в   братство   Мудрых   и
Просвещенных.
     Также на этой церемонии толкается длинная речь. По  чистой  случайности
матушка изложила ее суть в двух словах.
     Эск взяла посох и стала разглядывать его.
     - Симпатичный... - неуверенно протянула она. - Красивая резьба.  А  для
чего он?
     - Присядь. И хоть раз в жизни выслушай меня не перебивая. В  тот  день,
когда ты родилась...

     - ...Вот так, в общих чертах, все и случилось.
     Эск пристально посмотрела на посох и перевела взгляд на матушку.
     - Я должна стать волшебником?
     - Да. Нет. Не знаю.
     - На самом деле это не ответ, матушка, - упрекнула Эск.  -  Должна  или
нет?
     - Женщины не  могут  быть  волшебниками,  -  отрезала  матушка.  -  Это
противно природе. С таким же успехом женщину можно сделать кузнецом.
     - Вообще-то я наблюдала за работой отца и не понимаю, почему...
     - Послушай, - торопливо перебила ее матушка, - женщина не  может  стать
кузнецом по тем же причинам, по каким мужчина не может стать ведьмой. А  все
потому, что...
     - Я слышала о мужчинах-ведьмах, - коротко вставила Эск.
     - О чернокнижниках?!
     - Ну да, о них.
     - Мужчин-ведьм не бывает, бывают  только  глупые  мужчины,  -  с  жаром
воскликнула матушка. - Мужчина-ведьма на самом деле волшебник. Все  дело,  -
она постучала себя по лбу, - в головологии. В том,  как  работает  твой  ум.
Мужской ум устроен не так, как наш. Их магия -  это  сплошные  числа,  углы,
края и поведение звезд, как будто это действительно имеет значение. Это  все
сила. Проклятая... - матушка помолчала и вытащила  на  свет  слово,  которым
любила описывать все то, что так презирала в волшебниках, - гимметрия.
     - Ну, тогда все в порядке, - с облегчением отметила Эск. -  Я  останусь
здесь и буду учиться ведовству.
     - Ага, - мрачно отозвалась матушка, - тебе хорошо говорить. Вряд ли это
будет так легко.
     - Но ты же сама  сказала,  что  мужчины  должны  быть  волшебниками,  а
женщины - ведьмами и наоборот не бывает.
     - Верно.
     - Значит, - торжествующе заключила Эск, - все проблемы решены? Я просто
не могу не стать ведьмой.
     Матушка ткнула пальцем в посох. Эск пожала плечами.
     - Всего-навсего старая палка. Матушка покачала головой. Эск моргнула.
     - Нет?
     - Нет.
     - И я не могу стать ведьмой.
     - Понятия не имею, кем ты можешь стать. Бери посох,
     - Что?
     - Бери посох. Видишь, в очаге уложены поленья. Зажги их.
     - Огниво в... - начала было Эск.
     - Как-то раз ты сказала, что огонь можно разжечь и  по-другому.  Покажи
мне.
     Матушка поднялась на ноги. В полумраке кухни Эск показалось, что старая
ведьма  внезапно  выросла  и   помещение   вдруг   наполнилось   меняющимися
разлохмаченными тенями, пронизанными угрозой. Глаза матушки свирепо  впились
в Эск.
     - Давай, - скомандовала она, и в голосе ее звякнули льдинки.
     - Но... - отчаянно пискнула Эск, прижимая тяжелый посох.
     Она поспешно шагнула назад и опрокинула табурет.
     - Показывай!!!
     Эск с воплем кинулась к очагу. Кончики ее пальцев  полыхнули  пламенем,
которое, змеясь, пронеслось через кухню. Дрова вспыхнули с такой силой,  что
вся мебель разлетелась в разные стороны, а  в  очаге  образовался  брызжущий
искрами шар горячего зеленого света.
     Он шипя крутился на камнях - которые начали трескаться, а потом и вовсе
расплавились, - и по его поверхности пробегали быстро меняющиеся разводы.  В
течение нескольких секунд железный экран храбро сопротивлялся,  но  все-таки
не выдержал и растаял как воск. Последний раз он появился в виде алого пятна
на поверхности огненного шара, после чего  исчез  совсем.  Мгновение  спустя
черный чайник постигла та же судьба.
     В тот самый момент, когда дымоход должен был, по идее, отправиться туда
же, древняя каменная плита, лежащая  в  основании  очага,  не  выдержала,  и
огненный шар, брызнув напоследок искрами, скрылся из виду.
