азал "нет".
   - Он действительно сказал "нет"?
   - Да.
   - О-о.
   - А почему?
   - Подобные неприятности случаются со мной все время, - объяснил Ринсвинд.
- То я падаю с Края света, то оказываюсь внутри книги, то попадаю на летучую
плиту, то смотрю, как Смерть учится играть в лосины, галифе  или  одни  боги
знают во что... Думаете, после такого меня еще что-то интересует?
   - Ну, нам кажется, ты должен спрашивать себя, почему мы не  хотим,  чтобы
нас произнесли, - сказал первый голос, чувствуя, что теряет инициативу.
   Ринсвинд заколебался. Похожая мысль навещала его голову, но буквально  на
пару секунд, при этом все время нервно оглядываясь  по  сторонам,  чтобы  ее
кто-нибудь не сшиб.
   - Зачем вообще вас произносить?
   - Это все звезда, - ответило Заклинание. -  Багровая  звезда.  Волшебники
уже ищут тебя. Если тебя поймают, то Восемь Заклинаний будут  произнесены  и
будущее изменится. Они думают, что Диск столкнется со звездой.
   Ринсвинд обдумал это.
   - А он столкнется?
   - Не совсем, но  в...  что  это?  Ринсвинд  посмотрел  вниз.  Из  темноты
неслышно вышел Сундук. В его крышке торчал длинный обломок лезвия от косы.
   - Это всего-навсего Сундук, - сказал волшебник.
   - Но мы не звали его сюда!
   - А его никто никуда не зовет, - сообщил Ринсвинд. - Он  сам  появляется.
Не обращайте на него внимания.
   - А-а. О чем это мы говорили?
   - О багровой звезде.
   - Правильно. Для нас очень важно, чтобы ты...
   - Эй? Эй? Есть там кто-нибудь? Это был слабенький, писклявый  голосок,  и
доносился он из иконографа, висящего на бесчувственном теле Двацветка.
   Чертик-художник открыл дверцу и, сощурившись, взглянул на Ринсвинда.
   - Где это мы, милостивый сударь? - осведомился он.
   - Не могу сказать точно.
   - Мы все еще мертвы?
   - Возможно.
   - Что ж,  тогда  давайте  надеяться,  что  в  ближайшем  будущем  нам  не
понадобится черная краска, потому что она вся вышла.
   Дверца захлопнулась.
   Ринсвинду  на  мгновение  представилось,  как  Двацветок   раздает   свои
картинки, приговаривая нечто вроде "Это я, терзаемый миллионами  демонов"  и
"А это я с той забавной парочкой, которую мы встретили на промерзших склонах
Того Света". Ринсвинд не знал наверняка, что случается  с  человеком,  когда
тот по-настоящему умирает, а авторитеты высказывались на этот счет несколько
туманно. К примеру, один смуглокожий моряк из Краеземелья считал, что  после
смерти обязательно попадет в рай, где найдет шербет и много гурий.  Ринсвинд
не знал, что такое "гурия", но после некоторых размышлений пришел к  выводу,
что это маленькая лакричная трубочка, через которую  потягивают  шербет.  Во
всяком случае, он от шербета начинал чихать.
   - Надеюсь, теперь, когда нам не мешают, - твердо сказал сухой голос, - мы
можем продолжить. Очень важно, чтобы ты не позволил волшебникам  отобрать  у
тебя Заклинание. Если Восемь  Заклинаний  будут  произнесены  слишком  рано,
произойдет нечто ужасное.
   - О боги, оставьте меня в покое, а? - закатил очи Ринсвинд.
   - Хорошо, хорошо. С того самого дня, когда ты впервые открыл  Октаво,  мы
знали, что можем доверять тебе.
   Ринсвинд вдруг засомневался.
   -  Подождите-ка,  -  проговорил  он.  -  Вы  хотите,  чтобы  я  бегал  от
волшебников и не давал им собрать все Восемь Заклинаний воедино?
   - Вот именно.
