ет, овсянка, колбаса, катиться колбаской, бобы  и  на  бобах,  сладости,
желе, варенье. Гусиные потроха, - он послал Пузану лучезарную улыбку.
   - Все сразу? - слабым голосом уточнил трактирщик.
   - Просто он так разговаривает, - объяснил Хью.  -  И  не  спрашивай  меня
почему. Разговаривает, и все тут.
   Все глаза в комнате наблюдали за незнакомцем - все, за исключением  пары,
принадлежащей волшебнику Ринсвинду, который сидел в самом  темном  уголке  и
медленно потягивал из кружки разбавленное пиво.
   Он разглядывал Сундук.
   А вы повнимательнее разглядите Ринсвинда.
   Посмотрите на него. Тощий, подобно большинству  волшебников,  он  одет  в
темно-красный балахон, по которому потускневшими блестками вышито  несколько
магических знаков. Кое-кто может принять его за  простого  ученика  чародея,
сбежавшего от хозяина из протеста, скуки, страха и еще  теплящегося  желания
женщин. Однако шею Ринсвинда украшает  цепь  с  бронзовым  октагоном,  сразу
выдающая  выпускника  Незримого  Университета,  высшей  школы   магии,   чей
перемещающийся  в  пространстве   и   времени   трансцендентно-архитектурный
комплекс находится одновременно и  Там  и  Тут.  Выпускники  этого  учебного
заведения обычно могут претендовать по меньшей  мере  на  степень  мага,  но
Ринсвинду  -  после  одного  злополучного  события   -   пришлось   покинуть
Университет  со  знанием  одного-единственного  заклинания.  Теперь  чародей
болтался по городу, зарабатывая на жизнь  своей  врожденной  способностью  к
языкам. Работать он особо не любил, но отличался живым умом  и  пронырливыми
повадками напоминал смышленого грызуна. Кроме того, он с первого взгляда мог
распознать древесину груши разумной. Как раз сейчас он на нее  и  смотрел  -
смотрел и не мог поверить своим глазам.
   Архимаг,  приложив  величайшие  усилия  и  затратив  огромное  количество
времени,  мог  надеяться  в  конечном  итоге  заполучить  небольшой   посох,
сделанный из груши разумной. Это редкое дерево растет только в  тех  местах,
где в древности водилась магия, поэтому во всех  городах  Круглого  моря  не
найдется и двух  посохов  из  груши  разумной.  Что  же  касается  огромного
сундука... Ринсвинд совершил в уме быстрый расчет и  пришел  к  выводу,  что
даже если  б  сундук  был  до  отказа  набит  звездными  опалами  и  кусками
золотоносной руды, то все равно его содержимое не стоило бы и десятой  части
содержащего. На лбу волшебника запульсировала жилка.
   Ринсвинд поднялся на ноги и направился к троице у стойки.
   - Могу я чем-нибудь помочь? - осведомился он.
   - Отвали, Ринсвинд, - рявкнул Пузан.
   - Я всего-навсего подумал, что, может быть, не помешало бы  обратиться  к
этому джентльмену на его родном языке, - мягко предложил волшебник.
   - Он прекрасно обходится без твоей помощи, - парировал трактирщик, но все
же отступил.
   Ринсвинд вежливо улыбнулся чужестранцу и произнес пару  фраз  похимерски.
Он гордился тем, что бегло говорит на химерском, но чужеземец лишь удивленно
поглядел на него.
   - Ничего у тебя не выйдет, - знающе покачал головой Хью. - Видишь ли, все
дело в этой книжонке. Она советует ему, что сказать. Колдовство, одно слово.
   Ринсвинд перешел на высоко-борогравий-ский, затем на ванглемешт, сумтри и
даже на черно-оругуйский язык, в котором нет ни  одного  существительного  и
только одно прилагательное, к  тому  же  неприличное.  Каждая  попытка  была
встречена вежливым непониманием. Отчаявшись, Ринсвинд решил испробовать язык
варваров Троба, и тут лицо маленького  чужестранца  расплылось  в  довольной
улыбке.
