вых на вид фразах,  которые  в
деликатных ситуациях могут произвести эффект стального бруска,  попавшего  и
лопасти шестисотшестидесятимегаваттной турбины, что вращается  со  скоростью
3000 оборотов в минуту.
   И знатоки присущей всему человечеству тенденции думать задним местом там,
где следовало бы подумать головой, согласятся, что,  когда  конверты  членов
жюри  будут  вскрыты,  реплика  ?Прочь  отсюда,  мерзостные   призраки!?   в
элегантном исполнении Уфа Куми окажется претендентом  номер  один  на  самое
идиотское приветствие всех времен и народов.
   Первый ряд предков  остановился,  но  потом  еще  подвинулся  вперед  под
напором наседавших сзади.
   Царь Теппицимон XXVII, который с общего согласия остальных двадцати шести
Теппицимонов был избран спикером, отделился от толпы и, ковыляющей  походкой
приблизившись к Куми, схватил его за трясущиеся руки.
   - Что ты сказал?
   Казалось, глаза Куми вот-вот выскочат из орбит. Губы его  шевелились,  но
голос мудро решил не подчиняться.
   Теппицимон вплотную придвинул свое перебинтованное лицо  к  острому  носу
жреца.
   - Помню я тебя, - хрипло произнес он. - Подлый  льстец.  Мерзавец,  каких
свет не видывал. Точно, именно так я всегда и думал.
   Теппицимон полыхнул взглядом на сгрудившихся за спиной Куми жрецов.
   - Жрецы, значит? Извиняться пришли? Где Диос!
   Предки надвинулись ропща. Проведя в могиле несколько тысячелетий, вы вряд
ли будете испытывать  симпатию  к  людям,  которые  уверяли,  что  вас  ждет
приятное времяпрепровождение.  В  гуще  толпы  произошло  движение:  коллеги
помоложе старались удержать царя Псамнутха, который  целых  пять  тысяч  лет
созерцал изнутри крышку собственного саркофага.
   Теппицимон вновь переключил внимание на Куми,  который  словно  прирос  к
земле.
   - Ну-ка повтори! Мерзостные призраки, да?!
   - М-м...
   - Оставьте его, - Диос мягко взял посох из безвольных рук  Куми.  -  Я  -
верховный жрец Диос. Зачем вы здесь?
   Абсолютно  невозмутимый,  рассудительный  голос  небеспристрастного,   но
непререкаемого авторитета. Интонации этого голоса фараоны Джелибейби слышали
на протяжении тысячелетий: он диктовал распорядок дня,  предписывал  обряды,
делил время на тщательно выверенные отрезки, толковал волю  богов.  Это  был
властный глас, пробудивший в мертвецах давно уснувшие  воспоминания;  вид  у
них стал смущенный, ноги беспокойно зашаркали.
   Кто-то из фараонов помоложе выступил вперед.
   - Подлец, - прокаркал он. - Ты сводил нас в могилу одного  за  другим,  а
самому хоть бы хны. Цари сменяют друг друга, но  в  действительности  правил
нами ты. Сколько тебе лет, Диос?
   Наступила мертвая тишина. Никто не шевелился.  Ветер  легко  прошуршал  в
песке.
   Диос вздохнул.
   - Я не хотел, - сказал он. - Слишком много было разных забот. Времени  не
хватало.  Поверьте,  я  не  понимал,  -  что  происходит.  Я  ни  о  чем  не
догадывался, всего лишь следил за обрядами, забывая, как быстро летят годы.
   - Ты случайно не из семьи долгожителей? - язвительно спросил Теппицимон.
   Диос впился в царя глазами, губы его беззвучно шевелились.
   - Семья? - наконец переспросил он голосом куда более мягким, непохожим на
обычный отрывистый лай. - Семья. Да. Должно быть, у  меня  была  семья,  но,
знаете, я не могу вспомнить. Память уходит первой. Как ни странно,  пирамиды
не помогают ее сохранить.
   -  Неужели  это  говорит  Диос,  летописец  нашей  истории?   -   хмыкнул
Теппицимон.
   - Истории... - Верховный жрец улыбнулся. - В голове всего не удержать. Но
история всегда под рукой. В свитках, книгах.
   - Речь идет об истории нашего царства!
   - Да. И о моей памяти.
   Царь несколько успокоился.  Изумление,  смешанное  с  ужасом,  постепенно
одолевало гнев.
   - Так сколько же тебе лет?
   - Тысяч семь. Но иногда кажется - много больше.
   - Семь тысяч лет? В самом деле?
   - Да, - ответил Диос.
   - Но разве человек на такое способен? Диос пожал плечами.