   - И поэтому одно из вас забралось ко мне в голову?
   - Точно.
   - Вы вообще знаете, что целиком и полностью погубили мою жизнь? - с жаром
воскликнул Ринсвинд. - Я, может, все-таки стал бы волшебником, если бы вы не
решили использовать меня в качестве портативной магической книги. Я не  могу
запомнить ни одного заклинания, они боятся лезть в  голову,  в  которой  уже
сидите вы!
   - Ну, извини.
   - И вообще я хочу домой! Хочу вернуться туда, где... - в глазах Ринсвинда
блеснула влага, - туда, где чувствуешь под  ногами  булыжную  мостовую,  где
иногда можно глотнуть неплохого пива, а вечером  раздобыть  приличный  кусок
жареной рыбы и в придачу пару больших зеленых огурцов, а может, даже пирог с
угрем и блюдо с моллюсками, где всегда отыщется теплая  конюшня,  в  которой
можно переночевать и проснуться  в  том  же  самом  месте,  куда  ты  забрел
предыдущим вечером и где нет этой жуткой погоды. Я  хочу  сказать,  я  не  в
обиде на вас из-за магии, наверное, я, ну,  сделан  не  из  того  теста,  из
которого делают волшебников, но я просто хочу домой!
   - Ты должен... - начало одно из Заклинаний.
   Оно опоздало. Тоска по дому, маленькая эластичная резинка в  подсознании,
которая может завести лосося и гнать его три тысячи миль по чужим морям  или
отправить миллион леммингов в  радостную  пробежку  на  родину  их  предков,
исчезнувшую  с  лица  Диска  в  результате  легкого   выверта   и   смещения
континентов, - так вот эта самая тоска по дому поднялась  внутри  Ринсвинда,
словно съеденный  на  ночь  салат  из  креветок,  перетекла  по  тонюсенькой
ниточке, связывающей его измученную  душу  с  телом,  уперлась  каблуками  и
дернула...
   Заклинания остались одни в своем Октаво.
   Не считая Сундука.
   Они дружно уставились на него  -  не  глазами,  но  сознанием,  таким  же
древним, как и сам Плоский мир.
   - Ты тоже проваливай, - сказали они.

   - ...Очень хочу.
   Ринсвинд знал, что это говорит он сам, он узнал голос. В течение краткого
мига он глядел через свои глаза каким-то ненормальным образом  -  так  шпион
смотрит через прорези в глазах портрета. Потом он вернулся.
   - Ш тобой вше в  порядке,  Ринсшвинд?  -  спросил  Коэн.  -  Ты  выглядел
нешколько отшутштвующим.
   - Ты действительно слегка побелел,  -  согласилась  Бетан.  -  Как  будто
кто-то ступил на твою могилу.
   - Гм, да я сам туда и ступил, - отозвался  он,  а  потом  поднял  руку  и
сосчитал свои пальцы. Вроде бы их количество осталось прежним. -  Э-э,  а  я
вообще двигался?
   - Ты просто смотрел на огонь так, словно  увидел  привидение,  -  сказала
Бетан.
   За их спинами послышался стон. Двацветок, сжимая голову ладонями, пытался
принять сидячее положение.
   Его глаза сфокусировались на присутствующих. Губы беззвучно зашевелились.
   - Это был поистине странный... сон, - проговорил он. - Что это за  место?
Почему я здесь?
   - Ну, - начал Коэн, - кое-кто утверждает, што  Шождатель  Вшеленной  вжял
горшть глины и...
   - Нет, я имею в виду здесь, - перебил его Двацветок. - Это ты, Ринсвинд?
   - Да, - ответил Ринсвинд за отсутствием доказательств обратного.
   - Там были... часы, которые... и эти  люди,  что...  -  Двацветок  потряс
головой. - Почему так воняет лошадьми?
   - Ты заболел, - сказал Ринсвинд. - У тебя начались галлюцинации.
   - Да... наверное, да, - Двацветок посмотрел на свою  грудь.  -  Но  тогда
откуда у меня...