   - Ну наконец-To! - воскликнул он. - Мой добрый друг! Это замечательно.
   (В действительности на тробском языке последнее слово означало  "то,  что
может  случиться  лишь  однажды  за  все   время   службы   доброго   каноэ,
изготовленного при помощи топора и огня из самого высокого алмазного дерева,
что растет в знаменитых  алмазных  лесах  на  нижних  склонах  горы  Аваява,
являющейся, по слухам, обиталищем огненных богов".)
   - О чем это вы? - подозрительно осведомился Пузан.
   - Что сказал трактирщик? - поинтересовался приезжий. Ринсвинд сглотнул.
   - Пузан, - сказал он. - Он просит принести две кружки твоего лучшего эля.
   - Ты понимаешь его?
   - О, конечно.
   - Скажи ему... скажи, что мы очень рады его прибытию. И  скажи,  что  еда
стоит... э-э... один золотой.
   На какое-то мгновение лицо Пузана напряглось - словно некая  ожесточенная
внутренняя борьба происходила в трактирщике, - и после секундного  колебания
он во внезапном порыве щедрости добавил:
   - Твой завтрак я тоже включу в его счет.
   - Чужеземец, - ровным голосом  сказал  Ринсвинд,  -  если  ты  останешься
здесь, то к ночи тебя либо  зарежут,  либо  отравят.  Только  не  переставай
улыбаться, иначе меня постигнет та же судьба.
   - Да что вы! - воскликнул приезжий, оглядываясь по сторонам. - Здесь  так
очаровательно. Настоящий морпоркский трактир. Знаете,  я  так  много  о  них
слышал. Вы посмотрите, какие своеобразные старые балки. И такие солидные...
   Ринсвинд быстро глянул вокруг себя на тот случай, если  утечка  магии  из
расположенного за рекой Квартала Волшебников вдруг перенесла их  в  какое-то
другое место., Но нет, все тот же зал "Барабана" - покрытые  пятнами  копоти
стены; пол, устланный  гниющей  соломой,  поверх  которой  валяются  трупики
безымянных жучков; прокисшее пиво, которое не  столько  покупалось,  сколько
бралось  напрокат.  Ринсвинд  попробовал  примерить  этот  образ   к   слову
"своеобразный"  или,  скорее,  к  его  ближайшему   тробскому   эквиваленту,
звучащему  как  "эта  приятная  странность  конструкции,   встречающаяся   в
коралловых домиках поедающих губки пигмеев с полуострова Орохаи".
   Его разум не выдержал подобного сравнения.
   - Меня зовут Двацветок, - продолжал гость, протягивая руку.
   Трое его собеседников инстинктивно опустили глаза, чтобы  проверить,  нет
ли в ней монетки.
   - Рад познакомиться, - ответил Ринсвинд. - Я  Ринсвинд.  Послушай,  я  не
шучу. Это настоящий притон.
   - Прекрасно! Сюда-то я и хотел попасть!
   - Не понял.
   - Что это за жидкость в кружках?
   - Это? Пиво. Спасибо, Пузан. Да. Пиво. Ну... Пиво, в общем.
   - А, этот столь характерный напиток. Как вы  думаете"  маленькой  золотой
монетки хватит, чтобы заплатить за пиво? Я бы не хотел никого обидеть.
   Монета уже наполовину высунулась из его кошелька.
   - Аг-ха, - закашлялся Ринсвинд. - Я  хочу  сказать,  нет,  ты  никого  не
обидишь.
   - Хорошо. Значит, это притон.  Вы  имеете  в  виду,  что  сюда  частенько
захаживают всякие герои и искатели приключений?
   Ринсвинд поразмыслил над этим предположением.
   - Да, - в конце концов выдавил он.
