ное внимание они целиком сосредоточили на  Хруне,  который,
надо признать, был сложен примерно так же, как  они  сами.  Руки  охранников
небрежно покоились на плечах волшебника.
   Ринсвинд нырнул вниз, бухнулся на пол и, тут же вскочив на ноги, пустился
наутек. Услышав за спиной крики Друэлле, волшебник удвоил скорость.
   Капюшон его балахона за что-то зацепился  и  оторвался.  Дежурящий  возле
лестницы мускулистый дриад широко  расставил  руки  и  деревянно  усмехнулся
летящему в его сторону человечку. Не замедляя бега, Ринсвинд  снова  нырнул,
чуть не задев подбородком свои колени. Кулак величиной с колоду просвистел у
него над самым ухом.
   Потом на дороге у волшебника выросла целая роща древесных людей. Ринсвинд
круто развернулся, увильнул от очередного замаха  озадаченного  охранника  и
помчался обратно к  кругу,  миновав  по  пути  преследовавших  его  дриад  и
расшвыряв их в стороны, точно кегли.
   Но впереди его ждали новые противники. Они  проталкивались  сквозь  толпу
женщин, в сосредоточенном предвкушении лупя кулаками по жестким ладоням.
   - Стой, самозваный волшебник, - скомандовала Друэлле, выступая вперед.
   У нее за спиной продолжали  свое  вращение  зачарованные  танцоры.  Фокус
круга переместился в коридор, который заливал яркий фиолетовый свет.
   Терпение у Ринсвинда лопнуло.
   - Может, хватит, а? - прорычал он. - Давай разберемся раз и  навсегда.  Я
настоящий волшебник.
   Он раздраженно топнул ногой.
   - Неужели? - отозвалась дриада. - Тогда покажи нам, как ты творишь чары.
   - Э-э... - начал Ринсвинд.
   Дело было в том, что с тех пор, как у  него  в  мозгу  засело  древнее  и
таинственное заклинание, он не мог запомнить даже самый  простейший  заговор
для выведения тараканов или почесывания поясницы  без  помощи  рук.  Маги  в
Незримом Университете объясняли это тем, что невольное запоминание заклинило
все его чароудерживающие клетки.  Ринсвинд  в  мрачные  минуты  своей  жизни
выдвинул собственное объяснение, почему даже  мелкие  заговоры  отказываются
задерживаться в его голове дольше чем на несколько секунд.
   Он решил, что они просто боятся.
   - Э-э... - повторил он.
   - Не напрягайся так, с нас хватит самого  незначительного  волшебства,  -
съязвила Друэлле, наблюдая, как его губы  кривятся  в  пароксизме  страха  и
беспокойства. Повинуясь ее знаку, пара дриадов подступила ближе.
   Заклинание воспользовалось моментом  и  вскочило  во  временно  покинутое
Ринсвиндом седло его сознания.  Устроившись  там  поудобнее,  оно  вызывающе
оскалилось.
   - Я знаю одно заклинание, - устало сказал он.
   - Неужели? Так произнеси его, - предложила Друэлле.
   Ринсвинд  несколько  сомневался  в  том,  что  он  посмеет  это  сделать.
Заклинание пыталось завладеть его языком. Он мужественно сопротивлялся.
   - Ты шкажава, што можешь читать мои мышви, - невнятно  проговорил  он.  -
Пво-читай их.
   Она шагнула вперед, насмешливо глядя ему в глаза.
   Улыбка замерла на ее губах, и она отшатнулась, закрываясь руками.  Из  ее
горла вырвался звук, исполненный беспредельного ужаса.
   Ринсвинд оглянулся  вокруг.  Остальные  дриады  тоже  отступили.  Что  он
сотворил? По-видимому, нечто ужасное.