   Ринсвинд вскочил на ноги.
   - Извините, здесь очень душно, я  пойду  подышу  свежим  воздухом.  -  Он
сорвал с шеи Двацветка ремешок иконографа и бросился к выходу из юрты.
   - Лично по мне так нормально, - удивилась Бетан.
   Коэн пожал плечами.
   Ринсвинд успел отбежать от юрты на несколько шагов, прежде чем  иконограф
начал пощелкивать. Из коробки очень  медленно  вылезла  последняя  картинка,
которую сделал чертик.
   Ринсвинд схватил ее.
   То, что было на ней изображено, даже средь бела дня ввергло бы человека в
ужас. В леденящем свете луны, подкрашенной  багровым  огнем  зловещей  новой
звезды, эффект был неописуемым.
   - Нет, - негромко сказал Ринсвинд. -  Все  было  не  так,  там  был  дом,
девушка и...
   - Ты видишь то, что видишь ты, а я рисую то, что вижу я, - заявил  чертик
из своей дверцы. - То, что вижу я, реально. Меня специально готовили. Я вижу
только то, что существует на самом деле.
   Какая-то темная тень двигалась по похрустывающему насту в их сторону. Это
был Сундук. Ринсвинд, который в обычных  обстоятельствах  испытывал  к  нему
ненависть  и  недоверие,  внезапно  почувствовал,  что  этот  ящик  -  самая
освежающе нормальная вещь, которую он когда-либо видел.
   - Я смотрю, тебе таки удалось выбраться, - заметил он.
   Сундук задребезжал крышкой.
   -  Хорошо,  но  что  видел  ты?  -  поинтересовался  волшебник.  -  Ты-то
оглянулся?
   Сундук ничего не ответил. Некоторое время они стояли  молча,  словно  два
воина, бежавшие с места побоища и  остановившиеся,  чтобы  перевести  дух  и
прийти в себя.
   - Пойдем, там внутри горит костер, - наконец сказал Ринсвинд.
   И протянул  к  Сундуку  руку,  чтобы  потрепать  его  по  крышке.  Сундук
раздраженно захлопнулся, едва не отхватив ему пальцы. Жизнь  снова  вошла  в
нормальную колею.

   Рассвет  следующего  дня  был  ясным,  безоблачным   и   холодным.   Небо
превратилось в  голубой  купол,  прикрепленный  к  белой  простыне  мира,  и
производимое им общее впечатление своей свежестью и чистотой  напоминало  бы
рекламу зубной пасты, если бы не розовая точка на горизонте.
   - Теперь ее видно и днем, - сказал Коэн. - Што это такое?
   Он устремил на Ринсвинда пристальный взгляд. Волшебник покраснел.
   - Почему все смотрят сразу на меня? Я понятия не  имею,  что  это  такое.
Может быть комета или что-то вроде.
   - И мы все сгорим? - спросила Бетан.
   - Откуда мне знать? В меня кометы пока не врезались.
   Они вереницей ехали по сверкающему снежному полю. Конное племя,  которое,
судя по всему, относилось к Коэну с глубоким уважением, снабдило их лошадьми
и указаниями, как добраться до реки Смарл, что в сотне миль к Краю, где,  по
расчетам Коэна, Ринсвинд и Двацветок могут найти корабль,  который  доставит
их к Круглому морю. Герой также сообщил, что поедет с ними,  подлечить  свои
ознобыши.
   Бетан тут же заявила, что она тоже едет  -  на  тот  случай,  если  Коэну
понадобится растереть спину.
   Ринсвинд смутно ощущал, что  тут  что-то  заваривается.  Во-первых,  Коэн
сделал попытку расчесать бороду.
   - Похоже, ты произвел  на  нее  впечатление,  -  сказал  волшебник.  Коэн
вздохнул.
   - Эх, будь я лет на двадшать моложе, - с сожалением протянул он.
   - Ну?
