да не будет достаточно кошек, - сказал он. Море взволновалось.
   - Прыгай в воду! - крикнул Ом.
   - Зачем? - сказал Брута.
   Волна почти  перевернула  корабль.  Дождь  шипел  на  поверхности  сферы,
отскакивая обжигающими брызгами.
   - У меня нет времени объяснять! Прыгай за борт! Это к лучшему! Верь мне!
   Брута встал, держась, для устойчивости, за раму сферы.
   - Сядь! - сказал Урн.
   - Я просто выйду, - сказал Брута. - Меня не будет некоторое время.
   Корабль закачался под ним, когда он наполовину выпрыгнул, наполовину упал
в бурлящее море.
   Молния  попала  в  сферу.  Ударяясь  о  поверхность,  Брута  увидел,   на
мгновение, сферу, светящуюся белым калением и Безымянный Корабль, с  винтом,
почти что над водой, мчащийся, подобно комете сквозь туман. Он пропал  среди
облаков  и  дождя.  Мгновением  позже,  покрывая  грохот  шторма,  раздалось
приглушенное "бум".
   Брута поднял руку. Ом всплыл на  поверхность,  выдувая  морскую  воду  из
ноздрей.
   - Ты говорил, что это к лучшему! - завопил Брута.
   - Ну? Мы по - прежнему живы! И держи меня над водой!  Черепахи  не  умеют
плавать!
   - Но они могли умереть!
   - Ты хочешь к ним присоединиться?
   Волна накрыла Бруту. На  мгновение  мир  стал  темно  зеленой  занавесью,
звенящей в ушах.
   - Я не могу плыть с одной рукой! - крикнул он, когда снова всплыл.
   - Мы спасемся! Она не рискнет!
   - В смысле?
   Следующая волна ударила Бруту в лицо, а абсорбция промочила его одежду.
   - Ом?
   - Да?
   - Я думаю, я не умею плавать...
   ***
   Боги не слишком склонны к самоанализу. Это никогда не было необходимо для
выживания. Способности угрожать, хитрить и пугать всегда работали достаточно
хорошо. Когда можешь по своей прихоти сравнять с землей целые города,  редко
возникает   необходимость   быть   склонным   к   мирному   размышлению    и
восприятию-вещей-с-точки-зрения-кого-то-другого.
   Это приводит  к  тому,  что  мужчины  и  женщины  потрясающей  яркости  и
способности к сопереживанию, по  всему  мультиверсуму,  посвящают  всю  свою
жизнь служению божествам, которые не смогли бы обыграть их в мирной  игре  в
домино. Например, Сестра Сестина  из  Квирма  пренебрегла  яростью  местного
царька и прошла без вреда для себя по  ложу  из  углей,  и  пропагандировала
философию разумной этики от имени  богини,  которая  в  действительности  не
интересовалась  ни  чем,  кроме  причесок;  или  Брат  Зефайлят  из  Клатча,
покинувший свои обширные имения и свою семью, и проведший свою жизнь помогая
больным и бедным от имени невидимого бога Ф'рума, который был  бы  вообще-то
не способен, если у него и был  зад,  найти  его  обеими  руками.  Богам  не
обязательно быть очень умными, когда вокруг есть люди, которые делают это за
них.
   Королеву Моря считали достаточно тупой  даже  остальные  боги.  Но  в  ее
мыслях была явная логика, когда она двигалась глубоко под вздымаемыми ветром
волнами. Маленький корабль был соблазнительной целью... но тут  был  другой,
больший, полный людей, плывущий прямо в шторм.
   Это была честная игра.
   У Королевы Моря было внимание, величиной с луковицу баджи.
   И, в общем, она устраивала свои собственные жертвоприношения. Она  верила
в количество.
   ***
   "Плавник Бога" нырял с гребня волны к ее подножию, буря рвала его паруса.
Капитан, по пояс в воде, пробился на нос, где  стоял,  вцепившись  в  ограду
Ворбис,  явно   не   замечавший   того   факта,   что   корабль   барахтался
полу-потопленным.
