги. Его ноги не доставали до пола, а  его  лицо  было  розовым.
Аристократес что-то прошептал ему на ухо. Тиран поднял глаза от своих бумаг.
- А, омнианская делегация . - сказал он и улыбка промелькнула по  его  лицу,
как ящерка - по камню. - Садитесь, все вы. Он снова посмотрел вниз.  -  Я  -
Дьякон Ворбис Квизиции Цитадели. - холодно  сказал  Ворбис.  Тиран  взглянул
вверх и одарил их еще одной ящерной улыбкой. - Да, я знаю. -  сказал  он.  -
Ради выживания вы мучаете людей. Сядь, Дьякон Ворбис.  И  твой  пухлый  юный
друг, который, кажется, что-то высматривает. И  остальные.  Сейчас  появятся
девушки с виноградом и прочим.  Так  случается  всегда.  В  сущности,  этого
трудно избежать. Напротив стула  Тирана  стоял  ряд  скамей  Омнианцы  сели.
Ворбис продолжал стоять. Тиран кивнул: "Как вам будет угодно."-сказал он.  -
Это нестерпимо! - рявкнул Ворбис. - С нами обращались... - Много лучше,  чем
вы бы обращались бы с нами. - мягко сказал Тирант. - Садитесь,  или  стойте,
милорд, ибо это - Эфеба, и,  конечно,  вы  можете  стоять  на  голове,  если
пожелаете, но не ожидайте, что я поверю, что если бы я искал  мира  в  вашей
Цитадели, мне было бы позволено делать что-то, кроме как лежать ниц на  том,
что покинуло мой желудок. Сядьте, или продолжайте стоять, милорд, но тихо. Я
почти кончил. - Что кончили? - сказал Ворбис. -  Мирный  договор.  -  сказал
Тиран. - Но это то, что мы здесь будем обсуждать. - сказал  Ворбис.  -  Нет,
сказал Тиран.  Ящерка  мелькнула  снова  ,  это  то,  что  вы  здесь  будете
подписывать.

***

   Ом глубоко вдохнул и подтолкнул себя вперед. Это был довольно крутой  ряд
ступеней. Он почувствовал каждую, падая вниз, но в конце концов он  очутился
в самом низу. Он заблудился, но потеряться в  Эфебе  было  предпочтительнее,
чем заблудиться в Цитадели. По крайней мере, здесь не было  явных  подвалов.
Библиотека, библиотека, библиотека... Брута говорил,  что  в  Цитадели  тоже
была библиотека. Он описал ее, так что  Ом  представлял  себе,  на  что  это
похоже. В ней будет книга.

***

   Обсуждение условий мира шло не слишком успешно. -  Вы  атаковали  нас.  -
сказал Ворбис. - Я бы назвал это предварительной защитой. - сказал Тирант. -
Мы видели, что случилось с Истензией, Витриком и  Ашистаном.  -  Они  узрели
божественную истину!
   - Да. - сказал Тирант. - Мы верим, что так оно и было, в конце концов.  -
И теперь онисчастливые члены Империи. - Да. - сказал Тирант. - Мы верим, что
это так. Но нам нравится вспоминать их такими, какими они были.  Перед  тем,
как вы послали им свои письма, заковавшие  разум  людей  в  кандалы.  -  Это
направило их стопы на верный путь. - сказал Ворбис. - Письма-оковы. - сказал
Тирант. -  Письма-кандалы  для  Эфебы.  Забудьте  ваших  Богов.  Покоритесь,
научитесь бояться.  Не  разбивайте  кандалов  -  последний  народ,  которому
суждено однажды утром проснуться и увидеть 50  тысяч  вооруженных  людей  на
своей лужайке. Ворбис откинулся назад. - Чего вы боитесь? -  сказал  он,  -В
своей пустыне, со своими... богами?. Уж не знаете ли вы в глубине ваших душ,
что боги ваши столь же изменчивы, как песок?
   - О, да, сказал Тирант. - мы знаем. Это всегда было очком в их пользу. Мы
знаем толк в песке. А ваш Бог - скала. А мы разбираемся в скалах.

