ее, Лузгану казалось, что палка  смотрит  на  него  так,
будто ей ведомы его сокровеннейшие помыслы, о которых он сам даже понятия не
имеет.
   Несколько дюжин самых старших волшебников толпились вокруг табурета  и  с
благоговением таращились на пол.
   Лузган вытянул шею, чтобы посмотреть, что там такое, и увидел...
   Плоский мир.
   Диск плавал в лужице черной ночи, каким-то образом  вставленной  прямо  в
плиты,  и  Лузган  вдруг  ощутил  ужасающую  уверенность  в  том,  что   это
действительно Плоский мир, а не какое-нибудь его изображение  или  проекция.
Там были разводы облаков и все такое  прочее.  Казначей  видел  заиндевевшие
пустоши Пупземелья, Противовесный  Континент,  Круглое  море,  Краепад,  все
крошечное и  окрашенное  в  пастельные  цвета,  но  самое  что  ни  на  есть
настоящее...
   Кто-то что-то говорил ему.
   - Гм? - откликнулся он, и внезапное  падение  метафорической  температуры
рывком вернуло его к реальности.
   Он с ужасом осознал, что Койн только что  обратился  к  нему  с  каким-то
замечанием.
   - Что ты сказал? - заизвинялся он. - Просто этот мир... такой красивый...
   - Наш Лузган - эстет, - объявил Койн, и у  парочки  волшебников,  которые
знали это слово, вырвался короткий смешок. - Но что касается  мира,  то  его
можно  улучшить.  Я  сказал,  что  повсюду,  куда  ни  посмотри,  мы   видим
жестокость, бесчеловечность и жадность. А  это  говорит  о  том,  что  миром
управляют очень плохо.
   Лузган почувствовал, что на него обратились взгляды двух дюжин пар глаз.
   - Гм, - отозвался он. - Ну, человеческую природу не изменишь...
   В зале воцарилась мертвая тишина. Лузган внезапно засомневался.
   - Или изменишь? - уточнил он.
   - Поживем - увидим, - заявил Кар-динг. -  Но  если  мы  изменим  мир,  то
человеческая природа тоже изменится. Правда, братья? - У нас есть  город,  -
сказал один из волшебников. - Я лично создал замок...
   - Мы правим городом, но кто правит миром? - вопросил  Кардинг.  -  В  нем
насчитывается с тысячу мелких королей, императоров и вождей.
   - Ни один из которых даже читать не умеет, - вставил какой-то волшебник.
   - Патриций умел читать, - возразил Лузган.
   - Он умел  листать  страницы,  -  парировал  Кардинг.  -  А  кстати,  что
случилось с той ящерицей? Ладно, неважно.  Суть  в  том,  что  миром  должны
править мудрецы и философы. Его надо направлять. Мы  потратили  столетия  на
междоусобные раздоры, но все вместе... кто знает, что мы можем сделать, если
объединимся?
   - Сегодня - город, завтра - весь мир, - выкрикнул кто-то из задних рядов.
Кардинг кивнул.
   - Завтра - весь мир, а.... - Он произвел быстрые подсчеты. - А в  пятницу
- вся вселенная!
   "Таким образом, к выходным мы освободимся",  -  подвел  итог  Лузган.  Он
вспомнил о коробке, которую держал в руках, и протянул ее Койну. Но  Кардинг
быстро заступил ему дорогу, плавным движением  выхватил  у  него  коробку  и
размашистым жестом преподнес мальчику. - Шляпа аркканцлера, - объявил он.  -
Мы считаем, она твоя по праву.
   Койн  принял  подношение.  Лузган  впервые  заметил,  что  на  его   лице
отразилась неуверенность.
   - А разве формальной церемонии  не  будет?  -  спросил  мальчик.  Кардинг
кашлянул.
   - Я... э-э, нет, - ответил он. - Нет, не думаю. -  Он  глянул  на  других
старших волшебников, и те покачали головами. - Нет.  У  нас  ее  никогда  не
было. Не считая банкета, разумеется. Э-э. Видишь ли, это ведь не  коронация:
аркканцлер, понимаешь ли, он возглавляет братство  волшебников,  он,  -  под
золотистым взглядом голос Кардинга постепенно затихал,  -  он,  понимаешь...
он... первый... среди... равных...
   Посох зловеще зашевелился  и,  повернувшись,  нацелился  в  его  сторону.
Кардинг торопливо отступил. Койн,  похоже,  снова  прислушался  к  какому-то
внутреннему голосу.
