ивых устриц, сделались невидимками и  начали  гоняться
по коридорам за служанками.
   Чудовство!  Кое-кто  из  тех,  что  были  посмелее,  испробовал  на  себе
старинные заклинания для  полета  и  теперь  неуклюже  порхал  среди  балок.
Чудовство!
   Только библиотекарь не принимал участия в магическом пиршестве.  Сначала,
поджав подвижные губы, он просто  наблюдал  за  этими  выходками,  но  потом
опустился на четвереньки  и  заковылял  в  библиотеку.  Если  бы  кто-нибудь
потрудился обратить на него внимание, то заметил бы, что он запер  за  собой
дверь.
   В библиотеке царила мертвая  тишина.  Книги  перестали  буйствовать.  Они
прошли стадию страха и очутились в тихих водах неизбывного ужаса. Теперь они
сидели, сжавшись на своих полках, словно загипнотизированные кролики.
   Длинная волосатая  рука  протянулась  к  "Полнаму  лексекону  по  маги  с
насставленея-ми для мудрицов" Касплока и схватила том, прежде чем тот  успел
попятиться. Ладонь с длинными пальцами  успокоила  объятую  ужасом  книгу  и
открыла ее на букве "Ч". Библиотекарь нежно разгладил дрожащую стра ницу  и,
ведя по ней сверху вниз ороговевшим ногтем, нашел нужную статью.

 Чудесник, сущ. (миф.). Прото-валшэбник, дверь, черриз каторую можит вайти в мир новая магея, валшэбник, не аграничинный ни физичискими вазможнастями собствинного тела, ни Роком, ни Смертью. Записано, што некагда, на заре мирра, сущиствавали чудесники, но к настаящему времини их не далжно быть, и слава багам, патаму што чудавство - не для людей и возврат чудавства будит азна-чатъ Канец Света... Если бы Саздатиль хател, штобы люди были как боги, он дал бы нам крылья.
   СМ. ТАКЖЕ: Абокралипсис, лигенда о Ли-дяных  Виликанах  и  Тайная  Чаевня
Багов.
   Библиотекарь прочитал все  ссылки,  вернулся  к  первой  статье  и  долго
смотрел на нее глубокими темными глазами. Осторожно поставив книгу на место,
он заполз под стол и натянул на голову одеяло.
   Но Кардинг и Лузган, стоя на галерее для  музыкантов  в  Главном  зале  и
следя за разворачивающимися  внизу  событиями,  испытывали  совершенно  иные
чувства.
   Стоя бок о бок, они выглядели в точности как число "десять".
   - Что происходит? - осведомился Лузган. Он провел  бессонную  ночь,  и  у
него слегка путались мысли.
   - В Университет стекается магия, -  ответил  Кардинг.  -  Вот  что  такое
"чудесник". Канал для магии. Для  настоящей  магии,  мой  мальчик.  Не  той,
старой и изношенной, которой мы обходились последние несколько столетий. Это
рассвет, э-э... э-э...
   - Нового, гм, расцвета?
   - Вот именно. Бремя чудес, э-э... э-э...
   - Полный анус, в общем. Кардинг нахмурился.
   - Да, - не сразу отозвался он, - полагаю, что-то в этом роде. Знаешь,  ты
неплохо умеешь обращаться со словами.
   - Благодарю тебя, брат.
   Старший волшебник не обратил внимания на эту фамильярность.  Вместо  того
он  повернулся,  облокотился  о  резные  перила  и  принялся  наблюдать   за
демонстрацией магических фокусов. Его руки автоматически полезли  в  карманы
за кисетом с табаком, но на полпути остановились. Он ухмыльнулся  и  щелкнул
пальцами. Во рту у него появилась зажженная сигара.
   - Я много лет  учился  этому,  -  задумчиво  проговорил  он.  -  Огромные
возможности, мой мальчик. Они этого  еще  не  осознали,  но  вот  он,  конец
орденов и уровней. Это была просто, э-э, система  распределения.  Мы  в  ней
больше не нуждаемся. Где этот парнишка? - Еще спит... - начал было Лузган.
   - Я здесь, - сообщил Койн.
   Он стоял у входа в коридор, ведущий к покоям  старших  волшебников.  Рука
сжимала октироновый посох, который был в полтора раза выше  его  самого.  На
матово-черной поверхности посоха, такой темной,  что  она  каза-лась  щелью,
прорезающей мир, сверкали крошечные прожилки желтого огня.
