са, когда  душа  осознает,  что  она  больше  не  связана  формирующим
определенный облик полем. Но обычно роль души была скорее пассивная.  А  тут
она сохраняла полный контроль над происходящим, и такое Мор видел впервые.
   Волосы ведьмы, меняя цвет и удлиняясь, стали сами собой  расплетаться  из
тугого пучка, в который были закручены. Стан распрямился. Морщины утончались
и  укорачивались,  пока  совсем   не   исчезли.   Серое   шерстяное   платье
заколыхалось, словно поверхность моря, и в конце концов приобрело совершенно
иные, странно будоражащие очертания.
   Тетушка  посмотрела  вниз,  хихикнула  и  превратила  платье  во   что-то
ярко-зеленое и клейкое, точно только что распустившийся листок.
   - Что скажешь, Мор? - осведомилась она.
   Прежде ее голос был дрожащим  и  скрипучим.  Теперь  его  звук  пробуждал
воспоминания о мускусе, кленовом сиропе и других вещах, при мысли о  которых
адамово яблоко Мора запрыгало, как резиновый мячик в эластичном мешке.
   - ... попытался выдавить  он,  сжимая  косу  так,  что  костяшки  пальцев
побелели.
   Она шла к нему, похожая на изящную змейку.
   - Я не расслышала, что ты сказал, - промурлыкала она.
   - Оч-ч-чень мило, - произнес он. - Так это... то, какой ты была раньше?
   - Такой я была всегда.
   - Ох. - Мор уставился себе  под  ноги.  -  Мне  полагается  забрать  тебя
отсюда, - сообщил он.
   - Знаю, - отозвалась она. - Но я намерена остаться здесь.
   - Нельзя! Я имею в виду... -Он замялся, подыскивая  слова.  -  Понимаешь,
оставшись здесь, ты начнешь вроде как размазываться и становиться все тоньше
и прозрачнее, пока наконец...
   - Мне понравится это, - твердо заявила она.
   Наклонившись,  она  одарила  его  поцелуем  таким  же  невещественным   и
неощутимым, как вздох майской мушки.  Целуя,  она  таяла,  пока  не  исчезла
совсем, оставив только поцелуй. Совсем как улыбка  Чеширского  кота,  только
гораздо более эротично.
   - Будь осторожен, Мор, - прожурчал у него  в  голове  ее  голос.  -  Тебе
скорее всего понравится эта работа, и ты захочешь сохранить ее.  Но  найдешь
ли ты в себе силы когда-нибудь оставить ее?
   Мор стоял, идиотски держась за щеку.  Легонько  и  мимолетно  затрепетали
деревья, окружающие полянку. Ветер донес звук смешка, а  затем  вокруг  Мора
вновь сомкнулось леденящее молчание.
   Долг воззвал к нему сквозь розовые туманы,  заполнившие  его  голову.  Он
схватил вторые часы и вгляделся в стекло. Песок был почти на исходе.
   По поверхности стекла шли узоры в виде лепестков лотоса. Когда Мор слегка
ударил по нему пальцем, оно откликнулось тягучим "Оммм".
   По ломающейся под ногами ледяной корке он опрометью  кинулся  к  Бинки  и
одним махом очутился в седле. Лошадь встряхнула головой, встала  на  дыбы  и
устремилась к звездам.

***

   Величественные молчаливые потоки синего  и  зеленого  пламени  стекали  с
крыши мира... Их движение не воспринималось глазом,  поэтому  казалось,  что
они свисают, точно сверкающая бахрома роскошного платья. Вуали  октаринового
сияния исполняли над Диском медленный и величественный танец, в то время как
огни Центрального Сияния, испускаемого неподвижным магическим  полем  Диска,
заземлялись в зеленых льдах Пупа Плоского мира.
   Пуповый  пик   Кори   Челести,   обиталище   богов,   представлял   собой
десятимильный столб холодного блистающего пламени.
   Немногие люди могли похвастаться, что им довелось стать свидетелями этого
зрелища. И Мор не принадлежал к  их  числу,  поскольку,  пригнувшись  к  шее
Бинки, он изо всех сил вцепился в  гриву.  Тяжелые  копыта  лошади  выбивали
искры из пространства. Мор и Бинки скакали  по  ночному  небу,  оставляя  за
собой похожий на комету светящийся след пара.
