ока, после долгих усилий не решил, что находится  на
расстоянии слышимости.
   И Он воззвал к нему сими словами: " Эй, ты!"
   Ответа не  было.  Не  было  даже  малейшего  признака,  что  что-то  было
услышано.
   Ом потерял  терпение  и  превратил  Лу-Тзе  в  мерзопакостнейшего  червя,
обитающего в глубинах помойных ям  преисподни.  Но  что  распалило  его  еще
больше,  так  то,  что  пожилой  человек  и  после  этого  продолжал   мирно
разбрасывать навоз.
   "Да наполнят дьяволы бесконечности твои  еще  живые  кости  фосфором!"  -
возвопил Он.
   Эффект остался прежним.
   "Старая глухая сволочь!" - пробормотал Великий Бог Ом.
   ***
   Хотя, возможно, здесь был кто-то, кто знал о  Цитадели  все,  что  стоило
знать. Всегда  находится  кто-то,  кто  собирает  сведения  не  из  любви  к
искусству, а потому, почему сороки собирают все, что блестит, а шалашники  -
мелкие веточки и камешки. Всегда должен быть кто-то, кто делает все то,  что
должно быть сделано, но чего остальные люди предпочитают не делать, а  лучше
- и вообще не знать, что все это существует.
   Третье, что люди замечали в Ворбисе, был его рост. Он был  порядком  выше
шести футов, но тощ как щепка, словно кусок плоти,  преобразованный  в  тело
пропорционального подростка, взяли и вытянули вверх.
   Второе,  что  люди  замечали  в  Ворбисе,  были  его  глаза.  Его  предки
происходили из племен, населяющих глубокую пустыню,  у  которых  в  процессе
эволюции выработалась странная особенность внешности: черные глаза.  Не  так
просто черные, как у обычных людей,  а  с  прочти  черным  глазным  яблоком.
Потому  было  сложно  ответить  на  вопрос,  куда  он  смотрит.  Создавалось
ощущение, что у него прямо под кожу надеты темные очки.
   Но первое, что они замечали, был его череп.
   Дьякон Ворбис был лыс по собственному желанию.  Большинство  церковников,
как только их посвящали в сан, начинали культивировать свою  растительность,
так что в их волосах и бородах запросто могла бы  заблудиться  коза.  Ворбис
сбривал все. Он отбрасывал блики.  Казалось,  что  недостаток  волос  только
увеличивал его влияние.
   Он не  угрожал.  Он  никогда  не  грозил.  Он  просто  заставлял  каждого
почувствовать, что его личное пространство простирается на несколько  метров
вокруг, и что любой приблизившийся к нему, лезет во что-то очень  серьезное.
Последние пятьдесят лет его сеньор всякий  раз  чувствовал  себя  виноватым,
прерывая его размышления, о чем бы они там ни были.
   Было почти невозможно понять, о чем он думает, и уж тем  более  никто  об
этом не спрашивал. Одна из наиболее весомых тому причин заключалась  в  том,
что Ворбис являлся главой Квизиции, в чьи  обязанности  как  раз  и  входило
заниматься всем тем, чего все остальные предпочитают не делать.
   Вы не будете спрашивать таких людей, о чем они думают,  хотя  бы  потому,
что они могут очень медленно обернуться и сказать: "О тебе".
   Самый высокий пост, какой можно было занять в Квизиции, был как раз  пост
дьякона. Это правило было установлено столетия назад,  чтобы  это  отделение
Церкви  не  выросло  из  своих  башмаков  (которые  были  в   на   все-ноги,
шурупно-затягивающейся конструкции). Но с его умом, каждый сказал бы, что он
давно уже мог бы быть Старшим Священником, а то и Ясмем.
   Ворбис не переживал из-за подобных мелочей. Ворбис знал свою  судьбу.  Уж
не сам ли Бог сказал ему?
   ***
   - Значит - произнес Брат Намрод, похлопывая Бруту по плечу  -  Я  уверен,
что теперь ты будешь яснее видеть происходящее.
   Брута почувствовал, что от него ждут какой то определенной реплики.
   - Да, мастер - ответил он - Я уверен, что буду
   - буду. Это твоя святая обязанность  -  сопротивляться  голосам  в  любое
время. - продолжал Намрод, все еще похлопывая.
