не перебивать, когда я говорю!..  Я  знаю,  что  ты
хочешь сказать: отречься от наследования,  не  так  ли?  Нет,  сколько  ни
отрекайся, ей не изменить ни своего рождения, ни крови, текущей по  жилам.
Ты хочешь, чтобы ее замучили на  колесе,  расчищая  кому-то  другому  путь
наверх, к трону - и только из-за того, что ей  однажды  взбрело  в  голову
поиграть в любовь... с глупым мальчишкой! С предводителем двадцати бродяг,
а не армии в двадцать тысяч копий!
   ...Оставшись один, Эйрар погрузился в горестные размышления. Мог ли  он
предположить, что высокомерная Аурия способна  нанести  столь  беспощадный
удар? Но если так, значит, даже Аурарий  -  Смазливчик,  как  называл  его
герцог - быть может, даже Аурарий еще хранил в себе толику железной  крови
древнего Аргименеса?.. О смысле слов Аурии Эйрар старался не думать:  нет,
нет, не могло того быть, чтобы она оказалась  права,  в  ее  доводах  была
некая червоточина, - вот если бы ему удалось ее отыскать...
   Размышляя таким образом, Эйрар пересек крепостной двор,  направляясь  к
жилищу Мелибоэ и думая обратиться за утешением  к  его  философии  -  хотя
надежда, признаться, была невелика: его не окажется  на  месте,  он  будет
занят или вообще не пожелает говорить...
   Отнюдь: волшебник был дома и, стоя в дверях, беседовал с  Поэ  Глупцом.
Казалось, он  немало  обрадовался  появлению  Эйрара.  Поздоровавшись,  он
провел его в дом, где на столе над разложенным свитком горела пара свечей,
усадил его и стал ждать, чтобы тот заговорил. Но Эйрар молчал,  и  чародею
пришлось первым нарушить тишину:
   - Я полагаю, юноша, ты явился сюда не ради моих прекрасных глаз, ибо  в
шатрах танцовщиц можно найти куда более привлекательные...
   - Да нет, я... - встрепенулся Эйрар и вновь  смолк,  не  зная,  с  чего
начать.
   - Хорошо, шутки в сторону.  Выглядишь  ты,  мой  милый,  точно  солдат,
вернувшийся  из  проигранного  сражения.  Что,  пытался  завоевать  любовь
высокородной девицы, а она обошлась с тобой столь же неласково, как  и  со
Стенофоном Пермандосским?.. Хотя нет; вижу,  что  нет.  По-видимому,  тебе
досталось от ее сестрицы, что так хотела видеть тебя союзником Валька...
   - Она говорит, чтобы я и думать не смел о принцессе  из  императорского
Дома, ибо это может вызвать ужасную войну из-за престолонаследования...  и
неминуемую гибель всего, что я так хотел бы  сберечь...  -  сказал  Эйрар,
чувствуя себя подавленным и несчастным.
   - И посему ты готов оставить  надежду  и  позволить  ей  и  всему  миру
поступать, как им вздумается, лишь бы  бремя  ответственности  за  будущие
войны и всякие неприятности легло не на тебя, а на  того  другого,  кто  в
конце концов возляжет с ней на брачное ложе?.. Нет, поступить так ты  тоже
не можешь. Итак, что же ты делаешь? Идешь ко мне, дабы я восхитился  тому,
сколь возвышенны твои  помыслы?  Нет,  юноша,  восторгов  ты  от  меня  не
дождешься. Ты рассуждаешь подобно священнику - иными словами,  себялюбиво.
Тебя не очень волнует, что, собственно, там в действительности  произойдет
- лишь бы самому не отвечать ни за что. Скажешь, я не прав?
   - Скажу, - пробормотал Эйрар и почувствовал, что краснеет. -  Принцесса
Аурия говорила, что с моей стороны себялюбиво мечтать о ее  сестре,  в  то
время как судьбы столь многих людей в Дейларне,  да  и  во  всей  Империи,
зависят от ее брака... - Он запнулся, помолчал и добавил:  -  Да  и  я  не
очень уверен, что она пожелала бы меня... даже будь она совсем свободна  в
решениях...
   Усмешка промелькнула в шелковистой бороде Мелибоэ.
   - Что касается этого последнего соображения, а с точки зрения  важности
для тебя, несомненно, первого, - можешь быть спокоен. А вот  насчет  всего
остального, о чем шла речь... какой там еще у тебя  долг  перед  Империей,
или Дейларной, да даже и перед ней? Я понимаю, будь на тебе  императорская
корона, облекающая величием и властью - вот тогда был бы и долг,  ведь  за
подобные побрякушки всегда приходится чем-то расплачиваться. Но пока ты не
император - пока ты не император, у тебя, как и у  любого  мужчины,  всего
одна обязанность - стремление к счастью... насколько это  возможно.  И  то
же, кстати, касается ее. Возлечь с юношей, зачать и родить крепких сынов -
вот ее первейший, истинный долг!