   - Замечательно. Я хотел бы познакомиться с кем-нибудь из них.
   Тут волшебнику пришло в голову разумное объяснение поведения чужеземца.
   - А, - догадался он, - так ты приехал за наемниками ("за воинами, которые
сражаются за племя, у которого больше молочных орешков")?
   - О, нет. Я просто хочу познакомиться с этими людьми.  Чтобы,  вернувшись
домой, я мог похвастаться этим.
   "Знакомство с клиентами "Барабана" скорее будет означать, что  ты  вообще
не вернешься домой, - мрачно подумал Ринсвинд. - Разве что ты живешь ниже по
течению и твой труп случайно пронесет мимо".
   - И откуда же ты родом? - поинтересовался Ринсвинд.
   Тем временем Пузан тихонько ускользнул в одну из  задних  комнат.  Хью  с
подозрением наблюдал за беседой из-за ближайшего столика.
   - Вы когда-нибудь слышали о городе под названием Бес Пеларгик?
   - Ну, я в Тробе пробыл очень недолго. Так, заглянул проездом...
   - О, это не в Тробе. Я говорю на этом языке,  потому  что  в  наши  порты
заходит множество тробеких кораблей. Бес Пеларгик - это главный морской порт
Агатовой империи.
   - Боюсь, никогда о такой не слышал. Двацветок приподнял брови:
   - Правда? Она довольно-таки большая.  До  нее  примерно  неделя  ходу  от
Коричневых островов. Плывите по вращению и вскоре наткнетесь на нее. С  вами
все в порядке?
   Чужеземец торопливо обежал вокруг  стола  и  вежливо  постучал  судорожно
закашлявшегося волшебника по спине.
   Противовесный Континент!

   За три улицы от трактира старик  бросил  в  кислоту  монету  и  осторожно
покачал блюдце. Пузан с нетерпением взирал на происходящее - ему было не  по
себе в этой комнате, которая  вся  пропиталась  вонючим  дымом  из  чанов  и
булькающих реторт.  Стены  помещения  были  сплошь  заставлены  полками,  на
которых виднелись неясные очертания неведомых вещиц, наводящих  на  мысли  о
черепах и чучелах небывалых монстров.
   - Ну? - требовательно спросил трактирщик.
   - В таком деле торопиться нельзя, - брюзгливо отозвался старый алхимик. -
Проверка времени требует. Aral
   Он подтолкнул блюдечко пальцем. Монету затянул водоворот зеленых  красок.
Понаблюдав  за  реакцией,  алхимик  проделал  какие-то  расчеты  на  обрывке
пергамента.
   - Исключительно интересно, - наконец заявил он.
   - Она настоящая?
   - Это зависит от того, что ты подразумеваешь под этим  словом,  -  поджал
губы старик.  -  Если  ты  хочешь  узнать,  равняется  ли  она,  к  примеру,
пятидесяти долларам, то я тебе отвечу, что нет, не равняется.
   - Так я и знал! - возопил трактирщик и ринулся к дверям.
   - Видимо, я не совсем ясно выразился... - крикнул вслед алхимик.
   Пузан сердито повернулся к нему.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Видишь ли, за долгие годы наши деньги стали... разбавленными, что ли? В
обычной монете золота содержится  лишь  четыре  части,  а  остальные  восемь
частей из двенадцати составляют серебро, медь и так далее.
   - Ну и что с того?
   - Я сказал, что эта монета не такая, как наши. Это чистое золото.
   После того как Пузан рысью выбежал из комнаты,  алхимик  некоторое  время
разглядывал потолок. Затем он достал крошечный  клочок  тонкого  пергамента,
разыскал в куче хлама  на  рабочем  столе  перо  и  написал  очень  короткую
записку. После чего, подойдя к клеткам с белыми голубями, черными петухами и
прочими опытными экземплярами, он вытащил гладкую, лоснящуюся крысу, засунул
свернутую записку в маленькую бутылочку, привязанную к задней ноге  зверька,
и выпустил животное на свободу.
