дил  за  событиями,  разворачивающимися  в  центре   каменного
компьютера.
   Он увидел, как друиды закружились и запели,  увидел,  как  главный  друид
поднял серп...
   Услышал голос.
   - Послушайте! Извините! Могу я высказаться?

   Ринсвинд отчаянно оглянулся вокруг в поисках путей спасения. Их не  было.
Двацветок стоял у алтарного камня с поднятым  вверх  пальцем  и  всем  видом
выражал вежливую решимость.
   Волшебник припомнил  день,  когда  Двацветок,  которому  показалось,  что
прохожий  погонщик  слишком  сильно  хлещет  свой  скот,  произнес  речь   о
необходимости  хорошего  обращения  с  животными,  в  результате  чего   он,
Ринсвинд, оказался сильно помятым и слегка окровавленным.
   Друиды смотрели на туриста с таким выражением, которое обычно приберегают
для обезумевших овец  или  для  внезапно  выпавшего  дождя  из  лягушек.  До
Ринсвинда слова  Двацветка  доносились  еле-еле,  но  все  же  он  расслышал
несколько фраз типа "самобытные народные обычаи" и "орешки и цветочки".
   Потом  похожие  на  пучок  сырных  палочек  пальцы  зажали  ему  рот,   и
исключительно острое лезвие впилось в его адамово яблоко.
   - Ни жвука, иначе ты покойник, - произнес у него над ухом гнусавый голос.
   Глаза Ринсвинда вывернулись в орбитах, словно пытаясь найти выход.
   - Если ты хочешь, чтобы я ничего не говорил, то как  ты  узнаешь,  что  я
понял твой приказ? - прошипел он.
   - Жаткнишь и шкажи мне, што надумал твой идиот-приятель!
   - Нет, послушай, если я должен заткнуться, то как мне...
   Нож у горла превратился в горячую полоску боли, и Ринсвинд решил обойтись
без логики.
   - Его зовут Двацветок. Он не местный.
   - По нему и не шкажешь. Твой приятель?
   - Да, нас связывает взаимная ненависть.
   Ринсвинд не видел своего пленителя, но, судя по ощущениям, его тело  было
сделано из вешалок для пальто. А еще от него сильно пахло мятой.
   - Прижнаю, он не иш трушов. Делай то, што я тебе  шкажу,  и,  может,  ему
удаштшя выбратьшя. Иначе его кишки окажутшя намотанными на вон тот камень.
   - Э-э...
   - Видишь ли, народ тут не отличаетшя вшеленшким отношением к жижни.
   Именно в этот момент луна, должным образом повинуясь  законам  убеждения,
поднялась над горизонтом. Вопреки всем вычислениям, она оказалась совсем  не
там, где, по общему мнению камней, ей следовало находиться.
   На месте луны сквозь разорванные облака  проглядывала  свирепая  багровая
звезда. Она висела точно над священным камнем круга и сияла на всю  катушку,
словно искра в глазнице Смерти. Она  выглядела  мрачной,  ужасающей  и,  как
заметил Ринсвинд, с прошлой ночи стала чуточку больше.
   У жрецов вырвался крик ужаса.  Толпа,  собравшаяся  на  окружающих  камни
склонах, подалась вперед. Зрелище обещало быть интересным.
   Ринсвинд  почувствовал,  как  в  руку  ему  скользнула  рукоять  ножа,  и
хлюпающий голос у него за спиной спросил:
   - Ты когда-нибудь шовершал што-нибудь подобное?
   - Подобное чему?
   - Ну, врывалшя в храм, убивал жрецов, крал шокровища, шпашал девушку...
   - Нет, именно этого я никогда не делал.
   - Тогда шмотри. Вот как это делаетшя.
   В двух дюймах от Ринсвиндова левого уха раздался жуткий вопль, какой  мог
бы испустить бабуин, лапу которого в гулком каньоне придавил булыжник.  Мимо
волшебника промелькнула маленькая, но жилистая фигурка.