   - Мне было бы шештьдешят шешть.
   - И что с того?
   - Ну... как бы тебе шкажать? Будучи молодым и завоевывая шебе имя в  этом
мире, я предпочитал рыжеволоших и пылких женщин.
   - А-a.
   - Но потом  я  штал  немного  поштарше  и  начал  ишкать  шебе  женщин  ш
белокурыми волошами и глажами, в которых шветитшя жижненный опыт.
   - 0-о? Да?
   - А жатем я штал еще немного штарше и оценил доштоинштва женщин ш темными
волошами и жгучим темпераментом.
   Он умолк. Ринсвинд ждал.
   - Ну и? - в конце концов, не выдержал волшебник. -  Что  дальше?  Что  ты
ищешь в женщинах сейчас?
   Коэн обратил к нему взгляд своего слезящегося голубого глаза.
   - Терпение, - ответил он.
   - Поверить не Могу! - воскликнул голос  за  спиной.  -  Я  еду  вместе  с
Коэном-Варваром!
   Это был Двацветок. С раннего утра - с тех самых пор как он обнаружил, что
дышит одним воздухом с величайшим героем всех времен,  -  он  вел  себя  как
обезьяна, которой вручили ключ от банановой плантации.
   - Он, шлучайно, не иждеваетшя? - спросил Коэн у Ринсвинда.
   - Нет. Он всегда такой.
   Коэн повернулся в седле. Двацветок улыбнулся ему сияющей улыбкой и  гордо
помахал рукой. Коэн повернулся обратно и крякнул от боли.
   - У него што, глаж нет?
   - Есть, только видит он не так, как другие. Можешь мне поверить. Я имею в
виду... ну, помнишь юрту Конного народа, в которой мы провели прошлую ночь?
   - Да.
   - Лично я счел, что она несколько темновата и засалена. Да  и  воняло  от
нее, как от очень больной лошади.
   - По-моему, очень точное опишание.
   - А он бы с нами не  согласился.  Он  заявил  бы,  что  это  великолепный
варварский  шатер,  увешанный  шкурами   величественных   животных,   убитых
остроглазыми воинами, живущими на краю цивилизации, шатер, пахнущий  редкими
и диковинными  смолами,  добытыми  при  набегах  на  караваны,  пересекающие
лишенную дорог... ну и в том же духе. Я это серьезно, - добавил Ринсвинд.
   - Он што, чокнутый?
   - Вроде как. Но у этого чокнутого денег куры не клюют.
   - А-а, тогда он не может быть чокнутым. Я повидал мир.  Ешли  у  человека
денег куры не клюют, то он прошто экшцентричный.
   Коэн снова повернулся в седле. Двацветок рассказывал  Бетан  о  том,  как
Коэн в одиночку расправился со змеями,  составляющими  армию  властительницы
колдуний  С'белинды,  и  украл  священный  бриллиант  из  гигантской  статуи
Оффлера, Бога-Крокодила.
   Морщины, покрывающие лицо Коэна, прорезала странная улыбка.
   - Если хочешь, я скажу ему, чтобы он заткнулся, - предложил Ринсвинд.
   - А он жаткнетшя?
   - Нет.
   - Пушть болтает, - позволил Коэн. Его рука невольно опустилась на рукоять
меча, отполированную до блеска хваткой десятилетий.
   - Во вшяком шлучае мне нравитшя, как он шмотрит на мир, - объявил варвар.
- Его глажа видят то, што находитшя на рашштоянии пятидешяти лет.
   В сотне ярдов за ними, неуклюже прыгая по мягкому  снегу,  бежал  Сундук.
Никто никогда и ни по какому поводу не спрашивал его мнения.

   Близился вечер.  Они  подъехали  к  краю  высокогорных  равнин  и  начали
спускаться вниз по  мрачному  сосновому  бору,  лишь  слегка  припорошенному
снежной бурей.  Пейзаж  изобиловал  громадными  растрескавшимися  скалами  и
настолько узкими и глубокими долинами, что день здесь длился минут двадцать.