   Однако волшебник из личного опыта знал, что это преимущество временное  -
очень скоро вселенная  восстановит  утраченное  равновесие  и  снова  начнет
измываться  над  ним.  Недолго  думая,   он   попятился,   проскочил   между
составляющими магический круг дриадами и обернулся,  чтобы  посмотреть,  что
Друэлле будет делать дальше.
   - Взять его! - закричала она. - Отведите его подальше от Дерева и убейте!
   Ринсвинд метнулся прочь.
   Через фокус круга.
   Вспыхнул ослепительный свет.
   Наступила внезапная тьма.
   Расплывчатая ринсвиндообразная фиолетовая тень сжалась в точку и, мигнув,
исчезла.
   Исчезло вообще все.

   Хрун-Варвар бесшумно крался по  коридорам.  Свет,  падающий  сверху,  был
настолько  фиолетовым,  что  казался  почти  черным.  Легкое  замешательство
прошло. В святилище правила магия, и это все объясняло.
   Это объясняло, почему он, проезжая через  мрачный  лес,  вдруг  увидел  у
обочины сундук, крышка которого была зазывно приоткрыта и выставляла напоказ
большое количество золота. Когда же Хрун соскочил с  лошади,  чтобы  забрать
сокровища, сундук неожиданно выпустил из себя ноги и порысил  в  лес,  чтобы
через пару сотен ярдов остановиться снова.
   Погоня длилась несколько часов, но в конце концов  Хрун  потерял  ящик  в
этих освещенных дьявольским светом туннелях.
   В целом, неприятная резьба на стенах и время от времени  попадающиеся  на
пути расчлененные скелеты ничуть не путали Хруна.  Отчасти  это  объяснялось
тем, что он не мог похвастаться особой сообразительностью, да и  воображение
у него отсутствовало начисто.  Кроме  того,  странные  барельефы  и  опасные
туннели были для него в порядке  вещей.  Он  провел  в  подобных  передрягах
значительную часть своей жизни, отыскивая  золото,  демонов  или  страдающих
девственниц и освобождая оных от хозяев, жизни и по меньшей мере от одной из
причин их страданий.
   Полюбуйтесь, как мягко Хрун прыгает мимо подозрительного входа в туннель.
Даже в фиолетовом свете его кожа отливает медью. Его особу украшает  большое
количество золота в форме ножных  и  ручных  браслетов,  но  в  основном  он
обнажен, если не считать набедренной повязки из шкуры леопарда. Эту шкуру он
раздобыл в насыщенных испарениями лесах Говондаленда, прикончив ее владельца
голыми зубами.
   В правой руке Хрун сжимал магический черный меч по имени  Кринг,  который
был выкован из молнии и обладал душой, но терпеть не мог ножен.  Хрун  украл
этот меч всего три дня назад из неприступного дворца архимандрита Б'Итуни  и
уже жалел об этом. Кринг начинал действовать ему на нервы.
   - Говорю тебе, он свернул в последний проход  справа,  -  прошипел  Кринг
голосом, похожим на скрежет клинка о камень.
   - Замолчи!
   - Я только сказал, что...
   - Заткнись!

   А в это время Двацветок...
   Заблудился. Впрочем, это он и  сам  понял.  То  ли  здание  было  гораздо
больше, чем казалось  с  виду,  то  ли  он  забрался  в  какое-то  громадное
подземелье, хотя ни по каким ступенькам  вроде  бы  не  спускался...  То  ли
внутренние размеры храма не подчинялись чуть ли не самому основному  правилу
архитектуры - судя по всему, изнутри храм был больше, чем снаружи. И к  чему
эти  странные  светильники?  Они  имели  форму   восьмигранных   кристаллов,
закрепленных  через  равные  промежутки  на  стенах  и  потолке.  Неприятное
свечение,  исходящее  от  них,  не  столько  озаряло,  сколько  подчеркивало
темноту.
   "А тот, кто вырезал на стене  эти  барельефы,  -  подумал  добросердечный
Двацветок, - вероятно, слишком много пил. Годами".
