,  по  крайней  мере,  очень  привлекательна  или  гораздо  более
привлекательна, чем любая девушка из всех,  кого  я  встречал,  хотя  должен
признать, что я девушек встречал не очень много". Стать поэтом  Мору  всегда
мешала врожденная  честность;  если  бы  Мор  когда-нибудь  стал  сравнивать
девушку с летним днем, то за сравнением обязательно последовало бы вдумчивое
объяснение насчет того, какой именно день имеется в виду  и  было  ли  тогда
дождливо или, наоборот, ясно. Так что в данных обстоятельствах даже  хорошо,
что язык его не слушался.
   Кели подняла свечу, осветив окно.
   Оно было целым. Ни единой щербины на каменных рамах.  Стекло  с  цветными
вставками, изображающими герб Сто  Лата,  тоже  ничуть  не  пострадало.  Она
оглянулась на Мора.
   - Забудем о третьем, - сказала она. - Вернемся к первому.
   Через час над городом забрезжил рассвет. Дневной свет на Плоском мире  не
столько летит, сколько течет, поскольку его тормозит неподвижное  магическое
поле Диска. Лучи солнца покатились  по  земле,  подобно  волнам  золотистого
моря. Какое-то мгновение расположенный на насыпи город  возвышался  над  его
поверхностью, точно омываемый волнами прилива песочный замок. С каждой новой
волной свет все  уплотнялся,  пока  наконец  не  закружился  вокруг  города,
образовав световорот, и не просочился внутрь.
   Мор и Кели сидели рядышком на кровати. Песочные часы лежали между ними.
   В верхней колбе не осталось ни песчинки.
   Снаружи донеслись звуки пробуждающегося замка.
   - Все равно не понимаю, - произнесла он. - Мертва я или нет?
   - Ты должна быть мертвой, - признался он, - в соответствии с судьбой  или
чем там еще. Я довольно слаб в теории.
   - И ты должен был убить меня?
   - Нет! Я имею в виду, нет, убить тебя должен был не я, а убийца. Я же уже
пытался объяснить все это.
   - Так почему же ты помешал ему это сделать?
   Мор ответил ей взглядом, полным ужаса.
   - Ты что, хотела умереть?
   - Разумеется нет. Но похоже на  то,  что  здесь  человеческие  желания  в
расчет не берутся. Я просто стараюсь  подойти  к  этому  вопросу  с  позиций
здравого смысла.
   Мор уткнулся взглядом в колени. Затем встал.
   - Я думаю, мне лучше уйти, - холодно отчеканил он.
   Сложив косу, он засунул ее в укрепленные за седлом ножны и  посмотрел  на
окно.
   - Ты вошел через него, -  пришла  на  помощь  Кели.  -  Слушай,  когда  я
сказала...
   - Оно открывается?
   - Нет. За дверью коридор, он выходит на балкон. Но люди увидят тебя!
   Проигнорировав это  восклицание,  Мор  отворил  дверь  и  вывел  Бинки  в
коридор.  Кели  кинулась  вслед  за  ним.  Фрейлина,  как  раз  собиравшаяся
постучать, остановилась, сделала реверанс и  слегка  нахмурилась,  когда  ее
мозг мудро отогнал от себя зрелище ступающей по ковру очень большой лошади.
   Балкон выходил в один  из  внутренних  двориков.  Мор  бросил  взгляд  за
парапет, и вскочил в седло.
   - Остерегайся герцога, - посоветовал он. - Это все он.
   - Отец всегда предупреждал меня о  нем,  -  согласилась  принцесса.  -  Я
никогда не ем, пока еду не попробует специальный придворный.
   - Кроме того, тебе следует завести телохранителя, -  продолжал  Мор.  Мне
пора уходить. Неотложные дела. Прощай, - добавил он тоном, который, как  Мор
надеялся, должным образом выразил задетую гордость.
   - Я еще увижу тебя? - спросила Кели. - Есть много такого, о чем я  хотела
бы...
   - Не уверен, что тебе стоит забивать этим голову, - надменно ответил Мор.
   Он прищелкнул языком, и Бинки скакнула в  воздух.  Скользнув  хвостом  по
парапету, она легким галопом углубилась в голубое утреннее небо.
   - Я хотела сказать спасибо! - прокричала вслед Кели.
   Фрейлина, которая никак не  могла  отделаться  от  ощущения  какой-то  не
правильности и шла за принцессой по пятам, озабоченно справилась:
   - Вы хорошо себя чувствуете, мэм? Кели рассеянно посмотрела на нее.
   - Что? - повелительным тоном переспросила она.