   Были и другие горы, теснившиеся вокруг Кори Челести. По сравнению с пиком
они казались не выше термитных кучек, хотя в реальности каждая из них  могла
похвастаться столь величественным  ассортиментом  лавин,  кряжей,  подземных
туннелей,  забоев,  обрывов,  каменистых  осыпей  и  ледников,   что   любой
нормальный горный массив был бы счастлив иметь с  данной  представительницей
что-то общее.
   Среди самых высоких из гор, в воронкообразной долине, обитали Слушатели.
   Они представляли собой одну из древнейших религиозных  сект  Диска,  хотя
даже сами боги расходились во мнениях по поводу того, является  ли  Слушание
приличной и соответствующей обстановке  религией.  Были  даже  разговоры  на
тему, а не стереть  ли  храм  с  лица  земли  посредством  нескольких  точно
нацеленных лавин. Единственное, что спасало Слушателей, -  это  божественное
любопытство: что же такое эти людишки могут якобы Услышать? Если и  есть  на
свете что-то, действительно раздражающее богов, так это незнание.
   Чтобы прибыть на место, Мору потребовалось не больше нескольких минут.
   Тут автор не прочь был бы украсить страницу рядом  точек,  ведь  это  так
чудно заполняет  время  (и  главное,  пространство).  Однако  читатель  уже,
вероятно, заметил странную форму  храма,  -  тот  свернулся  в  самом  конце
долины, подобно большому белому уху, - и, вероятно, потребует объяснений.
   Факт состоит в том, что  Слушатели  пытаются  выяснить  в  точности,  что
именно сказал Создатель, сотворив эту Вселенную.
   Теория довольно незамысловата.
   Ясно, что ничто, сотворенное Создателем, никогда и ни при каких  условиях
не может быть уничтожено. Из чего вытекает, что эхо  первых  слогов  и  слов
по-прежнему  должно  блуждать  где-то,  отдаваясь  и   резонируя   во   всем
материальном космосе, но оставаясь различимым для настоящего Слушателя.
   Много веков назад Слушатели обнаружили, что лед и случай сформировали эту
единственную в своем роде долину,  превратив  ее  в  идеальный  акустический
инструмент, расположенный непосредственно напротив другой долины, по которой
эхо так и разгуливает. Они возвели напичканный кельями  храм  и  расположили
его, в точности  повторив  очертания  комфортабельного  кресла  в  обиталище
неистового фанатика-радиолюбителя. Хитроумные приборы улавливали и усиливали
звук, который затем направлялся все глубже и глубже в прохладу воронки, пока
не достигал центральной кельи. В ней, в любой час дня и ночи, всегда  сидели
три монаха.
   И слушали.
   Не обходилось, правда, без некоторых сложностей.  Дело  в  том,  что  они
слышали не только нежное эхо Первых Слов, но и вообще любой,  издаваемый  на
Плоском  мире  звук.  Чтобы  распознать  Слова,  им  надо   было   научиться
идентифицировать все остальные шумы. Это требовало известного  таланта,  так
что неофита принимали  на  обучение  только  в  том  случае,  если  он  мог,
ориентируясь на один только звук, определить на расстоянии в  тысячу  ярдов,
какой стороной выпала подброшенная монета. И все равно - даже в этом  случае
он не считался принятым до тех пор, пока слух его  не  обострялся  до  такой
степени, что он мог определить, какого цвета была монета.
   Несмотря  на  удаленность  Святых  Слушателей  от   мира,   многие   люди
предпринимали продолжительнейшие  и  опаснейшие  паломничества  в  их  храм,
преодолевая  замерзшие  земли,  рискуя  подвергнуться   нападению   троллей,
переходя вброд быстрые, холодные,  как  лед,  реки,  взбираясь  на  грозные,
внушающие ужас горы, пересекая негостеприимную  тундру,  -  все  ради  того,
чтобы взобраться по узкой лестнице, ведущей в скрытую от глаз  долину,  и  с
открытым сердцем искать там ответ на извечную загадку существования.
   А монахи орали на них: "Потише, вы, негодяи!"
   Бинки размытым пятном пересекла горные вершины. Ее копыта коснулись земли
лишь на заснеженном пустынном дворе, ровная поверхность которого,  благодаря
льющемуся с неба свету Плоского мира, отливала  всеми  цветами  радуги.  Мор
соскочил с седла и побежал под пустынными сводами в келью,  где,  окруженный
преданными последователями, лежал на последнем издыхании восемьдесят восьмой
аббат.
   Шаги Мора отдавались гулким эхом, пока он несся по облицованному искусной
мозаикой полу. Сами монахи носили поверх обычной обуви специальные шерстяные
тапочки.
