трещины  в
камнях.
   В пустыне можно жить. Или по крайней мере выжить...
   Возвращение в Омнию всего-навсего вопрос времени. Еще один день...
   Ворбис плелся немного позади него. Он ничего не говорил, и, когда  с  ним
заговаривали, не подавал ни единого признака, что понял, что ему сказали.
   Ом, гремя в Брутином  мешке,  начал  ощущать  острую  депрессию,  которая
накатывает на любого реалиста в присутствии горячего оптимиста.
   Искаженные тона "Стальные когти разорвут безбожников" неслись вдаль.
   - Мы живы, - сказал Брута.
   - Теперь.
   - И мы не далеко от дома.
   - Да?
   - Я видел дикую козу среди скал чуть раньше.
   - Их по-прежнему много вокруг.
   - Коз?
   - Богов. И те, что были прежде, были ничтожны, уверяю тебя.
   - В смысле?
   Ом усмехнулся: "Это ведь  логично,  разве  нет?  Подумай.  Более  сильные
крутятся с краю, где есть верую... в смысле,  люди.  А  слабых  оттесняют  в
пески, куда люди забредают редко..."
   - Сильные боги, - сказал Брута задумчиво. - Боги,  знающие,  каково  быть
сильными.
   - Верно.
   - Не те боги, которые знают, каково быть слабыми.
   - Что? Они не продержаться и пяти минут. В этом мире бог пожирает бога.
   - Пожалуй, это кое-что объясняет  в  природе  богов.  Сила  -  врожденное
качество. Как грех.
   Его лицо омрачилось.
   - Вот только... не так. В  смысле,  грех.  Я  думаю,  пожалуй,  когда  мы
вернемся, я поговорю с некоторыми людьми.
   - Ох, и они послушают, да?
   - Говорят, мудрость приходит их пустынь.
   - Лишь та мудрость, которую хотят люди. И грибы.
   Когда солнце начало взбираться, Брута подоил козу. Она терпеливо  стояла,
пока Ом успокаивал ее мысли. И Ом не предлагал ее убить, заметил Брута.
   Они снова нашли тень. Здесь это были кусты, низкие, усаженные  колючками,
каждый крошечный листочек скрывался за баррикадой из шипов.
   Ом подождал немного, но  маленькие  боги  окраины  были  хитрее  и  менее
настырные. Они придут, возможно в полдень, когда солнце превратит ландшафт в
адское сияние. Он услышит их. А тем временем можно поесть.
   Он пробрался сквозь кусты, шипы которых безвредно ломались о его панцирь.
Он  миновал  другую  черепаху,  не  населенную  богом,   и   одарившую   его
неопределенным взглядом, которым пользуются черепахи, когда они раздумывают,
годиться ли то, что тут находится,  для  того,  чтобы  съесть  или  заняться
любовью, что является единственными мыслями в мозгу нормальной черепахи.  Он
обошел ее, и обнаружил несколько листьев, пропущенных ею.
   Время от времени поднимал голову над песком и наблюдал за спящими.
   А потом он увидел, как  Ворбис  сел,  огляделся,  медленно  и  методично,
поднял камень, внимательно его изучил, а затем опустил его резко  на  голову
Бруты.
   Брута даже не застонал.
   Ворбис встал и зашагал напрямую к кустам, скрывавшим  Ома.  Он  раздвинул
ветви, не обращая внимания на шипы, и вытащил черепаху, встреченную Омом.
   Одно мгновение она висел, медленно двигая ногами, пока дьякон  не  бросил
ее с размаха на камни.
   Потом он с натугой поднял Бруту, перекинул его через плече и  двинулся  в
сторону Омнии.
   Все произошло за несколько секунд.
   Ом пытался остановить автоматически втягивающиеся под  панцирь  голову  и
ноги, инстинктивную паническую реакцию черепахи.
   Ворбис уже исчезал за скалами.
   Он исчез.