   - Сир! Надо спустить паруса! Мы не можем обогнать это!
   Зеленое пламя потрескивало на верхушках  мачт.  Ворбис  повернулся.  Свет
отразился в бездне его глаз.
   - Это все во славу Ома, - сказал он. - Вера - наши паруса, и слава его  -
наше предназначение.
   С капитана  было  довольно.  Он  был  профаном  в  вопросах  религии,  но
совершенно уверен, что после тридцати лет он кое-что знал о море.
   - Дно морское - наше предназначение! - прокричал он.
   Ворбис пожал плечами. - Я не говорил, что по пути не будет  остановок,  -
сказал он.
   Капитан уставился на него, потом пробился обратно по оседающей палубе. Из
того, что он знал о море, следовало, что штормы  вроде  этого  не  случаются
просто так. Нельзя просто так вплыть со спокойной  воды  в  центр  бушующего
урагана. Это не море. Это нечто личное.
   Молния ударила в грот-мачту.  Раздался  вопль  из  темноты,  когда  масса
оторванных парусов и снастей рухнула на палубу.
   Капитан наполовину вплыл, наполовину влез по трапу на корму, где  кормчий
был тенью среди водяной пыли и жуткого сияния шторма.
   - Мы не выберемся отсюда живыми!
   - ВЕРНО.
   - Придется бросить корабль!
   - НЕТ. МЫ ВОЗЬМЕМ ЕГО С СОБОЙ. ЭТО ХОРОШИЙ КОРАБЛЬ.
   Капитан получше всмотрелся во мрак.
   - Это ты, Боусан Копли?
   - НЕТ ЛИ У ВАС ДРУГИХ ВОПРОСОВ?
   Корпус напоролся на  подводную  скалу  и  раскололся.  Молния  ударила  в
остатки мачты и, подобно бумажному кораблику,  слишком  долго  пробывшему  в
воде, "Плавник Бога" расползся на части. Балки тимберса раскололись и взмыли
вверх, в бушующее небо.
   И наступила неожиданная, бархатная тишина.
   Капитан почувствовал, что обрел новенькие воспоминания.  Они  включали  в
себя воду, звон в ушах и ощущение холодного огня в легких. Но  это  исчезло.
Он прошел к ограде, его шаги гремели в тишине, и взглянул за борт.  Несмотря
на то, что его свежая память заключала в себе  нечто  о  полностью  разбитом
корабле, теперь он снова казался совершенно целым. И на ходу.
   - Ух. - сказал он. - Кажется, мы удрали от моря.
   - ДА.
   - И от земли, тоже.
   Капитан похлопал по ограде. Она была сероватой и слегка прозрачной.
   - Гм. Это дерево?
   - МОРФИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ.
   - Извините?
   - ТЫ МОРЯК. ТЫ СЛЫШАЛ ОБ ОТНОШЕНИИ К КОРАБЛЮ КАК К ЖИВОМУ СУЩЕСТВУ?
   - О, да. Невозможно провести ночь на корабле и не  почувствовать,  что  у
него есть ду...
   - ДА.
   Воспоминание "Плавника  Бога"  плыло  сквозь  тишину.  Слышались  далекие
вздохи ветра, или призрака ветра. Угасшие тела умерших штормов.
   - Ох. - сказал дух капитана, - вы только что сказали "был"?
   - ДА.
   - Так я и думал.
   Капитан посмотрел вниз. Команда собралась  на  палубе,  озабоченно  глядя
вверх на него.
   Он посмотрел дальше. Напротив команды собрались корабельные крысы.  Перед
ними стояла неясная фигурка в плаще.
   Она сказала: "СКВИК".
   Он подумал: "Даже у крыс есть Смерть..."
   Стоявшая в стороне Смерть кивнула капитану.
   - У ТЕБЯ ЕСТЬ РУЛЬ.
   - Но... но куда мы плывем?