   В свете факелов он увидел, что это глубокий-преглубокий  старик,  из  тех
тощих стариков,  которых  обычно  называют  "шустрыми",  с  абсолютно  лысой
головой, доходящей почти до колен бородой и парой похожих на  спички  ножек,
на которых варикозные вены начертили карту улиц большого города. Несмотря на
холодную погоду, одежды  на  нем  не  было  никакой,  не  считая  усаженного
бронзовыми заклепками кожаного мешочка в районе  паха  и  сапог,  в  которые
спокойно вместилась бы еще пара-другая икр.
   Двое ближайших друидов переглянулись и взвесили  свои  серпы.  В  воздухе
пролетело смазанное пятно, и друиды, хрипя, свалились наземь тугими клубками
агонизирующей боли.
   В последовавшей за этим суматохе Ринсвинд боком  подобрался  к  алтарному
камню.  Нож   он   держал   очень   осторожно,   чтобы   не   нарваться   на
недоброжелательный прием. Хотя все вроде позабыли о нем. Те друиды,  которые
еще не убежали из круга - преимущественно более  молодые  и  мускулистые,  -
собрались вокруг старика-воина, чтобы обсудить с ним  тему  жертвоприношения
применительно к концентрическим кругам. Однако, судя по кудахтанью и  скрипу
суставов, старик одерживал верх в этих дебатах.
   Двацветок заинтересованно наблюдал за схваткой. Ринсвинд схватил  его  за
плечо.
   - Пошли, - скомандовал он.
   - Может, нам следует помочь?
   - Думаю, мы только помешаем ему, - торопливо ответил Ринсвинд. - Лично  я
терпеть не могу, если мне заглядывают через плечо, когда я занимаюсь  важным
делом.
   - По меньшей мере, мы должны спасти юную даму, - твердо сказал Двацветок.
   - Ладно, но шевелись  побыстрее!  Двацветок  схватил  нож  и  поспешил  к
алтарному камню.  Несколькими  неумелыми  взмахами  ему  удалось  перерезать
веревки, которыми была связана девушка.
   Поднявшись, юная особа села и залилась
   слезами.
   - Все в порядке... - начал он.
   - В порядке? Как  бы  не  так!  -  огрызнулась  она,  свирепо  взирая  на
Двацветка
   из-под покрасневших век. - Обязательно
   надо лезть не в свое дело!
   Она возмущенно высморкалась в подол. Двацветок в замешательстве посмотрел
   на волшебника.
   - Э-э, по-моему, ты не совсем поняла, - заметил турист. - Я имею в  виду,
мы только что спасли тебя от верной смерти.
   - Здесь это не так-то легко, - отрешенно заявила она. -  То  есть  блюсти
себя... - Она вспыхнула и с несчастным видом затеребила край платья. - Ну, в
смысле, оставаться... не позволять себе... в общем, не терять квалификацию.
   - Квалификацию? - переспросил Двацветок, чем заслужил кубок Ринсвинда как
самый тупорылый человек во всей множественной вселенной.
   Глаза девушки сузились.
   - Сейчас я могла бы прогуливаться наверху с Лунной Богиней и пить мед  из
серебряной чаши, - раздраженно воскликнула она. - Восемь лет сидения дома  в
субботу вечером - псу под хвост!
   Она взглянула на Ринсвинда и нахмурилась.
   Он что-то почувствовал. Наверное, услышал  едва  слышный  звук  шагов  за
спиной, а может, увидел отразившееся  в  ее  глазах  движение...  Во  всяком
случае, он быстро пригнулся.
   Что-то просвистело там, где только что была  его  шея,  и  скользнуло  по
лысой голове Двацветка. Ринсвинд быстро обернулся и  увидел,  как  архидруид
заносит  серп  для  нового  удара.  Поскольку  удирать  было   бессмысленно,
волшебник отчаянным движением выбросил вперед ногу.
