А это уединение, как выражалась пухленькая ведьма, "очень ценят мои наиболее
разборчивые клиенты, которые предпочитают  совершать  деликатные  покупки  в
атмосфере спокойствия, где девиз - осмотрительность".
     Не скрывая пренебрежения, матушка Ветровоск  оглядела  гостиную.  Здесь
было чересчур много  бахромы,  кистей,  занавесок  из  бус,  астрологических
таблиц  и  черных  кошек.  Матушка  терпеть  не  могла  черных  кошек.   Она
принюхалась и обвиняюще спросила:
     - Это что, дубильная мастерская рядом так смердит?
     - Благовония, - ответила Хильта, мужественно собираясь с силами,  чтобы
противостоять матушкиному презрению. - Очень нравятся клиентам.  Настраивают
на нужный лад. Ну, сама понимаешь...
     - Я, Хильта, считаю, что достойным уважения делом можно  заниматься,  и
не прибегая к светским штучкам, - заявила матушка, усаживаясь  и  принимаясь
за долгий непростой труд по вытаскиванию шпилек из шляпы.
     - В городах все по-другому, - возразила Хильта.  -  Приходится  идти  в
ногу со временем.
     - И зачем это? Не знаю. Чайник на плите?
     Матушка перегнулась через стол и сняла бархатную накидку  с  Хильтиного
хрустального шара - сферы кварца величиной с ее собственную голову.
     -  Никогда  не  умела  обращаться  с   этими   треклятыми   кремниевыми
штуковинами, - проворчала она. - Когда я была девушкой, нам  вполне  хватало
миски воды с капелькой чернил. Ну, посмотрим.
     Она вгляделась в  пляшущую  сердцевину  шара,  пытаясь  с  его  помощью
сконцентрировать свой мозг на местопребывании  Эск.  Хрустальные  шары  и  в
лучшие-то времена нелегко использовать,  а  общение  с  ними,  как  правило,
гарантирует жестокую мигрень. Матушка им не доверяла,  считая,  что  от  них
попахивает волшебниками. Ей всегда казалось, что эти чертовы  штуковины  как
нечего делать могут высосать ваше сознание, словно улитку из раковины.
     - Эта зараза вся искрится, - пожаловалась она, дыша на шар  и  протирая
его рукавом.
     Хильта заглянула ей через плечо.
     - Это не искры, это что-то означает, - медленно проговорила она.
     - Но что?
     - Я не уверена. Можно мне попробовать? Ко мне он привык.
     Хильта столкнула со второго стула  кошку  и  нагнулась,  вглядываясь  в
стеклянные глубины.
     - М-м. Пожалуйста, пожалуйста, - пробурчала  матушка,  -  все  равно  у
тебя...
     - Погоди. Что-то проступает.
     -  Отсюда  видны  одни  искры,  -  настаивала  матушка.   -   Маленькие
серебристые  огоньки,  и  все  летают  по  воздуху,  словно  в  шариках   со
снегопадом. На самом деле очень симпатично.
     - Да, но загляни за эти хлопья...
     Матушка заглянула.
     И вот что она увидела.
     Точка обзора находилась  очень  высоко,  и  под  матушкой  расстилалась
бескрайняя равнина, по которой пьяной  змеей  извивалась  широкая  река.  На
переднем плане плавали серебристые искорки, но они представляли  собой  лишь
хлопья  в  могучей  буре  огней,  которая  закручивалась  огромной   ленивой
спиралью, словно престарелый смерч, испытывающий сильный  приступ  снега,  и
воронкой устремлялась вниз,  к  подернутому  дымкой  пейзажу.  Прищурившись,
матушка с трудом различила на реке несколько точек.
     Время от времени внутри медленно поворачивающейся воронки из светящихся
точек проблескивало нечто вроде молнии.
     Матушка моргнула и подняла глаза. Комната показалась ей очень темной.
     - Странная погода, - заметила она, поскольку ничего лучшего ей в голову
не пришло. Даже с закрытыми глазами она продолжала видеть сверкающие  точки,
пляшущие перед ее мысленным взором.
     - Это не погода, - отозвалась Хильта. - И вообще,  я  не  уверена,  что
люди могут это видеть, хотя шар показывает. Мне кажется, это магия,  которая
конденсируется из воздуха.
     - В посох?
     - Ага. Именно так и работает посох волшебника. Он вроде как  перегоняет
магию.
     Матушка рискнула бросить на шар еще один взгляд и осторожно уточнила:
     - В Эск.