   - Нет, - произнес  он  наконец,  и,  когда  заговорил  опять,  его  голос
приобрел тот объем и гулкость, которых, если вы не  волшебник,  вам  удастся
добиться   только   при   помощи   большого   количества    очень    дорогой
звуковоспроизводящей аппаратуры. -  Церемония  состоится.  Церемония  должна
состояться, люди должны знать, что волшебники правят миром, но  пройдет  она
не здесь. Я сам выберу место. И все  волшебники,  что  когда-либо  проходили
через эти ворота, будут присутствовать на ней, понятно?
   - Некоторые из них живут довольно далеко, - осторожно заметил Кардинг.  -
Дорога отнимет время, так что...
   - Они волшебники! - выкрикнул Койн. - И могут оказаться здесь в мгновение
ока! Я дал им такую власть! Кроме того, - его голос понизился и вновь принял
нормальное звучание, - с Университетом покончено. Он не был домом для магии,
он был ее тюрьмой. Я построю нам другой дом.
   Он вынул шляпу из коробки  и  улыбнулся  ей.  Лузган  и  Кардинг  затаили
дыхание.
   - Но...
   Они оглянулись. Это заговорил Хакардли,  хранитель  Закона.  Волшебник  в
изумлении то открывал, то закрывал рот.
   Койн повернулся и приподнял одну бровь.
   - Но ты, надеюсь, не станешь закрывать Университет?  -  дрожащим  голосом
осведомился старый волшебник.
   - Он нам больше не нужен, - заявил Койн. - Это обиталище  пыли  и  старых
книг. Мы оставили его позади. Не так ли... братья?
   Собравшиеся  ответили  дружным  невнятным  бормотанием.  Им  было  трудно
представить себе жизнь без древних камней  НУ.  Хотя,  если  подумать,  пыли
здесь, конечно, много, да и книги довольно старые...  -  В  конце  концов...
братья... кто из вас заходил в последние несколько дней в  эту  вашу  темную
библиотеку?  Магия  теперь  внутри  вас,  а  не  заточена   между   крышками
переплетов. Разве вас это не  радует?  Есть  ли  здесь  кто-нибудь,  кто  за
прошедшие двадцать четыре часа не сотворил больше  чудес,  настоящих  чудес,
чем за всю предыдущую жизнь? Есть ли здесь кто-нибудь, кто в  глубине  своей
души искренне со мной не согласен?
   Лузган  содрогнулся.  В  самой  глубине  его  души   пробудился   другой,
внутренний Лузган,  который  теперь  рвался  наружу,  высказаться.  Это  был
Лузган, который ощутил внезапную тоску по тем спокойным  дням,  когда  магия
была кроткой и смирной, шлепала по Университету в  старых  тапочках,  всегда
находила время выпить стаканчик шерри, не была похожа  на  раскаленный  меч,
пронзающий мозг, и, самое главное, не убивала людей.
   Лузган с ужасом почувствовал, что его голосовые  связки  напряглись,  как
струна, и приготовились выразить несогласие.
   Посох пытался найти его.  Лузган  чувствовал,  как  он  его  ищет.  Посох
испарит его, совсем как бедного старину Биллиаса. Лузган крепко  сжал  зубы,
но это не помогло. Его грудь набрала воздуха. Зубы скрипнули.
   Беспокойно топчущийся на месте  Кардинг  наступил  ему  на  ногу.  Лузган
завопил.
   - Извини, - бросил Кардинг. - Что-то случилось, Лузган? - поинтересовался
Койн.
   Лузган, внезапно ощутив себя свободным, с наслаждением  прыгал  на  одной
ноге. По мере того как его  ступню  охватывала  мучительная  боль,  по  телу
распространялась волна облегчения,  и  он  был  необычайно  благодарен,  что
семнадцать стоунов кардинговой массы избрали пальцы именно его  ноги,  чтобы
обрушиться на них всей своей тяжестью.
   Его вопль разбил сковывающие волшебников цепи. Койн вздохнул  и  поднялся
со своего табурета.
   - Хороший выдался денек, - сообщил он.
   Было два часа утра. По улицам Анк-Мор-порка в полном одиночестве змеились
струйки речного тумана. Волшебники не одобряли  людей,  которые  шляются  по
улицам после полуночи, так что никто и не шлялся.  Вместо  этого  все  спали
беспокойным зачарованным сном.
   На  Площади   Разбитых   Лун,   где   некогда   торговали   таинственными
удовольствиями,  где   в   освещенных   факелами   и   занавешенных   лавках
припозднившийся гуляка мог купить все что угодно - от тарелки заливных угрей
до венерической болезни, - на этой площади клубился туман, и оседающая влага
капала в промозглую пустоту. Лавки исчезли. Их сменили сверкающий  мрамор  и
статуя, изображающая какого-то духа и окруженная ярко освещенными фонтанами.