   Пинок угодил противнику прямо в коленную чашку. Архидруид громко завопил,
выронил оружие, и в то же самое мгновение послышался негромкий, омерзительно
чавкающий звук. Жрец упал навзничь.  Стоящий  у  него  за  спиной  невысокий
человечек с длинной бородой вытащил из  тела  меч  и  вытер  его  пригоршней
снега.
   - Опять меня мучает проштрел. Шокровища жабирайте шами, - сказал он.
   - Сокровища? - слабо переспросил Ринсвинд.
   - Ну ожерелья и прочую дребедень. Жолотые цепи. Жолота ждешь  полно.  Вот
вам и друиды, - прошамкал старик.  -  Ничего,  кроме  украшений,  украшений,
украшений. А кто эта девушка?
   - Она не хочет, чтобы мы ее спасали, - сказал Ринсвинд.
   Девушка с вызовом взглянула на старика из-под размазавшихся век.
   - Плевал я на это, - он одним плавным движением  подхватил  ее  на  руки,
слегка пошатнулся, выкрикнул что-то про артрит и свалился наземь.
   - Не штой прошто так, ты, тупая корова. Помоги мне поднятьшя,  -  немного
погодя пробурчал он из лежачего положения.
   К великому удивлению Ринсвинд а и,  несомненно,  к  своему  собственному,
девушка послушалась.
   Ринсвинд тем временем пытался привести  Двацветка  в  чувство.  На  виске
маленького  туриста  виднелась  неглубокая  царапина,  но  Двацветок  упорно
пребывал без сознания, а на лице его застыла слегка ненормальная улыбка. Его
дыхание было неглубоким и - странным.
   А еще он показался Ринсвинду очень легким. Не просто легким, невесомым. С
тем же успехом волшебник мог поднимать тень.
   Он припомнил, что слышал, будто друиды применяют необычные и ужасные яды.
   Разумеется, он также слышал - обычно от тех же самых людей, - что у  всех
мошенников близко посажены глаза, что молния никогда не ударяет в одно и  то
же место дважды и что если бы боги хотели, чтобы люди летали, то дали бы  им
билет на самолет. Но что-то  в  Двацветковой  легкости  напугало  Ринсвинда.
Напугало до полусмерти.
   Он поднял глаза на девушку. Она стояла, перекинув старика через плечо,  и
смотрела на волшебника с едва заметной извиняющейся  улыбкой.  Откуда-то  из
области ее поясницы послышалось:
   - Вше жабрали? Давайте двигать отшюда, покуда они не вернулишь.
   Ринсвинд сунул Двацветка подмышку и потрусил следом. Больше ему ничего не
оставалось...

   У старика была большая белая лошадь, которую  он  оставил  привязанной  к
сухому дереву в заснеженном овраге, расположенном в некотором  отдалении  от
кругов.  Животное  было  гладким  и  лоснящимся,  а  производимое  им  общее
впечатление великолепного боевого  скакуна  лишь  самую  малость  нарушалось
привязанным к седлу противогеморройным кольцом.
   - Ладно, отпушти меня. В переметной шумке лежит  бутылка  ш  раштиранием,
ешли ты не против...
   Ринсвинд как можно любезнее прислонил Двацветка к дереву и в свете луны -
скорее  в  слабом  красноватом  свечении  грозной  новой  звезды  -  впервые
по-настоящему разглядел своего спасителя.
   Один из голубых глаз прятался под черной повязкой.  Тощее  тело,  которое
сейчас чуть не звенело от напряжения, добела раскаленное сводящей  сухожилия
судорогой, покрывала целая сеть шрамов, а зубы, очевидно, давным-давно  ушли
на покой.
   - Тебя как зовут? - спросил волшебник.
   - Бетан, - ответила  девушка,  полной  горстью  втирая  в  спину  старика
вонючую зеленую мазь.