   Крыса ткнулась носом в пол и исчезла в норе у дальней стены.
   Примерно в это  же  самое  время  одна  гадалка,  славящаяся  никогда  не
сбывающимися предсказаниями и живущая на  другом  конце  квартала,  случайно
заглянула в  свою  магическую  чашу  и  испустила  тихий  вопль.  В  течение
какого-то часа провидица  продала  все  драгоценности,  различные  волшебные
приспособления, большую часть одежды и прочие пожитки, которые  нельзя  было
увезти на самой быстрой лошади, какую она  смогла  достать.  Тот  факт,  что
немного погодя, когда  дом  рухнул  в  пламени,  сама  гадалка  погибла  под
случайным обвалом в Морпоркских горах, доказывает, что у  Смерти  тоже  есть
чувство юмора.

   Опять-таки примерно в  то  же  время,  когда  почтовая  крыса  исчезла  в
лабиринте ходов  под  городом  и,  безошибочно  следуя  древнему  инстинкту,
заторопилась к  своей  цели,  патриций  Анк-Морпорка  взял  в  руки  письма,
доставленные прилетевшим утром альбатросом, еще раз задумчиво  посмотрел  на
верхнее из них и вызвал к себе начальника шпионов.
   А в "Порванном  Барабане"  Ринсвинд  с  раскрытым  ртом  внимал  рассказу
Двацветка.
   - Так что я  решил  увидеть  ваш  город  своими  глазами,  -  повествовал
маленький чужестранец. - На это ушли все сбережения,  которые  я  собрал  за
восемь лет. Но мое путешествие стоит  каждого  полурайну.  Я  хочу  сказать,
наконец-то  я  очутился  здесь.  В   Анк-Морпорке.   В   двуедином   городе,
прославленном в песнях и сагах. На улицах, знававших поступь  Хэрика  Белого
Клинка, Хруна-Варвара, Бравда из Пупземелья и Хорька...  Знаете,  здесь  все
именно так, как я себе представлял.
   Лицо Ринсвинда являло собой маску, изображавшую зачарованный ужас.
   - Я уже не мог выносить жизнь в Бес  Пеларгике,  -  безмятежно  продолжал
Двацветок. - Сидеть целый день за конторкой, складывать колонки циферок,  не
ждать от будущего ничего, кроме пенсии... где ж  тут  романтика?  Двацветок,
сказал я себе, сейчас или никогда.  Зачем  слушать  чужие  истории?  Ты  сам
можешь поехать туда. Хватит слоняться вокруг доков и подслушивать матросские
байки. Одним словом, я составил себе разговорник и купил билет на  ближайшее
судно, следующее к Коричневым островам.
   - И ты не взял с собой никакой охраны? - пробормотал Ринсвинд.
   - А зачем? Что у меня красть? Ринсвинд кашлянул.
   - У тебя есть... э-э... золото, - намекнул он.
   - И двух тысяч раину не наберется. Этого только-только  хватит,  чтоб  не
помереть с голоду пару-другую месяцев. У меня дома. Здесь, наверное, на  эти
деньги можно прожить подольше.
   - Раину - это такая большая золотая монета? - уточнил Ринсвинд.
   - Ага. - Двацветок  обеспокоено  посмотрел  на  волшебника  поверх  своих
странных зрительных линз. - Как,  по-вашему,  две  тысячи  -  это  приличная
сумма?
   - Аг-ха, - прохрипел Ринсвинд. - Я хочу сказать, да, приличная.
   - Вот и здорово.
   - Гм, а в Агатовой империи все такие богатые, как ты?
   - Я? Богатый? Помилуйте меня боги, да с чего вам это взбрело в голову?  Я
всего-навсего бедный клерк! Как вы думаете,  я  не  слишком  много  заплатил
трактирщику? - вдруг забеспокоился Двацветок.