Глухой  плеск  фонтанов  был  единственным  звуком,  разрушающим  холестерин
молчания, который сжимал в своих тисках сердце города.
   Тишина царила и в темном массивном здании Незримого Университета. Если не
считать...
   Лузган крался по  утопающим  в  тени  коридорам,  словно  двуногий  паук,
перебегая - или, по крайней мере, быстро  хромая,  -  от  колонн  к  дверным
проемам, пока не достиг мрачных дверей библиотеки. Здесь он нервно вгляделся
в окружающую темноту и после некоторого колебания тихо, очень тихо постучал.
   От тяжелой деревянной двери исходила тишина. Но в отличие от той  тишины,
которая  держала  в  плену   остальной   город,   это   была   внимательная,
настороженная тишина. Это была неподвижность спящей  кошки,  которая  только
что открыла один глаз.
   Почувствовав, что терпение на пределе, Лузган опустился на четвереньки  и
попытался заглянуть под дверь. Приблизив рот к пыльной,  дышащей  сквозняком
щели под самой нижней петлей, он прошептал:
   - Эй! Гм. Ты меня слышишь?
   Он был уверен, что вдалеке,  в  темноте,  что-то  шевельнулось.  Казначей
предпринял еще одну попытку, с каждым  ударом  хаотически  бьющегося  сердца
перескакивая от ужаса к надежде и обратно.
   - Слышь? Это я, гм. Лузган. Помнишь? Ты не мог  бы  поговорить  со  мной,
пожалуйста?
   Возможно, там, внутри, две  больших  кожистых  ступни  мягко  крались  из
дальнего угла к двери, а может, это просто поскрипывали  нервы  Лузгана.  Он
попытался сглотнуть, избавляясь от сухости в горле, и  рискнул  позвать  еще
раз:
   - Слышь, все хорошо, но только, слышь, библиотеку хотят закрыть!
   Тишина стала громче. Спящая кошка навострила ухо.
   - То, что происходит, совершенно неправильно! - признался казначей и  тут
же зажал рот рукой, ужаснувшись чудовищности собственных слов.
   - У-ук?
   Это был наислабейший из  всех  возможных  звуков,  похожий  на  тараканью
отрыжку.
   Лузган, внезапно приободрившись, плотнее прижал губы к щели.
   - Патриций там, с тобой?
   - У-ук.
   - А его маленький песик?
   - У-ук.
   - О-о.  Хорошо.  Лузган  разлегся  в  уютно  обволакивающей  его  ночи  и
забарабанил пальцами по холодному полу.
   - А меня, гм, пустить не хочешь? - осмелился попросить он.
   - У-ук!
   Лузган скорчил в темноте гримасу.
   - Ну хорошо, ты не мог бы, гм, впустить меня хотя бы на пару  минут?  Нам
нужно срочно обсудить кое-что как мужчине с мужчиной.
   - Э-эк.
   - То есть с обезьяной.
   - У-ук.
   - Слушай, может, тогда ты выйдешь?
   - У-ук.
   Лузган вздохнул.
   - Вся эта показная преданность  очень  хороша,  но  ты  там  загнешься  с
голоду.
   - У-ук у-ук.
   - Другой вход?
   - У-ук.
   - О, пусть будет по-твоему.
   Лузган  снова  вздохнул.  Как  ни  странно,  после  этого  разговора   он
почувствовал себя лучше. Остальные обитатели Университета жили как  во  сне,
тогда как библиотекарю только и  нужны  были  -  спелые  фрукты,  регулярное
пополнение запаса каталожных карточек  и  возможность  где-то  раз  в  месяц
перескакивать через ограду личного зверинца  патри  ция.  Все  это  странным
образом успокаивало Лузгана.
   - Значит, с бананами у тебя порядок? - осведомился Лузган после очередной
паузы.
   - У-ук.
   - Никого не впускай, хорошо? Гм. Я думаю, это ужасно важно.
   - У-ук.
   - Прекрасно.
   Лузган поднялся на ноги, отряхнул колени,  после  чего  приблизил  рот  к
замочной скважине и добавил:
   - И никому не доверяй.
   - У-ук.
   В библиотеке стояла полутьма - сомкнутые ряды магических  книг  испускали
слабое октариновое сияние, вызванное утечкой чудотворной  энергии  в  мощном
оккультном поле. Этого сияния было достаточно, чтобы освещать  груду  полок,
который была забаррикадирована дверь.