   - Я только хотела узнать, вы хорошо провели ночь?
   Плечи Кели опустились.
   - Нет, - буркнула она.  -  Плохо.  В  моей  спальне  мертвый  убийца.  Он
покушался на мою жизнь. Не могла бы ты что-нибудь сделать с этим? И,  -  она
подняла руку и задержала ее в воздухе, -  я  не  хочу,  чтобы  ты  кудахтала
"Мертвый, мэм? Убийца, мэм?" или вопила. Просто разберись с ним, и все. Тихо
и спокойно. По-моему, у меня страшно разболелась голова. Так что  кивни,  но
ничего не говори.
   Фрейлина кивнула, сделала неопределенное приседающее  движение  и  пятясь
покинула помещение.

***

   Мор сам не понял, каким образом вернулся обратно.  Небо  просто  изменило
свой цвет, став из льдисто-голубого угрюмым и серым, когда Бинки окунулась в
провал между измерениями. Лошадь не  опускалась  на  темную  почву  поместья
Смерти. В какой-то момент эта почва просто оказалась там,  прямо  под  ними,
подобно  авианосцу,  который,  осторожно  маневрируя,  подводит   посадочную
площадку  под  реактивный  истребитель,  избавляя  пилота  от  связанных   с
приземлением хлопот.
   Гигантская лошадь протрусила во двор конюшни и остановилась возле двойной
двери, помахивая хвостом. Соскользнув с седла, Мор побежал к дому.
   И остановился, и побежал обратно, и наполнил кормушку сеном, и побежал  к
дому, и пробормотал что-то себе под  нос,  и  побежал  обратно,  и  почистил
лошадь, и проверил, достаточно ли воды в ведре, и побежал к дому, и  побежал
обратно, и снял с крючка на стене попону,  и  накрыл  ею  лошадь.  Бинки,  с
благодарным  достоинством  принимая  заслуженную   заботу,   несколько   раз
приложилась мордой к его плечу, словно кивая.
   Проскользнув через черный ход  и  пробравшись  в  библиотеку,  Мор  нашел
помещение совершенно пустынным. Даже в эти ранние часы воздух здесь  казался
сотканным из горячей сухой пыли. Мору почудилось, что  на  поиски  биографии
принцессы Кели ушли года, но в  конце  концов  он  нашел  ее.  Ею  оказалась
удручающе тонкая  книжица.  Она  стояла  на  полке,  дотянуться  до  которой
оказалось  возможным  только  с  помощью  библиотечной   лестницы,   шаткого
сооружения на колесиках, сильно напоминающего древнюю осадную машину.
   Дрожащими пальцами он открыл последнюю страницу и застонал.
   "За убийством принцессы,  происшедшим,  когда  ей  было  пятнадцать  лет,
последовало объединение Сто Лата  со  Сто  Гелитом.  Это  косвенным  образом
повлекло  за  собой  падение  городов-государств   центральной   равнины   и
подъем..."
   Он читал все дальше и дальше, не в силах остановиться. Время  от  времени
издавал стон.
   Наконец Мор поставил томик на место, но потом, поколебавшись, запихал его
за несколько других томов. И все равно он чувствовал, что  книга  там,  пока
слезал  по  лестнице,  предательски  громко  выскрипывающей  миру  о   своем
существовании.
   В водах  Плоского  мира  океанические  суда  были  редкостью.  Никому  из
капитанов не нравилось выходить за пределы видимости прибрежной линии.
   Печально, но факт: корабли, которые  на  расстоянии  выглядели  так,  как
будто отправляются за край мира, исчезали вовсе не за горизонтом - они  и  в
самом деле падали с Края света.
   Каждое    или    примерно    каждое    поколение    находило    несколько
исследователейэнтузиастов,  которые  сомневались  в  этом  и   -   с   целью
опровергнуть сии "домыслы" - отважно  отправлялись  в  путешествие.  Как  ни
странно, ни один из этих путешественников так и не вернулся, чтобы  огласить
результаты своих исследований.
   Поэтому нижеследующая аналогия с точки зрения Мора была лишенной смысла.
   Он чувствовал себя так, как будто очутился в идущем ко дну "Титанике", но
еще чуть-чуть - и он будет спасен. "Лузитанией".
   Он чувствовал себя так, как будто, поддавшись секундному импульсу, бросил
снежок и теперь наблюдает, как вызванная  им  лавина  поглощает  три  лыжных
курорта.
   Он чувствовал, как вокруг него расплетаются нити истории.
   Он чувствовал, что ему нужно с кем-нибудь поговорить, и побыстрее.
