обы  он
завязывал.
   Дворецкий бродил в лабиринте подвалов, среди бочонков, разливая  вино  по
бутылкам и пробуя его.
   Состояние ожидания распространилось даже на  ворон,  обитающих  на  крыше
Башни Искусства, которая имела в высоту восемьсот футов и была,  по  слухам,
самым древним зданием в мире. Ее осыпающиеся каменные стены возносили высоко
над  городскими  крышами  пышный  миниатюрный  лесок,  в  котором   возникли
совершенно новые виды жуков и мелких млекопитающих. Поскольку в нынешние дни
люди  редко  поднимались  на  башню  -  ввиду   ее   неприятной   склонности
раскачиваться на ветру, - она находилась полностью в распоряжении  ворон.  И
сейчас черные птицы  летали  вокруг  нее  в  некотором  возбуждении,  словно
мошкара перед бурей. Пора бы кому-нибудь внизу обратить на них внимание.
   Вот-вот случится нечто ужасное.
   Но вы-то это понимаете, не так ли?
   Вы не единственный.
   - И что в них вселилось?  -  прокричал  Ринсвинд,  перекрывая  царящий  в
библиотеке гвалт.
   Библиотекарь пригнулся, уворачиваясь от переплетенного в  кожу  гримуара,
который вы летел с полки, но резко остановился,  задержанный  прикованной  к
шкафу  цепью.  Нырнув  вниз,  библиотекарь  перекатился  и  приземлился   на
"Малефисиево введение въ демонологию", которое без  устали  подпрыгивало  на
своей кафедре.
   - У-ук, - сказал он.
   Ринсвинд уперся плечом в подрагивающую книжную полку и коленями  запихнул
на место шелестящие гримуары. Шум стоял жуткий.
   Магические книги обладают чем-то вроде собственной жизни. У некоторых  ее
даже в избытке. К примеру,  первое  издание  Некроте-ликомникона  приходится
хранить между железными пластинами. "Истенное искуство  ле-ветации"  провело
последние полторы сотни лет наверху, на чердаке, а "Свот  сексуальной  магеи
Же Форджа" лежит в корыте со льдом в отдельной комнате,  и  строгое  правило
гласит, что его могут читать только волшебники, достигшие  восьмидесяти  лет
и, по возможности, мертвые.
   Но даже повседневные гримуары и инкунабулы  ерзали  и  нервничали,  точно
обитатели курятника, когда  что-то  вонючее  скребется  под  дверью.  Из-под
закрытых переплетов доносилось приглушенное царапанье, словно там  резвились
когти.
   - Что ты сказал? - крикнул Ринсвинд. - У-ук.
   - Точно!
   В качестве почетного помощника  библиотекаря  Ринсвинд  продвинулся  лишь
немногим дальше основ индексирования книг и хождения за бананами, так что он
искренне восхищался  тем,  как  библиотекарь  ковыляет  среди  подрагивающих
полок, тут проводя черной кожистой ладошкой по  трепещущему  переплету,  там
ободряя перепуганную энциклопедию несколькими успокаивающими звуками.
   Через какое-то время библиотека начала затихать, и Ринсвинд почувствовал,
что его спинные мускулы потихоньку расслабляются.
   Однако то был непрочный покой. Страницы то и дело шелестели. С отдаленных
полок доносилось зловещее поскрипывание переплетов.  После  приступа  паники
библиотека стала такой же настороженной и пугливой, как длиннохвостая  кошка
на фабрике по производству кресел-качалок.
   Библиотекарь приковылял по проходу обратно. На его лице, в которое  могла
влюбиться разве что шина от грузовика, играла вечная легкая усмешка,  но  по
тому, как орангутан заполз в свое гнездышко под столом и спрятал голову  под
одеяло, Ринсвинд понял, что тот крайне обеспокоен.
   Но  рассмотрите  Ринсвинда  повнимательнее,  пока   он   вглядывается   в
окружающие угрюмые полки. На Диске существует восемь уровней волшебства;  по
истечении шестнадцати лет обучения Ринсвинд не поднялся даже до первого.  По
сути дела, согласно вполне обоснованному мнению некоторых  его  наставников,
он не способен был дойти даже до нулевого уровня, присущего нормальным людям
с самого рождения. Кроме  того,  было  высказано  предположение,  что  когда
Ринсвинд умрет, средняя способность человеческой расы к усвоению  оккультных
наук резко повысится.
