чтобы  она  оказалась  права,  в  ее  доводах  была  некая
червоточина, - вот если бы ему удалось ее отыскать...
   Размышляя таким образом, Эйрар пересек  крепостной  двор,  направляясь  к
жилищу Мелибоэ и думая обратиться  за  утешением  к  его  философии  -  хотя
надежда, признаться, была невелика: его не окажется на месте, он будет занят
или вообще не пожелает говорить...
   Отнюдь: волшебник был дома и, стоя в дверях,  беседовал  с  Поэ  Глупцом.
Казалось, он немало обрадовался появлению Эйрара. Поздоровавшись, он  провел
его в дом, где на столе над разложенным свитком горела пара  свечей,  усадил
его и стал ждать, чтобы тот заговорил. Но Эйрар молчал, и  чародею  пришлось
первым нарушить тишину:
   - Я полагаю, юноша, ты явился сюда не ради моих прекрасных  глаз,  ибо  в
шатрах танцовщиц можно найти куда более привлекательные...
   - Да нет, я... - встрепенулся Эйрар  и  вновь  смолк,  не  зная,  с  чего
начать.
   - Хорошо, шутки  в  сторону.  Выглядишь  ты,  мой  милый,  точно  солдат,
вернувшийся  из  проигранного  сражения.  Что,  пытался   завоевать   любовь
высокородной девицы, а она обошлась с тобой столь же  неласково,  как  и  со
Стенофоном Пермандосским?.. Хотя  нет;  вижу,  что  нет.  По-видимому,  тебе
досталось от ее сестрицы, что так хотела видеть тебя союзником Валька...
   - Она говорит, чтобы я и думать не смел  о  принцессе  из  императорского
Дома, ибо это может вызвать ужасную войну  из-за  престолонаследования...  и
неминуемую гибель всего, что я так  хотел  бы  сберечь...  -  сказал  Эйрар,
чувствуя себя подавленным и несчастным.
   - И посему ты  готов  оставить  надежду  и  позволить  ей  и  всему  миру
поступать, как им вздумается, лишь бы бремя ответственности за будущие войны
и всякие неприятности легло не на тебя, а  на  того  другого,  кто  в  конце
концов возляжет с ней на брачное ложе?..  Нет,  поступить  так  ты  тоже  не
можешь. Итак, что же ты делаешь? Идешь ко мне, дабы я восхитился тому, сколь
возвышенны твои помыслы? Нет, юноша, восторгов ты от меня не  дождешься.  Ты
рассуждаешь подобно священнику - иными словами, себялюбиво.  Тебя  не  очень
волнует, что, собственно, там в действительности произойдет - лишь бы самому
не отвечать ни за что. Скажешь, я не прав?
   - Скажу, - пробормотал Эйрар и почувствовал, что  краснеет.  -  Принцесса
Аурия говорила, что с моей стороны себялюбиво мечтать  о  ее  сестре,  в  то
время как судьбы столь многих людей  в  Дейларне,  да  и  во  всей  Империи,
зависят от ее брака... - Он запнулся, помолчал и добавил:
   - Да и я не очень уверен, что она  пожелала  бы  меня...  даже  будь  она
совсем свободна в решениях...
   Усмешка промелькнула в шелковистой бороде Мелибоэ.
   - Что касается этого последнего соображения, а с  точки  зрения  важности
для тебя, несомненно, первого, - можешь быть спокоен.  А  вот  насчет  всего
остального, о чем шла речь... какой там еще у тебя долг перед Империей,  или
Дейларной, да даже и перед  ней?  Я  понимаю,  будь  на  тебе  императорская
корона, облекающая величием и властью - вот тогда был бы  и  долг,  ведь  за
подобные побрякушки всегда приходится чем-то расплачиваться. Но пока  ты  не
император - пока ты не император, у тебя, как и у любого мужчины, всего одна
обязанность - стремление к счастью...  насколько  это  возможно.  И  то  же,
кстати, касается ее. Возлечь с юношей, зачать и родить крепких сынов вот  ее
первейший, истинный долг!
   Эйрар спросил:
   - Но разве мы ничем не обязаны другим людям?