***

   Ом ковылял по мощеной булыжником аллее, стараясь держаться по возможности
в тени. Оказалось, что внутренних дворов здесь множество. Он остановился  на
углу, где аллея выходила еще к одному. Тут были голоса. В основном, это  был
один голос, раздраженный и пронзительный.  Это  и  был  философ  Дидактилос.
Несмотря на то, что он  являлся  одним  из  самых  популярных  и  цитируемых
философов всех времен, Дидактилос из Эфебы никогда не пользовался  уважением
своих коллег. Им казалось, что по натуре  он  -  не  философ.  Он  мылся  не
достаточно часто, или, иначе говоря, вообще не мылся. И рассуждал  он  не  о
тех вещах. И интересовался  "не  теми"  вещами.  Опасными.  Другие  философы
задавались вопросами вроде: "Прекрасна ли Истина и Истинно  ли  Прекрасное",
или "Создал ли  вселенную  Наблюдатель?"  А  Дидактилос  загадал  знаменитую
философскую загадку: "Да, Но В Чем В Действительности Вся Суть, Когда До Нее
Уже Докапываешься, В Смысле, В Натуре"!
   Его философия была смесью трех  знаменитых  школ  -  Циников,  Стоиков  и
Эпикурейцев, и он обобщил все  три  в  своей  знаменитой  фразе:  "Ни  одной
сволочи ты не можешь доверять сильнее, чем можешь надавать ему  по  шеям,  и
ничего не можешь с этим поделать, так что пойдем выпить. Мне  двойной,  если
ты платишь. Спасибо. И пакетик орешков. Ее левая грудь  почти  открыта,  да?
Тогда еще два пакета!" Многие цитировали из его знаменитых "Медитаций:  "Это
старый  добрый  мир,  прекрасно.  Но  вам  смешно,  верно?  Nil   illegition
carbonarum, вот что я скажу. Эксперты не знают всего. И где бы мы все  были,
если бы мы все были одинаковы?
   Ом подполз поближе на голос, втащил себя  за  угол  стены  и  заглянул  в
маленький дворик.  У  противоположной  стены  стояла  очень  большая  бочка.
Разнообразный мусор вокруг - разбитая  винная  амфора,  разгрызенные  кости,
пара навесов, сделанный из грубых досок - предполагали, что это чей-то  дом.
И  это  впечатление  усиливалось  надписью,  сделанной  мелом  на  доске   и
приклеенной  к  стене  над  бочкой.  Она  гласила:  Дидактилос  и  Племянник
Практические философы Ни один проект не слишком грандиозен "Мы можем  думать
за Вас!" Специальные расценки после 6 ч. вечера Свежие аксиомы каждый  день.
Возле бочки низенький человечек в тоге, которая некогда была белой,  подобно
тому, как некогда все континенты были единым целым, пинал  другого,  который
лежащего на земле. - Ты, ленивая скотина!
   Тот, что помоложе, сел.  -  Чесслово,  Дядя.  -  Стоило  мне  на  полчаса
отвернуться, как ты заснул на работе!
   - На какой работе? У нас нет никакой работы с  тех  пор  как  на  прошлой
неделе м-р Пайлокси, фермер... - Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь? Пока ты
храпишь, мимо могла пройти дюжина людей, нуждающихся в личной философии!
   - ...и тот заплатил оливами!
   - Возможно, я получу за эти оливы хорошие деньги!