   - Э-э, он мог бы удовольствоваться и меньшим, - предположил Ринсвинд.
   - Ладно,  в  следующий  раз  буду  умнее.  Вижу,  мне  многому  предстоит
научиться. Кстати, Ринсвинд, мне в голову пришла одна идейка... Вы  случайно
не согласитесь поступить ко  мне  на  службу  в  качестве...  гм,  не  знаю,
вероятно, в данных обстоятельствах эту должность можно  назвать  "гидом"?  Я
могу позволить себе платить вам один раину в день.
   Ринсвинд открыл рот, чтобы ответить, но почувствовал, что слова  застряли
в горле и явно не торопятся выходить в мир, который  быстро  сходит  с  ума.
Двацветок залился краской.
   - Я вас обидел, - заметил он. - С моей стороны было дерзостью просить  об
этом такого профессионала, как  вы.  У  вас  наверняка  множество  проектов,
которые ждут своего воплощения. Какое-нибудь высокое волшебство...
   - Да нет, - слабо пискнул Ринсвинд. - Как раз сейчас я  свободен.  Раину,
говоришь? Один раину в день. Каждый день?
   - Наверное, в сложившихся  обстоятельствах  мне  следует  предложить  вам
полтора раину. Плюс, конечно, все издержки.
   Волшебник, совершив невозможное, овладел собой.
   - Подойдет, - кивнул он. - Я согласен.
   Двацветок достал из сумки большую золотую кругляху,  взглянул  на  нее  и
положил обратно. Ринсвинду не удалось рассмотреть ее как следует.
   - Думаю, - сказал турист, - что сейчас мне не помешает немного отдохнуть.
Путешествие было долгим. Надеюсь, вы сможете вернуться сюда в полдень, и  мы
тогда осмотрим город?
   - Заметано.
   - Тогда, пожалуйста, будьте так добры, попросите  трактирщика,  чтобы  он
показал мне мою комнату.
   Ринсвинд выполнил это поручение и проводил взглядом нервничающего Пузана,
которой, примчавшись  галопом  из  задней  комнаты,  повел  гостя  вверх  по
деревянной лестнице, расположенной за баром. Спустя несколько секунд  Сундук
тоже поднялся на ноги и затопал следом за хозяином.
   Волшебник опустил глаза и уставился на шесть  больших  монет  у  себя  на
ладони. Двацветок настоял на том, чтобы заплатить ему за первые  четыре  дня
вперед.
   Хью кивнул и ободряюще улыбнулся. Ринсвинд тихонько рыкнул на него.
   В бытность студентом-волшебником  Ринсвинд  никогда  не  получал  высоких
оценок по предвидению, но сейчас  в  его  голове  запульсировали  дотоле  не
использованные цепи, и будущее предстало перед  ним  так  явственно,  словно
было вытатуировано яркими красками на его зрачках. Меж лопатками у Ринсвинда
засвербило. Он понимал, что благоразумнее всего  будет  купить  лошадь.  Это
должна быть быстрая лошадь - и дорогая. Однако из  его  знакомых  барышников
никто не сможет дать  сдачу  с  целой  унции  золота.  Таких  богачей  среди
приятелей Ринсвинда просто не было.
   Остальные пять монет помогут ему открыть какое-нибудь  выгодное  дело  на
безопасном расстоянии отсюда. Двухсот миль вполне достаточно.  Это  было  бы
благоразумно.
   Но что же будет с Двацветком, который останется один-одинешенек в городе,
где даже тараканы за милю чуют золото? Нужно быть настоящим подонком,  чтобы
бросить этого чужеземца здесь.

   Патриций Анк-Морпорка улыбнулся одними губами.
   - Пупсторонние ворота, говоришь? - пробормотал он.
   Капитан стражи лихо козырнул.