   - Для вечности семь тысяч лет - что день.
   Болезненно поморщившись, он медленно опустился на колено и дрожащей рукой
воздел посох.
   - О цари! - воскликнул он. - Я существовал только  ради  моего  служения.
Наступила долгая, мучительная пауза.
   - Мы хотим разрушить пирамиды, - сообщила Фаррепта, выступая вперед.
   - Этим вы разрушите царство, - покачал головой Диос. - Я не позволю.
   - Ты не позволишь!
   - Да. Что наше царство без пирамид?
   - Я говорю от лица всех мертвых, - предупредила Фаррепта. -  Мы  добьемся
свободы.
   - Но тогда царство превратится в обычную небольшую страну, - сказал Диос,
и цари с ужасом заметили в его глазах слезы. - Все, чем мы так дорожили,  вы
хотите отдать на произвол времени. Неопределенность. Смута. Перемены.
   - Что ж, рискнем, - решился Теппицимон. - Ну-ка, Диос, посторонись.
   Диос поднял посох. Обвившиеся вокруг него змеи ожили и грозно зашипели на
царей.
   - Ни с места! - рявкнул Диос.
   Зигзаг черной молнии расколол толпу покойников. Диос удивленно  посмотрел
на посох - такого раньше не случалось. Но  целых  семь  тысяч  лет  жрецы  в
глубине души верили, что посох Диоса правит обоими мирами.
   В неожиданно наступившей тишине где-то наверху слабо звякнула сталь - нож
вонзился между черных мраморных плит.
   Пирамида пульсировала, ходила ходуном; мрамор  был  скользким,  как  лед.
Карабкаться по наклонной плоскости  оказалось  не  проще,  чем  по  отвесной
стене.
   Главное, смотреть прямо перед собой,  на  черную  мраморную  поверхность,
деля немыслимую высоту на доступные отрезки. Как время. Ведь только  так  мы
можем одолеть вечность, убить время, дробя его на маленькие кусочки.
   Теппик услышал доносившиеся снизу крики  и  бросил  через  плечо  быстрый
взгляд. Позади осталась всего лишь треть пути, но отсюда были видны толпы на
другом берегу - серая масса, испещренная бледными пятнами  обращенных  вверх
лиц. А внизу, под ним, бледное воинство мертвецов противостояло серой  кучке
жрецов, возглавляемых Диосом. Похоже, между ними разгорелся нешуточный спор.
   Солнце коснулось горизонта.

***

   Теппик подтянулся, нащупал следующий зазор, ухватился...
   Заметив высовывающуюся из-за груды щебня голову Птаклюспа, Диос  отправил
двух жрецов привести строителя. 2-б  следовал  за  отцом,  неся  под  мышкой
аккуратно свернутого брата.
   - Чем там занимается этот мальчишка? - повелительно вопросил Диос.
   - О Диос, он сказал, что хочет зажечь пирамиду, - ответил Птаклюсп.
   - И как же он собирается это сделать?
   - О повелитель, он сказал, что попытается установить навершие  до  захода
солнца.
   - Это возможно? - обратился к архитектору Диос.
   - Может быть... - нерешительно протянул Птаклюсп 2-б.
   - И что произойдет тогда? Мы вернемся во внешний мир?
   - Ну, это зависит от того, будет ли пространственный  эффект  стабильным,
как раньше, или, наоборот, пирамида  поведет  себя,  как  кусок  резины  под
давлением...
   Голос 2-б задрожал и прервался - слишком пристальным был устремленный  на
юного Птаклюспа взгляд верховного жреца.
   - Я не знаю, - сознался он.
   - Обратно во внешний мир... - повторил Диос. - Чужой мир. Наш мир  здесь,
в долине. В нашем мире царит порядок. Людям необходим порядок.
   Он поднял посох.
   - Это же мой сын! - крикнул Теппицимон. - Не смей! Это ведь царь!
   Ряды предков поколебались, но никто не мог разрушить чары жреца.
   - Послушай, Диос... - начал было Куми.  Диос  обернулся  к  нему,  высоко
взметнув брови:
   - Ты что-то сказал?
   - Дело в том, что это царь, и я... то есть мы думаем, что лучше  бы  тебе
не трогать его. Неплохая мысль, как считаешь?
   Посох взметнулся, и словно холодные  ремни  опутали  жрецов  по  рукам  и
ногам.
   - Во имя царства я пожертвовал своей жизнью, - изрек верховный жрец. -  Я
жертвовал ею во имя его тысячу раз. Все здесь создано мною. И просто  так  я
не сдамся.
   Но тут он увидел богов.
