кое  сервис,
но когда тебе что-то оказывают, это всегда хорошо. Да, такую  штуку  полезно
запомнить.
   Однако дверь по-прежнему оставалась закрытой.
   - Дай-ка я попробую,  -  вызвалась  нянюшка.  -  Я  тоже  чуть-чуть  умею
по-заграничному. Она забарабанила по двери кулаками.
   - Открыве муа, так вас разэтак, сей минут, быстро-быстро! - заорала она.
   Матушка Ветровоск внимательно выслушала всю ее тираду.
   - Это что, и есть по-заграничному, да?
   - Мой Шейнчик, он же моряк, - пояснила нянюшка Ягг. - Просто не поверишь,
каких слов он понахватался в разных заграницах.
   - Можно себе представить, - сказала матушка. - Только  ему  они,  видать,
больше помогают.
   Она снова громыхнула по двери. На  сей  раз  дверь  приоткрылась,  причем
очень медленно. Из-за нее выглянуло бледное лицо.
   - Прошу прощения...  -  начала  Маграт.  Матушка  толкнула  дверь  рукой.
Обладатель лица явно налегал на створку всем  телом,  поскольку  они  хорошо
расслышали, как заскребли по полу его поехавшие вместе с дверью сапоги.
   - Мир дому сему, - небрежно бросила матушка.
   С этих слов ведьмы обычно начинают все свои  знакомства.  Крайне  удачная
фраза - она сразу заставляет людей задуматься, а что еще эта  женщина  может
пожелать  сему  дому.  Мгновенно  вспоминаются  свежие  пироги,  только  что
испеченный хлеб или кучи  почти  не  надеванной  старой  одежды  -  впрочем,
неудивительно: такие мелочи, о них ведь легко забыть...
   Но, похоже, что-то еще уже свалилось на этот  дом,  решив  не  дожидаться
появления здесь трех ведьм.
   В здании действительно располагалось нечто вроде гостиницы. Три ведьмы  в
жизни не видывали столь унылого заведения. Однако  народу  внутри  Оказалось
довольно много. Когда они вошли, на них мрачно уставились не  меньше  дюжины
бледных Людей, сидящих на скамейках вдоль стен. Нянюшка Ягг  принюхалась.  -
Вот те на! - воскликнула она. - Помяни чеснок, и он тут как тут! -  В  самом
деле, с потолочных балок свисало множество связок чеснока. - Я лично  всегда
считала,  что  чеснока  никогда  не  бывает  много.  По-моему,   мне   здесь
понравится.
   Она приветственно кивнула стоящему за стойкой бледному мужчине.
   - Гутен день, майне добрый хер! Труа пивас нас, мерси в боку.
   - А он не обидится, что ты его так, хером? -  спокойно  спросила  матушка
Ветровоск.
   - Это по-заграничному господин, - пояснила нянюшка Ягг.
   - А вот мне сдается, что все-то ты выдумываешь, - фыркнула матушка.
   Хозяин  заведения,  всегда  работавший  по  очень  простому  принципу   и
считавший, что любой, кто вошел в дверь, хочет чего-нибудь выпить, налил три
кружки пива.
   - Ага, видишь! - торжествующе возвестила нянюшка.
   - Не нравится мне, как тут на нас смотрят, - тревожно промолвила  Маграт,
пока  нянюшка  что-то  втолковывала  крайне   изумленному   трактирщику   на
собственного приготовления эсперанто. - А вон тот вообще мне улыбнулся.
   Матушка Ветровоск присела на скамью, но  так,  чтобы  как  можно  меньший
участок ее тела соприкасался с  деревом,  -  видимо,  на  тот  случай,  если
заграница окажется  чем-то  вроде  заразной  болезни,  которую  можно  легко
подцепить.
   - Вот, - сказала нянюшка Ягг, подходя к  ним  с  подносом,  -  все  очень
просто. Главное - громко и  четко  произносить  слова,  и  тебя  обязательно
поймут.