   - Но они гнилые, Дядя. - Нонсенс! Ты сказал, что они были зеленые!
   - Да, но они склонны чернеть. В тени, голова черепахи поворачивалась туда
- сюда, как у зрителя теннисного матча. Молодой  встал.  -  Миссис  Билаксис
приходила сегодня утром. - сказал он. - Она сказала, что поговорка,  которую
ты сделал ей на  прошлой  неделе,  перестала  работать.  Дидактилос  почесал
затылок. - Которая?  -  сказал  он.  -  Вы  дали  ей:  "темнее  всего  перед
рассветом" - Все верно. Чертовски хороший образчик. - Она  сказала,  что  не
чувствует никакого улучшения. В любом случае, она сказала, что всю  ночь  не
ложилась спать из-за своей больной ноги, и перед рассветом  было  достаточно
светло, так что это не правда. И ее нога по-прежнему не действует. Потому  я
частично компенсировал ей: "И все же, легче жить смеясь" Дидактилос  немного
просветлел. - Поменял на эту, да?
   - Она сказала, что попробует. Она дала мне целую сушеную камбалу за  это.
Она  сказала,  я  выгляжу  так,  словно  нуждаюсь  в  хорошем   питании.   -
Действительно? Ты учишься. По крайней мере, нам обломился ланч. Видишь, Урн?
Говорю тебе, дело пойдет, если мы забьем на это. - Я бы  не  назвал  отдачей
сушеную камбалу и коробку осклизлых слив, мастер. За две недели думания. - У
нас есть три обола за притчу для старого Гриллоса, сапожника. - Уже нет.  Он
забрал их. Его жене не понравился намек. - И ты отдал ему его деньги?
   - Да. - Что, все?
   - Да. - Не стоило. Уж не после того,  как  он  заездил  ее.  Которая  это
была?
   - "Мудрая ворона знает, каким путем пойдет верблюд".  -  Она  стоила  мне
многих трудов. - Он сказал, что  не  может  понять.  -  Я  не  разбираюсь  в
сапожном ремесле, но я  узнаю  пару  хороших  сандалий,  когда  надеваю.  Ом
прикрыл свой единственный глаз. Потом он взглянул на форму мыслей  напротив.
Тот, что звался Урном, предположительно, был племянником и  имел  совершенно
нормальный тип мышления, разве что там было, кажется, многовато  окружностей
и углов. Зато мысли Дидактилоса пузырились и вспыхивали, как полная кастрюля
электрических угрей на огне. Ом никогда не  видел  ничего  подобного.  Чтобы
промелькнуть, мыслям Бруты требовалась вечность. Это походило на  наблюдение
за сталкивающимися горами. Мысли Дидактилоса с воем гонялись друг за другом.
Не удивительно, что он был лыс. Волосы должны были выгореть  от  внутреннего
жара. Ом нашел мыслителя. И, к тому же, дешевого, судя  по  услышанному.  Он
посмотрел  вверх  на  стену  за  бочкой.  Дальше   за   ними   располагалась
впечатляющая шеренга мраморных ступеней, восходящих к  нескольким  бронзовым
дверям, а над дверями металлическими буквами по камню  было  написано  слово
LIBRUM. Он смотрел слишком долго. Руки Урна сомкнулись на его панцире, и  он
услышал голос Дидактилоса, говорящий:  "Эй,...  некоторые  из  них  довольно
вкусны..."