   Ринсвинд высок и тощ, его подбородок украшает общипанная  бород  енка  из
тех, которые носят люди, обделенные природой искусством  носить  бороды.  Он
одет в темно-красный балахон, который видел лучшие дни, а возможно, и лучшие
десятилетия. Но вы сразу узнаете в нем волшебника, потому что Ринсвинд носит
остроконечную шляпу с волнистыми полями,  на  которой  кто-то,  кто  владеет
орфографией еще хуже,  чем  иголкой,  большими  серебряными  буквами  вышил:
"Валшэбник". Сверху шляпу венчает звезда, потерявшая большую часть блесток.
   Нахлобучив шляпу  на  голову,  Ринсвинд  протиснулся  в  старинные  двери
библиотеки и вылез на золотистый  дневной  свет.  Снаружи  царили  тишина  и
покой, нарушаемые лишь истерическим карканьем ворон, кружащих  вокруг  Башни
Искусств.
   Ринсвинд какое-то время наблюдал за ними. Университетские вороны - не  из
робкого десятка. Их не так-то легко вывести из равновесия...
   С другой стороны...
   ...Небо было мирного  бледно-голубого  цвета  с  золотистым  оттенком,  и
несколько  пушистых  облачков  высоко  над  головой   отливали   розовым   в
удлиняющихся лучах солнца. Старые каштаны в четырехугольном внутреннем дворе
вовсю цвели. Из открытого окна доносились звуки скрипки,  на  которой  играл
какой-то студент-волшебник - причем, играл довольно плохо. Вряд ли  подобную
картину можно назвать зловещей.
   Ринсвинд прислонился спиной к теплым камням стены. И заорал.
   Здание била дрожь. Он почувствовал,  как  она  передается  его  ладони  и
поднимается по рукам  -  едва  уловимая  пульсация,  причем  именно  на  той
частоте, которая присуща неконтролируемому ужасу. Сами камни были напуганы.
   Услышав  слабое  позвякивание,  Ринсвинд   в   страхе   посмотрел   вниз.
Декоративная крышка люка откинулась, и  из  дыры  высунулись  усы  одной  из
университетских крыс. Выбравшись наружу, она бросила на Ринсвинда  отчаянный
взгляд и пробежала мимо. За ней последовали дюжины ее соплеменниц. Некоторые
из крыс были одеты в нарядные одежки, но сие зрелище в  Университете  никого
не  удивляло  -  высокий  уровень  фоновой  магии   проделывает   с   генами
удивительные вещи.
   Оглянувшись по сторонам, Ринсвинд увидел вокруг себя ручейки  серых  тел,
устремляющиеся к наружной стене. Рядом с ухом зашелестел плющ,  и  несколько
крыс, бесстрашно прыгнув на плечо Ринсвинда, соскользнули по  его  балахону.
Во всех остальных отношениях они полностью проигнорировали волшебника,  что,
опять-таки, было неудивительно. Ринсвинда игнорировало большинство существ.
   Он повернулся, бросился в здание Университета и бежал,  взбивая  коленями
подол балахона, пока не достиг кабинета казначея.  Он  забарабанил  в  дверь
кулаками, и та со скрипом отворилась. -  А-а.  Ты,  гм,  Ринсвинд,  если  не
ошибаюсь? - без особого энтузиазма проговорил казначей. - Ну, в чем дело?
   - Мы тонем!
   Какое-то время казначей непонимающе  таращился  на  волшебника.  Казначея
звали Лузган. Он был высоким, жилистым и выглядел так, словно все предыдущие
жизни прожил в облике лошади и ему едва-едва удалось избежать той же  участи
в  жизни  теперешней.  У  общающихся  с  ним  людей  создавалось  устойчивое
впечатление, что он смотрит на них зубами.
   - Тонем?
   - Ну да! Крысы бегут из Университета! Казначей смерил Ринсвинда еще одним
взглядом.
   - Ты заходи, заходи, - мягко пригласил он. Ринсвинд вместе с ним  пересек
темную комнату с низким потолком и выглянул в окно. Оно выходило  на  сад  и
раскинувшуюся за ним реку, мирно сочащуюся к морю.
   - Ты случайно, гм, не перегибаешь? - осведомился казначей.
   - Перегибаю? - с виноватым видом переспросил Ринсвинд.
   - Видишь ли, это здание, - сообщил казначей и, как поступают  большинство
волшебников, столкнувшихся с головоломной загад- А кой, принялся сворачивать
себе сигарету. - а Не корабль. Знаешь, иногда их можно отли-  Ц",  чить.  По
отсутствию дельфинов, резвящихся у носа, по  недостаче  бортов.  Вероятность
того, что мы пойдем ко дну, крайне мала. Иначе, гм, нам пришлось бы спустить
команду в сараи и грести к берегу. Гм?