   - КТО ЗНАЕТ?
   Капитан беспомощно схватился за спицу руля. - Но...  здесь  нет  знакомых
звезд! Нет карты! Какие здесь ветра? Где проходят течения?
   Смерть пожала плечами.
   Капитан бесцельно повернул руль. Корабль скользил по призраку моря.
   Потом до него дошло. Худшее уже случилось. Удивительно, как  хорошо  было
знать это. А если худшее уже случилось...
   - Где Ворбис? - прорычал он.
   - ОН ВЫЖИЛ.
   - Да? Нет справедливости!
   - СУЩЕСТВУЮ ВСЕГО - ЛИШЬ Я.
   Смерть исчезла.
   Капитан немного повернул руль, чтобы удостовериться. В конце  концов,  он
все еще капитан, а это, в любом случае, корабль.
   - Помощник?
   Помощник отдал честь.
   - Сир!
   - Гм. Куда мы теперь направимся?
   Помощник почесал затылок.
   - Ну, кэп, я слышал, что у клатчанских язычников есть  райское  место,  в
котором есть выпивка и песни, и молодые женщины с  колокольчиками,  и...  вы
понимаете... не взирая на.
   Помощник с надеждой взглянул на капитана.
   - Не взирая на, да? - сказал задумчиво капитан.
   - Я так слышал.
   Капитан чувствовал, что ему кое-что причитается не взирая на.
   - Есть идеи, как туда добраться?
   - Я думал, когда мы  были  живы,  вам  были  даны  инструкции,  -  сказал
помощник.
   - Ох.
   - И еще есть варвары, по направлению к Пупу, -  сказал  помощник,  смакуя
это слово, - которые считают, что  они  отправляются  в  большую  залу,  где
находятся всевозможные яства и пития.
   - И женщины?
   - Непременно.
   Капитан нахмурился. - Это класс, сказал он, - но почему  получается  так,
что язычники и варвары заняли лучшие места, куда уйти после смерти?
   - Это трудный вопрос, - согласился помощник. - Я думаю, это делает  их...
счастливыми и пока они живы? - он выглядел  озадаченным.  Теперь,  когда  он
мертв, все звучало подозрительно.
   - И у тебя опять нет идей, как туда добраться? - сказал капитан.
   - Извините, капитан.
   - Ну, думаю, поискать стоит.
   Капитан взглянул  за  борт.  Если  плыть  достаточно  долго,  обязательно
наткнешься на берег. А поискать стоит.
   Он заметил движение. Улыбнулся. Хорошо.  Знак.  Может  быть,  это  все  к
лучшему, в конце концов.
   Провожаемый призраками дельфинов, призрак корабля отправился в путь...
   ***
   Чайки никогда не заглядывали так далеко в сторону побережья  пустыни.  Их
нишу занимали кривоклювы, член  семейства  врановых,  от  которых  семейство
врановых отреклось бы в первую очередь и о которых оно никогда не  упоминает
публично. Они редко летают, передвигаясь повсюду какими-то  раскачивающимися
прыжками. Их звучный голос наводит слушателя на мысли о несварении  желудка.
Они выглядят так, как остальные птицы выглядят после нефтяной пленки.  Никто
не ест кривоклювов, кроме других кривоклювов. и едят то, от чего стошнило бы
грифа. Кривоклювы съели бы то, чем стошнило бы грифа. Кривоклювы всеядны.
   Один из них, этим новым  ясным  утром  прохаживался  бочком  по  кишащему
крабами песку, бесцельно поклевывая, в надежде, что галька и кусочки  дерева
стали съедобнее за ночь. По опыту кривоклювов,  практически  все  становится
съедобным, если полежит достаточно долго. Он прошелся по холму, лежащему  на
линии прилива и дал пробный тычок клювом.
   Холм застонал.
   Кривоклюв спешно ретировался и занялся  маленьким  куполообразным  камнем
неподалеку от холма. Он был совершенно уверен, что его не было здесь  вчера.