   Эйрар спросил:
   - Но разве мы ничем не обязаны другим людям?
   - Обязаны, - если ты согласен избрать путь  Бриеллы  и  быть  крупинкой
среди  других  крупинок  в  мешке  зерна.  Человек  не  рождается   ничьим
должником, он им становится. Вот как ты, например. Ты ведь в  долгу  перед
своими рыбаками, которых ты завел так далеко от дома... ради  того,  чтобы
они выкрикивали твой кошачий клич и исполняли разные твои замыслы. И  есть
еще одна хитрость: когда исполняешь свой так  называемый  долг,  требуется
непоколебимая уверенность в том, что людям нужно именно то-то и  то-то,  а
не другое. Но разве ты - Бог? Вот послушай: некий граф ехал мимо и  увидел
старуху, вскапывавшую поле. Граф посочувствовал ей  и  подарил  серебряный
айн, желая хоть как-то облегчить ее долю. Старуха оставила поле и так и не
узнала, что там под землей лежало  сокровище.  Она  отправилась  со  своим
айном в город и скоро оказалась в нищете еще худшей...
   Эйрар вздохнул:
   - Ты советуешь мне изложить это принцессе Аурии?
   - Я ничего тебе не советую... я не раз уже убеждался, сколь  часто  ты,
юноша, пренебрегаешь советами. Да и кто может дать тебе лучший совет,  чем
ты сам? Ты ведь иначе смотришь на мир и по-другому видишь его, нежели я...
И вот тебе, кстати, еще один ответ на вопрос о долге  перед  другими.  Да,
долг - но перед кем? Ты судишь о людях по  тому,  что  доносят  тебе  твои
глаза и уши, но что ты можешь сказать о  сердце,  хранящем  истинную  суть
человека? И с какой стати тебе быть перед, этой сутью  в  долгу?  Ах,  как
хотел бы я истребить в  тебе  эту  глупость!..  Подумай  сам:  долг  перед
людьми, которых ты ни разу даже не видел - это, по  сути,  долг  не  перед
живыми  людьми,  а  перед  неким  принципом,  перед   отвлеченной   идеей:
порядочностью, например, или еще чем-нибудь в том же роде...
   - Ну да, конечно, а почему нет?  -  спросил  Эйрар  изумленно.  -  Я  и
стремился к порядочности...
   - Оставь, юноша. - Мелибоэ потянулся к свитку и стал его сворачивать. -
Честность, порядочность - всего лишь компромисс  с  общественным  мнением,
бытующим там, где данному человеку выпало жить. Скажем, я мог считать себя
добропорядочным человеком, творя волшебство в  лицее  Бриеллы  -  пока  не
вышел закон,  возбраняющий  чернокнижие.  Но,  допустим,  этот  закон  был
обнародован как раз в тот момент, когда я произносил  заклинание.  Что  же
мне делать - довести его до  конца  и  тем  самым  преступить  закон,  или
остановиться на полуслове и дать демонам меня разорвать?
   - Я не  согласен...  по  крайней  мере  с  последним  соображением.  Ты
говоришь о неподчинении закону, а я - о вещах, неподвластных законам. Я  и
сам  вовсю  нарушаю  валькинговские  законы  и  даже  надеюсь  совсем   их
опрокинуть...
   Мелибоэ улыбнулся углом рта.
   - Чем же ты в таком случае руководствуешься, юноша? Скажешь, принципами
- но это же смешно. Каким образом ты собираешься выяснять, верен  ли  твой
принцип, если только кто-нибудь уже  не  додумался  возвести  его  в  силу
закона, которым могут пользоваться люди? Даже ваша так называемая истинная
вера - а я не сомневаюсь, что ты веруешь  бездумно,  как  это  свойственно
молодым - так вот, даже она есть всего лишь род  закона,  не  так  ли?  Ты
вынужденно полагаешься на чье-то мнение о том, что веровать именно  так  -
хорошо, а по-другому - нехорошо, и отсюда прямо вытекает все остальное.  В
том числе и твои знаменитые принципы, на которые опираются  второстепенные
доводы... как котята, что ловят собственный хвост...
   - Сударь волшебник, - сказал Эйрар серьезно, - ты конечно,  ученый,  ты
куда как силен в логике и всегда можешь легко меня переспорить, но...