   - Но крысы...
   - Наверное, в гавань пришел корабль  с  зерном.  Какой-то,  гм,  весенний
ритуал.
   - А еще я почувствовал, что здание дрожит, - несколько неуверенно доложил
Ринсвинд.
   Здесь, в  тихой  комнатушке  с  камином,  в  котором  потрескивал  огонь,
происшедшее казалось, мягко сказать, нереальным.
   - Случайные толчки. Может, гм. Великий А'Туин икнул. Так что, гм,  возьми
себя в руки. Ты сегодня ничего не пил?
   - Нет!
   - Гм. А хочешь?
   Лузган неслышными шагами подошел к буфету из темного дуба,  вытащил  пару
бокалов и наполнил их водой из кувшина.
   - В это время дня у меня лучше всего  получается  шерри,  -  заметил  он,
простирая руки над стаканами. - Тебе, гм, какое - сладкое или сухое?
   - Гм, нет, - помотал головой Ринсвинд. - Возможно, ты прав. Наверное, мне
стоит немножко отдохнуть.
   - Хорошая мысль. Ринсвинд брел по промозглым каменным коридорам. Время от
времени он прикасался рукой к стене и  вроде  как  прислушивался,  но  потом
качал головой.
   Пересекая внутренний двор, он  увидел,  как  полчища  мышей  переваливают
через перила балкона и со всех лап несутся к реке. Даже  земля,  по  которой
они бежали, двигалась. Присмотревшись, Ринсвинд понял, что все вокруг усеяно
муравьями.
   Это были  не  обыкновенные  муравьи.  Магия,  столетиями  просачивавшаяся
сквозь стены  Университета,  сотворила  с  ними  нечто  странное.  Некоторые
муравьи толкали  малюсенькие  тачки,  другие  ехали  верхом  на  жуках,  но,
главное, все они как можно быстрее покидали Университет.  Трава  на  лужайке
ходила волнами.
   Ринсвинд поднял глаза и узрел видавший  виды  полосатый  матрас,  который
высунулся из окна на верхнем этаже и  тяжело  шлепнулся  вниз,  на  каменные
плиты. Полежав немного, будто бы переводя дух, матрас приподнялся над землей
и целеустремленно поплыл через лужайку, двигаясь  прямо  на  Ринсвинда.  Тот
едва успел убраться с его дороги. Матрас унесся  вдаль,  но  Ринсвинд  успел
таки  услышать  тоненькое  попискивание  и  заметить  выглядывающие   из-под
бугрящейся ткани тысячи крошечных ножек.  Решительно  шагающих  ножек.  Даже
клопы снялись с места, а матрас прихватили с  собой,  решив,  что  не  стоит
бросать  столь  удобные  апартаменты.  Один  из  клопов  приветливо  помахал
Ринсвинду лапкой и пропищал какое-то приветствие.
   Ринсвинд попятился, но вдруг его ног что-то  коснулось,  и  он  буквально
заледенел. Оглянувшись, он увидел каменную скамью.  Во  всяком  случае,  она
удирать не собиралась. Он с признательностью опустился на сиденье.
   "Этому наверняка есть какое-то естественное объяснение, - подумал  он.  -
Или, по крайней мере, неестественное."
   С противоположного конца  лужайки  донесся  скребущий  звук,  и  Ринсвинд
повернул голову.
   Этому   естественного   объяснения   быть   не   Могло.   С    немыслимой
медлительностью сползая по парапетам и водосточным  трубам,  крышу  покидали
горгульи-водометы. Причем их исход сопровождался абсолютным молчанием,  если
не считать изредка раздающегося скрежета камня о камень.
   Жаль,  что  Ринсвинд  никогда  не  наблюдал  низкокачественных   подборок
стоп-кадров, не то он бы точно знал,  как  описать  представшее  его  глазам
зрелище.   Химеры   не   двигались,   их   перемещение   напоминало    серию
демонстрируемых  с  большой  скоростью   картинок.   Жиденькой   процессией,
состоящей из клювов, грив, крыльев, когтей  и  голубиного  помета,  горгульи
ковыляли мимо Ринсвинда. - Что происходит? - пискнул он.  Какая-то  тварь  с
мордой гоблина, телом гарпии и куриными ногами несколькими короткими рывками
повернула голову и заговорила. Голос ее походил на пищеварительный процесс в
недрах горы (хотя эффект  от  глубокого,  резонирующего  звука  был  здорово
подпорчен тем, что горгулья никак не могла закрыть рот).