   - Да, наставник. Я буду. Особенно если они будут уговаривать меня  делать
то, что вы тут перечислили.
   - перечислили. Отлично. Отлично. Это я и хотел  услышать.  Я  говорю  это
всем моим мальчикам. Помни, что я всегда рядом, чтобы помочь  тебе  с  любой
маленькой проблемкой.
   - Да, наставник. Могу ли я вернуться в огород?
   - в огород? Да, разумеется. Разумеется. И чтобы никаких  больше  голосов,
слышишь? - Намрод погрозил пальцем своей неласковой руки. Его  щеку  стянуло
судорогой.
   - Да, наставник.
   - Что ты делаешь в огороде?
   - Рыхлю дыни, наставник.
   - Дыни? А, дыни. - произнес Намрод медленно. Дыни. Дыни. Да, конечно, это
кое-что объясняет.
   Его глаз бешено заморгал.
   ***
   Не только Великий Бог Ом говорил с Ворбисом  изнутри  его  головы.  Любой
заговаривал с эксквизитором рано или поздно. Это было  всего  лишь  вопросом
выдержки.
   Сейчас  Ворбис  редко  спускался  понаблюдать  за  работой  инквизиторов.
Эксквизитор отнюдь не  обязан  этого  делать.  Он  посылает  инструкции,  он
получает отчеты. Но нынче  особые  обстоятельства  удостоились  его  особого
внимания.
   Надо сказать, что ... в подвалах  Квизиции  мало  смешного.  Если  у  вас
нормальное чувство юмора. Здесь нет маленьких веселеньких надписей типа: "Ты
Не Обязан Быть Безжалостным Садистом Для Того, Чтобы Работать  Тут,  Но  Это
Помогает!!!"
   Зато здесь вдоволь вещей,  наталкивающих  любого  думающего  человека  на
мысль, что Создатель вообще обладает весьма специфическим чувством юмора,  и
порождающих в его сердце яростное желание взять приступом небесные врата.
   Например, кофейнички. Инквизиторы дважды в день делают перерыв  на  кофе.
Их кофейнички, которые каждый приносит с собой  из  дому,  выстраиваются  на
центральной печи вокруг котла, в котором, кроме всего  прочего,  раскаляются
цепи и ножи.
   На многих их них есть надписи, вроде: "Подарок Святого Гротто, Полученный
Им От Оссори", или "Лучшему Папочке На Свете". Большинство из них  оббиты  и
ни один не похож на другой.
   Еще на стенах висят открытки. Уже стало традицией, что ушедший  в  отпуск
инквизитор присылает зверски раскрашенный резной вид местных окрестностей  с
подходящим к случаю веселеньким и двусмысленным текстом на обратной стороне.
Здесь же висят: слезливое послание Инквизитора Первого  Класса  Ишмаля  Бича
Квума, в котором выражается благодарность местной молодежи за то, что каждый
из них собрал по меньшей мере по  семьдесят  восемь  оболов  на  подарок  по
случаю его ухода на пенсию, и очаровательный букетик цветов от Миссис  Квум,
отмечающий, что она никогда не забудет дней, проведенных в подвале номер 3 и
всегда готова придти и помочь, если тут не будет хватать рабочих рук.
   Все это означает только одно.  Что  едва  ли  найдется  такое  измышление
наисумасшедшего психопата, которое не  смог  бы  с  легкостью  воспроизвести
обычный добропорядочный семьянин, просто-напросто  приходящий  на  работу  и
занимающийся своим делом.
   Ворбису эта мысль доставляла удовольствие. Тот, кто знает это, знает все,
что нужно знать о человеческой психологии.
   В данный момент он  сидел  возле  скамьи,  на  которой  лежало  то,  что,
выражаясь технически, все еще было трепещущим телом Брата  Сашо,  в  прошлом
его секретаря.
   Он взглянул на дежурного инквизитора. Тот кивнул.  Ворбис  склонился  над
скованным секретарем.
   - Каковы их имена? - повторил он.
   -...не знаю...