   - Обязаны, - если ты согласен избрать путь Бриеллы и быть крупинкой среди
других крупинок в мешке зерна. Человек не рождается ничьим должником, он  им
становится. Вот как ты, например. Ты ведь в  долгу  перед  своими  рыбаками,
которых ты завел так далеко от дома... ради того, чтобы они выкрикивали твой
кошачий клич и исполняли разные твои замыслы.  И  есть  еще  одна  хитрость:
когда  исполняешь  свой  так  называемый   долг,   требуется   непоколебимая
уверенность в том, что людям нужно именно то-то и то-то,  а  не  другое.  Но
разве ты - Бог? Вот  послушай:  некий  граф  ехал  мимо  и  увидел  старуху,
вскапывавшую поле. Граф посочувствовал ей и подарил  серебряный  айн,  желая
хоть как-то облегчить ее долю. Старуха оставила поле и так и не узнала,  что
там под землей лежало сокровище. Она отправилась со своим айном  в  город  и
скоро оказалась в нищете еще худшей...
   Эйрар вздохнул:
   - Ты советуешь мне изложить это принцессе Аурии?
   - Я ничего тебе не советую... я не раз уже  убеждался,  сколь  часто  ты,
юноша, пренебрегаешь советами. Да и кто может дать тебе лучший совет, чем ты
сам? Ты ведь иначе смотришь на мир и по-другому видишь его,  нежели  я...  И
вот тебе, кстати, еще один ответ на вопрос о долге перед другими. Да, долг -
но перед кем? Ты судишь о людях по тому, что доносят тебе твои глаза и  уши,
но что ты можешь сказать о сердце, хранящем  истинную  суть  человека?  И  с
какой стати тебе быть перед,  этой  сутью  в  долгу?  Ах,  как  хотел  бы  я
истребить в тебе эту глупость!.. Подумай сам: долг перед людьми, которых  ты
ни разу даже не видел - это, по сути, долг не перед живыми людьми,  а  перед
неким принципом, перед отвлеченной идеей: порядочностью, например,  или  еще
чем-нибудь в том же роде...
   - Ну да, конечно, а  почему  нет?  -  спросил  Эйрар  изумленно.  -  Я  и
стремился к порядочности...
   - Оставь, юноша. - Мелибоэ потянулся к свитку  и  стал  его  сворачивать.
Честность, порядочность - всего  лишь  компромисс  с  общественным  мнением,
бытующим там, где данному человеку выпало жить. Скажем, я мог  считать  себя
добропорядочным человеком, творя волшебство в лицее Бриеллы - пока не  вышел
закон, возбраняющий чернокнижие. Но, допустим, этот  закон  был  обнародован
как раз в тот момент, когда я произносил заклинание. Что  же  мне  делать  -
довести его до конца и тем  самым  преступить  закон,  или  остановиться  на
полуслове и дать демонам меня разорвать?
   - Я не согласен... по крайней мере с последним соображением. Ты  говоришь
о неподчинении закону, а я - о вещах, неподвластных законам. Я и  сам  вовсю
нарушаю валькинговские законы и даже надеюсь совсем их опрокинуть...
   Мелибоэ улыбнулся углом рта.
   - Чем же ты в таком случае руководствуешься, юноша? Скажешь, принципами -
но это же смешно. Каким образом  ты  собираешься  выяснять,  верен  ли  твой
принцип, если только кто-нибудь уже не додумался возвести его в силу закона,
которым могут пользоваться люди? Даже ваша так называемая истинная вера -  а
я не сомневаюсь, что ты веруешь бездумно, как это свойственно молодым -  так
вот, даже она  есть  всего  лишь  род  закона,  не  так  ли?  Ты  вынужденно
полагаешься на чье-то мнение о  том,  что  веровать  именно  так  хорошо,  а
по-другому - нехорошо, и отсюда прямо вытекает все остальное. В том числе  и
твои знаменитые принципы, на которые опираются второстепенные доводы...  как
котята, что ловят собственный хвост...
   - Сударь волшебник, - сказал Эйрар серьезно, -  ты  конечно,  ученый,  ты
куда как силен в логике и всегда можешь легко меня переспорить, но...
   - ...но больше сегодня я не намерен этим заниматься, -  перебил  Мелибоэ,
вставая. - Нет, я вовсе не намерен загнать тебя  в  тупик.  Я  просто  хочу,
чтобы ты понял: поступай, как тебе  больше  нравится,  и  поменьше  думай  о
золотой принцессе... кстати, в этом золоте более чем достаточно меди...
   Эйрар вышел во двор. Разговор с  Мелибоэ  изрядно  его  укрепил,  добавил
уверенности в себе. Оставалось только придумать, как бы  снова  не  оплошать
перед той, чье  мнение  было  всего  важнее  -  перед  Аргирой,  стассийской
принцессой. Но случая не представилось: на следующий день ее нигде  не  было
видно, и на следующий тоже. Несколько раз он посылал ей записки,  но  ответа
не получил ни на одну. "Очевидно, - думалось ему, -  мнение  старшей  сестры
стало и ее мнением..."