     - Да.
     - Похоже, магии там полно.
     - Точно.
     Матушка уже не в первый раз пожалела,  что  не  знает,  как  волшебники
используют свою магию. Ей представилось, как Эск переполняется  волшебством,
как все ее ткани и поры раздуваются, после чего оно  начинает  просачиваться
наружу - сначала медленно, проскакивая в землю дугами слабеньких пробоев, но
постепенно собираясь в мощный разряд оккультной потенциальности.  Волшебство
может натворить массу бед.
     - Проклятье, - выругалась она. - Мне никогда не нравился этот посох.
     - По крайней мере, она движется в  сторону  Университета,  -  вмешалась
Хильта. - Там разберутся, что делать.
     - Так-то оно так. Как ты думаешь, сколько они уже прошли по реке?
     - Миль двадцать или около того. Баржи  плывут  со  скоростью  пешехода.
Зуны не любят спешить.
     - Это хорошо.
     Матушка, решительно сжав зубы, поднялась на ноги  и  протянула  руку  к
своей шляпе и мешку с пожитками.
     - Полагаю, я хожу быстрее, чем баржа, - заметила она.  -  Река  здорово
петляет, а я могу двигаться по прямой.
     - Ты собираешься догонять ее пешком? - в ужасе вскричала Хильта.  -  Но
там же леса и дикие звери!
     - Прекрасно, мне не помешает вернуться к цивилизации. Я нужна Эск. Этот
посох захватывает над ней власть. Я предупреждала, что так оно  и  случится,
но разве меня кто-нибудь слушает?
     - А что, нет? -  спросила  Хильта,  отчаянно  пытаясь  сообразить,  что
матушка имела в виду под "возвращением к цивилизации".
     - Нет, - холодно ответила матушка.

     Его звали Амшат Б'хал Зун. Он жил на барже со  своими  тремя  женами  и
тремя детьми. Он был Лгуном.
     Врагов  его  племени  всегда  раздражала  не  только  честность  зунов,
абсолютность которой могла взбесить кого  угодно,  но  еще  и  прямота  этих
людей. Зуны никогда не слышали об эвфемизмах и  не  знали  бы,  что  с  ними
делать, даже если бы  эти  эвфемизмы  у  них  появились  -  разве  что  зуны
наверняка  назвали  бы  их  "способом  вежливо  наговорить  человеку  всяких
гадостей".
     Строгая приверженность к истине не была  предписана  каким-либо  богом,
но, похоже, имела под собой генетическую основу. Обычный зун точно так же не
мог лгать, как не умел дышать под водой. Одной концепции лжи хватало,  чтобы
привести зуна в полное расстройство. Сказать  Неправду  равноценно  для  них
изменению Вселенной.
     Поскольку зуны были торговой расой, эта черта очень мешала им, так  что
их старейшины в течение многих тысячелетий изучали сию странную способность,
которая проявлялась у остальных рас во всевозможном изобилии,  -  и  наконец
решили, что зунам тоже следует ее развить.
     Молодые люди, проявляющие слабые зачатки  подобного  таланта,  всячески
поощрялись искажать Истину - во время  особых  церемоний  устраивались  даже
настоящие соревнования. Первой  зарегистрированной  протоложью  зунов  стала
фраза "вообще-то мой дедушка довольно высокий". Постепенно зуны поняли,  как
это делается, и среди них была учреждена должность Лгуна племени.
     Важно понять, что,  хотя  большинство  зунов  не  умеет  лгать,  они  с
величайшим почтением относятся к любому своему соплеменнику,  который  может
сказать, что мир не таков, каков он есть. Таким  образом,  Лгун  занимает  в
племенной иерархии довольно высокое положение.  Он  представляет  племя  при
всех сношениях с внешним миром,  который  средний  зун  давно  уже  отчаялся
понять. Племена зунов очень гордятся своими Лгунами.
     Другие расы это сильно раздражает. Они считают, что зунам следовало  бы
учредить более подходящие должности, такие, как,  например,  "дипломат"  или
"специалист по связям  с  общественностью".  Им  кажется,  что  зуны  просто
насмехаются над мировой системой.
     - И это все  правда?  -  подозрительно  спросила  Эск,  обводя  глазами
переполненную каюту баржи.
     - Нет, - твердо ответил Амшат. Его  младшая  жена,  которая  варила  на
крошечной, затейливо украшенной  плите  овсянку,  хихикнула.  Трое  детей  с
серьезным видом наблюдали за Эск поверх края стола.