   Теппик продвинулся еще на несколько футов и осторожно опустил руку, чтобы
вытащить нож. Однако нож не поддавался. С помощью ножей удобно  преодолевать
короткие расстояния, но и в таком случае к  использованию  ножей  относились
неодобрительно - это значило, что ты выбрал неверный маршрут. Здесь же  ножи
не годились вовсе, даже если бы у Теппика их было неограниченное количество.
   Он снова оглянулся.  Странные,  смутные  тени  мелькнули  на  поверхности
пирамиды.
   Боги возвращались со стороны заката - оттуда, где они  вели  свои  вечные
божественные склоки.
   Неровной  поступью  брели  они  через  поля   и   тростниковые   заросли,
направляясь к пирамиде.
   И хотя на  всех  богов  приходилась  одна  извилина,  они  понимали,  что
происходит. Возможно, даже догадывались,  что  именно  вознамерился  сделать
Теппик. Выражение их звериных морд трудно  было  расшифровать,  но  все  они
казались очень рассерженными.
   - Им ты тоже будешь  указывать,  Диос?  -  спросил  царь.  -  Неужели  ты
посмеешь сказать им, что мир не должен меняться?
   Диос взглянул на существ, которые, отталкивая друг друга, переходили реку
вброд. Оскаленные пасти, невнятица звуков. На  ходу  от  богов  отваливались
человеческие части тел: Львиноголовый  Бог  Справедливости  Пут,  размахивая
своими весами,  как  цепом,  колошматил  кого-то  из  речных  богов.  Чефет,
Песьеголовый Бог Ювелирных Дел,  рычал  и  замахивался  на  своих  спутников
молоточком. ?А ведь его, Чефета, - вспоминал Диос, - я создал  как  образец,
следуя которому, люди научились бы обрабатывать металл, обучились мастерству
филиграни и тому, как создавать маленькие, но прекрасные безделушки?.
   Собрав некогда отребье пустыни, он показал им то, что помнил из  искусств
былой цивилизации, рассказал о тайнах пирамид. Тогда ему нужны были боги.
   Но беда заключалась в том, что, когда люди начинали верить в богов,  боги
обретали плоть. А реальность всегда отличается от первоначального замысла.
   "Чефет, Чефет, - думал Диос, - мастер колец и перстней, в руках  которого
металл податливее воска. Только теперь он существует вне нас, и вот руки его
превращаются в когтистые лапы... Не таким я его воображал?.
   - Стойте! - скомандовал Диос. - Приказываю вам  остановиться!  Вы  будете
повиноваться мне. Я создал вас!
   Но боги никогда не отличались благодарностью.
   Едва Диос переключил внимание на  внутрихрамовые  дела,  царь  Теппицимон
почувствовал,  что  наваждение  проходит.  Он  увидел  посередине   пирамиды
крохотную фигурку, увидел, как она оступилась.
   Остальные предки тоже заметили это и сразу поняли, что надо делать.  Диос
может подождать.
   Вот что значит семья.
   Теппик услышал под собой хруст рукояти,  соскользнул  и  повис  на  одной
руке.  Выше  был  вколочен  еще  один  нож,  но...  теперь  бесполезно.   Не
дотянуться. Обессилевшие руки не помогут. Разве что распластаться, когда  он
соскользнет вниз по гладкой стене, и, быть может, удастся  хотя  бы  немного
задержать падение...
   Он взглянул вниз и увидел карабкающиеся по  направлению  к  нему  фигуры,
набегающей волной устремившиеся к верху пирамиды.
   Предки поднимались молча, сосредоточенно; каждый новый  ряд  опирался  на
плечи старшего  поколения,  в  свою  очередь  служа  опорой  более  молодым.
Добравшись до Теппика, волна домолазов расступилась, огибая  его;  костлявые
руки обхватили юношу со всех  сторон  и  повлекли  вслед  за  собой  наверх.
Скрипучие, как старые саркофаги, голоса, подбадривающие крики раздавались  в
ушах.
   - Отлично, мой мальчик, - хрипло проговорила одна из мумий, крепко хлопая
его по плечу. - Вылитый я в молодости. Принимай, сынок.
   - Принял! - крикнул мертвец из  верхнего  ряда,  легко  поднимая  Теппика
одной рукой. - В здоровой семье здоровый дух, парень. Привет тебе от  твоего
пра-пра-пра-прадядюшки, хотя сильно сомневаюсь, что ты меня помнишь. Вверх.
   Остальные  предки  карабкались  вслед  за  Теппиком,   которого   бережно
передавали из рук в руки. Пальцы мумий смыкались стальным захватом,  вздымая
его все выше.