   Это означало, что придется довольствоваться или Альбертом,  или  Изабель,
поскольку  мысль  о  необходимости  объяснять  происшедшее  крохотным  синим
булавочным головкам была не из тех, которые ему  хотелось  обдумывать  после
долгой ночи. В  редких  случаях,  когда  Изабель  с  высоты  своего  величия
соизволяла бросить взгляд в  его  направлении,  она  с  предельной  ясностью
демонстрировала, что различие между Мором и дохлой жабой заключается  только
в цвете. Что касается Альберта...
   Ну, он, конечно, не идеальное доверенное лицо, но  в  приборе  из  одного
предмета, определенно, лучший.
   Мор, стараясь не скрипеть слишком громко, спустился с лестницы и вышел из
лабиринта книжных полок тем же путем, что и вошел в него. Не помешало  бы  и
поспать несколько часов.
   Затем он услышал прерывистое дыхание,  краткую  череду  топающих  звуков,
производимых быстро бегущими ногами, и хлопок двери. Заглянув  за  ближайшую
этажерку, он не увидел ничего, кроме табуретки с парой книг на ней. Он  взял
одну, посмотрел на имя, затем прочел несколько страниц. Рядом с книгой лежал
мокрый шелковый носовой платок.

***

   Проснулся Мор поздно. Встав, он тут же заторопился на кухню.  Он  ожидал,
что Альберт начнет ворчать, но ничего подобного не случилось.
   Альберт  стоял  около   каменной   раковины,   погруженный   в   глубокую
задумчивость. Глядя на сковородку, он, вероятно, решал, не пора ли налить на
нее нового жира или оставить прежний еще этак на годик. Когда Мор,  стараясь
не создавать лишнего шума, проскользнул за стол, он обернулся.
   - Тебе пришлось здорово повозиться, - произнес он. -  Я  слышал,  как  ты
полночи шатался по дому. Могу сварить тебе яйцо. Еще есть овсянка.
   - Яйцо, пожалуйста,  -  ответил  Мор.  Он  так  и  не  набрался  мужества
попробовать альбертову овсянку, которая вела свою собственную, частную жизнь
в глубинах кастрюли и ела ложки.
   - Хозяин сказал, что после завтрака хочет тебя видеть, - добавил Альберт.
- Но можешь особо не торопиться.
   - О, - Мор уставился в стол. - А больше он ничего не говорил?
   - Он сказал, что свободного вечера  у  него  не  выдавалось  тысячу  лет,
ответил Альберт. - Он напевал себе под нос. Не нравится мне это. Никогда  не
видел его таким.
   - О! - Мор, наконец, решился:
   - Альберт, а ты давно здесь работаешь?
   Альберт посмотрел на него поверх пенсне.
   - Может, и давно. Трудно следить за внешним временем, парень. Я  здесь  с
тех самых пор, как умер старый король.
   - Какой король, Альберт?
   - Арторолло, вроде  его  так  звали.  Маленький  такой  и  жирный.  Голос
скрипучий, как несмазанная телега. Хоть я и видел-то его всего один раз.
   - А где это было?
   - В Анке, конечно.
   - Что? - воскликнул Мор.  -  В  Анк-Морпорке  нет  королей,  это  всякому
известно!
   - Я же сказал, это было некоторое время тому назад, -  напомнил  Альберт,
наливая себе чашку чая из личного заварочного чайника Смерти.
   Он уселся, мечтательно прикрыв глаза огрубевшими морщинистыми веками.
   Мор ждал.
   - В те времена правили настоящие короли, я тебе скажу, не то, что сейчас.
Те были монархами, - продолжал Альберт, осторожно наливая чай в  блюдечко  и
чопорно  обмахивая  его  концом  шарфа.  -  То  есть  они  были  мудрыми   и
справедливыми... ну, довольно мудрыми. И они не стали бы долго  раздумывать,
отрубить тебе голову или нет. Решали все на месте. Им достаточно было одного
взгляда, - одобрительно добавил он. - А все королевы были высокими, бледными
и носили такие штуки вроде шлема...
   - Как платы у монахинь?
   - Ну да, а принцессы были так же прекрасны, как день - долог, и настолько
благородны, что могли огорошить всех, прописав дюжину матрасов...
   - Что?
   Альберт поколебался.
   - По-моему, был такой случай, не важно, - уклончиво ответил он. - И  были
тогда балы, и турниры, и казни. Великие  дни.  -  Он  мечтательно  улыбнулся
воспоминаниям. - Не то что сейчас... - произнес он, неохотно пробуждаясь  от
благоговейного полузабытья.