     - А ты когда-нибудь говоришь правду?
     - А ты? - Амшат улыбнулся своей золотоносной улыбкой, но глаза  его  не
смеялись. - Как ты оказалась в тюках с шерстью?  Амшат  не  похищает  детей.
Наверное, дома о тебе беспокоятся...
     - Полагаю, матушка будет меня искать, - сказала Эск. - Но вряд  ли  она
станет  сильно  беспокоиться.  Мне  кажется,  она  просто   рассердится.   А
направляюсь я в Анк-Морпорк. Ты можешь ссадить меня с корабля...
     - ...с судна...
     - ...если хочешь. Я не боюсь щук.
     - Я не могу этого сделать, - заявил Амшат.
     - Это была ложь?
     - Нет! Здесь вокруг дикие  звери,  грабители  и...  всякое  такое.  Эск
радостно кивнула.
     - Вот и ладненько. Я согласна спать среди шерсти. И могу  заплатить  за
проезд. Я умею...
     Она  заколебалась.  Неоконченная  фраза  повисла  в   воздухе,   словно
маленький завиток хрусталя, а осторожность в это время предприняла  успешные
шаги по завоеванию длинного язычка Эск.
     - ...делать полезные вещи, - неуклюже закончила Эск.
     От нее не укрылось, что Амшат  искоса  посматривает  на  старшую  жену,
которая шила, сидя у плиты. По зунской  традиции,  она  была  одета  во  все
черное. Такой наряд матушка одобрила бы целиком и полностью.
     - Но какие именно полезные вещи? - уточнил  он.  -  Стирка,  подметание
пола?
     - И это тоже, - ответила Эск. -  А  также  перегонка  с  использованием
двойного или тройного перегонного куба, смешивание лаков, глазурей, кремов и
тому подобных вещей, очистка воска, изготовление  свечей,  правильный  выбор
семян, корней, черенков и приготовление большей части настоек и  отваров  из
"Восьмидесяти Чудесных Трав". Я умею прясть, чесать шерсть, вымачивать лен и
коноплю, наматывать нить и ткать на ручных, стоячих, веерных  и  благородных
ткацких станках, могу вязать, если  кто-нибудь  наберет  мне  петли,  читать
землю и камни, выполнять кое-какие столярные работы  вплоть  до  вытачивания
трехходовых пазов и шипов, предсказывать погоду по повадкам зверей  и  цвету
неба, добиваться прироста роев у пчел, варить пять сортов медовухи, готовить
краску, потраву и пигменты, включая стойкую  синьку,  выполнять  большинство
работ по жести, чинить башмаки, вымачивать и выделывать почти все виды кожи,
а если у вас есть козы, я могу за ними присматривать. Я люблю коз.
     Амшат задумчиво посмотрел на Эск. Она почувствовала, что  от  нее  ждут
продолжения.
     - Матушке не нравится, когда люди сидят без дела, - сообщила  она  и  в
качестве дальнейшего объяснения добавила: - Она всегда говорит, что девушка,
которая  умеет  работать  руками,  никогда  не  останется  без   средств   к
существованию.
     - Или без мужа, - бессильно кивнул Амшат.
     - Вообще-то, матушке есть что сказать по этому поводу...
     - Не сомневаюсь.
     Амшат посмотрел на свою  старшую  жену,  и  та  еле  заметно  наклонила
голову.
     - Прекрасно, - объявил он. - Если ты будешь  нам  помогать,  то  можешь
остаться. А ты умеешь играть на каком-нибудь музыкальном инструменте?
     Эск встретила его пристальный взгляд, не моргнув глазом:
     - Может быть.

     Так Эск, с  минимальными  трудностями  и  легким  сожалением,  покинула
Овцепикские горы с их грозами и метелями и присоединилась к зунам в  великом
торговом путешествии по Анку.
     В караван входило не меньше тридцати барж, на каждой из которых  плыла,
как минимум, одна многочисленная зунская семья. Все суда везли разный  груз,
и большинство бар было связано вместе, так что, если зунам вдруг взбредало в
голову пообщаться друг с другом, они просто подтягивали трос и  перебирались
на соседнюю палубу.
     Эск устроила себе гнездышко в тюках  шерсти.  Там  было  тепло,  слегка
пахло матушкиным домиком, и, что гораздо важнее, там ее никто не беспокоил.
     Но сама она начинала немного тревожиться из-за магии.
     Магия определенно выходила из-под контроля. Эск не творила чудеса,  они
случались сами собой. И она чувствовала, что, узнав о ее способностях,  зуны
вряд ли придут в восторг.