Дикий, продуваемый всеми ветрами край, где можно ожидать, что вам  навстречу
вот-вот выйдут...
   - Тролли, - сказал Коэн принюхиваясь.
   Ринсвинд оглянулся, всматриваясь в алый  вечерний  свет.  Скалы,  которые
прежде  казались  абсолютно  нормальными,  внезапно   подозрительно   ожили.
Невинные с виду тени наполнились подозрительными силуэтами.
   - Я люблю троллей, - объявил Двацветок.
   - Врешь ты все, - твердо сказал Ринсвинд. - Ты не можешь их  любить.  Они
большие, бугристые и людей едят.
   - Неправда, - возразил Коэн, неловко соскальзывая  с  лошади  и  массируя
колени. - Это широко рашпроштраненное жаблуждение. Тролли никого не едят.
   - Да?
   - Да, они вшегда выплевывают вше  обратно.  Их  желудок  не  переваривает
людей, понятно? Шреднему троллю ничего от жижни не нужно,  кроме  ражве  што
шлавной глыбы гранита да доброй плиты ижвештняка на жакушку. Я  шлышал,  это
потому, что они кремниш... кремниорганишеш... -  Коэн  запнулся  и  погладил
бороду, - жделаны иж камня.
   Ринсвинд кивнул. В Анк-Морпорке тролли были не в диковинку, поскольку  их
часто нанимали в телохранители. Правда, содержание  этих  тварей  влетало  в
копеечку - до тех  пор  пока  они  на  усваивали,  что  такое  дверь,  и  не
переставали, покидая дом, переть напролом сквозь ближайшую стену.
   Когда путешественники занялись сбором хвороста, Коэн продолжил:
   - Но шамое главное - их жубы.
   - Почему? - поинтересовалась Бетан.
   - Алмажы. Видишь ли, только алмажы могут шправитьшя ш  камнями  -  и  вше
равно троллям приходитшя каждый год выращивать жубы жаново.
   - Кстати, о зубах... - вмешался Двацветок.
   - Да?
   - Я не мог не заметить...
   - Да?
   - О, ничего, - отступил турист.
   - Да? А-а. Давайте побыштрее ражжигать коштер,  пока  еще  швет  ешть.  А
потом, - лицо Коэна вытянулось, - полагаю, нам лучше шварить шуп.
   - Ринсвинд в супах мастер, - с энтузиазмом объявил Двацветок. - О  травах
и корешках он знает все.
   Коэн бросил на волшебника взгляд, который позволял предположить, что  он,
Коэн, в это не верит.
   - Што ж. Конный народ дал нам в дорогу немного вяленой конины,  -  сказал
он. - Ешли найдешь дикий лук  или  што-нибудь  в  том  же  духе,  это  может
улучшить ее вкуш.
   - Ноя... - начал было Ринсвинд, однако решил, что продолжать не стоит.
   "Во всяком случае, - рассудил он, - я знаю, на что похожа  луковица.  Это
такая круглая белая штуковина с торчащим сверху зеленым пучком.  Она  должна
прямо-таки бросаться в глаза".
   - Я пойду поищу, хорошо? - предложил он.
   - Хорошо.
   - Вон там, в густом, тенистом подлеске...
   - Очень даже подходящее мешто.
   - Ты имеешь в виду эти глубокие овраги?
   - Я бы шкажал, идеальные ушловия.
   - Да, так я и подумал, - горько отозвался Ринсвинд и отправился  в  путь,
гадая про себя, каким образом лучше подманить луковицы.
   "В конце концов, - размышлял он, - на рынке они уже связаны  и  подвешены
над прилавком, но в  природных  условиях  лук  наверняка  другой.  Наверное,
крестьяне, или кто там занимается отловом,  используют  натасканных  на  лук
собак или же поют песни, чтобы заманить луковицы в ловушку".