   Добежав до  кровати,  он  на  минуту  остановился,  опираясь  на  косу  и
пережидая, пока восстановится дыхание.
   Аббат,  маленький,  абсолютно  лысый  и  обладающий  большим  количеством
морщин, чем целый мешок чернослива, открыл глаза.
   - Опаздываешь... прошептал он и испустил дух.
   Мор сглотнул, стараясь дышать ровно и медленно, плавной дугой привел косу
в движение. Несмотря ни на что, удар был нанесен точно; аббат  сел,  оставив
свой труп за спиной.
   - С точностью до секунды, - произнес  он  голосом,  который  мог  слышать
только Мор. - А я уж было забеспокоился.
   - Все в порядке? - осведомился Мор. - Тогда мне пора бежать...
   Решительным движением свесив  ноги  с  кровати,  аббат  бодро  вскочил  и
двинулся в направлении Мора сквозь ряды своих скорбящих приверженцев.
   - Не исчезай так быстро, - позвал он. - Я всегда с нетерпением  жду  этих
бесед. А что случилось с обычным парнем?
   - Обычным парнем? - переспросил вконец растерявшийся Мор.
   - Высокий такой детина. Черный плащ. Судя по  виду,  недоедает,  объяснил
аббат.
   - Обычный парень? Ты имеешь в виду Смерть? - дошло наконец до Мора.
   - Его самого, - жизнерадостно кивнул аббат.
   У Мора отвалилась челюсть.
   - Ты что, уже не в первый раз умираешь? - с трудом совладав с непослушным
языком, сумел выговорить он.
   - И не в последний, - продолжил аббат. - Как только  улавливаешь,  в  чем
тут дело, дальше вопрос практики.
   - Неужели?
   - Нам пора отчаливать, - поторопил его аббат.
   Челюсть Мора со стуком захлопнулась.
   - Именно это я и пытался сказать.
   - Было бы очень мило с твоей стороны, если бы ты просто подбросил меня до
долины, - безмятежно сообщил монах.
   Он пулей метнулся мимо Мора во двор. Какое-то  мгновение  Мор  ошарашенно
пялился на пол, на то самое место, где за секунду до этого  стоял  аббат,  а
затем кинулся следом. Он  бежал  и  стыдился  сам  себя:  до  такой  степени
непрофессионально и недостойно занимаемой должности он, как ему  показалось,
выглядел.
   - Значит, так... - начал он.
   - Помнится, у другого была лошадь по имени Бинки, - любезно, словно  ведя
светскую беседу, произнес аббат. - Ты что, купил у него один обход?
   - Обход? - повторил Мор, уже окончательно запутавшись.
   - Или как там это называется. Не суть важно. Прости меня, парень,  сказал
аббат, - я ведь не знаю, как эти вещи организуются.
   - Мор, -  отрешенно  поправил  Мор.  -  И  я  думаю,  что  тебе  положено
возвращаться вместе со мной. Если не возражаешь,  -  добавил  он  как  можно
более твердым и авторитетным тоном.
   Монах посмотрел на него и ласково улыбнулся.
   - Жаль, но на это я пойти не могу, - ответил он. - Может, когда-нибудь.
   А сейчас, не подбросишь ли ты меня до ближайшей деревни? А то,  по-моему,
вот-вот должно свершиться мое зачатие.
   - Зачатие? Но ты только что умер! - воскликнул Мор.
   - Да, но, понимаешь ли, у меня, что называется, сезонный билет,  объяснил
аббат.
   Хоть и очень медленно, но свет понимания начал доходить до Мора.
   - Ах вот оно что, - протянул он. - Я читал об этом. Реинкарнация, да?
   - Ага, это самое слово. Вот уже пятьдесят три раза подряд. Или  пятьдесят
четыре.
   Бинки при их приближении  подняла  голову  и  легонько  заржала,  узнавая
старого знакомого, когда аббат ласково потрепал ее по морде. Мор сел  верхом
и помог аббату устроиться за спиной.
   - Должно быть, это очень интересно, - произнес  он,  когда  Бинки  начала
свой подъем от храма ввысь. Даже по меркам (по  абсолютной  шкале)  обычного
поверхностного   разговора   рейтинг   этого   замечания   был   бы   сильно
отрицательным. Но в данный момент ничего лучше не пришло Мору в голову.
   - Нет, не должно быть, - хмыкнул аббат. - Ты думаешь, что это  интересно,
поскольку считаешь, что я помню все предыдущие жизни. Но, разумеется,  я  их
не помню. Во всяком случае, пока живу.