   Пирамида становилась ощутимо уже.
   Стоя внизу, Птаклюсп задумчиво наблюдал за происходящим.
   - Вот это работники, - восхитился он.  -  Ты  посмотри,  те,  кто  внизу,
держат весь вес!
   - Папа, - сказал 2-б. - Надо делать ноги. Боги уже близко.
   -  Как  думаешь,  попробуем  их  использовать?  -  пробормотал  Птаклюсп,
игнорируя реплику сына. - Мертвому большая зарплата ни к чему и...
   - Пап!
   - ...Нечто вроде самостроящейся пирамиды...
   - Папа, ты же сказал, что завязал с пирамидами. И никогда  не  будешь  их
строить. Это твои слова. Ну давай же, пошли!
   Поддерживаемый двумя последними предками, Теппик вскарабкался на  вершину
пирамиды. Один из них был Теппицимон.
   - По-моему, ты не знаком со своей пра-пра-бабкой, - сказал  он,  указывая
на невысокую перебинтованную фигуру, которая учтиво кивнула Теппику.
   Теппик широко раскрыл глаза.
   - Впрочем, сейчас не время, - промолвила прапрабабка. -  Ты  все  делаешь
правильно.
   Теппик мельком взглянул на солнце, которое -  вот  что  значит  настоящий
профессионал  -  воспользовалось  удобным  моментом,   чтобы   скрыться   за
горизонтом. Толкаясь и отпихивая друг друга и тем замедляя свое продвижение,
боги перебрались через реку и вразвалочку брели  среди  строений  некрополя.
Небольшая толпа их собралась на том месте, где только что стоял Диос.
   Предки покатились вниз  с  той  же  скоростью,  с  какой  совсем  недавно
карабкались к  вершине,  оставив  Теппика  одного  на  площадке  размером  в
несколько квадратных футов.
   В небе появились первые звезды.
   Теппик увидел белесые тени внизу -  предки  спешили  по  каким-то  своим,
личным делам, с поразительной скоростью ковыляя в направлении широкой  ленты
реки.
   Боги утратили интерес к  Диосу,  этому  странному  человеку  с  палкой  и
надтреснутым голосом. Крокодилоголовый Бог переваливаясь вышел на  небольшую
площадь перед пирамидой, бросил косой взгляд на Теппика и потянулся к  нему.
Теппик лихорадочно стал шарить в  поисках  ножа,  попутно  соображая,  какой
именно номер больше подходит для бога...
   А по всему Джелю вспыхнули пирамиды, истощая и  без  того  скудный  запас
времени.
   Жрецы и предки бежали. Земля шаталась. Такое впечатление, что  даже  боги
удивились и растерялись.
   2-б схватил отца за руку и потащил за собой.
   - Идем! - срывающимся голосом крикнул  он  ему  в  ухо.  -  Нельзя  здесь
оставаться, когда она сработает! Иначе тебе тоже придется спать на вешалке!
   Еще  несколько  пирамид  загорелись  слабым,  колеблющимся  светом,  едва
различимым на фоне последних отблесков заката.
   - Папа! Я сказал, идти надо!
   Птаклюсп пятился, не в силах оторвать глаз от громоздящейся в темном небе
Великой Пирамиды.
   - Смотри, там еще кто-то остался, - удивился  он,  указывая  на  одинокую
фигуру, застывшую на площади перед пирамидой.
   2-б присмотрелся.
   - Да это всего лишь Диос, верховный жрец. Он вроде  что-то  замышляет.  В
дела жрецов лучше не вмешиваться. Пошли.
   Бог вертел крокодильей головой, стараясь сфокусировать взгляд на Теппике,
не прибегая к помощи бинокулярного зрения.  Вблизи  тело  его  просвечивало,
словно кто-то набросал контур, а потом занятие ему наскучило, и до штриховки
дело так и не дошло. Небольшая гробница хрустнула под его пятой.
   Рука бога - растопыренные когтистые каноэ  -  взметнулась  над  Теппиком.
Камень под ногами стал темным, пирамида дрожала, но никаких  признаков,  что
она вот-вот вспыхнет...
   Рука угрожающе надвигалась. В отчаянии  упав  на  колено,  Теппик  высоко
занес нож над головой, схватив его обеими руками.
   Яркий свет блеснул на острие, и наконец Великая Пирамида вспыхнула.
   Она  вспыхнула,  послав  в  небо  остроконечный  язык  нестерпимо  яркого
пламени,  превратившего  все  царство  в  исчерченную  черно-белыми   тенями
шахматную доску, пламени, при  виде  которого  любой,  кем  бы  он  ни  был,
превратился бы не просто в соляной  столб,  а  в  целый  набор  специй.  Она
вспыхнула, как раскрывается  колокольчик,  беззвучная,  как  звездный  свет,
всесжигающая, как сверхновая.