   Тем временем обитатели крепости вели беззаботную жизнь -  за  исключением
карренских латников,  без  конца  упражнявшихся  на  ристалищном  дворе  под
строгим надзором Эвименеса. Звездный Воевода был одинаково  проворен  что  с
пикой, что на мечах, Эйрар сам в том убедился.
   Валькинги на берегу занимались чем-то  не  вполне  понятным  -  вроде  бы
пытались восстановить мост, но без особого рвения. Однажды Эйрар смотрел  на
них со стены замка, одновременно  в  который  раз  припоминая  свой  спор  с
принцессой и соображая, что следовало бы тогда сказать или сделать  иначе...
и внезапно застыл, пытаясь ухватить некую мысль, смутно  тревожившую  его  с
того самого дня. И наконец вспомнил и вновь явственно услышал голос  старшей
из сестер: "...графа Валька,  когда  он  явится  сюда  с  флотом  Двенадцати
Городов..."
   "К чему бы это?" - задумался он и пошел разыскивать Альсандера.  Карренец
был потрясен не менее его самого, и уже вдвоем они  отправились  уговаривать
герцога Микалегона немедля собрать полный  военный  совет,  хотя  был  всего
только полдень. После немалого крика и беготни совет все же  собрали.  Эйрар
еще раз поведал о странных словах, нечаянно оброненных принцессой; Плейандер
мял пальцами нижнюю губу, а черные брови  герцога  сдвигались  все  мрачнее,
обещая грозу. Когда Эйрар кончил, все заговорили разом, но герцог грохнул по
столу кулаком и обратился к Альсандеру:
   - Что скажешь, старый Мешок Костей? Неужто весь Додекаполис захочет  -  и
сможет - двинуться на меня? Что ж, я готов в это поверить. Я вообще-то  вожу
некоторую дружбу с вельможами Филедии... знаю, знаю,  что  тебе  это  не  по
ноздре... Так вот, после того, как мы разбили чертовых валькингов, я  послал
туда корабль - купить всякой всячины, - но он до сих пор не вернулся. Боюсь,
его задержали...
   - Возможно, - проговорил Альсандер медленно. - Хотя я и не  думаю,  чтобы
дело было в Филедии. Они там не больно-то жалуют Народную  партию,  а  стало
быть, и Империю. Более того, Филедия вряд ли захочет ссориться с  Ос  Эригу,
ведь сильного флота  у  нее  нет.  Я  думаю,  скорее  всего  за  этим  стоит
Бербиксана, а может быть, Стенофон Пермандосский...
   Эйрар вздрогнул и издал восклицание, заставившее всех повернуться к нему.
   - Что с тобой, Ясноглазый? - спросил герцог, накручивая бороду на палец.
   - Стенофон Пермандосский! - ответил Эйрар. -  Это  же  тот  владыка,  чье
сватовство отвергла принцесса Аргира. Я слышал, он весьма оскорбился...
   - Ха, пахнет крысой с лисицу величиной! -  сказал  Эвименес.  -  Вальк  и
Стенофон! И каждый хочет отбить невесту  императорских  кровей,  запертую  в
здешних стенах!
   - А по-моему, здесь еще кое-чем  пахнет!  -  прозвучал  хриплый,  готовый
сорваться голос Эвадне. - Подумайте, братья! Если все  сказанное  -  правда,
значит, наши враги внутри и снаружи  как-то  общаются!  И  те,  что  внутри,
раньше нас узнают все  новости!  Я  готова  заявить  вместе  с  тем  носатым
мариоланцем: измена! Измена! Гнусная измена! И я знаю, братья, где она свила
гнездо!
   Эвадне остановилась ради вящего впечатления.
   - Где же? - тотчас рявкнул герцог. Он уже озирался, точно ожидая  увидеть
в каждом углу по дьяволенку.
   - Измену, - продолжала Эвадне, -  затеяли  и  выносили  империалы...  две
стассийские девки, которых давно пора подержать калеными щипцами  за  груди!
Ага, затряслись! Евнухи, привыкшие поклоняться  замшелому  Дому  Аргименеса,
точно святыне какой! А ну, велите-ка тащить обеих сюда, и я  сама,  в  вашем
присутствии, вырву у них правду!
   Говоря так, она медленно поднялась на ноги; ее глаза  блуждали,  и  Эйрар
невольно   изумился,   припомнив,   что   когда-то    она    казалась    ему
привлекательной... между тем он и сам был  уже  на  ногах,  и  рука  сжимала
рукоять кинжала, украшенную каменьями, и невнятный крик рвался из груди:
   - Прежде, чем вы хоть пальцем прикоснетесь к Аргире, снимите голову  мне!