   Он начал бесцельно шарить среди листьев и травы. На  небе  уже  появилась
парочка ранних звезд. Под его ногами  чавкали  светящиеся  грибы,  неприятно
органические и похожие на сексуальные игрушки для гномов.  Ринсвинда  кусали
маленькие летучие существа. Другие существа, к счастью  невидимые,  прыжками
или скользящими движениями скрывались под кустами  и  с  укором  квакали  на
вспугнувшего их волшебника.
   - Луковицы? - шепотом позвал Ринсвинд. - Здесь есть луковицы?
   - Несколько штук растет вон там, около старого  тиса,  -  произнес  рядом
чей-то голос.
   - А-а, - отозвался Ринсвинд. - Ладно.
   Наступила долгая тишина, нарушаемая только звоном комаров  вокруг  головы
волшебника.
   Он  стоял  не  шевелясь,  застыв  как  каменный.  Даже  его  глаза   были
неподвижны.
   - Извините, - наконец сказал он.
   - Да?
   - А который из них тис?
   - Маленькое скрюченное деревце с небольшими темно-зелеными иголочками.
   - Ага, вижу. Еще раз спасибо. Он не шелохнулся.  В  конце  концов,  голос
непринужденно осведомился:
   - Могу я еще чем-нибудь помочь?
   - Ты ведь не дерево, правда? - спросил Ринсвинд, по-прежнему глядя  прямо
перед собой.
   - Не будь глупцом. Деревья не разговаривают.
   - Прости. Просто у меня в последнее время случались кое-какие заморочки с
деревьями. Ну знаешь, как бывает...
   - Нет. Я валун.
   В голосе Ринсвинда почти ничего не изменилось.
   - Прекрасно, прекрасно, - медленно произнес волшебник.  -  Что  ж,  пойду
собирать луковицы.
   - Приятного аппетита.
   Он осторожно,  с  достоинством  прошагал  вперед,  разглядел  в  подлеске
несколько сбившихся в кучку волокнистых белых штуковин,  осторожно  выдернул
их и обернулся.
   Неподалеку лежал валун. Но здесь повсюду были раскиданы  валуны  -  кости
Диска подходили в этом месте очень близко к поверхности.
   Ринсвинд пристально посмотрел на тисовое деревце - а вдруг  это  все-таки
оно разговаривало? Но тис, ведущий весьма уединенную жизнь, ничего не слышал
о Ринсвинде - спасителе деревьев. К тому же он спал.
   - Если это ты, Двацветок, то я с самого начала знал, что это ты, - сказал
Ринсвинд. В надвигающихся сумерках его голос прозвучал неожиданно  отчетливо
и очень одиноко.
   Ринсвинд припомнил  единственный  факт,  который  он  точно  знал  насчет
троллей, а именно:  под  лучами  солнца  нормальный  тролль  превращается  в
камень, так что всякий, кто нанимает этих существ на дневную работу,  должен
потратить целое состояние на защитный крем.
   Но, если подумать, нигде не говорилось о  том,  что  с  ними  происходит,
когда солнце садится вновь...
   Последние  струйки  дневного  света  покинули  окружающую  местность.   И
Ринсвинду внезапно показалось, что его окружает слишком много валунов.

   - Он ужасно долго возится с этими луковицами, - заметил Двацветок. -  Как
ты думаешь, может, стоит пойти поискать его?
   - Волшебники могут шами пожаботитьшя о  шебе,  -  отозвался  Коэн.  -  Не
бешпокойшя.
   Он поморщился. Бетан подстригала ему ногти на ногах.
   - Вообще-то он не такой уж  хороший  волшебник,  -  продолжал  Двацветок,
придвигаясь поближе к огню. - Я бы не сказал ему это  в  лицо,  но...  -  он
нагнулся к Коэну. - На самом деле я ни разу не видел, чтобы он творил чары.
   - Так, давай другую, - распорядилась Бетан.
   - Это очень мило ш твоей штороны.
   - У тебя были бы довольно симпатичные ноги, если бы ты за ними ухажив