   И  лишь  несколько  секунд  спустя  после  того,  как  немыслимое  сияние
разлилось над некрополем, раздался звук - из тех, что пробирают  до  костей,
проникают во все поры, стараясь, не без успеха, вывернуть  наизнанку  каждую
клетку. Он был слишком громким, чтобы назвать его простым шумом. Есть звуки,
которые отключают ваш слух. Именно таким был этот.
   Наконец, снизойдя до земных мерок, он стал просто самым громким  из  всех
когда-либо слышанных шумов.
   Но вдруг он смолк, словно с  мрачным  металлическим  лязгом  захлопнулась
огромная пасть. Свет погас, разметав по  ночи  синие  и  пурпурные  сполохи.
Однако тишина и темнота не были  окончательными,  то  была  пауза,  подобная
мгновению равновесия, когда подброшенный вверх шар, исчерпав ускорение,  еще
не подвластен силе тяжести - на какой-то краткий миг ему кажется, что худшее
уже позади, а потом...
   На этот раз предвестьем стал оглушительный визг,  будто  огромное  сверло
буравило ночной небосвод. Затем последовала вспышка пламени, язык которого с
шипением вонзился в  черную  мраморную  громаду.  Изломанные  пальцы  молний
впились в гробницы поменьше, и змеи белого огня  заметались  от  пирамиды  к
пирамиде по всему некрополю. В воздухе повисло зловоние обожженного камня.
   В  самом  эпицентре  огненной  бури  Великая  Пирамида  приподнялась   на
раскаленном добела луче и перевернулась на девяносто градусов. Это  был  тот
особый вид оптических иллюзий, которые не нуждаются в зрителе.
   После  чего,  с  обманчивой  медлительностью  и   чувством   собственного
достоинства, пирамида взорвалась.
   Впрочем, ?взорвалась? - слишком глубокое и  вульгарное  слово.  На  самом
деле  произошло  вот  что:  пирамида  величественно  разлетелась  на   куски
величиной с дом, которые, плавно скользя в воздухе, поплыли над некрополем в
разные стороны. Некоторые лениво, нехотя задевали по пути  другие  пирамиды,
руша их и калеча, пока наконец беззвучно  не  врезались  в  землю  за  горой
сваленных грудой камней.
   И только тогда грянул гром. Его отголоски долго бродили по округе.
   Облако серой пыли клубилось над царством.
   Птаклюсп поднялся на ноги и осторожно двинулся вперед, пока не столкнулся
с кем-то. Он вздрогнул, вспомнив тех ?людей?, что  еще  недавно  бродили  по
округе. Воспоминания возвращались не без труда, потому что - так  показалось
Птаклюспу - кто-то или что-то только что ударило его по голове...
   - Это ты? - несмело спросил он.
   - А это ты, пап?
   - Я, - ответил Птаклюсп.
   - И это я, папа.
   - Рад, что это ты, сынок.
   - Ты что-нибудь видишь?
   - Нет. Все как в тумане.
   - Слава богам. Я думал, это я...
   - Но ведь ты и есть ты. Ты сам сказал.
   - Да, папа.
   - Как брат, в порядке?
   - Я вовремя спрятал его в карман, папа.
   - Хорошо. Пока ему везет. Они прошли еще немного, спотыкаясь  о  каменные
обломки, едва различимые во мгле.
   - Что-то взорвалось, папа, - запинаясь произнес 2-б. - Кажется, пирамида.
   Птаклюсп потер макушку,  в  миллиметре  от  которой  пролетел  двухтонный
обломок, едва не превратив его в обитателя одной из собственных пирамид.
   - Наверное, все дело в том хитром цементе, который мы купили  у  Меркона,
эфебца...
   - Вряд ли это перемычка треснула, - возразил 2-б. -  Здесь  дело  гораздо
серьезнее.
   - Как-то все вдруг закрутилось, завертелось...
   - Пожалуй, тебе лучше присесть, папа, - сказал 2-б как можно мягче. - Вот
Два-а. Пригляди за ним.
   Успокоив отца,  он  стал  карабкаться  по  обломку  плиты,  подозрительно
похожему на черный мрамор. Надо найти  какого-нибудь  жреца,  решил  он  про
себя. Для чего-то они были созданы, и, кажется, наступил момент, когда  жрец
может понадобиться. Чтобы сказать доброе слово, утешить или, нашептывал  ему
внутренний голос, размозжить им обоим голов