   Ом  начал  двигаться  вперед,  потом  нырнул  под  панцирь,  когда   тень
промелькнула над  землей.  Это  была  знакомая  тень,  наполнявшая  черепаху
ужасом.
   Орел скользнул вниз и  вперед  к  точке,  где  сучила  лапками  ударенная
черепаха, и, с небольшой паузой  на  остановку,  схватил  рептилию  и  взмыл
обратно в небо длинными, медлительными взмахами крыльев.
   Ом провожал его взглядом,  пока  он  не  превратился  в  пятно,  а  потом
наблюдал, как меньшая точка отделилась и закувыркалась вниз на скалы.
   Орел медленно опустился, готовясь поесть.
   Бриз зашумел в колючках кустов и пошевелил песок. Ому  казалось,  что  он
слышит колкие издевательские голоса всех маленьких богов.
   ***
   Св. Унгулант, стоя на своих костистых коленях, разломил жесткий  раздутый
лист каменного дерева.
   Славный парень, подумал он. Много разговаривает сам с собой, но  чего  же
еще ждать. Пустыня забирает некоторых вроде него, верно, Ангус?
   - Верно, сказал Ангус.
   Ангус не пожелал немного солоноватой воды. Он сказал, что у него  от  нее
газы.
   - Как тебе угодно, - сказал Св. Унгулант,  -  Хорошо,  хорошо!  А  вот  и
небольшое угощение.
   Здесь, в открытой пустыне не слишком часто попадается Chilopoda aridus, а
здесь было целых три, все под одним камнем.
   Ведь смешно, как приятно что-нибудь пожевать даже  после  хорошего  обеда
Petit porc roti avec pommes de terre nouvelles et legumes du jour  et  biere
glacee avec figment de l'imangination.
   Он выковыривал ножки второй из зубов,  когда  лев  взобрался  на  вершину
ближайшей дюны позади него.
   Лев ощущал странное чувство  благодарности.  Он  чувствовал,  что  должен
оторваться от отличной еды, которая буквально  сама  в  рот  лезла,  и,  так
сказать, воздержаться от поедания ее, вроде как  символически.  А  тут  было
куда больше еды, не обращающей на него никакого внимания. Ну, этой он  ничем
не обязан.
   Он подался вперед, перешел на бег.
   В неведении о судьбе своей, Св. Унгулант занялся третьей стоножкой.
   Лев прыгнул...
   Дела обернулись бы очень плохо для Св. Унгуланта, если бы Ангус не хватил
льва камнем прямо за ухом.
   ***
   Брута стоял в пустыне, только песок  был  черен,  как  небо,  и  не  было
солнца, однако все было ярко освещено.
   Ах, подумал он. Так вот что такое сны.
   Здесь были тысячи людей, пересекающих пустыню. Они не  обращали  на  него
внимания. Они шли, словно совершенно не подозревали, что находятся в  центре
толпы.
   Он пытался помахать им, но был прикован к месту. Он пытался говорить,  но
слова умирали у него во рту.
   А потом он проснулся.
   ***
   И первое, что он увидел, был свет, косо падающий из окна. Напротив  света
была пара кистей, сложенных в знак святых рогов.
   С некоторым трудом, ибо  голова  его  кричала  на  него  от  боли,  Брута
проследил вдоль по кистям и паре рук  к  тому  месту,  где  они  соединялись
недалеко от склоненной головы ...
   - Брат Намрод?
   Наставник послушников взглянул вверх.
   - Брута?
   - Да?
   - Слава Ому!
   Брута изогнул шею, чтобы оглядеться.
   - Он тут?
   - тут? Как ты себя чувствуешь?
   - Я...
   его голова болела, в спине было такое ощущение, словно она была в огне, и
глухая боль ощущалась в коленях.
   - Ты страшно обгорел, - сказал Намрод.  -  и  страшно  ударился  головой,
когда упал.
   - Где упал?