Он отважился на исследовательский клевок.
   Скала высунула голову и сказала: "Сгинь, кусок грязи".
   Кривоклюв отскочил назад и проделал нечто вроде  прыжка  с  разбега,  что
является ближайшим эквивалентом полета, каким  только  когда-либо  утруждали
себя  кривоклювы,  на  кучу  обесцвеченного  солнцем   плавника.   Положение
улучшалось. Если этот камень жив, следовательно рано или  поздно,  он  будет
мертв.
   Великий Бог Ом шатаясь подполз к Бруте и стукал его  панцирем  по  голове
пока тот не застонал.
   - Вставай, парень, - сказал Ом. "Жизнь это пляж, вспомнил он. А потом  ты
умираешь".
   Брута подтянул себя в позицию на коленях.
   Есть пляжи, взывающие о ярких зонтиках.
   Есть пляжи, повествующие о величии моря.
   Этот пляж был другим. Это была всего - лишь бесплодная полоса, где  земля
встречалась с океаном. Эродируемый ветром плавник высился на верхней границе
прилива. Воздух гудел от мелких противных насекомых. Здешний  запах  наводил
на мысль о том, что тут что-то сгнило, давно,  где-то,  где  его  не  смогли
найти кривоклювы. Это был не хороший пляж.
   - Ох. Боже.
   - Это лучше, чем стонать, - ободряюще сказал Ом.
   - Не знаю. - Брута поглядел вдоль берега. - Здесь есть вода попить?
   - Не думаю, - сказал Ом.
   - Оссори, 5, стих 3, говорит, что ты заставил  течь  живительную  воду  в
сухой пустыне, - сказал Брута.
   - Это небольшое поэтическое преувеличение, - сказал Ом.
   - Ты не можешь даже этого?
   - Нет.
   Брута снова оглядел пустыню. Позади линии плавника и нескольких лоскутков
травы, казавшейся жухлой даже в процессе роста, простирались дюны.
   - Какая дорога в Омнию? - сказал он.
   - Мы не хотим идти в Омнию, - сказал Ом.
   Брута посмотрел на черепаху. Потом поднял ее вверх.
   - Я думаю, эта, - сказал он.
   Лапки Ома бешено колотились.
   - Зачем ты хочешь идти в Омнию? - сказал он.
   - Я не хочу,- сказал Брута. - Но я все равно иду.
   ***
   Солнце висело высоко над пляжем.
   Или, возможно, не висело.
   Теперь Брута знал про Солнце. Это истекало в  его  голове.  Эфебцы  очень
интересовались астрономией. Эксплетиус доказал, что Диск имеет десять  тысяч
миль в поперечнике. Фебриус, расставив на рассвете рабов с хорошей  реакцией
и звонкими  голосами,  на  всей  протяженности  страны,  доказал,  что  свет
движется примерно с той же скоростью, что и  звук.  И  Дидактилос  заключил,
что, в таком случае, чтобы пройти между слонами, солнце  должно  проделывать
по крайней мере тридцать пять тысяч миль по орбите каждый день,  или,  иначе
говоря, двигаться вдвое быстрее, чем  его  свет.  Что  означает,  что  самое
большее, что можно увидеть, это где солнце было, разве что  дважды  в  день,
когда оно догоняет себя самое, и это значит, что все солнце целиком является
движущейся со сверхсветовой скоростью частицей, тахионом,  или,  как  сказал
Дидакитлос, сволочью.
   Было по-прежнему жарко. Безжизненное море, казалось, испарялось.
   Брута устало тащился вдоль берега, прямо над единственным  участком  тени
на сотни миль. Было слишком жарко.
   Там и тут в пене на краю моря крутились кусочки дерева.
   Впереди над песком висело мерцающее облако. В  центре  него  была  черная
клякса.
   Подойдя,  он  взглянул  на  него  без   эмоций,   неспособный   нормально
рассуждать. Это было  всего  лишь  смутное  пятно  в  мире  оранжевой  жары,
расширяющееся и сжимающееся в вибрирующем мареве.