   С другой стороны, это было захватывающее место. Такое впечатление,  будто
строители храма буквально повернулись на цифре восемь. Пол представлял собой
сплошную мозаику из восьмиугольных плиток, стены  и  потолки  коридора  были
переломлены так, что, если сосчитать все плоскости,  у  коридора  получалось
восемь  граней.  Даже   камни,   выглядывающие   из-под   штукатурки,   были
восьмигранными.
   - Мне это не нравится,  -  заметил  чертик-живописец  из  своей  коробки,
висящей у Двацветка на шее.
   - Почему? - осведомился турист.
   - Здесь жутко.
   - Но ты же демон. Откуда тебе знать, что жутко, а что -  нет?  Что  такое
"жутко" для демона?
   - Ну, - осторожно сказал  чертик,  боязливо  оглядываясь  по  сторонам  и
переминаясь с когтя на коготь. - Вещи. Всякие штуки.
   Двацветок смерил его строгим взглядом.
   - Какие вещи?
   Демон нервно кашлянул (демоны не дышат; тем  не  менее  в  жизни  каждого
разумного существа, дышит оно или нет, наступает момент,  когда  оно  нервно
кашляет).
   - О, вещи, - с несчастным видом сказал он. - Дурные вещи. Вещи, о которых
не говорят, - вот что я пытаюсь донести до тебя, хозяин.
   -  Жаль,  Ринсвинд  куда-то  запропастился,  -  устало  покачал   головой
Двацветок. - Он бы что-нибудь придумал.
   - Это он-то? - презрительно переспросил чертик. -  Он  бы  и  не  сунулся
сюда. Волшебники на дух не переносят число восемь.  Он  виновато  прихлопнул
лапой рот. Двацветок посмотрел на потолок.
   - Что это было? - осведомился он. - Ты что-нибудь слышал?
   - Я? Слышал?  Нет!  Ничего!  -  отказался  демон  и,  юркнув  в  коробку,
захлопнул дверь.
   Двацветок постучал по ней. Дверка приоткрылась.
   - Как будто камень покатился, - сообщил турист.
   Дверь с грохотом хлопнула. Двацветок пожал плечами.
   - Наверное, здание разваливается на  куски,  -  сказал  он  сам  себе  и,
поднявшись на ноги, крикнул: - Эй, есть здесь кто-нибудь?
   ЕСТЬ, Есть, есть, ответили темные туннели.
   - Э-ге-гей! - попробовал он. ЭЙ, Эй, эй.
   - Я точно знаю, что здесь кто-то  есть,  я  только  что  слышал,  как  вы
играете в кости! КОСТИ, Кости, кости.
   - Послушайте, я всего лишь... Двацветок резко  замолчал.  Причиной  этому
была яркая светящаяся точка, внезапно возникшая в нескольких  футах  от  его
глаз. Она быстро  росла  и  через  пару  секунд  превратилась  в  крохотную,
многокрасочную человеческую фигурку. На  этой  стадии  она  начала  издавать
звук, или, скорее, Двацветок услышал звук,  который  она  издавала  все  это
время. Он был похож на осколок крика, растянутый на одно долгое мгновение.
   Переливающийся всеми цветами радуги человечек вырос уже до размеров куклы
- между полом и потолком медленно кувыркался искаженный, изломанный  силуэт.
Двацветок спросил себя, почему ему в голову пришли слова "осколок  крика"...
и пожалел об этом.
   Фигурка начала походить на Ринсвинда. Рот волшебника был открыт,  а  лицо
освещено светом - чего? Чужих звезд, поймал себя на мысли Двацветок.  Звезд,
которых люди обычно не видят. Он вздрогнул.
   Поворачивающийся в воздухе волшебник достиг половины человеческого роста.
Потом он принялся увеличиваться быстрее, после  чего  все  вдруг  смешалось.