   - упал? Со скал. В пустыне. Ты был с Пророком,  -  сказал  Намрод.  -  Ты
ходил с пророком. Один из моих послушников.
   - Я помню... пустыню...- сказал Брута, осторожно дотрагиваясь до  головы.
- Но... Пророк...?
   - Пророк. Ходят слухи, что тебя могут сделать епископом, а то и Ясьмем, -
сказал Намрод. -  Знаешь  ведь,  есть  прецедент.  Самый  Святой  Бобби  был
произведен в епископы, ибо он был в пустыне с  Пророком  Оссори,  а  он  был
ослом.
   - Но я не ... помню... никакого Пророка. Были только я и ...
   Брута остановился. Намрод сиял.
   - Ворбис?
   - Он снисходительнейше поведал мне об этом, - сказал Намрод. - Мне выпала
честь находиться в Месте Плача, когда он прибыл.  Это  было  как  раз  после
молитв Сестины. Ценобриарх как раз отбывал... ну, да ты знаешь церемонию.  А
тут, объявляется Ворбис. Покрытый пылью в сопровождении осла. Боюсь, ты  был
на перекинут через спину осла.
   - Я не помню осла, - сказал Брута.
   - осла. Он взял его на одной из ферм. С ним была целая толпа!
   Возбуждение буквально хлестало из Намрода.
   - И он объявил месяц Джаддру, и двойную епитимью,  и  Консул  вручил  ему
Палку и Узду, и Ценобриарх ушел в отшельничество в Скант!
   - Ворбис - восьмой Пророк, - сказал Брута.
   - Пророк. Конечно.
   - А... тут была черепашка? Он упоминал что-либо о черепахе?
   - черепахе? Причем тут черепаха? - выражение Намрода  смягчилось.  -  Но,
конечно, Пророк говорил, что солнце повлияло на тебя.  Он  говорил,  что  ты
бредил - извини меня - о множестве странных вещей. Он сидел у твоей  постели
три дня. Это было... воодушевляюще.
   - Как давно... мы вернулись?
   - вернулись? Почти неделя.
   - Неделя!
   - Он сказал, что путешествие очень тебя измотало.
   Брута смотрел в стену.
   - И он оставил указание доставить тебя к нему, как только  ты  придешь  в
полное сознание, - сказал Намрод. - Он был  очень  категоричен  относительно
этого. - Тон его голоса говорил, что он не был полностью уверен в  состоянии
сознания Бруты, даже теперь. - Ты думаешь, ты способен дойти? Я могу послать
нескольких послушников, чтобы они тебя отнесли, если хочешь.
   - Я должен пойти и увидеться с ним сейчас?
   - сейчас. Незамедлительно. Я думаю, ты захочешь поблагодарить его.
   ***
   Об этих областях Цитадели Брута знал только понаслышке. Брат Намрод  тоже
никогда их не видел. Хотя он и не был специально упомянул в повестке, однако
прибыл, с важным видом суетясь вокруг Бруты в  то  время  как  двое  крепких
послушников несли его на чем-то вроде паланкина, обычно  используемого  куда
более дряхлыми пожилыми клириками.
   В центре Цитадели, позади Святилища, находился окруженный стенами  садик.
Брута оглядел его взглядом  эксперта.  На  голой  скале  не  было  ни  дюйма
натуральной почвы; каждая лопата, в которой росли эти тенистые деревья, была
принесена вручную.
   Ворбис был там, в окружении  епископов  и  Ясьмей.  Он  оглянулся,  когда
прибыл Брута.
   - А, мой компаньон по пустыне, - сказал он дружески.  -  Брат  Намрод,  я
верю. Братья  мои,  мне  хотелось  бы,  чтобы  вы  знали,  что  я  собираюсь
произвести нашего Бруту в архиепископы.
   Раздалось очень слабое бормотание изумления со стороны клириков, а  потом
звук прочищаемого  горла.  Ворбис  взглянул  на  Епископа  Трима,  архивиста
Цитадели.