   Ближе, это превратилось в Ворбиса.
   Прошло долгое время, пока эта мысль просочилась в мозг Бруты.
   Ворбис.
   Без робы. Все сорвано. В одной майке. Пробитой гвоздями.  В  крови.  Одна
нога. Разодрана. Камни. Ворбис.
   Ворбис.
   Брута рухнул на колени. На линии прилива закричал кривоклюв.
   - Он еще... жив, - заключил он.
   - Жаль, - сказал Ом.
   - Мы должны что-нибудь сделать ... для него.
   - Да? Может, найти камень и проломить ему череп? - сказал Ом.
   - Мы не можем просто бросить его тут.
   - Взгляни на нас.
   - Нет.
   Брута подсунул руку под дьякона и попытался его  поднять.  К  его  тупому
удивлению, Ворбис  почти  ничего  не  весил.  Роба  дьякона  скрывала  тело,
состоявшее из натянутой на кости кожи. Брута смог бы переломить  его  голыми
руками.
   - А как же я? - захныкал Ом.
   Брута перебросил Ворбиса через плечо.
   - У тебя четыре ноги, - сказал он.
   - Я - твой Бог!
   - Да. Я знаю. - Брута потащился вдоль пляжа.
   - Что ты собираешься с ним делать?
   - Возьму в Омнию, - слабо сказал Брута. -  Люди  должны  узнать.  Что  он
делал.
   - Безумец! Безумец! Ты что, собираешься нести его до Омнии?
   - Не знаю. Попытаюсь.
   - Ты! Ты! - Ом заколотил коготком по песку. - Миллионы людей  в  мире,  и
это должен быть ты! Глупец! Глупец!
   Брута превратился в колыхающуюся тень в мареве.
   - Вот как? - кричал Ом. - Ты мне не нужен!  Думаешь,  ты  мне  нужен?  Не
нужен! Я скоро найду другого верующего! Уж не волнуйся!
   Брута исчез.
   - Я не собираюсь гнаться за тобой! - вопил Ом.
   ***
   Брута следил, как его ноги волоклись одна за другой.
   Он  уже  покинул  область  мышления.  По  его  жарящемуся   мозгу   текли
разрозненные видения и фрагменты воспоминаний.
   Сны. Это картинки в голове. Коаксес написал о них  целый  свиток.  Бытует
мнение, что это послания Бога, но в  действительности  они  создаются  самим
мозгом, выбрасываются на поверхность, когда он ночью сортирует дневной опыт.
Брута  никогда  не  видел  снов.  Так,  иногда...  затемнение,   пока   мозг
заполнялся. Он заполнился книгами. Теперь он знал не учась....
   Это сны.
   Бог. Богу нужны люди. Вера - пища богов. Но  еще  им  нужна  форма.  Боги
становятся тем, чем, по вере людей, они должны быть. Потому Богиня  Мудрости
носит пингвина. Это могло случиться с любым  богом.  Это  должна  была  быть
сова. Все это знают. Но один плохой скульптор,  который  в  жизни  знал  сов
только по описанию, сделал глыбу статуи, в которую вошла вера,  и  потом  вы
узнаете, что Богиня Мудрости таскается с птицей,  которая  все  время  носит
вечерние платья и воняет рыбой.
   Богу придается форма, как желе заполняет формочку.
   Боги часто становятся отцами, сказал Абрахас  Агностик.  Боги  становятся
большой бородой в небе, ибо когда вам три года, это и есть отец.
   Конечно, Абрахас выжил.... Эта мысль, холодная и острая, появилась из той
части его собственного мозга, которую  Брута  все  еще  мог  называть  своей
собственной. Боги не боятся  атеистов,  если  это  глубокие,  горячие,  ярые
атеисты, как Симони, который прожил всю свою жизнь не веруя, прожил всю свою
жизнь ненавидя богов за то, что они не существуют. Такой атеизм - скала. Это
почти вера...