     Это означало, что, если она мыла посуду, ей приходилось подолгу греметь
и плескаться водой, чтобы скрыть тот факт, что тарелки  моются  сами  собой.
Если она бралась  что-то  починить,  это  нужно  было  делать,  забившись  в
укромный уголок палубы, чтобы  никто  случайно  не  увидел,  что  края  дыры
срастаются как... как по волшебству.  А  еще,  проснувшись  на  второй  день
путешествия, Эск обнаружила, что за ночь несколько  тюков  шерсти,  стоявших
рядом с посохом, сами собой вычесались, спрялись и  смотались  в  аккуратные
клубочки.
     Она выбросила из головы все мысли о разжигании огня.
     Тем не менее, были и  радости.  Каждый  медлительный  поворот  огромной
бурой реки приносил новые впечатления. Им  встречались  участки  нетронутого
леса: баржи преодолевали их, придерживаясь  середины  реки,  причем  мужчины
вооружались, а женщины прятались  под  палубу  -  все,  кроме  Эск,  которая
сидела, с интересом прислушиваясь к фырканью и чиханию, несущимся  им  вслед
из  растущих  по  берегам  кустов.  Попадались  земли,  занятые  фермерскими
хозяйствами. Они проплыли мимо нескольких городов, значительно превосходящих
размерами Охулан. Здесь были даже горы,  пусть  старые  и  невысокие,  а  не
молодые и ершистые, как Овцепики. Не то чтобы Эск испытывала тоску по  дому,
это не совсем так, но иногда она ощущала, что сама, как лодка,  дрейфует  на
бесконечной веревке, оставаясь, тем не менее, привязанной к якорю.
     Иногда баржи останавливались. По  традиции,  на  берег  сходили  только
мужчины,  но  лишь  Амшат,  надев   церемониальную   Лгунскую   шляпу,   мог
разговаривать с не-зунами. Эск обычно ходила вместе с ним. Он попытался было
намекнуть, что ей следует подчиняться неписаным  правилам  зунской  жизни  и
оставаться на борту, но намеки для Эск - все равно что комариные  укусы  для
среднестатистического  носорога.  Она  уже   начала   понимать,   что   если
игнорировать  правила,  то  люди  в  половине  случаев  без   лишнего   шума
переписывают их так, чтобы вас они не касались.
     Кроме того, у Амшата сложилось впечатление, что каждый раз,  когда  Эск
идет вместе с ним, он выручает хорошую цену. В выглядывающей из-за  его  ног
маленькой девочке с решительным прищуром  присутствовало  нечто  такое,  что
заставляло самых закаленных рынком купцов побыстрее заканчивать торг.
     По  правде  говоря,  это  начинало  его  беспокоить.   Когда   рыночный
перекупщик из обнесенного стенами города Земфиса предложил ему за сто  тюков
шерсти  мешочек  ультрамаринов,  откуда-то  из   области   карманов   Амшата
послышался голосок:
     - Это не ультрамарины.
     - Ты только послушай этого ребенка! - ухмыляясь, воскликнул перекупщик.
     Амшат с сосредоточенным видом поднес один из камней к глазу.
     - Я слушаю, -  сказал  он.  -  Но  они  выглядят  как  самые  настоящие
ультрамарины. У них есть и блеск и мерцание.
     Эск покачала головой:
     - Это обычные хамелеоны.
     Она выпалила это не подумав и тут же пожалела о  своих  словах,  потому
что оба мужчины повернулись и уставились на нее.
     Амшат повертел камень  на  ладони.  Подкладывание  камней-хамелеонов  в
шкатулку с настоящими самоцветами, чтобы  хамелеоны  переменили  свой  цвет,
было традиционным трюком, но в глубине этих  камушков  горел  подлинно-синий
огонь. Амшат внимательно взглянул на  перекупщика.  Зун  получил  прекрасную
подготовку в искусстве Лжи и сейчас, приглядевшись,  различил  еле  уловимые
признаки.
     - Если есть какие-то сомнения, - сказал он, -  то  они  легкоразрешимы.
Нам достаточно отнести камни  к  оценщику  на  Сосновую  улицу.  Всему  миру
известно,   что   в   гипактической   жидкости   хамелеоны   просто-напросто
растворяются.