   Бывший патриций сидел в банке на столе  библиотекаря.  Сам  библиотекарь,
завернувшись в одеяло, сгорбился в кресле и держал на коленях Вафлза.
   Время от времени библиотекарь съедал банан. Лузган между  тем  хромал  по
гулким коридорам Университета обратно в свою  спальню,  где  ему  ничего  не
угрожало. Но поскольку его уши нервно ловили в  воздухе  малейший  звук,  он
сразу услышал - на самом пределе восприятия - далекие всхлипы.
   Несколько необычный звук для Университета.  Поздней  ночью  в  выстланных
коврами коридорах крыла, предназначенного  для  старших  волшебников,  можно
было услышать разные звуки - например, храп,  тихое  позвяки-вание  бокалов,
немелодичное пение, изредка свист  и  шипение  неудавшегося  заклинания.  Но
тихий плач был здесь настолько в новинку, что  Лузган  неожиданно  для  себя
самого свернул в коридор, ведущий к комнатам арк-канцлера.
   Дверь была распахнута настежь. Лузган сказал себе, что  делать  этого  не
стоит, напрягся, приготовившись уносить ноги, и заглянул внутрь.
   Ринсвинд не мог отвести глаз.
   - Что это? - прошептал он.
   - Думаю, какой-то храм, - ответила Канина.
   Ринсвинд стоял и  смотрел  вверх.  Люди,  заполняющие  улочки  Аль  Хали,
наталкивались на него и друг на друга,  образуя  нечто  вроде  человеческого
броуновского движения. "Храм", -думал он. Храм был большим, внушительным,  и
архитектор использовал все известные приемы, чтобы сделать его еще больше  и
внушительнее, чем на самом деле, и показать всем, кто на него  смотрит,  что
они очень мелкие, обыденные и у них нет такого количества куполов. Это  было
одно из тех зданий, которые выглядят именно так, как вы всю оставшуюся жизнь
будете их вспоминать.
   Ринсвинд считал себя знатоком храмовой архитектуры, но местные фрески  на
огромных и действительно  внушительных  стенах  совершенно  не  походили  на
религиозные. Во-первых, участники изображенных сцен  получали  удовольствие.
Они почти наверняка получали удовольствие. Да, точно. Было  бы  удивительно,
если бы они не получали удовольствия.
   - Они ведь не танцуют? - спросил Ринсвинд в отчаянной попытке не поверить
собственным глазам. - Или, может, это какая-то акробатика?
   Канина взглянула вверх, щуря глаза от резкого, белого света солнца.
   - Не сказала бы, - задумчиво отозвалась она.
   Ринсвинд вдруг опомнился.
   - Не думаю, что ты, девушка, должна смотреть на подобные вещи,  -  строго
заявил он.
   - А волшебникам, - улыбнувшись, сладким голосом парировала Канина, -  это
вообще запрещено. Предполагается, что они от такого слепнут. Ринсвинд  снова
поднял голову, готовый рискнуть, ну, может, одним глазом.  "Этого  следовало
ожидать, - сказал он себе. - Они тут все темные и невежественные. Зарубежные
страны - это, в общем, зарубежные страны. Они живут по-другому."
   Хотя в кое-каких областях, решил он, они живут очень даже похоже,  только
с несколько большей изобретательностью и, судя по всему, гораздо чаще.
   - Храмовые фрески Аль Хали известны по всему  миру,  -  поведала  Канина,
продираясь  сквозь  толпу  детей,  которые  не  оставляли  попыток   продать
Ринсвинду свои товары или познакомить его с симпатичными родственницами.
   - Что ж,  по-моему,  неудивительно,  -  согласился  Ринсвинд.  -  Слушай,
отвали, а? Нет, я не хочу это покупать, что бы это ни было. Нет, я не хочу с
ней знакомиться. С ним тоже. И с этой тварью тоже, мерзкий ты  мальчишка.  А
ну слезайте!
   Последний возглас относился к группе детишек, невозмутимо  едущих  верхом
на Сундуке, который терпеливо топал следом  за  свиндом,  не  делая  попыток
стряхнуть незваных наездников. "Наверное, ему чего-то не хватает", - подумал
Ринсвинд и немного оживился.
   - Как по-твоему, сколько на этом континенте людей? - поинтересовался  он.
- Не знаю, - не оборачиваясь, ответила Канина. - Миллион, наверное.
   - Будь у меня хоть капля  благоразумия,  меня  бы  здесь  не  было,  -  с
чувством заявил Ринсвинд.
   Они  провели  в  Аль  Хали  -  в  городе,  который  служил   воротами   к
таинственному континенту Клатча, - уже несколько часов, и  Ринсвинд  начинал
испытывать страдания.