Последовал порыв ветра, негромкий взрыв; Ринсвинд с криком свалился  наземь,
крепко ударился об пол, задохнулся, перекатился и, обхватив  голову  руками,
свернулся в тугой комок.
   Когда  пыль  улеглась,  Двацветок  осторожно  протянул  руку  и  похлопал
волшебника по плечу. Человек-шар свернулся еще плотнее.
   - Это я, - услужливо подсказал Двацветок.
   Волшебник немного развернулся.
   - Что? - переспросил он.
   - Я.
   Ринсвинд одним движением развернулся и вскочил перед  маленьким  туристом
на ноги, отчаянно вцепившись руками в его плечи. В широко  раскрытых  глазах
волшебника затаилось безумие.
   - Не говори это! - прошипел он. - Только не произноси вслух, и мы,  может
быть, выберемся отсюда!
   - Выберемся? Как ты сюда попал? Разве ты не знаешь?..
   - Не говори это!
   Двацветок попятился от психа.
   - Не говори!
   - Не говорить что?
   - Число!
   - Число? - переспросил Двацветок. - Послушай, Ринсвинд...
   - Да, число! Между семью и девятью. Четыре плюс четыре!
   - Что, во...
   Ладони Ринсвинда прихлопнули ему рот.
   - Назовешь его, и нам крышка. Лучше даже не думай о нем, ладно?  Доверься
мне!
   - Я не понимаю! - взвыл  Двацветок.  Ринсвинд  слегка  расслабился,  хотя
скрипичная струна по сравнению с ним была все
   равно что миска студня.
   - Пошли, - скомандовал он. -  Попробуем  выбраться.  А  я  попробую  тебе
рассказать.

   После первого Магического периода захоронение гримуаров на  Диске  начало
превращаться  в  очень  серьезную  проблему.  Заклинание   всегда   остается
заклинанием, даже если его временно заключить в  пергамент  и  чернила.  Оно
обладает могуществом. Это не столь важно, пока владелец книги жив, но  после
его смерти свод заклинаний становится источником неконтролируемой энергии, с
которой не так-то легко справиться.
   Короче  говоря,  чародейные  книги  испускают  магию.  Были   испробованы
различные варианты решения проблемы.  Страны,  расположенные  неподалеку  от
Края, утяжеляли книги мертвых волшебников свинцовыми пентаграммами и швыряли
за  Край.  Поблизости  от   Пупа   предлагались   менее   удовлетворительные
альтернативы. Одна из них заключалась  в  том,  что  провинившиеся  фолианты
сгружали в контейнеры из отрицательно заряженного октирона  и  сбрасывали  в
бездонные  глубины  моря  (после  того   как   некоторые   районы   выразили
недовольство по поводу  появления  ходячих  деревьев  и  пятиголовых  кошек,
захоронение гримуаров на суше было запрещено законом).  Однако  очень  скоро
магия снова  начала  просачиваться  наружу,  и  в  результате  рыбаки  стали
жаловаться на стаи невидимых рыб и устриц-телепаток.
   Отчасти эту проблему  решило  оборудование  центров,  которые  занимались
магическими науками. Там  имелись  большие  помещения  из  денатурированного
октирона, непроницаемого для большинства форм  магии,  и  здесь  можно  было
хранить наиболее опасные гриму ары, пока их могущество не истощалось.
   Так  в  Незримом  Университете  появился  Октаво,  величайший   из   всех
гримуаров, прежде принадлежавший Создателю Вселенной. Вот в него-то Ринсвинд
однажды и заглянул. Он смотрел на страницу не  больше  секунды,  после  чего
включились различные охранительные заклятия, однако и этого  хватило,  чтобы
одно из заклинаний выпрыгнуло из  гримуара  и  устроилось  под  крышкой  его
черепной коробки, словно жаба под камнем.

   - А что было потом? - спросил Двацветок.