Кто первый, ну?
   - Позвольте сказать, - вмешался Мелибоэ.
   Он воздел кверху палец, и  на  кончике  пальца  плясал  синий  колдовской
огонек. Голос волшебника лился точно масло в клокочущие морские  волны:  все
глаза обратились к нему.
   - Вот что, - сказал он. - Сведения, как весьма правдиво поведал нам  юный
господин Эйрар, исходят от принцессы Аурии. А из нее  вам  вряд  ли  удастся
хоть что-нибудь вытянуть. Да, горца  и  притом  бессердечна,  как  загнивший
дуб... Но в жилах ее -  железная  кровь  древнего  короля  Аргименеса.  Того
самого, что отвоевал у язычников  царство  сломанным  мечом,  который  он  в
бытность свою рабом нашел на земле... Младшая же сестра вообще ни  при  чем.
Иначе этот юноша доставил  бы  нам  куда  более  ясные  сведения:  он  -  ее
возлюбленный. Если же вы вздумаете пытать этих девушек, против вас ополчится
весь мир. Не только Вальк и  те  из  Двенадцати  Городов,  что  ему  удалось
совратить - придет даже Дзик. Вас ждет страшная война и  страшная,  позорная
смерть, потому что их защищает Колодец. И если уж на  то  пошло,  в  измене,
скорее всего, повинны не девушки, а их брат...
   - Нет!.. - прокаркал Плейандер, и вновь  все  зашумели  разом,  перебивая
друг друга. Но мгновение ярости Эвадне минуло безвозвратно, и вот  к  какому
решению пришел тот бурный совет: герцог Микалегон  пошлет  корабли  закупить
съестного  и  разведать,  что  затевается.  Быстроходные  парусные  корабли,
способные спешно домчать вести  и,  коли  потребуется,  оставить  далеко  за
кормой гребные галеры, на которых ходят мореплаватели Двенадцати Городов...

30. МЕДВЕЖИЙ ФИОРД. ПЛАМЯ В НОЧИ

   С береговой горы дважды пропела труба,  можно  было  различить  движение,
вновь появившиеся знамена. Рабочие облепили дамбу, старательно ее расширяя.
   - Похоже, сам Вальк пожаловал, - сказал Микалегон.
   Внутри Ос Эригу люди больше не  отлынивали,  как  прежде,  от  работы  на
дополнительной стене и у большой катапульты, затеянной Плейандером.  Правда,
никто особо и не выкладывался, потому что лучшие воины герцога ушли  в  море
на кораблях. К тому же слух об измене постепенно распространялся,  пока  все
не начали косо поглядывать один на другого.
   Карренские Воеводы в те дни держались с Эйраром не слишком дружелюбно,  и
даже Долговязый Эрб все больше отмалчивался. Трангстедец хорошо  понимал,  в
чем дело, то и дело видя его издали прогуливающимся вдвоем с Эвадне. Если бы
не Поэ, Эйрар чувствовал бы себя поистине одиноко.
   - Собственно, я не то чтобы в большой опале у герцога,  -  рассказал  ему
Поэ. - Государь просто взялся как бы не замечать меня  и,  боюсь,  не  скоро
теперь изменит этот обычай!..
   Однако и из Поэ задушевный друг не больно-то получался.  Эйрар  не  знал,
куда себя деть.
   Потом наступил жаркий летний денек  -  такой  жаркий,  что  волей-неволей
пришлось отказаться от доспехов. Солнце сияло  вовсю;  синее  Северное  море
играло барашками, а к вечеру у далекого горизонта возникли белые  паруса.  В
сумерках корабль под флагом Морского Орла бросил якорь в гавани замка, и его
капитан пришел в зал совета. На сей раз все в зале были трезвы, в том  числе
и новоприбывший - плотно сбитый рыжеволосый мужчина с носом, когда-то  давно
перешибленным ударом меча. Звали  его  Миннэ,  по  прозвищу  Косноязычный  -
говорил он и в самом деле невразумительно. Вот что, однако, удалось выяснить
из его речей: его не впустили в имперский порт Дамарию, поскольку  в  данное
время над Микалегоном тяготело проклятие. Отправившись на  северо-запад,  он
повстречал   среди   моря   корабль   из   Лектиса,   сообщивший:   государи
Двенадцатиградья в самом деле  надумали  заключить  с  Вальком  союз  против
пиратской твердыни, издавна причинявшей им столько хлопот. Но не все  города
вступили в союз. Например, Бербиксана вовсе отказалась выставить  корабли  -
разве что ей будет предоставлено старшинство, без  подчинения  кому-либо.  А
отряд из Ксифона хотя и вышел вместе с остальными,  но  скоро  обособился  и
ушел в Ураведу - под предлогом добычи золота для платы  командам.  Людей  же
для флота набрали все больше по купеческим колониям дейлкарлов...