   Лузган почувствовал, как  золотистые  глаза  впиваются  в  него  и  самые
сокровенные мысли прокручиваются сейчас на задней стенке его черепа.
   - О, - сказал он голосом, который, по его мнению, был приветливым, как  у
доброго дядюшки, но на самом  деле  прозвучал  как  сдавленный  предсмертный
хрип. После такого начала продолжение могло быть только еще хуже, и  оно  не
подвело ожиданий. - Я вижу, ты, гм, встал, - констатировал он.
   - Мой дорогой мальчик... - вмешался Кардинг.
   Койн посмотрел на него долгим, леденящим взглядом.
   - Я видел тебя прошлой ночью, - заявил он. - Ты могущественный?
   -  Более-менее,  -  ответил  Кардинг,  припомнив   склонность   мальчишки
использовать волшебников для игры в кегли со смертельным исходом.  -  Но  до
тебя мне  далеко.  -  Меня  сделают  аркканцлером,  как  предопределено  мне
судьбой?
   - О, безусловно, - отозвался Кардинг. - Ни малейших сомнений.  Можно  мне
взглянуть на твой посох? Интересный рисунок...
   Он протянул пухлую ладонь.
   Это было вопиющим нарушением этикета. Ни один волшебник даже подумать  не
может, чтобы прикоснуться к чужому посоху без специального на то разрешения.
Но кое-кто никак не может поверить, что  дети  -  это  полноценные  люди,  и
думает, что в общении  с  ними  не  обязательно  соблюдать  обычные  правила
приличия.
   Пальцы Кардинга сомкнулись вокруг черного посоха.
   Раздался  звук,  который  Лузган  скорее  почувствовал,  чем  услышал,  и
Кардинг, пролетев через всю галерею, врезался в противоположную  стену,  как
мешок с салом, упавший на мостовую.
   - Больше так не делай, - предупредил Койн, повернулся,  посмотрел  сквозь
побледневшего Лузгана и добавил: - Помоги  ему  подняться.  Надеюсь,  он  не
сильно пострадал.
   Казначей  торопливо  пересек  галерею  и  склонился  над  тяжело  дышащим
Кардингом, лицо которого приняло странный оттенок. Лузган хлопал  волшебника
по щекам, пока тот не открыл глаза.
   - Видел, что случилось?  -  шепнул  Кардинг.  -  Не  уверен.  Гм.  А  что
случилось? - прошептал Лузган.
   - Он меня укусил.
   -  В  следующий  раз,  когда  прикоснешься  к  посоху,  умрешь,  -   сухо
констатировал Койн. - Понял?
   Кардинг осторожно приподнял голову, опасаясь, как бы она  не  рассыпалась
на кусочки.
   - Прекрасно понял, - заверил он.
   - А теперь я хотел бы осмотреть Университет, - продолжал Койн. - Я  очень
много о нем слышал...
   Кардинг с помощью Лузгана неуверенно поднялся на ноги и, опираясь на  его
руку, послушно затрусил следом за мальчиком.
   - Ни в коем случае не трогай его посох, - пробормотал он.
   - Я не забуду, гм, что этого не стоит делать, - твердо пообещал Лузган. -
И что ты почувствовал?
   - Тебя когда-нибудь кусала гадюка?
   - Нет.
   - Тогда ты точно поймешь, что я испытал.
   - Гм-м?
   - Это было совершенно не похоже на укус гадюки.
   Следуя  за  решительно  шагающим  Койном,  они  торопливо  спустились  по
лестнице и вошли через развороченную дверь в Главный зал.
   Стремясь произвести хорошее впечатление, Лузган  забежал  вперед.  -  Это
Главный зал, - сообщил он. Койн обратил  на  него  взгляд  своих  золотистых
глаз, и казначей почувствовал резкую сухость во рту.  -  Его  так  называют,
потому что, видишь ли, это зал. И он главный. - Он сглотнул. -  Это  главный
зал, - мямлил он, пытаясь помешать ослепительному,  как  прожектор,  взгляду
лишить его остатков способности связно изъясняться. - Огромный главный  зал,
вот почему его называют...
   - Кто эти люди? - спросил Койн, указывая посохом.
   Собравшиеся в зале волшебники, которые обернулись, чтобы посмотреть,  как
он входит, попятились от посоха, словно тот был огнеметом.
   Лузган проследил за направлением  взгляда  чудесника.  Койн  указывал  на
портреты и скульптурные изображения  аркканцлеров  прошлых  лет,  украшающие
стены. При бородах и остроконечных  шляпах,  с  декоративными  свитками  или
таинственными символическими деталями астрологического оборудования в  руках
они смотрели вниз свирепыми взглядами, порожденными большим  самомнением,  а
может, хроническими запорами.