   - Уэсник иет! Асайся!
   - Извини? - переспросил Ринсвинд.
   Но горгулья уже прошла мимо и теперь неуклюже  ковыляла  через  старинную
лужайку.
   Целых десять секунд Ринсвинд сидел и тупо смотрел в  никуда,  после  чего
слабо вскрикнул и сорвался с места.
   Остановился он, лишь когда добежал до своей комнаты в здании  библиотеки.
Честно говоря, комната была не  ахти  какая,  поскольку  ее  использовали  в
основном для хранения старой мебели. Зато это был дом.
   У одной из утопающих в тени стен стоял  шкаф.  Не  из  тех,  современных,
годных лишь на то, чтобы в них  заскакивали  нервные  любовники,  когда  муж
раньше  времени  возвратится  домой.  Нет,  это   было   старинное   дубовое
сооружение, черное,  как  сама  ночь.  В  его  пыльных  глубинах  рыскали  и
размножались одежные вешалки, а по днищу бродили орды облупившихся  ботинок.
Вполне возможно, что шкаф служил потайной дверью в сказочные миры, но  из-за
бьющего наповал запаха нафталина никто никогда не пытался выяснить это.
   На шкафу, завернутый в обрывки желтеющей бумаги  и  старые  чехлы,  лежал
большой, окованный латунными полосками ящик. Он  отзывался  на  имя  Сундук.
Причина, по которой Сундук  согласился  принадлежать  винду,  была  известна
только Сундуку, а он ее никому не раскрывал. За  всю  историю  существования
дорожных аксессуаров ни за одним  предметом  не  числилось  столько  тайн  и
тяжких телесных  повреждений.  Судя  по  описаниям,  Сундук  был  наполовину
чемодан, наполовину маньяк-убийца. Он обладал множеством необычных  качеств,
которые могут вскорости проявиться, а могут и не проявиться, но в  настоящий
момент лишь одно отличало его от любого другого окованного латунью  сундука.
Он храпел, издавая пронзительный скрежет, как будто  кто-то  медленно  пилил
бревно.
   Сундук  мог  быть  волшебным.  Мог  внушать  ужас.  Но  в  глубине  своей
загадочной души он был сродни любому  другому  багажу  во  всей  многомерной
Вселенной и предпочитал проводить зиму в спячке на шкафу.
   Ринсвинд колотил по  нему  метлой  до  тех  пор,  пока  пилящий  звук  не
прекратился, после чего волшебник заполнил карманы всякой всячиной,  изъятой
из ящика из-под бананов (он же - туалетный столице), и направился  к  двери.
Ринсвинд не мог не заметить, что его матрас исчез, но это не имело  значения
- почему-то он был совершенно уверен, что ему больше не доведется  спать  на
матрасе.
   Сундук с солидным шлепком сверзился на  пол  и  с  крайней  осторожностью
поднялся на сотни маленьких розовых ножек. Немного покачавшись взад-вперед и
проверив по очереди каждую ногу, он открыл крышку и зевнул.
   - Ты идешь или нет?
   Крышка резко  захлопнулась.  Сундук,  шаркая  ногами  по  полу,  совершил
сложный маневр, в результате которого развернулся к двери передом, и потопал
за хозяином.
   В  библиотеке  все  еще  ощущалась  напряженность,  и  время  от  времени
слышалось  по-звякивание  цепей  и  приглушенное   похрусты-вание   страниц.
Ринсвинд сунул руку под стол и  нащупал  библиотекаря,  который  по-прежнему
сидел съежившись под своим одеялом.
   - Пошли, говорю!
   - У-ук.
   - Я тебя угощу выпивкой, - в отчаянии пообещал Ринсвинд.
   Библиотекарь приподнялся, словно четы-рехногий паук.
   - У-ук?
   Ринсвинд почти волоком вытащил его за дверь библиотеки. К главным воротам
он  не  пошел,  но  направился  к  участку  стены,  который  был  ничем   не
примечательным  во  всех  отношениях,  кроме  одного:  хитроумные   студенты
расшатали здесь несколько  камней  и  вот  уже  в  течение  двух  тысяч  лет
ненавязчиво пользовались этих ходом, чтобы  удирать  из  Университета  после
отбоя. Однако Ринсвинду не суждено было добраться до цели. Сделав  несколько
шагов, он неожиданно остановился.  Библиотекарь,  естественно,  не  замедлил
врезаться в него, а Сундук - в них обоих.
   - У-ук!