   - Ну, практически он даже не рукоположен, - с  сомнением  сказал  Епископ
Трим. - Но, конечно, все мы знаем, что был прецедент.
   - Осел Оссори, - сказал  Брат  Намрод  быстро.  Он  закрыл  рот  рукой  и
покраснел от стыда и смущения.
   Ворбис улыбнулся.
   - Добрый Брат Намрод верно указал,- произнес он.  -  И  он  тоже  не  был
рукоположен, разве что в те дни обращали меньше внимания на подготовку.
   Раздался хор нервических смешков, какие всегда исходят от людей, чьи дела
и самая жизнь находятся во власти человека, только  что  не  слишком  весело
пошутившего.
   -  Однако,  осел  был  произведен  только  в  епископы,-  сказал  Епископ
"Смертник" Трим.
   - Должность, для которой он крайне подходил, - колко сказал Ворбис.  -  А
теперь, все удалитесь. Включая Субдьякона Намрода, - добавил он. Намрод  при
этом резком повышении перешел от краски к белизне. -  Но  Архиепископ  Брута
пусть останется. Мы желаем поговорить.
   Духовенство испарилось.
   Ворбис сел на каменный стул под старшим  деревом.  Оно  было  огромным  и
древним, совершенно не похожим на своих недолговечных собратьев  за  стенами
сада, на нем зрели ягоды.
   Пророк сел, положив локти на каменные подлокотники  стула,  сцепив  перед
собой руки, и одарил Бруту долгим медленным взглядом.
   - Ты... восстановился? - сказал он в конце концов.
   - Да, лорд, - сказал Брута. - Но, лорд, я не могу быть  епископом,  я  не
могу даже...
   - Уверяю тебя, это занятие не требует  большой  интеллигентности,  сказал
Ворбис. - Если бы было иначе, епископы не справились бы с ним.
   Наступила следующая долгая пауза.
   Когда Ворбис заговорил в следующий раз, это звучало, словно каждое  слово
лебедкой поднималось с великих глубин.
   - Мы говорили однажды, не правда ли, о природе реальности?
   - Да.
   - И о том,  как  часто  то,  что  воспринимается,  не  является  воистину
истиной?
   - Да.
   Следующая пауза. Высоко над головой кружил орел, выискивая черепах.
   - Я уверен, твои воспоминания о блужданиях по пустошам помутнены  у  тебя
сохранились бессвязные воспоминания...
   - Нет.
   - Этого и следовало ожидать. Солнце, жажда, голод...
   - Нет, лорд. Мою память не легко помутить.
   - О, да. Припоминаю.
   - И я тоже, лорд.
   Ворбис медленно повернул голову,  искоса  глядя  на  Бруту,  так,  словно
пытался спрятаться позади собственного лица...
   - В пустыне Великий Бог Ом говорил со мной.
   - Да, лорд. Говорил. Каждый день.
   - Ты возвеличишься, если будешь просто верить, Брута.  Когда  это  станет
ведомо людям, я стану великим судией.
   - Да, лорд. Лорд?
   - Да, мой Брута?
   - Намрод сказал, что вы вели меня через пустыню, лорд.
   - Помнишь, что  я  сказал,  о  фундаментальной  истине,  Брута?  Конечно,
помнишь. Это была пустыня в физическом смысле, конечно, но есть еще  пустыня
души. Мой Бог вел меня, а я вел тебя.
   - Ах. Да. Понял.
   Над головами, выписывающая спирали  точка,  являющаяся  орлом,  казалось,
зависла на мгновение в воздухе. Потом он сложил крылья и упал...
   - Многое было дано мне в пустыне, Брута. Многое было постигнуто. Теперь я
должен поведать миру. Это долг пророка. Идти туда,  где  другие  не  были  и
принести правду об этом.