   - С этих стен, - сказал Кардинг, - на тебя взирают две  сотни  величайших
волшебников.
   - Они мне не нравятся, - заявил Койн, и посох изрыгнул струю октаринового
пламени. Аркканплеры исчезли.
   - И окна здесь слишком маленькие...
   - Потолок слишком Высокий... - Все слишком старое...
   Волшебники, спасаясь от сверкающего и  плюющегося  огнем  посоха,  плашмя
упали на пол. Лузган натянул  на  глаза  шляпу  и  закатился  под  стол:  он
чувствовал, как вокруг него плавится сама ткань,  составляющая  Университет.
Трещало дерево, стонали камни.
   Кто-то постучал его по голове. Он заорал.
   - Прекрати! - крикнул Кардинг, перекрывая  шум.  -  И  надень  шляпу  как
следует! Прояви хоть немного достоинства!
   - Почему же ты тогда сидишь под столом? - брезгливо отозвался Лузган.
   - Мы должны ухватиться за эту возможность!
   - Что, как за посох?
   - Давай за мной!
   Лузган вылез из-под стола и попал в ослепительный,  ослепительно  ужасный
новый мир.
   Исчезли грубые каменные стены. Исчезли темные, населенные воронами балки.
Исчез пол с его узором из черных и белых плиток, от которых рябило в глазах.
   Исчезли и небольшие,  высоко  расположенные  окна,  покрытые  благородным
налетом древнего жира. Впервые за всю историю зала в него  струился  чистый,
без примесей, солнечный свет. Волшебники, разинув рты,  уставились  друг  на
друга и увидели совсем не то,  что,  как  им  всегда  казалось,  они  видят.
Беспощадные лучи преобразили богатую золотую  вышивку  в  пыльную  позолоту;
выставили роскошные ткани как покрытый пятнами  и  протертый  почти  до  дыр
бархат; превратили пышные,  окладистые  бороды  в  пожелтевшие  от  никотина
спутанные  мочалки;  разоблачили  великолепные   бриллианты   как   довольно
паршивенькие анкские камни. Обновленный свет  прощупывал  и  исследовал  все
вокруг, отметая в сторону уютные тени.
   И, как был  вынужден  признать  Лузган,  то,  что  осталось,  не  внушало
доверия. Он вдруг со всей остротой осознал, что под мантией (драной,  сильно
застиранной мантией, понял он, испытав при этом  дополнительный  укол  вины;
мантией, прогрызенной там, где до нее добрались мыши) на нем все еще  надеты
домашние шлепанцы.
   Зал теперь почти полностью состоял из стекла. Там, где  не  было  стекла,
блестел мрамор. Все было таким великолепным, что  Лузган  почувствовал  себя
совершенно недостойным этого места.
   Он повернулся к Кардингу и увидел, что его  собрат-волшебник  взирает  на
Койна восхищенными глазами.
   На лицах большинства волшебников застыло такое же  выражение.  Волшебник,
кото рого не притягивает сила, - не волшебник вовсе, а в  посохе  скрывалась
настоящая сила. Посох зачаровывал их, словно  кобр.  Кардинг  протянул  было
руку, чтобы дотронуться до плеча мальчишки,  но  передумал  и  вместо  этого
воскликнул:
   - Потрясающе. - Повернувшись к собравшимся и воздев руки, он вскричал:  -
Братья мои, среди нас находится весьма могущественный волшебник!
   Лузган дернул его за мантию и прошипел:
   - Он же едва не убил тебя.
   Кардинг не обратил на него внимания.
   - И я предлагаю... - Он сглотнул. - Я предлагаю избрать его аркканплером!
   Какое-то  мгновение  в  зале  стояла  тишина,  а   затем   он   взорвался
аплодисментами и криками несогласия.  В  задних  рядах  вспыхнуло  несколько
ссор. Те из волшебников, что стояли поближе, не проявляли  такой  готовности
возражать. Они видели улыбку на лице Койна. Она была сияющей и холодной, как
та улыбка, которую можно разглядеть на лике луны.
   В  толпе  произошло  какое-то  волнение,  и  вперед  протиснулся  пожилой
волшебник.
   Лузган  узнал  в  нем  Овина  Хакардли,   волшебника   седьмого   уровня,
преподавателя Закона. Тот аж побагровел от гнева - там, где  не  побелел  от
ярости. Когда он заговорил, его слова пронизали  воздух,  словно  ножи.  Они
были суровыми, как нитки, и прямыми, как палки.