     Его прохождение сквозь землю отмечалось нерегулярным  потрескиванием  и
отдельными клубами пара. Если не считать этого,  вокруг  царила  тишина,  та
громкая, свистящая в ушах тишина, которая наступает следом за  оглушительным
шумом. После неестественного неонового света  в  кухне  было  темно,  как  в
преисподней.
     Наконец матушка  вылезла  из-под  стола  и  несмело  поползла  к  дыре,
окруженной валиком застывшей лавы. Оттуда грибом поднялось очередное  облако
раскаленного пара, и матушка поспешно шарахнулась в сторону.
     - Говорят, под Овцепикскими горами расположены рудники гномов, -  ни  к
селу ни к городу сказала она. - О боги, вот маленькие паршивцы удивятся.
     Она осторожно тронула туфлей  остывающую  лужицу  железа,  расплывшуюся
там, где раньше находился чайник, и добавила:
     - Экран жалко.  На  нем  были  совы.  -  Ее  дрожащая  рука  пригладила
подпаленные волосы. - Думаю, сейчас мне  не  помешает  добрая  кружка,  э-э,
добрая кружка холодной воды.
     Эск сидела, изумленно рассматривая свою руку.
     - Это была настоящая магия, - отозвалась она наконец. - И ее  сотворила
я.
     - Один из видов настоящей магии, - поправила ее матушка. -  Не  забывай
об этом. К тому же тебе следует  научиться  управлять  сидящей  внутри  тебя
магией.
     - Ты можешь меня этому научить?
     - Я? Нет!
     - Как же мне учиться, если никто не будет меня учить?
     -  Ты  должна  отправиться  туда,  где  это  умеют  делать.   В   школу
волшебников.
     - Но ты сказала...
     Матушка на мгновение оторвалась от процесса переливания воды из ведра в
кувшин.
     - Да, да, - резко бросила  она.  -  Но  можешь  забыть  о  том,  что  я
говорила, можешь забыть  о  здравом  смысле  и  всем  таком  прочем.  Иногда
приходится идти туда, куда ведут обстоятельства. Полагаю, ты так  или  иначе
отправишься в эту школу волшебников.
     Эск обдумала это заявление.
     - Ты хочешь сказать, это моя судьба? - спросила она.
     Матушка пожала плечами.
     - Что-то в этом роде. Может быть. Кто знает?
     Той ночью, когда Эск уж давным-давно лежала в постели,  матушка  надела
шляпу, зажгла новую свечку, убрала все со стола  и  вытащила  из  тайника  в
кухонном шкафу небольшую Деревянную шкатулку,  в  которой  лежали  бутылочка
чернил, древнее гусиное перо и несколько листков бумаги.
     Каждый раз,  когда  приходилось  сталкиваться  с  миром  букв,  матушка
чувствовала себя не в своей тарелке. Ее  глаза  выпучились,  язык  высунулся
наружу, на лбу  бусинками  выступил  пот,  но  перо,  поскрипывая,  все-таки
двигалось по странице, хоть и сопровождалось отдельными негромкими  "зараза"
и "чтоб тебя".
     Письмо звучало следующим образом, правда, данному варианту  не  хватает
свечного воска, клякс, замарываний и жирных пятен оригинала:

     "Главному  Валшебнеку,  Низримый  Уневерсетет,  здрасте,  надеюсь   все
здаровы, я насылаю вам некаю Искорину Смитт, у ние есть задатки  валшебнека,
но  чиво  с  ней  дальши  делать  я  ни  знаю  ана  трудалюбивая  девачка  и
чистаплотная и исче мастиритса выпалнять  разнабразные  работы  па  дому,  Я
нашлю с ней Дениг, жилаю вам жить долга и закончеть ваши дни в мири,  астаюс
ваша Исмиральда Ветравоск (дивица) Ветьма".

     Матушка поднесла письмо к свече и пробежала его  критическим  взглядом.
Хорошее письмо получилось. Она взяла слово "разнабразный"  из  "Ещегодника",
который  читала  каждый  вечер.   Этот   "Ещегодник"   всегда   предсказывал
"разнабразные  бетствия"  и  "разнабразные  несчастья".  Матушка  не  вполне
представляла себе, что это значит, но слово ей нравилось.
     Матушка Ветровоск запечатала письмо свечным воском и положила на  стол.
"Оставлю в деревне для почтальона. Все равно  завтра  утром  идти  за  новым
чайником", - решила она.