   Попроси ее кто-нибудь задуматься, какого  рода  события  могут  случиться
после того, как ее спасет с жертвенного камня для девственниц герой на белом
коне,  вряд  ли  девушка  упомянула  бы  растирание.  Однако  сейчас,  когда
выяснилось, что растирание - это все, что с тобой происходит, спасенная дева
была преисполнена решимости справиться со своим заданием наилучшим образом.
   - Я имел в виду его, - сказал Ринсвинд.
   Один яркий, как звезда, глаз взглянул ему в лицо.
   - Меня жовут Коэн, парень. Руки Бетан остановились.
   - Коэн? - переспросила она. - Коэн-Варвар?
   - Он шамый.
   - Погоди-погоди, - вмешался Ринсвинд. -  Коэн  -  это  такой  здоровенный
мужик, шея как у быка, а  на  груди  мускулы,  словно  мешок  с  футбольными
мечами. То есть он величайший воин Диска, легенда при жизни. Помню, как  мой
дед говорил мне, что видел его... мой дед говорил мне... мой дед...
   Он запнулся, смешавшись под буравящим его взглядом.
   - О-о, - сказал он. - Разумеется. Прости.
   - Да, - вздыхая, отозвался Коэн. -  Правильно,  парень.  Я  -  жижнь  при
легенде.
   - О боги! - изрек Ринсвинд. - Сколько ж тебе лет, если точно?
   - Вошемьдешят шемь.
   - Но ты был самым великим! -  воскликнула  Бетан.  -  Барды  до  сих  пор
слагают о тебе песни.
   Коэн пожал плечами и негромко взвыл от боли.
   - Я ни ражу не получал  от  них  отчишлений  ш  гонорарами,  -  он  уныло
посмотрел на снег. - Это шага вшей моей жижни. Вошемьдешят лет я отдал  этой
профешшии и што нажил жа это время? Ревматижм, геморрой, нешварение  желудка
и што ражличных рецептов шупа. Шуп! Я ненавижу шуп!
   Бетан наморщила лоб.
   - Шуп?
   - Суп, - пояснил Ринсвинд.
   - Да, шуп, - с несчастным видом подтвердил Коэн. - Понимаешь, мои жубы...
Когда у тебя нет жубов, никто  тебя  вшерьеж  не  принимает.  Тебе  говорят:
"Пришядь у огня, дедушка, поешь шуп... " - он остро взглянул на Ринсвинда. -
Паршивый У тебя кашель, парень.
   Волшебник отвел взгляд, не в силах смотреть Бетан в лицо. И вдруг  сердце
его упало. Двацветок до сих пор сидел, прислоненный к дереву, и  пребывал  в
мирно-бессознательном    состоянии.     Вид     у     него     был     такой
укоризненный-укоризненный.
   Коэн вроде тоже вспомнил про туриста. Он, пошатываясь, поднялся на  ноги,
шаркающими шагами подошел к неподвижному телу, приподнял большим пальцем оба
века, осмотрел царапину, пощупал пульс и, наконец, изрек:
   - Он наш покинул.
   - Умер? - переспросил Ринсвинд.  В  дискуссионной  комнате  его  сознания
дюжина  эмоций  разом  вскочила  на  ноги  и  подняла   галдеж.   Облегчение
разливалось соловьем, когда его перебил Шок с каким-то процедурным вопросом,
а потом Ошеломление, Ужас и Потеря затеяли между  собой  перепалку,  которая
закончилась только тогда, когда из соседней комнаты  Стыд  заглянул  узнать,
из-за чего шум.
   - Нет, - задумчиво ответил Коэн. - Не шовшем. Прошто ушел.
   - Куда ушел?
   - Нежнаю, - пожал плечами Коэн. - Но, кажетшя, я жнаком кое ш кем, у кого
найдетшя карта.

   Далеко в заснеженном поле светилось в темноте  с  полдесятка  красноватых
точек.