   - О боги, - пробормотал Ринсвинд. - Вы только посмотрите!
   - У-ук?
   Сквозь решетку, находящуюся неподалеку от кухонь, тек  сверкающий  черный
поток. Свет ранних вечерних звезд отражался от  миллионов  крошечных  черных
спинок. Но  вовсе  не  тараканы  так  расстроили  винда,  нет.  Все  дело  в
решимости, с которой они шагали - нога в ногу, по сотне в ряд. Как и  прочие
неофициальные обитатели Университета, тараканы обладали несколько необычными
чертами, но в топоте миллиардов маленьких ножек, одновременно ударяющихся  о
камни, было что-то особенно неприятное.
   Ринсвинд осторожно перешагнул  через  марширующую  колонну.  Библиотекарь
перепрыгнул через нее.
   Сундук последовал за  ними,  произведя  хруст,  словно  кто-то  станцевал
чечетку на мешке с чипсами.
   Покидать Университет все равно пришлось через ворота вместе с  насекомыми
и маленькими перепуганными грызунами. Сундук не умел лазать по стенам,  зато
умел проходить сквозь них,  причиняя  необратимый  ущерб,  поэтому  Ринсвинд
предпочел не рисковать. Выйдя за ворота,  волшебник  решил,  что  если  пара
кружек пива, выпитых в спокойной обстановке, не позволят ему увидеть вещи  в
совершенно ином свете, то еще несколько кружечек, возможно, помогут  достичь
желаемого.  Во  всяком  случае,  попытаться  стоило.  Вот   почему   он   не
присутствовал на обеде в Главном зале. И это оказался самый важный  обед  из
тех, что Ринсвинд в своей жизни пропустил.
   За университетской стеной что-то слабо звякнуло, и  за  торчащие  наверху
штыри уцепился крюк. Мгновение спустя стройная, одетая в черное фигура легко
соскочила во двор Университета и бесшумно двинулась в сторону Главного зала,
где вскоре затерялась в тени.
   Ее все равно никто не  заметил  бы.  С  другой  стороны  университетского
городка к воротам приближался чудесник. Там, где его  ноги  касались  камней
мостовой, потрескивали голубые искры и испарялась вечерняя роса.
   Было очень жарко.  Огромный  камин  у  расположенной  по  вращению  стены
Главного зала раскалился почти добела. Волшебники плохо переносят холод, так
что жар от ревущих поленьев без труда плавил свечи, находящиеся  в  двадцати
футах от камина. Лак, нанесенный на длинные столы, пузырился и кипел. Воздух
над собравшейся компанией был сизым от табачного дыма,  который,  клубясь  в
случайных потоках магии, принимал  самые  необычные  формы.  На  центральном
столе лежал зажаренный поросенок с выражением крайнего раздражения на  морде
- его зарезали, не дождавшись, пока он доест свое яблоко. Сделанная из масла
модель Университета потихоньку растворялась в лужице жира.
   Пиво здесь лилось рекой. Раскрасневшиеся, довольные волшебники  распевали
старинные застольные песни, в ходе исполнения  которых  полагалось  от  души
хлопать себя по коленям и кричать: "Хо!". Единственным возможным оправданием
для такого рода развлечений  служит  тот  факт,  что  волшебники  дают  обет
безбрачия и им приходится развлекаться любыми другими доступными способами.
   Еще одной причиной всеобщего  праздничного  настроения  было  то,  что  в
данный момент ни один волшебник не пытался прикончить другого. В  магических
кругах такое положение дел не совсем обычно.
   Высшие уровни волшебной иерархии - крайне опасное место. Каждый волшебник
старается подсидеть вышестоящих и одновременно наступить на пальцы тем,  кто
карабкается снизу. Сказать, что волшебники по  натуре  склонны  к  здоровому
соревнованию, - все равно что заявить, что пираньи от природы слегка кусачи.
Однако с тех самых  пор,  как  великие  Магические  войны  опустошили  целые
области Диска, волшебникам было запрещено  улаживать  свои  разногласия  при
помощи магических средств, поскольку это доставляет множество  неприятностей
широким слоям населения. Кроме того, зачастую очень трудно определить, какая
из образовавшихся лужиц дымящегося жира является победителем. Так что теперь
волшебники традиционно прибегают к помощи ножей, изощренных ядов, скорпионов
в туфлях и уморительных ловушек, составной частью  которых  является  острый
как бритва маятник.
   Однако убивать своих братьев-волшебников в День  Мелких  Богов  считалось
крайне дурным тоном, так что  все  позволили  себе  несколько  оттянуться  и
ос