***

   Брута содрогнулся. - Вы побили камнями нашего  эмиссара,  кричал  Ворбис,
безоружного!
   - Он сам напросился. - сказал Тирант. -  Аристократес  был  там.  Он  вам
расскажет. Высокий кивнул и встал. - По традиции, каждый может выступить  на
базарной площади. - начал он.  -  И  быть  побитым  камнями?  -  допытывался
Ворбис. Аристократес поднял руку. - Ах. - сказал . - Каждый может  говорить,
что хочет на этой площади. Однако, у нас есть и другая традиция,  называемая
свободой слушания. К сожалению, когда людям не нравится то, что они  слышат,
они могут слегка...  погорячиться.  -  Я  тоже  там  был.  -  сказал  другой
советник. ваш священник поднялся говорить, и в начале  все  было  прекрасно,
потому, что люди смеялись. А потом он сказал, что Ом - единственный истинный
Бог, и все затихли. Тогда он сбросил статую Тувелпита, Бога Вина. С этого  и
начались все неприятности. - Вы собираетесь сказать мне, что он был  поражен
молнией? - сказал Ворбис. Ворбис больше не кричал. Его голос  стал  плоским,
лишенным каких бы то ни было эмоций. В голове Бруты зрела мысль: "Вот так  и
говорят   эксквизиторы.   Когда   инквизиторы   заканчивают,    эксквизиторы
говорят...". - Нет. Амфорой. Понимаете ли, Тувелпит был в толпе. - А  побить
порядочного человека считается очень божеским поступком, да?
   - Ваш миссионер сказал, что люди, не верующие в Ома, подвергнутся  вечной
каре. Должен вам сказать, что толпа сочла это  оскорбительным.  -  И  начала
бросать в него камни... - Не много. Они больше ранили его гордость. И только
после того, как истощились запасы овощей. - Они кидались овощами?
   - Только тогда, когда не смогли найти больше яиц. - А  когда  мы  явились
протестовать... - Уверен,  что  шестьдесят  кораблей  готовились  к  чему-то
большему, чем выражение протеста. - сказал Тирант. -И мы предупреждаем  вас,
Лорд Ворбис. Люди находят в Эфебе то, чего ищут. Будут новые рейды  на  ваше
побережье. Мы будем уничтожать ваши корабли. Или вы подпишитесь. - А  проход
в Эфебу? - сказал Ворбис. Тирант улыбнулся. - Через пустыню? Мой лорд,  если
вы пересечете пустыню, я уверен, вы пройдете куда  угодно.  -Тирант  перевел
взгляд с Ворбиса на  небо,  видимое  среди  колонн.  -  А  сейчас,  кажется,
приближается полдень. сказал он, - Становится жарко. Несомненно, вы  желаете
обсудить  наши...ох...  предложения  со  своими   коллегами.   Могу   ли   я
рассчитывать, что мы встретимся снова на закате?
   Ворбис собирался внести некоторые предложения. - Думаю,  в  конце  концов
сказал он, что наши размышления могут затянуться несколько  дольше.  Скажем,
завтра утром?
   Тирант кивнул. - Как вам будет угодно. В настоящее время, дворец в  вашем
распоряжении.  Если  вы  пожелаете  ознакомиться,   здесь   есть   множество
превосходных святилищ и произведений искусства. Когда вам потребуется  пища,
сообщите об этом ближайшему рабу. - Раб - эфебское слово. В  Господе  Оме  у
нас нет слова раб. . - сказал Ворбис. - Это я понимаю так:
   - сказал Тирант, - я представляю себе, что у рыбы нет слова "вода". -  Он
снова улыбнулся мимолетной улыбкой.  -А  так  же  есть  бани  и  Библиотека,
конечно.  Множество  интереснейших  достопримечательностей.  Будьте   нашими
гостями. Ворбис склонил голову. - Я молюсь о том, - сказал он, чтобы однажды
вы были моим гостем. - И что же я  увижу?  -  сказал  Тирант.  Брута  встал,
перевернув скамью и в замешательстве покраснел. Он думал: "Они  лгут  насчет
Брата Мардака. Ворбис сказал, что они избили его  до  полусмерти  и  плетьми
добавили вторую половину. И Брат Намрод говорил, что видел тело, и  что  все
это - чистая правда. За слова! Люди, которые так  поступают,  заслуживают...
кары. И  они  держат  рабов.  Заставляют  людей  работать  против  их  воли.
Обращаются с ними, как с  животными.  Они  даже  называют  своего  правителя
Тираном!
   И почему все это не так, как кажется?
   И почему я не верю во все это?
   Почему я знаю, что это - не правда?
   И что он подразумевал под рыбой, не имеющей слова для воды?