   - Вы что, с ума сошли? - вопросил он. - Аркканцлером может  стать  только
волшебник восьмого уровня! И  он  должен  быть  избран  остальными  старшими
волшебниками на торжественном  заседании  совета!  (Разумеется,  под  чутким
руководством богов.) Это Закон! (Как можно!)
   Хакардли изучал Закон магии много лет, а поскольку магия обычно  является
двусторонним процессом, она оставила на волшебнике свой  отпечаток.  С  виду
Хакардли казался хрупким, как сырная  палочка,  а  сухой  характер  предмета
специализации  наделил  его  непостижимой  способностью  произносить   знаки
препинания.
   Он стоял, трепеща от негодования,  и  постепенно  осознавал,  что  быстро
остается  в  одиночестве.  Он  стал  центром  расширяющегося  круга  пустого
пространства. Этот круг был обрамлен волшебниками, которые внезапно  ощутили
готовность поклясться, что они никогда в жизни не видели этого человека.
   Койн поднял посох.
   Хакардли назидательно погрозил ему пальцем.
   - Вы меня не испугаете, молодой человек, - резко сказал он. - Может, вы и
талантливы, но  одного  таланта  недостаточно.  Вели  кий  волшебник  должен
обладать  и  другими  качествами.  Способностью  к   управлению,   например,
мудростью, а еще... - Этот Закон применим ко  всем  волшебникам?  -  опустив
посох, уточнил Койн.
   - Ко всем без исключения! Он был составлен...
   - Но я не волшебник, господин Хакардли.
   Хакардли заколебался.
   - О, - изрек он наконец и снова замолчал. - Хорошее замечание.
   - Но я прекрасно понимаю необходимость мудрости,  предусмотрительности  и
доброго совета. Вы окажете мне большую честь,  если  согласитесь  обеспечить
меня этим ценным товаром. Объясните, например, почему волшебники  не  правят
миром?
   - Что?
   - Это простой вопрос. В этом зале, - губы Койна  долю  секунды  беззвучно
шевелились, - четыреста семьдесят  два  волшебника,  искушенных  в  наиболее
тонком из всех искусств. Однако все, чем вы правите, - это несколько  акров,
застроенных довольно посредственными архитектурными сооружениями. Почему?
   Волшебники старших рангов обменялись многозначительными  взглядами.  -  С
виду это действительно так, - в конце концов отозвался Хакардли. - Но,  дитя
мое,  у  нас  есть  владения,  простирающиеся  далеко  за  пределы  познаний
временных владык. - Его  глаза  блестели.  -  Магия  может  увести  разум  к
внутренним полям тайных...
   - Да, да, - перебил его Койн. - Однако этот Университет  окружают  крайне
прочные стены. Почему?
   Кардинг провел языком по губам. Невероятно.  Этот  мальчишка  высказывает
вслух его мысли...
   - Вы ведете борьбу за власть, - сладким голоском продолжал Койн, - однако
для любого горожанина, живущего за  пределами  этих  стен  -  для  человека,
вывозящего нечистоты, или обыкновенного торговца, - так ли уж велика разница
между магом высокого уровня и простым заклинателем?
   Хакардли смотрел на него с бесконечным изумлением.
   - Дитя, эта разница очевидна для самого ничтожного из горожан, -  ответил
он. - Сами наши одежды и их отделка...
   - Ага, - кивнул Койн, - одежды и отделка. Разумеется.
   В зале ненадолго воцарилось тяжелое, задумчивое молчание. - Мне  кажется,
- высказался наконец Койн, - что волшебники правят только волшебниками.  Кто
же правит снаружи? - В том, что касается города, это, должно быть, патриций,
лорд Витинари, - с некоторой оглядкой сообщил Кардинг.
   - Его можно назвать честным и справедливым правителем?
   Кардинг обдумал этот вопрос. Шпионская сеть  патриция,  по  слухам,  была
великолепной.
   - Я бы  сказал,  -  осторожно  начал  волшебник,  -  что  он  нечестен  и
несправедлив, но безупречно беспристрастен. Он нечестен  и  несправедлив  со
всеми, независимо от положения.
   - И вы довольствуетесь этим? - спросил Койн.
   Кардинг постарался не встречаться глазами с Хакардли.
   - Дело не в том, довольствуемся мы или нет, - ответил он. -  Полагаю,  мы
не  особенно  об  этом   задумывались.   Видишь   ли,   истинное   призвание
волшебника...