   ...быстрее ветра, его мозг и все тело существовали лишь как туман  вокруг
отвесной целеустремленности цели...
   - Я не ожидал, что это случится так скоро, но Ом вел меня на путях  моих.
И  теперь,  когда  в  наших   руках   власть   Ценобриарха,   мы   должны...
воспользоваться этим.
   Где-то далеко среди холмов орел устремился  вниз,  поднял  нечто  и  стал
набирать высоту...
   - Я всего лишь послушник, Лорд Ворбис. Я не епископ, даже если все  будут
меня так называть.
   - Ты привыкнешь.
   Зарождение идеи в голове Бруты происходило очень долго, но как раз сейчас
нечто  начало  наклевываться.  Нечто  о  том,  как  Ворбис  сидит,  нечто  о
натянутости в его голосе.
   Ворбис боялся его.
   Почему меня? Из-за пустыни? Какая разница? На сколько я знаю, это  всегда
так: возможно, это осел вез Оссори по пустыне, нашел воду, затоптал насмерть
льва.
   Из-за Эфебы? Кто будет слушать? Какая разница? Он - Пророк и  Ценобриарх.
Он мог бы просто убить меня, и все. Все что он делает - непогрешимо. Все что
он говорит - истина.
   Фундаментальная истина.
   - У меня есть кое-что, что может удивить тебя, сказал Ворбис  вставая.  -
Ты можешь идти?
   - О, да. Намрод просто был добр. Это всего лишь солнечный удар.
   Когда они двинулись, Брута увидел нечто, чего не заметил прежде.  В  саду
были члены  Святой  Гвардии,  вооруженные  луками.  Они  находились  в  тени
деревьев, или среди кустов - не слишком явно, но все-таки укрытые.
   Ступени вели из сада в лабиринт подземных тоннелей и комнат, лежащих  под
Святилищем и, разумеется, всей Цитаделью. Бесшумно пара стражей плыла позади
них на почтительном расстоянии.
   Брута проследовал за Ворбисом через тоннели в квартал ремесленников,  где
печи и мастерские сгрудились вокруг одной широкой, глубокой световой  шахты.
Дымы и чад вздымались вокруг вытесанных в скале стен.
   Ворбис направлялся прямиком к просторному  алькову,  сияющему  красным  в
пламени печей. Несколько работающих сгрудились вокруг  чего-то  обширного  и
изогнутого.
   - Там, - сказал Ворбис. - Как тебе?
   Это была черепаха.
   Литейщики сделали отличную вещь, вплоть до узора на панцире и  чешуек  на
лапах. Она была примерно восьми футов в длину.
   Брута слышал отрывистые звуки в ушах, когда Ворбис говорил.
   - Они распространяют ядовитую  ересь  о  черепахах,  не  правда  ли?  Они
думают, что живут на спине Великой Черепахи. Ну так пусть умирают на ней.
   Теперь Брута увидел оковы, прикрепленные к каждой железной лапе. Мужчина,
или женщина, с  великим  дискомфортом  лежали  бы  распростертыми  на  спине
черепахи, прикованные крепко за кисти и лодыжки.
   Он наклонился. Да, внизу была  топка.  В  некоторых  отношениях  Квизиция
неизменна.
   Такое количество железа веками будет  раскаляться  до  температуры  боли.
Много времени, стало быть, чтобы все взвесить...
   - Что ты об этом думаешь? - сказал Ворбис.
   Видение будущего вспыхнуло в голове Бруты.
   - Изобретательно, - сказал он.
   - И это станет спасительным уроком для всех остальных, склонных сбиваться
с пути истинного знания, - сказал Ворбис.
   - Когда вы собираетесь, ух, продемонстрировать это?
   - Я думаю, случай подвернется сам, - сказал Ворбис.
   Когда Брута выпрямился, Ворбис глядел на него  столь  пристально,  словно
читая его задние мысли.
   - А теперь, пожалуйста, оставь нас, - сказал Ворбис.  -  Отдыхай  сколько
сможешь... сын мой.