   - Я знаю, что ты доставлял им копии моей переписки, Сашо. Они изменники и
еретики,  которым  предуготована   вечность   в   преисподнях.   Ты   хочешь
присоединиться к ним?
   -...не знаю имен...
   - Я доверял тебе, Сашо. А ты шпионил за мной. Ты предал Церковь.
   -...не знаю...
   - Правда прекратит боль, Сашо. Скажи мне.
   -...правда...
   Ворбис дал знак. Вслед за тем  он  увидел  палец  Сашо,  выкручиваемый  и
вкручиваемый под цепями. Щелканье.
   - Да?
   Он наклонился ниже.
   Сашо открыл единственный оставшийся глаз.
   -...правда...
   - Да?
   -...Черепаха Движется...
   Ворбис  снова  уселся.  Выражение  его  лица  не  изменилось.  Оно  редко
менялось, разве что он сам того хотел. Инквизитор в ужасе смотрел на него.
   - Ясно. - произнес Ворбис. Он встал и кивнул инквизитору.
   - Как долго он пробыл у вас?
   - Два дня, лорд.
   - И вы могли бы продержать его живым еще - ?
   - Пожалуй, еще дня два, лорд.
   - Так и сделайте. В конце концов, это наша обязанность,  сохранять  жизнь
так долго, как только возможно. Не так ли?
   Инквизитор нервно улыбнулся, как улыбаются в присутствии начальства,  чье
одно слово может положить его закованным на скамью.
   - Д-д-да, лорд.
   - Ересь и ложь повсюду. - вздохнул Ворбис. - Теперь мне  придется  искать
себе нового секретаря. Пренеприятно.
   ***
   Минут через двадцать Брута расслабился. Сиреньи голоса чувственного  зла,
казалось, пропали.
   Он занимался дынями. Он чувствовал, что способен понять,  что  им  нужно.
Дыни вообще были куда более понятны, чем большинство вещей.
   - Эй, ты!
   Брута резко выпрямился.
   - Я не слышу тебя, вонючий суккуб. - сказал он.
   - Разумеется, слышишь, парень. А теперь я хочу, чтобы ты...
   - Я заткнул уши.
   - Что ж, тебе идет. Ты становишься похожим на вазу. А теперь...
   - Я собью тон! Я собью тон!
   Брат Прептил, наставник по музыке, описывал голос Бруты как наводящий  на
мысль о разочарованном стервятнике, опоздавшему к останкам  пони.  Посещение
послушниками хорового пения  шло  в  принудительном  порядке,  однако  после
лавины петиций  Брата  Препитла  особой  милостью  для  Бруты  было  сделано
исключение. Смотреть на его большое круглое  лицо,  перекошенное  от  усилий
угодить, уже было достаточно неприятно, но куда хуже было слушать его голос,
мощный и исполненный дерзкой решимости, скользивший то вверх, то вниз вокруг
тона, но никогда даже на мгновение не останавливавшийся на нем.
   За это он получил Дополнительные Дыни.
   Вверху, с молельной башенки, поспешно снялась стайка ворон.
   После исполнения  полной  хоровой  партии  из  "  Он  топчет  нечестивцев
копытами раскаленного железа ",  Брута  ототкнул  уши  и  рискнул  чуть-чуть
послушать.
   Стояла тишина, нарушаемая лишь далекими протестами ворон.
   Это сработало. Сказано: " Положись на Бога". И он всегда так и поступал с
тех самых пор, какие только мог вспомнить.
   Он поднял свою мотыгу и с облегчением вернулся к плетям.
   Острие мотыги почти коснулось земли, когда он заметил черепашку.
   Она была маленькая, некогда  желтая  и  вся  покрыта  пылью.  Ее  панцирь
глубоко треснул. У нее был один похожий на бусину глаз; второй был утерян  в
одном из множества несчастий, подстерегающих  любое  медлительное  создание,
живущее в дюйме от земли.
   Брута огляделся вокруг. Огород находился внутри святилищного комплекса  и
был обнесен высокой стеной.
   - Как ты попала сюда, малышка? Ты что, прилетела?
   Черепашка одноглазо смотрела на него. Брута почувствовал легкую тоску  по
дому. Там, в песчаных холмах, черепахи водились во множестве.