   - Меня вытащили. Задали трепку, разумеется.
   - И никто не знает, что это заклинание делает?
   Ринсвинд покачал головой.
   - Оно исчезло со страницы, - сказал он. - Никто этого не узнает,  пока  я
его не произнесу. Ну или пока не умру. После моей смерти оно вроде как  само
произнесется. Тогда оно  либо  вселенную  остановит,  либо  течение  Времени
прекратит, либо еще что-нибудь вытворит.
   Двацветок потрепал его по плечу.
   - Что толку предаваться мрачным мыслям? -  жизнерадостно  заметил  он.  -
Давай-ка еще раз попробуем поискать выход.
   Ринсвинд покачал головой. Паника,  терзавшая  его,  несколько  отступила.
Скорее всего, он уже перевалил за барьер  ужаса  и  сейчас  пребывал  в  том
мертвецки спокойном состоянии духа, которое  лежит  на  другой  стороне.  По
крайней мере, язык у него перестал заплетаться.
   - Нам конец, - констатировал он. - Мы бродим по храму целую ночь.  Говорю
тебе, это настоящая паутина. Какая разница, в какую сторону идти,  если  все
равно окажемся в центре?
   - Во всяком случае, ты пришел за мной, и это было очень любезно  с  твоей
стороны, - заявил Двацветок. - Кстати, как ты сюда попал? Зрелище было очень
впечатляющим.
   - Ну, - неловко начал волшебник, - я просто подумал:  "Негоже  бросать  в
беде старину Двацветка", и...
   - Так что теперь нам нужно найти этого Бел-Шамгарота и все ему объяснить.
Может быть, он выпустит нас отсюда, - сказал Двацветок.
   Ринсвинд прочистил ухо пальцем.
   - Здесь очень забавное эхо, - заметил он. - Мне послышалось, ты употребил
слова типа "найти" и "объяснить".
   - Ну да.
   Ринсвинд изумленно уставился на озаренного адскими пурпурными  отблесками
туриста.
   - Ты собираешься найти Бел-Шамгарота? - переспросил он.
   - Да. Нам вовсе не обязательно вступать с ним в какие-то отношения.
   - Ты хочешь найти Раздирателя Душ и не вступать с  ним  в  отношения?  Мы
что, просто кивнем ему и спросим, как пройти к выходу? Неужели ты и в  самом
деле надеешься что-то объяснить Насылателю  Восьмммффф,  -  вовремя  оборвал
себя Ринсвинд. - Да ты чокнутый! - закончил он. - Эй! Куда ты? Вернись!
   Он бросился следом за Двацветком, но тут же со стоном затормозил.
   Фиолетовый  свет  резанул  по  глазам,  раскрашивая  окружение  в  новые,
неприятные краски. Это был уже не коридор, это было просторное  помещение  с
числом стен, которое Ринсвинд не осмеливался себе представить. Отсюда лучами
расходились во... 7а туннелей.
   В некотором отдалении  волшебник  увидел  невысокий  алтарь  с  таким  же
количеством граней, сколько дает два, умноженное на  четыре.  Однако  алтарь
этот, как ни странно, стоял не  в  центре  зала.  Середину  палаты  занимала
здоровенная каменная плита, у которой было в два раза больше сторон,  чем  у
квадрата. Очень массивная на вид плита.  В  странном  фиолетовом  свете  она
казалась слегка наклоненной, и один ее край гордо выступал  над  окружающими
каменными блоками.
   На плите стоял Двацветок.
   - Эй, Ринсвинд!  Посмотри,  кого  я  нашел!  По  одному  из  коридоров  в
направлении зала неторопливо трусил Сундук.
   - Замечательно, - объявил Ринсвинд. - Прекрасно.  Он-то  нас  и  выведет.
Немедленно.
   Двацветок торопливо копался в сундучьих внутренностях.