   - Выглядит кошмарно, - призналась матушка Ветровоск.
   - Чесночная колбаса и чесночный хлеб, - ответила нянюшка. - Мои любимые.
   - Нужно было взять  каких-нибудь  овощей,  -  произнесла  Маграт,  крайне
трепетно относившаяся к вопросам питания.
   - А я и взяла. Вот же чеснок лежит, - радостно сообщила нянюшка,  отрезая
себе солидный шмат колбасы, от запаха которой слезы выступали на глазах. - И
сдается мне, на одной полке я видела что-то вроде маринованного лука.
   - Правда? Тогда на ночь нам потребуется не меньше двух комнат,  -  сурово
заметила матушка. - Три, - поспешно сказала Маграт.
   Она  исподволь  еще  раз  оглядела   помещение.   Молчаливые   посетители
по-прежнему пожирали их взглядами, в которых  сквозила  некая  выжидательная
печаль. Впрочем, любой человек, проведший в  обществе  матушки  Ветровоск  и
нянюшки Ягг достаточно долгое время, постепенно привыкал к тому, что на него
все пялятся, поскольку обе старые ведьмы были из тех  людей,  которые  любое
пространство заполняют до краев. И возможно, обитателям здешних  мест  с  их
густыми лесами окрест и всем прочим нечасто доводилось встречать  незнакомых
людей.  Вид  нянюшки  Ягг,  с  аппетитом  уминающей  колбасу,   мог   вполне
конкурировать даже с теми фокусами, которые  она  умудрялась  проделывать  с
маринованным луком. И все же... как-то  не  так  они  смотрели...  Откуда-то
снаружи, из леса, донесся волчий вой. Посетители все как один вздрогнули, да
так дружно, будто долго репетировали. Хозяин что-то  пробурчал.  Все  нехотя
повставали  и  покинули  заведение,  стараясь  держаться  кучкой.   Какая-то
старушка на мгновение положила руку на  плечико  Маграт,  печально  покачала
головой и поспешила за остальными. Но Маграт и к этому привыкла. Люди,  видя
ее в компании матушки Ветровоск, частенько жалели бедняжку.  Наконец  к  ним
подошел сам хозяин с зажженным  факелом  и  жестом  пригласил  следовать  за
собой.
   - А как ты растолковала ему насчет ночлега? - спросила Маграт.
   - Ну, это просто.  "Эй  ты,  хер,  шибко-шибко,  софа,  три  номер,  мыль
пардон", - ответила нянюшка Ягг.
   Матушка Ветровоск попробовала повторить  то  же  самое  себе  под  нос  и
кивнула.
   - Этот твой парнишка, Шейн, и впрямь повидал свет. Что верно, то верно, -
заметила она.
   - Он говорит, эти слова все понимают, - кивнула нянюшка Ягг.

***

   Когда они по длинной винтовой  скрипучей  лестнице  поднялись  на  второй
этаж, выяснилось, что комнат только две. И одну из них заняла  Маграт.  Даже
хозяин гостиницы вроде бы согласился с ее доводами.  Он  вообще  был  крайне
предупредителен.
   Жалко только, он решительно не пожелал оставлять открытыми ставни. Маграт
любила спать с открытым окном. А так в комнате  было  слишком  темно,  да  и
душновато к тому же.
   "То, что я заняла отдельную комнату, даже справедливо, - подумала Маграт.
- Это ведь я фея-крестная. А остальные просто меня сопровождают".
   Она грустно погляделась в  небольшое,  висящее  на  стене  потрескавшееся
зеркальце, покрутилась перед  ним,  а  потом  улеглась  в  постель  и  стала
прислушиваться к происходящему за тоненькой, как бумажка, стенкой.
   - Эсме, ты зачем поворачиваешь зеркало лицом к стенке?
   - Да не люблю я, когда эти зеркала на меня пялятся.