   - Я могу дать тебе немного салата. Хотя я не уверен,  что  черепах  можно
держать в огороде. А ты не клещ?
   Брута чувствовал, что должен что-то сделать.
   - Здесь есть виноград. - сказал он. - Наверное, не будет грехом дать тебе
одну виноградину. Тебя устроит виноград, черепашка?
   - Тебя устроит  превратиться  в  самую  отвратительную  гадость  в  самой
дальней дыре хаоса? - спросила черепаха.
   Вороны, перелетевшие на внешнюю стену святилища снова поднялись в  воздух
при исполнении "Путь неверных идет сквозь тернии"
   Брута открыл глаза и вынул пальцы из ушей.
   - Я все еще здесь,- сказала черепаха.
   Брута колебался. Его начало понемногу осенять, что демоны  и  суккубы  не
появляются в образе маленьких старых черепах. Это ничего не дает. Даже  Брат
Намрод был бы вынужден согласиться, что когда дело доходит  до  безудержного
эротицизма, вы можете куда больше, чем одноглазая черепашка.
   - Я не думал, что черепахи могут говорить. - сказал он.
   - Они не могут. - сказала черепаха. - Почитай по моим губам.
   Брута пригляделся.
   - У тебя нет губ. - сказал он.
   - Да, как и достаточных голосовых связок. - подтвердила черепаха. Я делаю
это прямо у тебя в голове, понимаешь?
   - Гошш...
   - Понял, да?
   - Нет.
   Черепаха закатила глаз.
   - Я должен был предвидеть. Ладно, все равно. Я не обязан тратить время на
садовников. Пойди и приведи ко мне главного, сейчас же.
   - Главного - сказал Брута. Он приложил руку ко рту.  -  Ты  не  имеешь  в
виду... Брата Намрода?
   - Кто это? - сказала черепаха.
   - Наставник послушников!
   - О, Я! -  сказала  черепаха.  -  Нет.  -  продолжала  она  в  монотонном
подражании голосу Бруты. - Я не имею в виду наставника послушников. Я имею в
виду Первосвященника, или как там он себя величает. Я  надеюсь,  здесь  есть
такой?
   Брута подавленно кивнул.
   - Первосвященник, ясно? Первый Священник. Первосвященник.
   Брута снова кивнул. Он знал, что здесь есть Первосвященник. Хотя  он  уже
почти мог объять умом иерархическую  структуру,  связывающую  его  с  Братом
Намродом,  он  был  просто  не  в  состоянии   воспринимать   всерьез   узы,
существующие между ним, послушником Брутой, и Ценобриархом. Теоретически, он
подозревал,  что  нечто  такое  есть,  и   этим   нечто   является   могучая
инфраструктура Церкви с Первосвященником наверху и им, Брутой, прочно внизу.
Однако, он представлял себе это как, возможно, амеба представляет себе  цепь
эволюции от себя вплоть до, к примеру, главбуха. В течение всего пути наверх
происходит потеря связей.
   - Я не могу пойти позвать...- Брута заколебался. Сама мысль о разговоре с
Ценобриархом пугала его до онемения.  -  Я  не  могу  попросить  кого-нибудь
попросить Первосвященника придти и проговорить с черепахой.
   - Стань  болотной  пиявкой  и  сгинь  в  огне  воздаяния!  -  воскликнула
черепаха.
   - Не надо проклятий. - сказал Брута.
   Черепаха в гневе подскочила.
   - Это не проклятие! Это приказ! Я - Великий Бог Ом!
   Брута сморгнул.
   Потом он произнес: "Нет. Я видел Великого Бога Ома", - он взмахнул рукой,
добросовестно сотворяя знамение святых рогов,- "он не  черепахообразный.  Он
появляется как орел, или лев, или могучий  бык.  В  главном  святилище  есть
статуя. Она семи локтей в вышину. На ней бронза  и  все  такое  прочее.  Она
топчет неверных. Невозможно топтать неверных  будучи  черепахой.  Я  имею  в
виду, все, что ты можешь сделать это многозначительно на них  посмотреть.  У
него рога из настоящего золота. Там, где я  жил,  в  соседней  деревне  была
статуя в локоть высотой, и это тоже был бык. Потому я  знаю,  что  ты  -  не
Великий Бог", - святые рога,- "Ом".