   ***
   Брута медленно шел по Дворцу, глубоко погруженный в непривычные мысли.
   - День, Ваше Преподобие.
   - Ты уже знаешь?
   Провались-я-на-этом-месте Дблах засиял поверх своего лотка  с  тепловатым
ледяным шербетом.
   -  Дошли  слухи,  -  сказал  он.  -  Вот,  возьми   плитку   Клатчанского
Наслаждения. Даром. По рукам?
   Место  было  забито  больше  обычного.  Даже  Дблаховы  горячие   пирожки
расходились, как горячие пирожки.
   - Беспокойно сегодня, - сказал Брута, едва  ли  задумываясь  о  том,  что
говорил.
   - Время Пророка, видишь ли, - сказал Дблах, - когда Великий Бог объявляет
себя миру. И если ты думаешь, что сегодня людно, ты  не  сможешь  развернуть
козу здесь через несколько дней.
   - А что тогда произойдет?
   - С тобой все в порядке? Ты выглядишь несколько чахлым.
   - Что тогда произойдет?
   - Законы. Ты знаешь. Книга Ворбиса? Я предполагаю...- Дблах наклонился  к
Бруте - не можешь намекнуть, а? Я предполагаю,  Великий  Бог  не  собирается
сказать чего - ни будь полезного в интересах пищевой промышленности?
   - Не знаю. Я думаю, он захочет, чтобы люди выращивали больше салата.
   - Действительно?
   - Это всего лишь предположение.
   Дблах зловеще рассмеялся. - О, да, но это твое предположение. Намек столь
же остер, как тычок острой палкой мертвому верблюду, как говорится. Я  знаю,
где я смогу запросто прибрать  к  рукам  несколько  акров  хорошо  орошаемой
земли. Пожалуй, стоит купить сейчас, раньше всех?
   - Не вижу в этом ничего дурного, м-р. Дблах.
   Дблах  бочком  подобрался  поближе.  Это  было  не  сложно.  Дблах  всюду
пробирался бочком. Крабы думали, что он ходит боком.
   - Интересно, - сказал он. - В смысле... Ворбис?
   - Интересно? - сказал Брута.
   - Заставляет задуматься. Даже Оссори должен был быть живым человеком, как
ты или я. Чистить уши, как обычные люди. Интересно.
   - Что.
   - Да все это.
   Дблах снова заговорщицки рассмеялся и потом продал пилигриму со  стертыми
ногами чашу гумуса, в чем тот тут же начал раскаиваться.
   Брута спустился в свою спальню. Она была пуста в это время  дня.  Шатание
вокруг спален возбранялось, дабы  присутствие  каменно-жестких  матрацев  не
возбудило греховных мыслей. Та малость,  что  ему  принадлежала,  пропала  с
полки у его койки. Возможно, где-то у него была своя комната,  но  никто  не
сказал ему об этом.
   Брута почувствовал себя совершенно потерянным.
   Он лег на койку, на всякий случай, и вознес моление Ому. Ответа не  было.
Почти всю его жизнь не было ответа, и это не было очень плохо, ибо он его  и
не ожидал. И  прежде  всегда  было  приятное  ощущение,  что,  возможно,  Ом
слушает, но просто не утруждается что-нибудь сказать.
   Сейчас не было чего слушать.
   Он мог бы с тем же успехом говорить с самим собой, и слушать самого себя.
   Как Ворбис.
   Эта мысль не уходила. Мозг, как стальной шар, сказал Ом. Ничто не  входит
и не выходит. Так что все, что Ворбис мог слышать, был дальний отголосок его
души. И из  этого  дальнего  отголоска  он  скует  Книгу  Ворбиса,  и  Брута
подозревал, что знает, какие там будут  указания.  Там  будет  говориться  о
святых войнах, крови, крестовых походах, крови, набожности и крови.
   Брута встал, чувс