   - А у тебя есть другие имена, Альберт? - спросил Мор.
   Но чары уже рассеялись. Старик быстро усек, что происходит.
   - Ага, понимаю, - отпарировал  он,  -  узнаешь,  как  зовут  Альберта,  и
прямиком в библиотеку - что, не так? Рыться, совать свой нос в чужие дела. Я
тебя раскусил, вечно ты там прячешься, читаешь исподтишка жизни  молоденьких
женщин...
   Очевидно, где-то в глубинах глаз Мора провозвестники  вины  протрубили  в
потускневшие трубы, потому что Альберт крякнул  и  ткнул  в  него  костлявым
пальцем.
   - По крайней мере, мог бы ставить книги на место, - добродушно  пробурчал
он. - Не оставлять там целые груды, предоставляя Альберту  убирать  их.  Все
равно, не правильно это, строить глазки бедным покойницам. Так  и  ослепнуть
недолго.
   - Но я всего лишь... - начал оправдываться  Мор,  но  вспомнил  о  мокром
шелковом носовом платке в кармане и закрыл рот.
   Покинув  бормочущего  себе  под  нос  и  моющего  посуду  Альберта,   Мор
проскользнул в библиотеку. Сквозь высокие окна лился бледный солнечный свет,
нежными ласковыми прикосновениями обесцвечивая обложки  терпеливых,  древних
томов.  Время  от  времени  пылинка,  проплывая  сквозь  золотистый   столб,
загоралась и сверкала, словно миниатюрная сверхновая.
   Мор знал, что если хорошенько прислушаться,  то  услышишь  поскрипывание,
подобное тому, которое издают некоторые  насекомые:  это  книги  пишут  сами
себя.
   Когда-то,  давным-давно,  Мор  нашел  бы  это  странным.  Теперь   это...
обнадеживало. Служило наглядной демонстрацией факта, что механизм  Вселенной
работает слаженно, ее колеса и  колесики  все  еще  крутятся.  Его  совесть,
выискивающая любую лазейку, лишь бы пролезть и вякнуть свое, напомнила  ему,
радостно блестя глазками, что-таки да, они, может, и крутятся, да только  не
в ту сторону. И мироздание, это уж точно, движется не туда, куда надо.
   Пробравшись  через  лабиринт  стеллажей  к  таинственной  кипе  книг,  он
обнаружил, что она исчезла. Альберт на кухне. И Мор ни разу не видел,  чтобы
Смерть собственной персоной заходил в библиотеку.  Что  же  в  таком  случае
понадобилось здесь Изабель?
   Он глянул вверх, на возвышающуюся скалу из книжних полок... и обомлел.
   В животе у него похолодело при мысли о том, что вот-вот  произойдет,  уже
начало происходить...
   Ему одному не справиться с этим. Придется кому-то рассказать.

***

   Кели тем временем жизнь медом не казалась.
   А все  потому,  что  причинность  обладает  колоссальной  инерцией.  Мор,
движимый гневом,  отчаянием  и  зарождающейся  любовью,  ворвался  в  нее  и
сместил, задав новое направление. Но причинность этого еще не  заметила.  Он
дернул за хвост динозавра, но пройдет некоторое время, прежде чем на  другом
конце сообразят, что пора воскликнуть "ох!".
   Короче говоря, мироздание  знало,  что  Кели  умерла.  Поэтому  оно  было
порядком удивлено, что она до сих пор не перестала ходить и дышать.
   Свои  чувства  мироздание  проявляло  в  мелочах.  Придворные,  все  утро
украдкой посматривающие на принцессу, сами не могли сказать,  почему  от  ее
вида им делается как-то не по себе. К своему  острому  замешательству  и  ее
раздражению, они то и дело либо не замечали ее, либо говорили  приглушенными
голосами.
   Старший камергер обнаружил,  что  отдал  приказ  приспустить  королевский
флаг. Никакие силы в мире не заставили  бы  его  объяснить,  почему  он  это
сделал. После того как он безо всякой видимой причины заказал  тысячу  ярдов
черного сукна, его в состоянии легкого нервного  потрясения  мягко  увели  и
уложили в постель.