     На следующее утро матушка постаралась одеться  как  следует  -  выбрала
черное платье, украшенное изображениями лягушек  и  летучих  мышей,  широкий
бархатный плащ (по крайней мере, материал его  после  тридцати  лет  упорной
носки стал весьма смахивать на бархат) и надела  полагающуюся  по  должности
шляпу, пригвоздив ее к волосам шпильками.
     Сначала матушка и Эск зашли к каменщику  и  заказали  новый  экран  для
очага, после чего отправились к кузнецу.
     Это была продолжительная и бурная беседа. Эск вышла в сад  и  забралась
на добрую, старую яблоню. Из дома время от времени доносились крики  отца  и
вопли матери, а иногда надолго воцарялось молчание, означающее, что  матушка
Ветровоск мягко втолковывает что-то голосом, который Эск определяла для себя
как голос "именно-так-и-не-иначе". Старая ведьма могла иногда  разговаривать
ровным, размеренным тоном. К такому тону, наверное, прибегал сам  Создатель.
Неизвестно, содержалась ли в этом голосе магия или просто головология, но он
исключал всякую возможность споров и ясно давал понять, что  то,  о  чем  он
говорит, в точности соответствует тому, как все должно быть.
     Ветерок слегка раскачивал дерево. Эск  сидела  на  ветке  и  от  нечего
делать болтала ногами.
     Она думала о волшебниках. Они редко заходили в Дурной  Зад,  но  о  них
рассказывали множество историй. Волшебники обычно мудрые, припомнила она,  и
очень старые, а  еще  они  творят  могущественные,  сложные  и  таинственные
чудеса. Кроме того, все они  носят  бороды.  Поскольку  все  без  исключения
мужчины.
     В данном положении вещей  крылась  какая-то  фундаментальная  проблема,
которую Эск никак не могла разрешить до конца. Почему бы...
     Церн и Гальта пронеслись сломя голову по дорожке и, пихая  друг  друга,
остановились под деревом. В  обращенных  на  сестру  глазах  читалась  смесь
восхищения   и   пренебрежения.   Волшебники   и   ведьмы   были   объектами
благоговейного почитания, но к сестрам это не относилось. Почему-то известие
о том, что  твоя  сестра  учится  на  ведьму,  вроде  как  обесценивает  эту
почтенную профессию.
     - На самом деле ты ведь не умеешь творить чары, - заявил Гальта.
     - Конечно, не умеет, - подхватил Церн. - А что это за палка?
     Эск оставила посох прислоненным к дереву. Церн с  опаской  потыкал  его
пальцем.
     - Пожалуйста, не трогайте его, - торопливо предупредила Эск. - Он мой.
     Обычно Церн реагировал на просьбы примерно с  такой  же  отзывчивостью,
как реагирует шарикоподшипник, но сейчас, к преогромному удивлению мальчика,
рука его замерла на полпути к посоху.
     - Не больно-то и надо, - пробормотал он, чтобы скрыть свое смущение.  -
Обычная старая палка...
     - Это правда, что ты умеешь  творить  чары?  -  спросил  Гальта.  -  Мы
слышали, как матушка говорила об этом.
     - Подслушивали у двери, - добавил Церн.
     - Ты же сам только что  сказал,  что  я  ничего  не  умею,  -  беспечно
отозвалась Эск.
     - Так умеешь или нет? - Лицо Церна покраснело.
     - Может быть.
     - Не умеешь!
     Эск посмотрела на него. Она любила своих  братьев  -  когда  напоминала
себе, что так положено, - хотя обычно рисовала их сборищем громких воплей  в
штанах. Но в том, как пялился на нее Гальта, было что-то поросячье  и  очень
неприятное, словно она нанесла ему личное оскорбление.
     Она почувствовала, как по телу  ее  пробежала  дрожь,  и  мир  внезапно
показался ей чересчур резким и отчетливым.
     - Умею, - возразила она.
     Гальта опустил взгляд, и глазки его сузились. Он  злобно  лягнул  посох
ногой.
     - Старая палка!
     Эск подумала, что сейчас он - вылитый злобствующий поросенок.
     Панические вопли Церна заставили родителей и матушку броситься к задней
двери и вихрем промчаться по засыпанной шлаком дорожке.
     Эск с мечтательно-задумчивым  видом  сидела  в  развилке  яблони.  Церн
прятался за деревом, и его лицо было не более чем ободком  вокруг  багровой,
вибрирующей, надрывающейся глотки.
     Гальта с довольно изумленным видом  стоял  на  куче  уже  ненужной  ему
одежды и шевелил пятачком.