     Перекупщик разом стушевался. Амшат слегка переменил позу,  и  по  тому,
как напряглись его мускулы, можно было заключить,  что  любого  неожиданного
движения со стороны его собеседника будет достаточно, чтобы тот оказался  на
земле в пыли. Еще этот  чертов  ребенок  пялился  на  торговца  прищуренными
глазами, словно хотел  проникнуть  в  самые  потаенные  его  мысли...  Нервы
перекупщика не выдержали.
     - Я сожалею об этом злосчастном разногласии, - поспешно сказал он. -  Я
искренне считал эти камни ультрамаринами, но, дабы  не  посеять  между  нами
разлад, прошу тебя принять их в дар, а что касается шерсти,  то  могу  ли  я
предложить тебе этот превосходнейший розетт?
     Он вытащил из крошечного бархатного мешочка небольшой красный  камешек,
но Амшат даже не взглянул на  него,  а  вместо  этого,  не  отводя  глаз  от
перекупщика, передал камень Эск. Та кивнула.
     Когда торговец поспешно зашагал прочь, Амшат схватил Эск за руку и чуть
ли не волоком потащил ее к лавке оценщика, которая была не более чем  нишей,
вырубленной в стене. Старикоценщик взял самый  маленький  из  ультрамаринов,
выслушал торопливые объяснения Амшата  и,  налив  в  блюдечко  гипактической
жидкости, бросил в нее камень. Тот, пенясь, растворился без следа.
     - Очень интересно, -  заметил  оценщик  и,  подхватив  пинцетом  другой
камень, рассмотрел его под лупой. Спустя некоторое время оценщик вынес  свое
заключение:  -  Это  действительно  хамелеоны,  но   примечательно   хорошие
экземпляры. Они, конечно же, чего-то стоят, и я, к примеру, готов предложить
вам... у девочки что, глаза болят?
     Амшат подтолкнул Эск в бок, и  она  перестала  испытывать  на  оценщике
очередной Взгляд.
     - ...Я предложил бы вам, скажем, два зата серебра.
     - Скажем, пять, - любезно отозвался Амшат.
     - И мне хотелось бы оставить у себя один из  камней,  -  вставила  Эск.
Старик воздел к небу руки.
     - Но это всего-навсего диковинки! - вскричал он. - Они  имеют  ценность
лишь для коллекционера.
     - Тем не менее, коллекционер может продать их ничего не  подозревающему
покупателю как превосходнейшие розетты или ультрамарины, - возразил Амшат. -
Особенно если этот коллекционер - единственный оценщик в городе.
     Услышав такое, старик немного  поворчал,  но  наконец  они  сошлись  на
четырех затах и одном из хамелеонов на тоненькой серебряной цепочке для Эск.
     Оказавшись  за  пределами  слышимости,  Амшат  протянул  Эск  крошечные
серебряные монетки и сказал:
     - Это тебе. Ты их заслужила. Но, - он присел на корточки, так  что  его
глаза оказались вровень с ее глазами, - ты  должна  объяснить  мне,  как  ты
узнала о том, что камни фальшивые.
     Он  выглядел  обеспокоенным,  но  Эск  понимала,  что  правда  ему   не
понравится. Магия заставляет людей чувствовать себя  неуютно.  Вряд  ли  ему
придется  по  душе,  если  Эск  ответит:  "Хамелеоны  -  это  хамелеоны,   а
ультрамарины - это ультрамарины, и тебе кажется, что они выглядят одинаково,
только потому, что большинство людей не умеет пользоваться  своими  глазами.
Никто и ничто не может полностью изменить свою истинную природу".
     Вместо этого она произнесла:
     - Такие камни неподалеку от той деревни, где я родилась, добывает племя
гномов, и мои соотечественники быстро обучаются отличать их.  Они  несколько
необычно преломляют свет.
     Амшат некоторое время смотрел ей в глаза, после чего пожал плечами.
     - Ну и ладно. Прекрасно. У меня тут есть кое-какие дела. Почему бы тебе
не купить себе новое платье или еще что-нибудь? Я предупредил бы тебя насчет
нечестных торговцев, но почему-то мне кажется, что с  ними  у  тебя  никаких
проблем не возникнет.
     Эск кивнула, и Амшат зашагал прочь через рыночную  площадь.  У  первого
поворота он обернулся и задумчиво посмотрел на  девочку,  а  потом  исчез  в
толпе.
     "Ну что ж, - сказала себе Эск. - Вот и конец моему плаванию. Амшат  еще
ни в чем не уверен, но теперь он будет следить за  мной,  и,  прежде  чем  я
успею понять, что происходит, у меня отберут  мой  пос