   - Но ведь они на тебя пялятся только тогда, когда ты сама в них пялишься.
   На некоторое время воцарилась тишина, а потом:
   - Слушай-ка, а этот кругляш тут зачем?
   - Видать, подушка такая.
   - Ха! Лично я бы нипочем это подушкой не назвала. Даже одеяла  нормальные
и те придумать не смогли в этих ваших заграницах. Вот ты все знаешь, как эта
штука называется?
   - Кажется, Эсме, по-ихнему это дюве.
   - Вот дурни. Они что, пледа никогда не видели? Типичный ведь  плед.  Сами
они дюве. Опять молчание. Затем:
   - А ты зубы почистила? И снова пауза. После чего:
   - Ой, ну и холодные у тебя ножищи, Эсме!
   - Ничего подобного. Они красивые  и  удобные.  Тишина  еще  раз  пытается
воцариться. Но:
   - Сапоги! Это же твои сапоги! Ты залезла в кровать прямо в сапогах!
   - Не доверю я этим чужеземцам, Гита Ягг. Пусть лучше мои сапоги будут  на
мне.
   - И одежда! Ты даже не разделась!
   - В заграницах осторожность  никогда  не  помещает.  Здесь  такие  разные
шастают, что ой-ой-ой!
   Маграт  свернулась  калачиком  под  -  как  его  там?  -  дюве  и   снова
прислушалась. Похоже, матушке Ветровоск сна требовалось не больше часа, в то
время как нянюшка Ягг могла храпеть хоть на Заборе.
   - Гита! Гита! ГИТА!
   - Ну шо?
   - Ты спишь?
   - Вроде того...
   - Никак звук какой!
   ... Угу...
   Маграт ненадолго задремала.
   - Гита! ГИТА!
   ... Ну шо еще?...
   - Кто-то поскребся в ставни!
   ... Да кому мы нужны... Спи давай...
   Воздух в комнате с каждой минутой становился все  более  спертым.  Маграт
встала, отперла ставни и широко распахнула их.
   Послышалось недовольное ворчание, и что-то с громким стуком  ударилось  о
землю внизу.
   В окно светила полная луна. Так-то лучше. Маграт  довольная  вернулась  в
постель.
   Ей показалось, что она не проспала  и  минуты,  как  ее  снова  разбудили
голоса из соседней комнаты.
   - Гита Ягг, ты что там делаешь?!
   - Перекусываю.
   - Не спится, что ль?
   - Ага. Сна ни в одном глазу, - ответила нянюшка Ягг. - Сама не знаю, и  с
чего бы это?
   - Эй, да ты ж чесночную колбасу жрешь! Думаешь, я  стану  спать  рядом  с
человеком, который наелся чесночной колбасы?
   - Слушай, это моя колбаса! А ну отдай...
   Ночную тишину разорвал громкий топот обутых  в  сапоги  ног,  а  потом  в
соседней комнате распахнулись ставни, шумно ударившись о стену.
   Маграт почудилось,  что  она  услышала  еле  слышное  "уф-ф"  и  какой-то
приглушенный стук под окнами.
   - По-моему, ты раньше  любила  чеснок,  -  послышался  возмущенный  голос
нянюшки Ягг.
   - Колбаса хороша на своем месте, но место ее никак не  в  постели.  И  ни
слова больше. Ну-ка подернись, а то все одеяло на себя стянула.
   Некоторое время спустя бархатное молчание было нарушено глубоким  звучным
храпом матушке Ветровоск. Вскоре  к  нему  присоединилось  более  изысканное
похрапывание нянюшки Ягг, которой куда чаще доводилось спать рядом с другими
людьми  и  которая  вследствие  этого  выработала  более  приспособленный  к
присутствию посторонних носовой оркестр. Храпом же матушки можно было валить
деревья в лесу.
   Маграт накрыла голову ужасной круглой твердокаменной подушкой и  зарылась
под дюве.