     Матушка решительно подошла к дереву, и ее крючковатый нос  оказался  на
одном уровне с носиком Эск.
     - Превращать людей в свиней нельзя, - прошипела она. - Даже братьев.
     - Я ничего не делала, это получилось само собой.  Да  и  сама  признай,
этот облик больше подходит ему, - равнодушно отозвалась Эск.
     - Что происходит? - вопросил кузнец. - Где Гальта? И что  здесь  делает
этот поросенок?
     - Этот поросенок, - ответила матушка Ветровоск, - и есть твой сын.
     Мама Эскарины вздохнула и мягко  повалилась  на  спину,  однако  кузнец
оказался готов  к  такому  ответу.  Он  перевел  взгляд  с  Гальты,  который
умудрился выпутаться из штанин и  теперь  с  энтузиазмом  копался  в  ранних
падалицах, на свою единственную дочь.
     - Это она сделала?
     -  Да.  Или  это  было  сделано  через  нее,  -  объяснила  матушка,  с
подозрением поглядывая на посох.
     - О-о.
     Кузнец снова посмотрел на  своего  шестого  сына  и  признал,  что  это
обличье  действительно  идет  ему.  Не  глядя,  он  протянул  руку,  отвесил
верещащему Церну затрещину и спросил:
     - Ты можешь превратить его обратно?
     Матушка резко обернулась и смерила Эск свирепым  взглядом.  Эск  пожала
плечами.
     - Он не верил, что я умею творить чудеса, - спокойно заметила она.
     - Что ж, думаю,  ты  доказала  то,  что  хотела  доказать,  -  буркнула
матушка. - И сейчас,  сударыня,  вы  превратите  его  обратно.  Сей  момент.
Слышишь?
     - Не хочу. Он мне грубил.
     - Понятно.
     Эск с вызовом уставилась на матушку. Матушка строго посмотрела на  нее.
Их воли схлестнулись, звеня, как цимбалы, и воздух между  старой  ведьмой  и
девочкой сгустился. Однако  матушка  всю  свою  жизнь  занималась  тем,  что
заставляла непокорных  людей  и  животных  подчиняться  приказам.  Хотя  Эск
оказалась на удивление сильным противником, было  совершенно  очевидно,  что
она сдастся еще до конца этого абзаца.
     - Ладно, ладно, - прохныкала Эск. - И зачем я превращала его в  свинью?
По-моему, он сам успешно справляется с этим.
     Она не знала, откуда именно пришла к  ней  магия,  поэтому,  интуитивно
определив верное направление, произнесла свою просьбу. Гальта появился снова
- голый и с яблоком во рту.
     - Фо ффоифхофиф? - поинтересовался он.
     Матушка резко обернулась к кузнецу.
     - Теперь ты мне  веришь?  -  рявкнула  она.  -  Ты  что,  действительно
думаешь, будто она всю жизнь просидит в этой дыре, напрочь позабыв о  магии?
Представляешь, что станет с беднягой, за которого она выйдет замуж?
     - Но ты всегда утверждала, что женщина не может  стать  волшебником,  -
возразил кузнец.
     Вообще-то он испытал немалое потрясение. Матушка  Ветровоск,  насколько
ему было известно, никогда никого ни во что не превращала.
     - Забудь, - немного успокаиваясь, посоветовала матушка. - Она нуждается
в обучении. Ей необходимо научиться управлять  своими  силами.  Ради  богов,
наденьте что-нибудь на этого ребенка.
     - Гальта, оденься и перестань  хныкать,  -  скомандовал  отец  и  вновь
повернулся к матушке: - Значит, говоришь, есть такое место, где учат магии?
     - Да, Незримый Университет. Там готовят волшебников.
     - И ты знаешь, где это?
     - Ага, - глазом не моргнув, соврала матушка, чьи познания  в  географии
были немногим хуже, чем в ядерной физике.
     Кузнец перевел взгляд на дующуюся дочь.
     - Из нее действительно сделают волшебника? -  осведомился  он.  Матушка
вздохнула:
     - Понятия не имею, что из нее сделают.

     Вот так и вышло, что неделю  спустя  матушка  заперла  дверь  домика  и
повесила ключ на гвоздик в туалете. Козы были отосланы  к  живущей  в  горах
коллеге-ведьме, которая пообещала также  приглядывать  за  домиком.  Дурному
Заду предстояло некоторое время обходиться без ведьмы.