   По его мнению, в приличном городе обязан присутствовать хотя бы небольшой
туман, и люди должны жить в домах, а не проводить все свое время на  улицах.
Приличный город прекрасно  обходится  без  песка  и  жары.  А  что  касается
ветра...
   У Анк-Морпорка был знаменитый  запах,  в  котором  чувствовалось  столько
индивидуальности, что даже самые крепкие люди плакали, впервые вдохнув  его.
Зато у Аль Хали был ветер,  дующий  из  необозримых  пространств  пустынь  и
континентов, расположенных ближе к Краю. Это был мягкий ветерок, но  дул  он
без  остановки  и  в  конце  концов  оказывал  на  гостей  города  такое  же
воздействие, какое терка для сыра оказывает на помидор. Через какое-то время
вам начинало казаться, что он уже снял с вас всю кожу и скребет прямо по
   нервам.
   Чувствительным ноздрям Канины ветер нес ароматические послания из  самого
сердца континента.  Сюда  входили  стужа  пустынь,  вонь  от  львиных  стай,
гниющего в джунглях компоста и кишечных газов антилоп гну.
   Ринсвинд,  разумеется,  не  чувствовал  ни  одного   из   этих   запахов.
Приспособляемость - чудесная вещь, и большинство морпоркцев оказались  бы  в
затруднительном положении, если бы их попросили  унюхать  горящий  матрас  с
расстояния двух шагов.
   - Куда дальше? - спросил он. - Надеюсь, туда, где нет ветра?
   - Мой  отец  бывал  в  Хали,  когда  разыскивал  Потерянный  Город  И,  -
отозвалась Канина. - И я, кажется, припоминаю, что он  очень  хвалил  "сук".
Это нечто вроде базара.
   - Полагаю, нам лучше пойти и поискать лавки  с  подержанными  шляпами,  -
предложил Ринсвинд. - Потому что вся эта идея совершенно...
   - Я надеюсь, что на нас нападут. Это кажется мне самым  разумным  планом.
Мой отец говорил, что очень немногим из тех чужестранцев, кто входил на сук,
удавалось выйти обратно. По его словам, там сшиваются  такие  типы,  которым
человека убить - раз плюнуть.
   Ринсвинд должным образом обдумал эту информацию.
   - Ну-ка, изложи-ка мне это еще раз, а? - попросил он. - После того как ты
сказала, что на нас должны напасть, у меня вроде как в ушах зазвенело. -  Мы
же сами хотим встретиться с преступным элементом...
   - Не  так  уж  и  хотим,  -  ответил  Ринсвинд.  -  Я  бы  выбрал  другую
формулировку.
   - И как бы ты сказал?
   - Э-э, думаю, выражение "не хотим" достаточно точно отражает общую мысль.
   - Но ты же сам согласился, что мы должны найти шляпу!
   - Но не погибнуть в процессе ее поиска, - обреченно возразил Ринсвинд.  -
Вряд ли это принесет пользу. Во всяком случае, мне.
   - Мой отец всегда утверждал, что смерть - не более чем  сон,  -  заметила
Канина.
   - Ага, шляпа поведала мне то же самое, - подтвердил Ринсвинд,  сворачивая
следом за девушкой в узкую, заполненную народом улочку между белыми мазаными
стенами. - Но, намой  взгляд,  после  этого  "сна"  проснуться  утром  будет
несколько трудновато.
   - Послушай, - попыталась  вразумить  его  Канина,  -  это  не  так  уж  и
рискованно. Ты же со мной.
   - Да, а  ты  так  и  нарываешься  на  неприятности,  -  обвиняюще  заявил
Ринсвинд.  Канина  увлекла  его  в  тенистый   переулок.   Свита   из   юных
предпринимателей не отставала. - Это работает старушка нос-следственность.
   - Заткнись и постарайся выглядеть как жертва, ладно? - Уж это я  могу,  -
согласился Ринсвинд, отбиваясь от одного особо настырного  члена  малолетней
Торговой палаты. - У меня было  полно  практики.  В  последний  раз  говорю,
дрянной ребенок, я никого не хочу покупать!
   Ринсвинд мрачно взглянул на окружающие стены. По крайней мере,  здесь  не
было этих будоражащих картинок, но  горячий  ветер  по-прежнему  гнал  клубы
пыли. А винду осточертело смотреть на песок. Сейчас он больше всего нуждался
в паре кружечек холодного пива, холодной ванне и смене одежды. Хотя вряд  ли
он почувствовал бы себя лучше, но хотя бы получил удовольствие от того,  что
чувствует себя ужасно. Впрочем,  здесь,  наверное,