   - В общем, во главе стоит Стенофон, - перебил на этом месте Альсандер.
   - Он или нет - точно не знаю, - ответил Миннэ. - Он,  во  всяком  случае,
спадарион и  вправду  срубил  головы  двоим  капитанам  из  Заскоя.  Но  тот
головорез из Малого Лектиса полагал, что Стенофон, как малая  искра,  должен
выползти из щелки и разжечь большой кровавый пожар. А может, он у них  вроде
судомойки - грязную посуду скребет...
   Кто-то засмеялся. Капитан Миннэ  недоуменно  повел  глазами  вокруг,  ища
причину веселья, не нашел и продолжал рассказывать - о том, как  он  надумал
разжиться новостями у рыбаков Джентебби,  ведь  туда,  как  известно,  слухи
стекаются со всего света. Вблизи островов не  оказалось  ни  одной  рыбацкой
шхуны - но зато воды  не  видать  было  за  множеством  пестро  раскрашенных
весельных кораблей. По счастью, дул свежий ветер, так что кораблю  Ос  Эригу
удалось уйти, хотя сперва галеры подошли достаточно близко и даже обстреляли
его из баллист. А во время погони на галерах  поставили  паруса,  и  на  тех
парусах была нарисована премудрая лесная  крыса  -  всем  известная  эмблема
Пермандоса...
   Итак, никаких сомнений не оставалось: на них шел Стенофон! И  как  с  ним
разделаться наверняка, никто не знал. Они без толку  мусолили  этот  вопрос,
пока за окнами не легла лиловая тьма.
   - Насколько я понимаю в осадах, - сказал карренец Плейандер, - теперь все
дело в терпении. Надо запасти побольше провизии - и держаться, пока  они  не
оголодают и не уберутся домой. Пусть-ка южане поищут съестного в Миктоне,  я
на них погляжу, много ли насобирают. А в море  парусники  Ос  Эригу  ужо  их
доймут...
   Мысль неплохая, но всем было ясно, что время будет работать  не  на  них.
Вальк Неразумный выстроит новую дамбу и мост, и уже не одна, а  две  осадные
башни  рано  или  поздно  приблизятся  к  стенам.  Может,  стоило  встретить
неприятельский флот в море и дать бой?.. Словом,  по  окончании  совета  все
разошлись неудовлетворенными. Но минуло  еще  два  дня  -  и  они  перестали
гадать, идти навстречу врагу или выждать.
   Стенофон привел корабли. Все население замка столпилось на морской стене.
Все видели, как они медленно поднялись из-за  южного  горизонта  и  поползли
вперед, точно клопы из щели между половицами...
   Они шли  под  парусами,  но  вблизи  мыса  и  крепости  у  пермандосского
властелина,  видать,   взыграло   тщеславие:   замелькали   весла,   корабли
выстроились,  как  на  смотру,  а  флейты  и  барабаны  принялись   выводить
изломанный ритм, примениться к которому были способны только  южане.  Герцог
Микалегон, тоже вышедший  на  стену,  приказал  попробовать  достать  их  из
катапульты, но камень не долетел, и корабли величаво прошествовали мимо лишь
музыка зазвучала еще насмешливее и громче, да белая пена круче заклубилась у
форштевней, увенчанных острыми бивнями таранов...
   Неожиданно  корабли  начали  вновь  перестраиваться.  Спускались  паруса,
появлялись все новые весла. Сперва Эйрар решил,  что  Стенофон  намерен  был
покрасоваться. Но люди вокруг встревоженно закричали,  указывая  в  море,  и
Эйрар увидел: из-за горизонта появился еще один  парусник  герцога,  который
угораздило вернуться именно теперь - то ли к счастью,  то  ли  к  несчастью.
Пермандосские галеры разворачивались навстречу,  и  Эйрар,  при  всей  своей
ненависти к врагу, не мог не залюбоваться искусным маневром.
   - Назад!.. - заревел Микалегон, словно капитан парусника мог его слышать.
   ...Это было зрелище из тех, что нередко разыгрываются на аренах жестокого
Дзика, только здесь все происходило вдалеке - и оттого беззвучно.
   На паруснике вовремя почуяли неладное и переложили руль, пытаясь  уйти  в
открытое море, но тщетно. Ветер был слишком слаб -  гребные  суда  двигались
быстрее.  Затаив  дыхание,  люди  на  стенах  следили  за  тем,  как  галеры
постепенно