   - Так точно, повелитель. Пришлось  пристрелить  лошадь,  иначе  этот  гад
отказывался останавливаться.
   - И вот ты здесь. Прямой путь ты избрал, -  отметил  патриций,  глядя  на
Ринсвинда. - Что скажешь в свое оправдание?
   Ходили слухи, что целое крыло дворца патриция заполнено клерками, которые
днями   напролет   сопоставляют    и    уточняют    информацию,    собранную
высокоорганизованной  шпионской  сетью  их  хозяина.  Ринсвинд  никогда   не
подвергал сомнению эти слухи. Он  взглянул  в  сторону  балкона,  тянущегося
вдоль одной из стен аудиенц-зала. Резкий бросок, ловкий  прыжок  -  и  пучок
арбалетных стрел в спину. Он содрогнулся.
   Патриций уложил многочисленные подбородки на унизанную  кольцами  руку  и
уставился на волшебника маленькими и жесткими, как бусинки, глазками.
   - Так, посмотрим, - сказал он. - Клятвопреступление, кража лошади, ввод в
обращение фальшивых монет - да, думаю, Арена заждалась тебя, Ринсвинд.
   Ну, это уж слишком...
   - Я не крал лошадь! Я честно ее купил!
   - На фальшивые деньги. Видишь ли, формально это кража.
   - Но эти райну сделаны из чистого золота!
   - Райну? - Патриций покрутил одну из монет в толстых пальцах.  -  Значит,
так они называются? Интересно. Но, как  ты  сам  заметил,  они  не  очень-то
похожи на доллары...
   - Конечно, это не...
   - Ага! Сам признался! Ринсвинд  открыл  было  рот,  чтобы  возразить,  но
передумал и сжал губы.
   - Вот именно. И ко всему, естественно, добавляется моральное оскорбление,
сопутствующее трусливому  предательству.  Ты  предал  гостя  наших  берегов.
Стыдись, Ринсвинд!
   Патриций неопределенно махнул рукой. Стражники, стоящие  у  Ринсвинда  за
спиной, отступили, а их капитан  сделал  несколько  шагов  вправо.  Ринсвинд
внезапно почувствовал себя очень одиноким.
   Говорят, когда должен умереть волшебник,  Смерть  приходит  за  ним  сама
(точнее, сам, потому что на Диске Смерть мужского рода), вместо  того  чтобы
возложить исполнение этой обязанности на кого-нибудь из  своих  подчиненных,
вроде Болезни или Голода, как оно обычно бывает. Ринсвинд нервно  оглянулся,
ожидая  увидеть  высокую  фигуру  в  черном  (кстати,  у  волшебников,  даже
неудавшихся, в дополнение  ко  всяким  палочкам  и  кристалликам  в  зрачках
имеются  крошечные  восьмиугольники,  которые  позволяют   видеть   октарин,
основной цвет, по сравнению с которым все остальные цвета  -  не  более  чем
бледные оттенки, вторгающиеся в обычное четырехмерное пространство. Говорят,
что выглядит октарин примерно как светящийся зеленовато-желтый пурпур).
   Что за тень мелькнула там, в углу?
   - Но я могу проявить милосердие, - добавил патриций.
   Тень испарилась. Ринсвинд поднял глаза, и на его лице отразилась безумная
надежда.
   - Да? - выдохнул он.
   Патриций  снова  махнул  рукой.  Стражники  быстренько   покинули   залу.
Оставшись наедине с верховным правителем двойного города,  Ринсвинд  немного
пожалел, что они
   ушли.
   - Подойди сюда,  Ринсвинд,  -  поманил  патриций  и  указал  на  вазу  со
сладостями, стоящую  на  невысоком  ониксовом  столике  рядом  с  троном.  -
Засахаренную медузу не желаешь?
   - М-м-м, - протянул Ринсвинд. - Нет,
   пожалуй.
   - А теперь я хочу, чтобы ты очень внимательно выслушал  т