   Неосязаемое  в  своей  странности  чувство   ирреальности   происходящего
распространялось по  замку  со  скоростью  эпидемии  гриппа.  Старший  кучер
приказал достать и начистить до блеска роскошный траурный катафалк. А  потом
он стоял во дворе конюшни и  рукой  в  замшевой  перчатке  утирал  непонятно
откуда взявшиеся слезы. Он плакал  и  не  помнил,  почему.  Слуги  крадучись
пробирались по коридорам. Повару пришлось бороться с непреодолимым  желанием
готовить холодное мясо. Псы  принимались  выть,  но  сразу  останавливались,
чувствуя себя довольно глупо. Пара черных жеребцов, которых в  Сто  Лате  по
традиции запрягали в катафалк, внезапно  впала  в  беспокойство  и  едва  не
залягала насмерть конюха.
   В замке Сто Гелита герцог тщетно дожидался  гонца.  А  тот  отправился  в
дорогу, но остановился посреди улицы. У него как будто  вышибло  из  головы,
что же ему полагается сделать.
   Кели проплывала сквозь все это, как материальный и с каждой  минутой  все
более раздражающийся призрак.
   Напряжение  достигло  апогея  перед  самым  обедом.  Разъяренной   фурией
ворвавшись в огромный обеденный  зал,  она  не  обнаружила  на  столе  перед
королевским креслом накрытого прибора. Разговаривая  с  дворецким  громко  и
отчетливо, она добилась исправления оплошности. Но затем обнаружила, что все
блюда проносят мимо нее, не давая ей возможности воткнуть  в  них  вилку.  С
мрачным недоверием она наблюдала, как внесли вино  и  налили  его  в  первую
очередь лорду-хранителю кабинета.
   Такой поступок противоречил ее королевскому статусу и  протоколу,  однако
на этот раз она не стала утруждать себя доказательствами, а просто  высунула
ногу из-под стола и подставила  подножку  разносившему  вино  официанту.  Он
запнулся, пробормотал что-то себе под нос и уставился на плитки пола.
   Наклонившись  в  другую  сторону,  она  проорала   в   ухо   управляющему
поставками:
   - Эй, ты меня видишь? Почему наше меню  урезано  до  холодной  свинины  и
окорока?
   Оторвавшись от приглушенного разговора с  дамой  маленькой  шестиугольной
комнаты северной башенки, он  уставился  на  принцессу  долгим  взглядом,  в
котором шок переходил во что-то вроде расплывчатой озадаченности.
   - Почему же, да... Я вижу... Э-э....
   - Ваше королевское высочество, - подтолкнула его Кели.
   - Но... да... Высочество, - пробормотал он.
   Нависла тяжелая пауза.
   Затем,  как  будто  внутри  него  сработал  какой-то  переключатель,   он
повернулся к своей собеседнице и возобновил прерванный разговор.
   Некоторое время Кели  сидела,  побелев  от  потрясения  и  ярости,  затем
оттолкнула кресло и ринулась в свои покои.
   Пару слуг, столкнувшихся на бегу в  одном  из  коридоров,  припечатало  к
стенам. Чем - они не разглядели.
   Вбежав в свою комнату, Кели принялась дергать за шнурок.
   Предполагалось,  что  звон  колокольчика   заставит   дежурную   фрейлину
прибежать с другого конца коридора, где она  сидела  в  ожидании.  Некоторое
время ничего не происходило. Затем дверь медленно отворилась, и на принцессу
воззрилось лицо.
   На этот раз она узнала этот взгляд,  она  была  готова  к  нему.  Схватив
фрейлину за плечи, Кели втащила ее в комнату и захлопнула  дверь  у  нее  за
спиной. Когда испуганная женщина начала смотреть куда угодно, только  не  на
нее, Кели разжала хватку и оглоушила фрейлину такой пощечиной,  что  щека  у
той загорелась.
   - Ты почувствовала это? Ты почувствовала? - провизжала она.
   - Но... Вы... Я... - захныкала фрейлина, пятясь назад, пока не уперлась в
кровать и не рухнула на нее.
   - Смотри на меня! На меня смотри, когда я с  тобой  разговариваю!  орала,
надвигаясь на нее, Кели. - Ты же видишь меня! Скажи, что ты видишь меня, или
я прикажу тебя казнить!
   В глазах фрейлины застыло выражение ужаса.
   - Я вижу вас, - пролепетала она, - но...
   - Но что? Что "но"?
   - Я точно знаю, что вы... Я слышала... Я думала...
   - Что ты думала? - отрезала Кели. Она уже не кричала. Слова слетали с  ее
уст, подобно жгучим ударам хлыста.
   Фрейлина сжалась во всхлипывающий комок.  Некоторое  время  Кели  стояла,
постукивая ногой об пол, затем мягко потрясла женщину.
   - В городе есть волшебник? - спросила она. - На меня смотри, на меня.
   Есть? Вы, девчонки, вечно тайком бегает