***

   Омнианцы были полу отведены, полу препровождены, в свое обиталище.  Новая
ваза с фруктами ожидала на столе в келье Бруты, а  так  же  немного  рыбы  и
кусок хлеба. Какой-то мужчина подметал пол. - Ум. - сказал  Брута.  -  Ты  -
раб?
   - Да, господин. - Это, должно быть, ужасно. Человек оперся на свою метлу.
-Вы правы, господин. Это ужасно. Действительно ужасно. Знаете, у меня  всего
один выходной в неделю?
   Брута, никогда прежде не слышавший слова "выходной" и в любом  случае  не
знавший сути дела, неопределенно кивнул. - Почему же тогда ты не сбежишь?  -
сказал он. - Ох, да я уже сбегал. - сказал раб. - Однажды убегал в Цорт. Мне
там не понравилось. Вернулся. Теперь каждую зиму  на  пару  недель  бегаю  в
Джелибейби. - Тебя приводят обратно? - сказал Брута. - Ха! сказал раб. -Нет.
Этот Аристократес - жалкий скряга. Приходится возвращаться  самому.  Таскать
грузы на кораблях, в таком роде. - Ты возвращаешься сам?
   - Ага. На заграницу хорошо посмотреть, но жить  там  не  тянет.  В  любом
случае,  мне  осталось  всего  четыре  года,  а  потом  я  свободен.   Когда
освобождаешься, получаешь право голоса. А еще  можешь  завести  рабов.  -Его
лицо затуманилось в попытках перечесть, загибая  пальцы.  -Рабам  полагается
трехразовое питание, по крайней мере один раз с мясом. И один свободный день
в неделю. И ежегодно две недели на побег. И я не стою у  печи  и  не  таскаю
тяжестей. И за находчивость надбавляют. - Да, но ты не  свободен.  -  сказал
Брута, против воли заинтригованный. - В чем разница?
   - Ну... ты не можешь взять выходной, - Брута взъерошил волосы, и  ешь  на
один раз меньше. - Да? Уж спасибо, как-нибудь переживу без этой  свободы.  -
Э... ты не видел где-нибудь здесь черепахи? - сказал Брута.  -  Нет  .  И  я
подметал под кроватью. - А где-нибудь еще сегодня?
   - Вам нужна черепаха? Некоторые из них... - Нет. Нет. Все в порядке...  -
Брута!
   Это был голос Ворбиса. Брута бросился через двор к комнате Ворбиса. -  А,
Брута. - Да, лорд?
   Ворбис скрестив ноги сидел на полу и  смотрел  в  стену.  -  Ты  молод  и
находишься в незнакомом  месте.  сказал  Ворбис.  -Несомненно,  тебе  многое
хочется  увидеть.  -  Многое?  -  сказал  Брута.  Ворбис  снова  пользовался
эксквизиторским  голосом:  невыразительным  и  монотонным,   похожим   тупой
стальной штырь. - Ты можешь идти, куда пожелаешь.  Погляди  на  новые  вещи,
Брута. Узнай все, что только сможешь. Тымои глаза и уши. И моя память. Изучи
это место. - Э... Взаправду, лорд?
   - Произвел ли на тебя впечатление мой безразличный тон, Брута?
   - Нет, лорд. - Иди. Чувствуй себя свободно. И  возвращайся  к  закату.  -
Э... Даже Библиотеку?  -  сказал  Брута.  -  Что?  Да,  Библиотеку.  Здешнюю
Библиотеку. Конечно. Набитую бесполезным и  опасным  и  вредным  знанием.  Я
представляю себе это, Брута. Ты представляешь?
   - Нет, лорд. - Твоя невинностьщит твой, Брута. Нет. В любом смысле, иди в
Библиотеку. Я не опасаюсь никакого влияния на тебя. - Лорд Ворбис?
   - Да?
   - Тиран сказал ,  что  они  едва  ли  причинили  какое-нибудь  зло  Брату
Мардаку... Тишина вытянулась во всю свою бесконечную длину.  Ворбис  сказал:
"Он солгал". - Да . - Брута ждал. Ворбис продолжал смотреть в  стену.  Бруте
было интересно, что же он там видит. Когда стало очевидно, что более  ничего
не последует, он сказал: "Спасибо". Прежде, чем выйти, он чуть-чуть отступил
назад; так ему удалось украдкой заглянуть под дьяконову кровать.

***

   Наверное, он попал в беду. - Думал Брута на  бегу  через  дворец.  Каждый
захочет съесть черепаху. Разминовываясь с фризами  голых  нимф,  он  пытался
заглянуть всюду. Теоретически, Брута знал, что женщина имеет  другую  форму,
нежели мужчина. Он не покидал деревни до двенадцати лет, а  к  тому  времени
некоторые его одногодки были уже женаты. Омнианизм поощрял ранние браки, как
превентивную меру против Греха. Однако,  любой  род  занятий,  задействующий
часть человеческой анатомии между  шеей  и  коленями  был  более  или  менее
Грешным в любом случае. Брута хотел стать более  примерным  учеником,  чтобы
смочь спросить своего Бога, почему. Потом он заметил, что хочет,  чтобы  его
Бог был более понятливым Богом, чтобы смочь ответить. - Он не взывал ко мне.
- думал он.  -Я  уверен,  я  бы  слышал.  Может,  его  еще  не  варят.  Раб,
полировавший одну из статуй, указал ему дорогу к Библиотеке. Брута прогремел
по  проходу  между  колоннами.  Двор  перед  Библиотекой  был  битком  набит
философами, вытягивающими шею, чтобы что-то рассмотреть. Он  слышал  обычные
раздраженные пререкания, показывавшие, что происходит философская дискуссия.
В таком роде:
   - Мои десять оболов  уверяют,  что  она  не  сможет  этого  повторить.  -
Говорящие деньги? Это не часто услышишь,  Ксено.  -  Да.  И  они  собираются
сказать до свидания. - Слушай, не будь дураком. Это чер