     Матушка смутно осознавала, что Незримый Университет показывается только
тогда, когда сам этого захочет, так что единственным  местом,  откуда  можно
было начать поиски, являлся городок Охулан-Режьпрах, раскинувший свою  сотню
с лишним домов примерно в пятнадцати милях от деревни.  Именно  туда  ездили
раз или два в год те  дурнозадцы,  которые  слыли  истинными  космополитами.
Матушка же побывала в Охулан Режьпрахе всего один раз  за  всю  свою  жизнь.
Городок ей очень не понравился: там стоял непривычный  для  нее  запах,  она
заблудилась в узких улочках, а развязные манеры тамошних жителей  вообще  не
внушали доверия.
     Матушку и Эск подвезла до  города  повозка,  регулярно  поставляющая  в
кузницу металл. Из-под колес поднималась жуткая пыль,  которая  скрипела  на
зубах, но все же это было лучше, чем топать пешком,  особенно  если  учесть,
что матушка упаковала все немногочисленные  пожитки  в  большой  мешок.  Для
пущей сохранности она положила его под себя.
     Эск сидела, прижимая к себе посох и разглядывая проплывающий мимо  лес.
Отъехав от деревни на несколько миль, она заметила:
     - Мне казалось, ты говорила, что в Загранице все растения другие.
     - Так оно и есть.
     - А деревья вроде бы те же. Матушка надменно обозрела лес и изрекла:
     - Нашим в подметки не годятся. На самом деле ею потихоньку  завладевала
паника. Обещание  сопровождать  Эск  в  Незримый  Университет  она  дала  не
подумав, а поскольку все ее скромные познания о  Диске  были  почерпнуты  из
слухов и со страниц "Ещегодника", она искренне верила в то,  что  там,  куда
они держат путь, их ждут землетрясения, приливные волны, бедствия и побоища,
многие из них "разнабразные" или того хуже.  Но  она  была  полна  решимости
довести дело до конца. Ведьмы слишком полагаются на свои слова, чтобы  брать
их обратно.
     Матушка практично оделась во все  черное  и  скрывала  на  своей  особе
некоторое количество шпилек и хлебный нож. Небольшой запас  денег,  неохотно
выделенный кузнецом, был спрятан в неведомых наслоениях ее нижнего белья.  В
карманах юбки звенели талисманы, а сумку оттягивала свежевыкованная  подкова
- надежная мера предосторожности в беспокойное  время.  Матушка  чувствовала
себя готовой встретиться с миром лицом к лицу.
     Дорога, петляя между гор, спускалась вниз.  Небо  в  кои-то  веки  было
чистым, и высокие Овцепики сияли на его фоне свежестью  и  белизной,  словно
небесные невесты (с сундуками, набитыми приданым из гроз). Множество  мелких
ручейков, текущих параллельно дороге или пересекающих ее, лениво  извивались
между пучками куриной глухоты и отца-и-отчима.
     К обеду они достигли пригорода Охулана (городок был слишком мал,  чтобы
иметь больше одного пригорода, который составляли одинокий трактир  и  кучка
домиков, принадлежащих людям, оказавшимся не в состоянии  выносить  напор  и
суету городской жизни). Несколько минут спустя повозка  высадила  пассажиров
на главной и, в сущности, единственной городской площади.
     Как выяснилось, в тот день в Охулане имела место быть ярмарка.
     Матушка Ветровоск растерянно стояла на булыжной мостовой, крепко сжимая
плечо Эск, а вокруг клубилась толпа. Матушка  слышала,  что  с  деревенскими
жительницами, приехавшими в большой город, могут случиться всякие  нехорошие
вещи, поэтому  отчаянно  сжимала  свою  сумочку  побелевшими  от  напряжения
пальцами. Если  бы  какой-нибудь  незнакомый  мужчина  вздумал  всегонавсего
кивнуть ей, ему пришлось бы очень туго.
     Глаза Эск блестели.  Площадь  представляла  собой  калейдоскоп  звуков,
красок  и  запахов.  С  одной  стороны  были  расположены   храмы   наиболее
требовательных божеств Диска, и  из  них  доносились  странные,  непривычные
ароматы, которые вместе с вонью торговых палаток составляли лоскутное одеяло
благоуханий.  Поблизости  виднелись  прилавки,  заполненные   соблазнительно
выглядящими   диковинками,   которые   Эск    не    терпелось    рассмотреть
повнимательнее.
     Матушка позволила себе и Эск отдаться на волю толпы. Прилавки  даже  ее
озадачили.  Она  вглядывалась  в  них  -  но  ни  на  секунду  не  ослабляла
бдительности,   чтобы   не   быть   захваченной