   - Он не так уж и далеко,  -  заметил  старший  волшебник,  вглядываясь  в
маленький хрустальный шар.
   Волшебники за его спиной откликнулись дружным бормотанием, приблизительно
означавшим, что, как бы далеко ни был Ринсвинд, он не мог быть  дальше,  чем
славная горячая ванна, хороший ужин и теплая постелька.
   Вдруг волшебник, который шел замыкающим, остановился.
   - Слушайте! - поднял палец он. Они  прислушались.  В  тишине  раздавались
едва слышные звуки, говорящие о том, что зима начинает сжимать землю в своем
кулаке: потрескивание скал,  приглушенный  шорох  мелких  существ  в  норах,
прорытых под покровом снега. В далеком лесу завыл  волк,  застыдился,  когда
его никто не поддержал, и умолк. Нежно и серебристо  шелестел  лунный  свет.
Сипели волшебники, старающиеся дышать тихо.
   - Я ничего не слышу... - начал один из них.
   - Тс-с!
   - Ну хорошо, хорошо...
   И тут они услышали это: тихое  отдаленное  похрустывание,  словно  что-то
очень быстро двигалось по насту.
   - Волки? - спросил кто-то. Все разом подумали о сотнях поджарых, голодных
тел, прыгающих сквозь ночь.
   - Н-нет, - отозвался предводитель. -  Шаги  слишком  ровные.  Может,  это
гонец?
   Звук стал громче, четкий ритм, будто Кто-то очень быстро ест сельдерей.
   - Я пошлю вверх вспышку, - сказал предводитель.
   Он скатал снежок, подбросил в воздух и поджег стру„й  октаринового  огня,
ударившей с кончиков пальцев. Окрестности  озарились  ослепительным  голубым
светом.
   Наступила тишина.
   - Ты, тупой болван,  теперь  я  ничего  не  вижу,  -  пожаловался  другой
волшебник.
   Это было последнее, что они услышали перед тем, как нечто  стремительное,
твердое и шумное врезалось в них, вылетев из темноты, и исчезло в ночи.
   Все, что они смогли найти, после того как выкопали друг друга из снега, -
это плотная цепочка маленьких следов. Сотен маленьких следов,  расположенных
очень близко друг к другу и прочерчивающих снег прямой, как луч  прожектора,
линией.

   - Некромантия! - воскликнул Ринсвинд.
   Старуха, сидящая по другую сторону костра, пожала пальцами и вытащила  из
потайного кармана колоду засаленных карт.
   Несмотря на царящий снаружи сильный мороз, воздух в  юрте  был  раскален,
как под мышкой у кузнеца, и  волшебник  уже  обливался  потом.  Из  конского
навоза получается неплохое топливо, но  Конному  племени  предстояло  многое
узнать о кондиционировании воздуха - начиная с того, что это такое.
   Бетан наклонилась вбок.
   - Какая-какая мантия? - шепнула она.
   - Некромантия. Разговоры с мертвыми, - объяснил он.
   - О-о, - протянула она, почувствовав неясное разочарование.
   Они поужинали конским мясом, конским сыром,  конской  кровяной  колбасой,
консоме и разбавленным пивом, о происхождении которого Ринсвинд старался  не
задумываться. Коэн (который ел конский суп) поведал им, что люди  из  Конных
племен пупземельных степей рождаются в  седле  -  этот  факт  Ринсвинд  счел
гинекологическим абсурдом - и обладают особыми познаниями по части природной
магии. Жизнь в открытой степи заставляет вас осознать, насколько плотно небо
пригнано к земле, и  это  вдохновляет  ваш  разум  на  глубокие  мысли  типа
"Зачем?",  "Когда?"  и  "Почему  бы  нам  для  разнообразия  не  попробовать
говядину?".
   Бабка вождя кивнула Ринсвинду и разложила перед собой карты.