   - Об этом я не задумывался, - признал авторитет знатока Мор.
   - Только вообрази, тебя пятьдесят раз приучают к горшку!
   - Да уж, тут особо оглядываться не на что.
   - Ты прав. Если бы я мог начать все сначала, то ни в коем случае не  стал
бы перевоплощаться. Но как раз в тот момент, когда начинаешь понимать, что к
чему, ребята из храма спускаются в деревню. В поисках мальчика,  зачатого  в
тот час, когда умер старый аббат. Какая узость воображения.
   Останови здесь, пожалуйста. На секундочку.
   Мор взглянул вниз.
   - Мы в воздухе, - с сомнением в голосе предупредил он.
   - Я не задержу тебя.
   Аббат соскользнул со спины Бинки, сделал несколько шагов по  разреженному
воздуху и изо всех сил заорал.
   Казалось, его вопль будет звучать вечно. Наконец аббат забрался обратно.
   - Ты представить себе не можешь, как долго я этого ждал, - признался он.
   В нескольких милях от храма  располагалась  деревушка.  Она  играла  роль
некоей инфраструктуры, а ее  жители  были  заняты  в  подобии  обслуживающей
индустрии. С воздуха деревня выглядела беспорядочной россыпью маленьких,  но
снабженных хорошей звукоизоляцией хижин.
   - Подойдет любая, - сказал аббат. Мор высадил его в нескольких футах  над
поверхностью снега, посреди самого тесного скопления домишек.
   - Надеюсь, следующая жизнь изменит что-нибудь к лучшему,  -  напутствовал
он аббата.
   Тот лишь пожал плечами.
   - Надежда умирает последней, - отозвался  он.  -  На  худой  конец,  хоть
отдохну. В  моем  распоряжении  перерыв  на  целых  девять  месяцев.  Обзор,
конечно, не очень, но по крайней мере тепло.
   - Тогда прощай, - помахал рукой Мор. - Я должен торопиться.
   - Оревуар, - печально ответил аббат и двинулся прочь.
   Огни  Центрального  Сияния  все  еще  отбрасывали  на  поверхность  Диска
неровные мерцающие отблески. Мор вздохнул и потянулся за третьими часами.
   Футляр был серебряным, украшенным орнаментом из маленьких корон. Едва  ли
там осталась хоть одна песчинка.
   Мор, понимая, что хуже быть не может, осторожно повернул футляр,  пытаясь
различить имя...
   Принцесса Кели пробудилась ото сна.
   Она услышала какой-то звук - такой звук обычно производит  тип,  бесшумно
крадущийся по вашей спальне. Какие там перины  и  горошины  -  выбросьте  из
головы. В течение многих лет естественный отбор в чистом виде установил, что
выживают  лишь  те  королевские  династии,  чьи  члены  способны  определить
присутствие ночного убийцы по шороху, которым тот, будучи достаточно умелым,
никогда не  сопровождает  свои  движения.  Навык  диктует  необходимость.  В
придворных кругах всегда  найдется  желающий  перерезать  наследнику  -  или
наследнице - горло.
   Она лежала не шелохнувшись, соображая, что делать  дальше.  Под  подушкой
был спрятан кинжал. Она  тихонько  заскользила  рукой  вверх  по  простыням,
из-под ресниц  оглядывая  комнату  в  поисках  незнакомых  теней.  Принцесса
прекрасно отдавала себе отчет: если она  каким-то  образом  выдаст,  что  не
спит, ей уже никогда не проснуться.
   Сквозь большое окно напротив просочился свет. Однако доспехи, гобелены  и
прочие разнообразные предметы убранства могли  послужить  отличным  укрытием
для целой армии наемных убийц.
   Раздался звук от упавшего за изголовьем ножа. Да и вряд ли она сумела  бы
использовать его по назначению...
   Визжать  и  звать  охрану,  решила  она,  не  стоит.  Если  кто-то  сумел
проникнуть в комнату, значит, этот кто-то оказался сильнее стражников. Или с
помощью большой суммы денег ввел их в прострацию.
   На  облицованной  плитками  каминной  полке  лежала  грелка.  Попробовать
использовать ее как оружие?
   Послышался слабый металлический звук.
   Пожалуй, закричать - это не такая уж плохая идея...
   Окно взорвалось. Какое-то мгновение Кели смотрела  в  оконный  проем,  за
которым бушевал адский огонь. Там, обрамленная синими и  пурпурными  языками
адского пламени, фигура в странном одеянии и капюшоне  прижималась  к  холке
самой большой лошади, которую принцесса когда-либо видела...