   Черепаха осела.
   - Ну и сколько же говорящих черепах ты встречал? - саркастически спросила
она.
   - Не знаю. - сказал Брута.
   - Что значит - не знаю?
   - Ну, они все могли разговаривать. - искренне ответил Брута, демонстрируя
глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных  Дынях.
- Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я.
   - Я - Великий Бог Ом. - произнесла  черепаха  угрожающим  и  неотвратимым
низким голосом. - И скоро ты станешь очень несчастным священником.  Пойди  и
найди его.
   - Послушником. - сказал Брута.
   - Что?
   - Послушником, а не священником. Они не позволят мне...
   - Найди его!
   - Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород. -  произнес
Брута. - Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня.
   - Меня это не волнует. Приведи его немедленно,- сказала черепаха,  -  или
здесь будет землетрясение, луна станет, как  кровь,  лихорадка  и  фурункулы
снизойдут на  человечество  и  произойдут  всевозможные  другие  болезни.  Я
серьезно. - добавила она.
   - Я посмотрю, что смогу сделать - сказал Брута пятясь.
   - Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств!  -  прокричала  черепаха
ему вслед.
   - Имей в виду, ты не так уж плохо поешь! - добавила  она,  словно  что-то
вспомнив.
   - Я слышал хуже! - в тот момент, когда грязная  ряса  Бруты  исчезала  за
воротами.
   - Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе,- произнесла она
тихо, когда затихли шаги. - Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный ...-
она вздохнула. - Золотые деньки, золотые деньки!
   ***
   Многие   чувствуют   в   себе   призвание   быть   священниками,   но   в
действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: "Это
непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты  собираешься  быть  пахарем,
как твой отец?"
   Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие
для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка,
и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной
из тех женщин, которые приводят в ужас священников  и  знают  все  псалмы  и
проповеди наизусть. Женщин в Омнианской Церкви только  терпели.  Они  должны
были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты  в  отдельной  секции,
ибо вид этой половины рода человеческого  заставляет  мужскую  его  половину
слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение  сна  и
бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка  Бруты  была  личностью,
способной  пробиться  и  сквозь  свинцовое  покрытие,   и   сквозь   жесткую
набожность.
   Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда
раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала
бригады  по  очистке  святилищ,  полировке  статуй  и  забрасыванию  камнями
подозреваемых девиц.
   А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге  Оме.  Брута
рос, зная, что  глаза  Ома  неотрывно  следят  за  ним,  особенно  в  местах
уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила
его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях,
когда не использовалась, удерживают  их  на  расстоянии.  Он  мог  прочитать
наизусть любую строку из любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь.  Он
знал все Законы и все Песни. Особенно Законы.
   Омнианцы были очень богобоязненным народом.
   У них были веские причины для страха.
   ***
   Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не  было  типично  для
дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о  чем-то  просить.  У
Судьбы есть способы отмечать своих избранников.
   Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии.
   Конечно, не шесть Архисвященников, или лично  Ценобриарх.  Они  не  столь
важны. Они  просто  находятся  наверху.  Те,  кто  действительно  занимается
делами, обычно  стоят  на  несколько  ступенек  ниже,  там,  где  еще  можно
заставить что-то делаться.
   Люди предпочитали  числиться  друзьями  Ворбиса,  главным  образом  из-за
вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом  намекало,
что они не хотят стать его врагами.
   Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это  были  Генерал  Ясмь  Фрайят,
который, что бы не  говорили  официальные  отчеты,  возглавлял  Божественный
Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут  думать,  что
эта должность не дает особого влияния, но в  таком  случае  они  никогда  не
будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей.
   Ни один из них в действительности здесь не был. Они  не  разговаривали  с
Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало  с
Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться.
Так,  некоторые  настоятели  отдаленных  монастырей,  недавно  вызванные   в
Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма  странные  земли  только
потому, что так они определенно не  попадали  в  число  тенеподобных  фигур,
навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса
было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске.
   И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и  если  бы  у  них
состоялся разговор, все бы происходило так:
   - А сейчас, - произн