   Ринсвинд, как уже отмечалось, был худшим волшебником  на  Диске:  никакие
чары не задерживались в его мозгу с тех пор, как там поселилось  Заклинание,
- точно так же рыба предпочитает не околачиваться в озере, в котором водятся
щуки. Но все же у него оставалась гордость, а  волшебники  не  любят,  когда
женщины занимаются магией, даже  самой  примитивной.  Руководство  Незримого
Университета никогда не принимало на учебу женщин, ссылаясь  на  проблемы  с
канализацией, но настоящей причиной было невысказанное опасение,  что,  если
женщинам позволят баловаться  с  магией,  они  могут  устыдить  всех  своими
способностями...
   - Во всяком случае, я не верю в карты Каро, - буркнул он. -  Разговоры  о
том, что они представляют  собой  концентрированную  мудрость  вселенной,  -
сплошная чушь.
   Первая  карта,  пожелтевшая  от  дыма  и  потрескавшаяся   от   старости,
представляла собой...
   Это, наверное. Звезда.  Но,  вместо  знакомого  круглого  диска  с  грубо
нарисованными лучиками, она  воплощала  крошечную  багровую  точку.  Старуха
что-то пробормотала и поскребла карту ногтем, после чего искоса  глянула  на
Ринсвинда.
   - Я тут ни при чем, - сказал он.
   Она открыла Важность Мытья  Рук,  Восьмерку  Октограмм,  Небесный  Купол,
Озеро Ночи, Четверку Слонов, Туз Черепах и - а как же без этого? - Смерть...
   Но со Смертью тоже что-то произошло. На  карте  должен  был  изображаться
довольно реалистичный Смерть верхом на  белой  лошади,  и  Он  действительно
присутствовал на картинке.  Но  небо  было  залито  багровым  светом,  и  на
отдаленный холм поднималась крошечная фигурка,  едва  различимая  при  свете
заправленных конским жиром ламп. Ринсвинд опознал ее  с  первого  взгляда  -
позади фигурки виднелся ящик с сотнями ножек.
   Сундук последует за хозяином куда угодно.
   Волшебник взглянул на Двацветка, который сидел у  противоположной  стенки
шатра - бледная тень на куче конских шкур, - и спросил:
   - Он правда мертв?
   Коэн перевел его вопрос старухе, и та затрясла  головой.  Наклонившись  к
стоящему  рядом  деревянному   сундучку   и   нашарив   среди   разносортных
мешочков-бутылочек  зеленый  флакончик,  она   вылила   его   содержимое   в
Ринсвиндово пиво. Волшебник в подозрением посмотрел на смесь.
   - Она говорит, это што-то вроде лекарштва, - объяснил Коэн.  -  Я  бы  на
твоем  меште  его  выпил,  эти  люди  обижаютшя,  когда  их  гоштеприимштвом
пренебрегают.
   - А оно не оторвет мне голову? - спросил Ринсвинд.
   - Она говорит, очень важно, штобы ты его выпил.
   - Ладно, если ты уверен, что так надо... Пиво все равно уже не испортишь.
   Ощущая на себе взгляды присутствующих, он сделал большой глоток.
   - Хм. Вообще-то совсем непло...

   Что-то подхватило его и бросило в воздух. Если не  считать  того,  что  в
другом смысле он еще сидел у огня, - он видел себя, уменьшающуюся фигурку  в
пятне света, которое быстро сжималось. Окружающие очаг игрушечные  человечки
сосредоточенно  смотрели  на  Ринсвиндово  тело.  Все,  кроме  старухи.  Она
смотрела вверх, прямо на него, и ухмылялась.

   Старшим волшебникам Круглого моря было  не  до  ухмылок.  Они  постепенно
осознавали, что столкнулись с чем-то совершенно новым и ужасающим. С молодым
человеком, делающим себе карьеру.
   Вообще-то никто из них не знал  наверняка,  сколько  на  самом  деле  лет
Траймону, но его редкие волосики были еще черного