***

   Где-то там, внизу, барахталась на мерзлой  земле  очень  большая  летучая
мышь, пытаясь снова взлететь. За эту ночь она  была  оглоушена  уже  дважды:
один раз створками беззаботно распахнутых ставней, а второй - баллистической
чесночной колбасиной. Поэтому сейчас ей было не по себе. Последняя  попытка,
думала она, и назад, в замок.  Да  и  времени  почти  не  осталось,  вот-вот
рассветет.
   Мышь посмотрела на открытое окно в комнате Маграт, и  ее  красные  глазки
хищно сверкнули. Она поднатужилась...
   Но тут на ее спинку опустилась чья-то лапа.
   Мышь оглянулась.
   Ночь у Грибо не задалась. Он обшарил все окрестности на предмет кошачьего
женского пола, но ни одной кошки не обнаружил. Тогда он полазал по  помойкам
и тоже остался несолоно хлебавши. Такое впечатление,  люди  в  этом  городке
вообще не выбрасывали мусор. Они его ели.
   Потом Грибо  потрусил  в  лес,  разыскал  там  несколько  волков,  уселся
напротив и улыбался им до тех пор, пока они не струсили и не убежали.
   Да, на события ночь была небогатой. Пока.
   Летучая мышь, прижатая его лапой, громко заверещала. Крохотному кошачьему
мозгу Грибо показалось, что она пытается изменить форму, но он не  собирался
терпеть подобного безобразия от какой-то там  мыши,  пусть  даже  нацепившей
крылья.
   Особенно теперь, когда он наконец нашел с кем поиграть.

***

   Орлея была  сказочным  городом.  Люди  здесь  день-деньской  улыбались  и
веселились. Особенно если хотели прожить еще один день-деньской.
   Лилит об этом позаботилась. Возможно, кое-кто считал, что те  дни,  когда
городом правил старый барон, были  куда  счастливее  нынешних.  Но  то  было
беспорядочное, неаккуратное счастье - вот почему Лилит с легкостью  добилась
своего.
   Нет, так жить не дело. Картина была какой-то нецельной.
   Когда-нибудь они будут ее благодарить.
   Разумеется, без нескольких трудных случаев никогда не  обходится.  Иногда
люди просто не знают, как себя вести. Ты ради них из кожи  вон  лезешь,  как
следует управляешь их  городом,  заботишься  о  том,  чтобы  их  жизни  были
осмысленными и счастливыми каждый час каждого дня, и после всего  этого  они
вдруг ополчаются на тебя - причем без Какого-либо серьезного повода.
   Вдоль стен зала для аудиенций стояли страж-вшей. Здесь и в самом деле шла
аудиенция. На самом деле сама она никуда не шла, ее вели.  И  присутствовало
на этой "аудиенции" довольно много людей. Лилит всегда говорила,  что  лучше
один  раз  увидеть,  чем  сто  раз  услышать.  Грош  примера  заменяет  фунт
наказания.
   К этому времени преступности в Орлее почти не стало. А тех  преступников,
что иногда встречались, вряд ли где-либо еще сочли преступниками.  С  такими
вещами, как воровство,  справиться  было  проще  простого,  и  они  едва  ли
требовали каких-то юридических процедур. Куда более  важными  Лилит  считала
преступления против исхода повествования. Эти людишки все делали как  назло,
будто ничего не понимали.
   Лилит подносила зеркало к Жизни и обрубала все  ее  кусочки,  которые  не
умещались в зеркале...
   Дюк Орлейский  безвольно  развалился  на  троне,  закинув  одну  ногу  на
подлокотник. Он все еще никак не мог привыкнуть к креслам.
   - А этот чего натворил? - спросил он и зевнул.
   Вот уж что-что, а рот разевать он умел.
   Между двумя стражниками съежился сухонький старичок.