   Песок. Вот что находишь в пустынях. Кристаллы песка, слепленные  в  дюны.
Гордо из Цорта сказал, что песок это истершиеся горы, но  Ирексис  придумал,
что песчаник это камень,  спрессованный  из  песка,  что  предполагает,  что
песчинки - родители гор...
   Каждый маленький кристаллик. И они увеличиваются...
   Сильно увеличиваются...
   Мягко, не осознавая этого, Брута перестал падать и лежал неподвижно.
   Взойди и воссияй. Опопоп. Все, кто стремился на берег, на берегу.
   Брута открыл глаз.
   - Че случ'лось? - сказал он.
   - Ты жив, вот, что случилось
   ***
   - Сгинь, нечисть!
   Скалбий не обратил внимания. Это было интересно. Он рассматривал все  эти
новые вмятины на песке, которых он никогда прежде не видел.  И  кроме  того,
была надежда, даже уверенность в хорошей еде на другом их конце.
   Он взгромоздился Ому на панцирь.
   Ом ковылял по песку, время от времени останавливаясь покричать на  своего
пассажира.
   Тут прошел Брута.
   Но здесь одно из обнажений скал, разбросанных в  беспорядке  по  пустыне,
подобно островам в море, тянулось до  самого  края  воды.  Он  и  в  прежние
времена не был бы способен влезть на него. Следы на песке повернули  вглубь,
в сторону глубокой пустыни.
   - Идиот!
   Ом осилил склон дюны, копая лапками, чтобы предотвратить слалом назад.
   На другой стороне дюны следы превращались в  длинную  канав,  где  Брута,
скорее всего упал. Ом втянул лапы и соскользнул вниз.
   Здесь  след  менял  направление.  Он  явно  подумал,  что  сможет  обойти
следующую дюну и снова  наткнулся  на  скалу  на  другой  стороне.  Ом  знал
пустыни, и одной из вещей, которые  он  знал,  было  то,  что  подобный  тип
логического мышления и прежде применялся тысячами выбеленных,  заблудившихся
скелетов.
   Однако, он побрел дальше по следам, благодарный за короткую тень дюны,  в
которой потонуло солнце.
   Вокруг дюны и, да, здесь они вились неуклюже вверх по склону  примерно  в
девятнадцати градусах от того, где  он  и  должны  были  достигать  вершины.
Гарантировано. Пустыням присуща своя собственная гравитация. Они  засасывают
вас в центр.
   ***
   Брута полз вперед, нетвердо придерживая Ворбиса одной  ослабевшей  рукой.
Он не решался остановиться. Его бабушка опять будет его бить. И еще тут  был
Брат Намрод, то появлявшийся, то исчезавший из видения.
   - Я очень недоволен тобой, Брута, ммм?
   - Хочу... пить...
   - пить, - сказал Брат Намрод. - Верь в Великого Бога.
   Брута сконцентрировался. Намрод пропал.
   - Великий Бог? - сказал он.
   Где-нибудь здесь должно быть немного  тени.  Пустыня  не  может  тянуться
бесконечно.
   ***
   Солнце село быстро. Ом знал, некоторое время песок будет излучать  тепло,
и его панцирь будет его хранить, но это скоро  кончится,  и  тогда  наступит
горечь пустынной ночи.
   Уже появлялись звезды, когда он нашел Бруту. Ворбис был  обронен  немного
позади.
   Ом подтянул себя на один уровень с ухом Бруты.
   - Эй!
   Не было ни звука, ни движения. Ом стукнул Бруту нежно по голове, а  потом
взглянул на потрескавшиеся губы.
   Позади раздался клевок.
   Кривоклюв изучал ботинок Бруты,  но  его  исследования  прервались,  кода
челюсти черепахи сомкнулись вокруг его лапы.
   - оорыл я ебе, гин!
   Кривоклюв издал вопль паники и попытался улететь, но  тому  препятствовал
не уч