   Рядом с кроватью стоял кто-то с воздетым в руке ножом.
   Кели зачарованно наблюдала, как рука шевельнулась, а  конь  со  скоростью
сползающего  с  горы  ледника  перемахнул  через  раму   и   приземлился   у
противоположной стены. Нож завис прямо над Кели, затем начал опускаться.
   Лошадь поднялась на дыбы. Всадник стоял в стременах, размахивая  каким-то
непонятным оружием. Со звуком, который издает скользнувший по краю  влажного
стакана палец, лезвие рассекло застывший густым, прозрачным желе воздух.
   Свет померк.
   Раздался глухой удар от падения  тяжелого  тела,  затем  -  металлическое
лязганье. Кели набрала в рот побольше воздуха. Неведомая рука быстро  зажала
ей рот ладонью. Встревоженный голос произнес:
   - Если ты закричишь, мне придется горько раскаяться. Помолчи, ладно?
   Пожалуйста. У меня и без того хватает неприятностей.
   Всякий,  способный   вложить   в   голос   такое   количество   умоляющей
растерянности, или искренен, или является настолько хорошим актером, что ему
вряд ли потребуется зарабатывать на жизнь ремеслом наемного убийцы.
   - Кто ты? - произнесла она.
   - Не знаю, вправе ли я открыться, ответил голос. - Главное, ты  жива,  не
правда ли?
   Она  собралась  было  ответить  саркастическим  замечанием,  но   вовремя
прикусила язычок. Что-то в тоне вопроса обеспокоило ее.
   - Почему ты не назовешься? - поинтересовалась она.
   - Это нелегко... - Последовала пауза. Принцесса напряженно вглядывалась в
темноту, пытаясь облечь голос лицом. - Быть может, я ужасно навредил тебе, -
добавил голос.
   - Разве ты только что не спас мне жизнь?
   - По правде сказать, я и сам не знаю, что я спас.  Можно  тут  чем-нибудь
посветить?
   - Фрейлина иногда оставляет спички на каминной полке, - сказала Кели.
   Она ощутила, как некто рядом с ней  переместился.  Последовало  несколько
неуверенных шагов, пара ударов и, наконец, громкое лязганье.  Хотя  вряд  ли
это слово адекватно отражает ту поистине созревшую, дождавшуюся своего  часа
какофонию от летящего на пол металла, звуки которой наполнили  комнату.  Шум
завершился традиционным легким позвякиванием - через пару секунд после того,
как вы подумали, что все уже закончилось.
   - Я под доспехами, - довольно  невнятно  произнес  голос  (Кели  пришлось
поднапрячься, чтобы разобрать слова). - Где бы это могло быть?
   Тихонько соскользнув с постели, Кели ощупью двинулась к камину, в бледном
свете  затухающих  углей  нашарила  связку  спичек,   чиркнула   одной   (та
разразилась  взрывом  едкого  серного  дыма),  зажгла  свечу,  нашла   груду
расчлененных доспехов, вытащила из ножен меч... И чуть не проглотила язык.
   Кто-то горячо и влажно дохнул ей в ухо.
   - Это Бинки, -  произнесла  груда.  -  Она  так  показывает,  что  ты  ей
нравишься. Она пытается проявить дружелюбие. Думаю, она сейчас не отказалась
бы от охапки сена, если таковая здесь найдется.
   С поистине царственным самообладанием Кели промолвила:
   - Это четвертый этаж. Спальня дамы. Ты был бы  поражен,  если  бы  узнал,
сколько лошадей так и не побывало здесь.
   - О! Пожалуйста, не могла бы ты помочь мне?
   Она положила меч и оттащила  в  сторону  нагрудник.  Из  темноты  на  нее
воззрилось тонкое бледное лицо.
   - Во-первых, настоятельно рекомендую объяснить,  почему  мне  не  следует
послать за стражей, - сказала принцесса. - Одно то, что ты очутился  в  моей
спальне, по закону карается мучительной смертью.
   Она смотрела на него испепеляющим взором.
   - Прости, но не могла бы ты высвободить мне руку, если не трудно? наконец
выговорил он. - Благодарю, Во-первых, стража скорее всего меня  не  заметит,
во-вторых, в этом случае ты так и не узнаешь, почему  я  здесь,  а  судя  по
твоему виду тебе страсть как хочется это узнать, и в-третьих...
   - В-третьих - что?
   Его рот открылся и тут же захлопнулся. Мор хотел сказать: "В-третьих,  ты
так красива