   Всегда найдется кто-нибудь, желающий стать стражником,  -  даже  в  таких
местах, как Орлея. Тем более что в  придачу  к  должности  выдают  красивый,
модный мундир - голубые панталоны, Красный китель - и высокую черную шапку с
кокардой.
   - Но я... я не умею свистеть, - дрожащим голосом пробормотал старичок.  -
Я... я не знал, что это обязательно...
   - Но ты же игрушечных дел мастер, -  заметил  дюк.  -  А  игрушечных  дел
мастера целыми днями что-нибудь насвистывают и поют.
   Он взглянул на Лилит. Та кивнула.
   - Я не знаю ни одной... песни,  -  заикаясь,  пролепетал  игрушечных  дел
мастер. - Меня никогда не учили п-п-еть.  Только  делать  игрушки.  Я  очень
долго был подмастерьем. Целых семь лет, и только потом сам стал мастером. Ну
там рубанок, молоток, но...
   - А еще здесь говорится, - произнес дюк, правдоподобно делая  вид,  будто
читает лежащий перед ним перечень обвинений, - что ты не рассказываешь детям
сказки.
   - Мне никогда ничего  не  говорили  насчет...  с-сказок,  -  оправдывался
мастер. - Послушайте, я делаю игрушки. Игрушки. Больше  я  ничего  не  умею.
Игрушки. Хорошие и - игрушки. Я всего лишь игрушечных дел м-мастер...
   - Какой же из тебя игрушечных дел мастер, если ты не рассказываешь  детям
сказки? - подаваясь вперед, вопросила Лилит.
   Игрушечных дел мастер взглянул на ее закрытое вуалью лицо.
   - Я просто ни одной не знаю, - пожал плечами он.
   - Как? Не знаешь ни одной сказки?!
   - Зато я могу р-рассказать им, как делать игрушки, - прошептал старичок.
   Лилит откинулась на спинку  кресла.  Разглядеть  выражение  ее  лица  под
вуалью было невозможно.
   - Думаю, будет справедливо и правильно, - сказала она,  -  если  Народная
Стража сейчас отведет тебя туда, где ты наверняка научишься  петь.  А  через
некоторое время, возможно, и свистеть. Разве это не здорово?
   Подземные  казематы  старого   барона   наводили   ужас.   Лилит   велела
отремонтировать их и заново обставить. Множеством зеркал.

***

   Когда аудиенция закончилась,  одна  из  присутствовавших  на  ней  женщин
выскользнула наружу через дворцовую кухню. Стражники у боковой Калитки  даже
не пытались задержать ее. Слишком уж важную роль сыграла эта  женщина  в  их
маленьких ограниченных жизнях.
   - Здравствуйте, тетушка Приятка. Она остановилась, полезла в  корзинку  и
вытащила пару жареных куриных ножек.
   - Попробуйте-ка мой новый ореховый соус, - сказала она. - Буду  счастлива
услышать ваше мнение, ребята.
   Они с благодарностью взяли по ножке.  Тетушку  Приятку  любили  все.  Она
такое умела делать с курами, что птицы, наверное, почитали за великую  честь
очутиться на ее разделочной доске.
   - А сейчас вот решила сходить купить кой-каких приправ, - сообщила она.
   Стражники некоторое время  смотрели,  как  тетушка  Приятка,  похожая  на
толстую целеустремленную стрелу, быстро удаляется в  направлении  городского
рынка, расположенного на берегу реки. Затем принялись за куриные ножки.
   Тетушка Приятка шествовала между рядами рыночных  прилавков,  причем  изо
всех сил старалась именно шествовать. Даже в Орлее встречались люди, готовые
при первом же удобном случае доложить о тебе кому следует. Особенно в Орлее.