   - Неужели мудрецы действительно позволяют управлять собой таким образом?
   - Конечно же, нет! - зарычал  Кардинг.  -  Не  будь  глупцом!  Мы  просто
терпим. В этом и заключается мудрость, ты узнаешь это, когда вырастешь, речь
идет о том, чтобы выждать благоприятный момент... -  Где  этот  патриций?  Я
хотел бы с ним увидеться.
   - Это можно устроить, - пообещал Кар-динг. -  Патриций  всегда  принимает
волшебников и...
   - А теперь я приму его, - заявил Койн. - Он должен узнать, что волшебники
достаточно долго выжидали свой момент. Отойдите-ка.
   Он навел посох на цель.
   Временный правитель широко раскинувшегося  города  Анк-Морпорка  сидел  в
кресле у подножия ступенек, ведущих к трону, и пытался углядеть в донесениях
соглядатаев хоть какие-то признаки здравого смысла. Трон пустовал уже  более
двух тысячелетий, со времени смерти последнего из рода королей Анка. Легенда
гласила, что в один прекрасный  день  в  городе  снова  появится  король,  и
добавляла к этому различные комментарии  насчет  магических  мечей,  родимых
пятен и всего остального, о чем обычно болтают легенды.
   По правде говоря, в настоящее время наследника трона определяли  лишь  по
одному признаку: перво-наперво, он должен был остаться  в  живых  в  течение
пяти минут после сообщения о наличии каких-либо магических мечей или родимых
пятен. Последние двадцать веков городом  правили  богатые  торго  вые  семьи
Анка, а они проявляли примерно столько же желания выпустить власть из  своих
рук, сколько обычный бульдог - отпус-тить жертву.
   Человек, занимающий в данный момент должность патриция, глава чрезвычайно
богатой и могущественной семьи Витинари, был худ, высок и хладнокровен,  как
дохлый пингвин. Именно такие люди любят держать дома  белых  кошек,  которых
рассеянно поглаживают, приговаривая людей к смерти в  водоеме  с  пираньями.
Для полноты  картины  вы  бы  рискнули  добавить,  что  патриций,  вероятно,
собирает редкий тонкий фарфор и крутит его в своих голубовато-белых пальцах,
пока из глубоких подземелий доносится эхо затихающих вдали криков. Вы бы  не
усомнились в том, что он любит употреблять слово "изысканный" и что  у  него
тонкие губы. Он казался человеком, который моргает настолько редко, что  это
событие каждый раз можно отмечать в календаре как праздник.
   На самом деле почти все  ваши  предположения  неверны.  Хотя  у  патриция
действительно был маленький и чрезвычайно старый  жесткошерстный  терьер  по
кличке Вафлз, который сильно вонял псиной и  наскакивал  на  всех  подряд  с
одышливым лаем. По слухам, это было  единственное  существо  на  всем  белом
свете, которое патриций по-настоящему любил. Он и правда  время  от  времени
приговаривал людей к смерти в страшных мучениях,  но  это  считалось  вполне
приемлемым поведением для правителя города и обычно  одобрялось  подавляющим
числом горожан. Жители Анка - народ практичный, и они считали, что патриций,
запретив все уличные театры и выступления мимов, заботился  прежде  всего  о
благосостоянии своих подданных. Патриций не сеял в душах  горожан  ужас,  он
бросал его туда по зернышку.
   Патриций вздохнул и положил последнее донесение на высокую стопку рядом с
креслом.
   В детстве он как-то видел жонглера,  который  мог  удерживать  в  воздухе
дюжину  тарелок.  Чтобы   приступить   к   обучению   искусством   управлять
Анк-Морпорком,  городом,  который  кто-то  описал  как  "нечто  напоминающее
перевернутый вверх дном термитник без присущего последнему шарма", он должен
был проделать такой же трюк с сотней тарелок.
   Патриций глянул в окно, на возвышающуюся вдали громаду  Башни  Искусства,
которая была центром  Незримого  Университета,  и  рассеянно  спросил  себя,
сможет ли кто-нибудь из этих  старых  ослов-зануд  изобрести  лучший  способ
обработки  писанины.  Нет,  конечно.  Волшебник  просто  не  понимает  такой
элементарной штуки, как простейший гражданский шпионаж.
   Он снова вздохнул и взялся за расшифровку  того,  что  президент  Гильдии
Воров сказал своему заместителю  в  полночь  в  потайной  звуконепроницаемой
комнате, что за его ка