   - Ага, - откликнулся он. - Я только несколько  картинок  сделаю.  Сейчас,
прилажу вот эту штуковину и...
   - Я сказал немедленно...
   Ринсвинд замолк. В коридоре прямо напротив него стоял  Хрун-Варвар,  и  в
его похожем на окорок кулаке был зажат огромный черный меч.
   - Ты? - неуверенно спросил герой.
   - Ага. Да, - кивнул Ринсвинд. - Если я не ошибаюсь,  Хрун?  Давненько  не
виделись. Зачем пожаловал?
   Хрун ткнул пальцем в Сундук.
   - За ним, - сказал он. Этот долгий диалог истощил все его силы.  Наконец,
голосом, в котором сочетались утверждение, притязание, угроза и  ультиматум,
Хрун добавил: - Мое.
   - Сундук принадлежит Двацветку, - возразил Ринсвинд. -  И  вот  тебе  мой
совет. Не трогай ты этот ящик.
   До него вдруг дошло, что  как  раз  этого  говорить  не  следовало.  Хрун
отпихнул Двацветка в сторону и потянулся к Сундуку...
   ...который выпустил из себя ноги и попятился, угрожающе скалясь  крышкой.
В неверном свете Ринсвинду показалось, что у Сундука вдруг выросло несколько
рядов огромных зубов, белых, как отбеленная древесина березы.
   - Хрун, - быстро проговорил он, - я должен кое о чем тебя предупредить.
   Хрун повернул к нему озадаченное лицо.
   - Что? - спросил он.
   - Насчет чисел. Если ты сложишь семь и один, три и пять или отнимешь  два
от десяти, то ты получишь число. Пока ты здесь, не упоминай  его,  и  тогда,
может быть, у нас появится шанс выбраться отсюда живыми.  Или  мертвыми,  но
нормальными.
   - Кто это? - поинтересовался Двацветок.
   Он держал в руке клетку, выуженную из самых сокровенных глубин Сундука  и
набитую угрюмыми розовыми ящерицами.
   - Я Хрун, - гордо возвестил Хрун.  Потом  он  посмотрел  на  Ринсвинда  и
переспросил: - Что?
   - Просто не называй это число, ладно? - повторил Ринсвинд.
   Он посмотрел на меч, зажатый в кулаке Хруна. Меч  был  абсолютно  черным,
того оттенка черного, который есть не цвет, но, скорее, могила всех  цветов.
Вверх по  светящемуся  слабым  октариновым  светом  клинку  шла  чрезвычайно
витиеватая руническая надпись. Меч, должно  быть,  тоже  увидел  волшебника,
потому что внезапно заговорил - голосом, похожим на скрип когтя по стеклу.
   - Странно, - удивился клинок.  -  Почему  ему  нельзя  произносить  число
восемь?
   ВОСЕМЬ, Совсем, съем, откликнулось эхо.  Глубоко  под  землей  послышался
слабый-преслабый скрежещущий звук.
   А эхо, хоть и стало мягче, отказывалось затихать. Его  отголоски  скакали
от стены к стене, снова и снова сталкиваясь между собой. В такт звуку  мигал
фиолетовый свет.
   - Ну вот! - завопил Ринсвинд. - Я же предупредил, ни  в  коем  случае  не
упоминайте число восемь!
   Он  в  ужасе  замолчал.  Что  он  наделал!  Но  слово  уже  вырвалось   и
присоединилось к своим собратьям в общем перешептывании.
   Ринсвинд собрался было сделать ноги, но  воздух  внезапно  загустел,  как
патока. В зале собирался заряд магии, мощнее которого волшебник  никогда  не
встречал. Когда же Ринсвинд медленно, с трудом сдвинулся с места, то за  его
ногами потянулись повторяющие их очертания хвосты золотистых искр.
   Позади послышался грохот - это огромная восьмиугольная плита поднялась  в
воздух, постояла на ребре и рухнула наземь.
   Из открывшей