Она была поварихой, а поварихе  полагается  шествовать.  И  тетушка  Приятка
всегда старалась оставаться толстой, ну а веселым  нравом  она,  к  счастью,
обладала и так, от природы. Еще она тщательно следила за тем, чтобы  руки  у
нее всегда  были  в  муке.  Если  же  она  чувствовала  на  себе  чей-нибудь
подозрительный взгляд, то отпускала что-нибудь  вроде:  "Батюшки-светы!".  И
пока все проходило удачно.
   Она  поискала  взглядом  нужную  вывеску.  И  наконец  нашла.  Навес  над
прилавком, что был заставлен клетками с курами, гусями,  индюками  и  прочей
домашней птицей, поддерживал столб, и на столбе  этом  сидел  черный  петух.
Значит, колдунья вуду на месте.
   Стоило взгляду тетушки Приятки упасть на петуха, как  тот  тоже  повернул
голову и в ответ уставился на нее.
   Чуть в стороне от остальных лотков расположилась небольшая палатка, ничем
не отличающаяся от своих товарок. Перед ней на  огне  булькал  котел.  Возле
котла высилась стопка мисок и лежал черпак, а рядом с ними стояла тарелочка,
в которой поблескивали монеты. Монет было довольно много - за варево госпожи
Гоголь люди платили  столько,  сколько  считали  нужным,  и  тарелочка  едва
вмещала все, что в нее кидали.
   Густая жидкость в котле была неаппетитного бурого цвета. Тетушка  Приятка
налила в миску немного похлебки  и  стала  ждать.  Госпожа  Гоголь  обладала
определенными талантами.
   Через некоторое время из палатки донесся голос:
   - Ну, тетушка Приятка, что новенького?
   - Она упекла игрушечных дел мастера, - ответила  тетушка  Приятка,  ни  к
кому конкретно не обращаясь. - А  вчера  посадили  старого  Деверо,  хозяина
гостиницы. За то, что он слишком худой и у него недостаточно  красное  лицо.
Итого, за этот месяц уже четверо.
   - Входи, тетушка Приятка.
   В палатке было темно и душно. Здесь горел  еще  один  очаг,  над  которым
висел еще один  котел.  Госпожа  Гоголь,  склонившись  над  ним,  помешивала
содержимое. Жестом она указала гостье на лежащие рядом мехи.
   - Раздуй немного пламя, и посмотрим, что там к чему, - сказала она.
   Тетушка Приятка повиновалась. Сама она волшебством  не  пользовалась,  ну
разве что подрумянить пирог или чтоб тесто поскорее поднялось, но волшебство
других она уважала. Особенно волшебство таких людей, как госпожа Гоголь.
   Угли раскалились добела.  Густая  жидкость  в  котле  забурлила.  Госпожа
Гоголь вгляделась в пар.
   - Госпожа Гоголь, а что ты делаешь? - тревожно спросила кухарка.
   - Пытаюсь понять, что будет дальше, - ответила колдунья  вуду.  Ее  голос
стал гулким, как у медиума.
   Тетушка Приятка, прищурившись, вгляделась в кипящее варево.
   - Должно быть, кто-то будет есть креветочный суп? - наконец решила прийти
на помощь она.
   - Видишь эту часть гумбо? - спросила госпожа Гоголь. - И то,  как  наверх
всплывают крабьи клешни?
   - Уж на что на что, а на крабье мясо в супе ты никогда  не  скупилась,  -
поддержала ее госпожа Приятка.
   - И видишь, в какой цвет окрашивают пузыри листья оку? А завихрения возле
розовой луковицы заметила?
   - Да! Да! Вижу! - воскликнула тетушка Приятка.
   - А знаешь ли ты, что все это означает?
   - Наверное, то, что суп получится просто отменный!
   - Само собой, - добродушно  согласилась  госпожа  Гоголь.  -  А  еще  это
значит, что скоро появятся какие-то люди.
   - Правда? И сколько?
   Госпожа Гоголь зачерпнула ложкой немного кипящей похлебки  и  попробовала
на вкус.
   - Трое, - сообщила она и задумчиво облизала губы.