   - ...но больше сегодня я не намерен этим заниматься, - перебил Мелибоэ,
вставая. - Нет, я вовсе не намерен загнать тебя в тупик.  Я  просто  хочу,
чтобы ты понял: поступай, как тебе больше нравится,  и  поменьше  думай  о
золотой принцессе... кстати, в этом золоте более чем достаточно меди...
   Эйрар вышел во двор. Разговор с Мелибоэ изрядно  его  укрепил,  добавил
уверенности в себе. Оставалось только придумать, как бы снова не  оплошать
перед той, чье мнение было  всего  важнее  -  перед  Аргирой,  стассийской
принцессой. Но случая не представилось: на следующий день ее нигде не было
видно, и на следующий тоже. Несколько раз он посылал ей записки, но ответа
не получил ни на одну. "Очевидно, - думалось ему, - мнение старшей  сестры
стало и ее мнением..."
   Тем временем обитатели крепости вели беззаботную жизнь - за исключением
карренских латников, без конца  упражнявшихся  на  ристалищном  дворе  под
строгим надзором Эвименеса. Звездный Воевода был одинаково проворен что  с
пикой, что на мечах, Эйрар сам в том убедился.
   Валькинги на берегу занимались чем-то не вполне  понятным  -  вроде  бы
пытались восстановить мост, но без особого рвения. Однажды  Эйрар  смотрел
на них со стены замка, одновременно в который раз припоминая свой  спор  с
принцессой и  соображая,  что  следовало  бы  тогда  сказать  или  сделать
иначе...  и  внезапно  застыл,  пытаясь  ухватить  некую   мысль,   смутно
тревожившую его с того самого дня. И наконец вспомнил  и  вновь  явственно
услышал голос старшей из сестер: "...графа Валька, когда он явится сюда  с
флотом Двенадцати Городов..."
   "К чему бы  это?"  -  задумался  он  и  пошел  разыскивать  Альсандера.
Карренец был потрясен не менее его самого, и уже  вдвоем  они  отправились
уговаривать герцога Микалегона немедля собрать полный военный совет,  хотя
был всего только полдень. После немалого крика  и  беготни  совет  все  же
собрали. Эйрар еще раз поведал  о  странных  словах,  нечаянно  оброненных
принцессой; Плейандер мял пальцами нижнюю губу,  а  черные  брови  герцога
сдвигались все мрачнее, обещая грозу. Когда Эйрар кончил,  все  заговорили
разом, но герцог грохнул по столу кулаком и обратился к Альсандеру:
   - Что скажешь, старый Мешок Костей? Неужто весь Додекаполис захочет - и
сможет - двинуться на меня? Что ж, я готов в  это  поверить.  Я  вообще-то
вожу некоторую дружбу с вельможами Филедии... знаю, знаю, что тебе это  не
по ноздре... Так вот, после того, как мы разбили  чертовых  валькингов,  я
послал туда корабль - купить всякой  всячины,  -  но  он  до  сих  пор  не
вернулся. Боюсь, его задержали...
   - Возможно, - проговорил Альсандер медленно. - Хотя я и не думаю, чтобы
дело было в Филедии. Они там не больно-то жалуют Народную партию, а  стало
быть, и Империю. Более того, Филедия вряд ли захочет ссориться с Ос Эригу,
ведь сильного флота у нее  нет.  Я  думаю,  скорее  всего  за  этим  стоит
Бербиксана, а может быть, Стенофон Пермандосский...
   Эйрар вздрогнул и издал восклицание,  заставившее  всех  повернуться  к
нему.
   - Что с тобой, Ясноглазый?  -  спросил  герцог,  накручивая  бороду  на
палец.
   - Стенофон Пермандосский! - ответил Эйрар. - Это же  тот  владыка,  чье
сватовство отвергла принцесса Аргира. Я слышал, он весьма оскорбился...
   - Ха, пахнет крысой с лисицу величиной! - сказал Эвименес.  -  Вальк  и
Стенофон! И каждый хочет отбить невесту императорских кровей,  запертую  в
здешних стенах!
   - А по-моему, здесь еще кое-чем пахнет! -  прозвучал  хриплый,  готовый
сорваться голос Эвадне. - Подумайте, братья! Если все сказанное -  правда,
значит, наши враги внутри и снаружи как-то общаются!  И  те,  что  внутри,
раньше нас узнают все новости! Я  готова  заявить  вместе  с  тем  носатым
мариоланцем: измена! Измена! Гнусная измена! И я  знаю,  братья,  где  она
свила гнездо!
   Эвадне остановилась ради вящего впечатления.
   - Где же? - тотчас  рявкнул  герцог.  Он  уже  озирался,  точно  ожидая
увидеть в каждом углу по дьяволенку.
   - Измену, - продолжала Эвадне, - затеяли и  выносили  империалы...  две
стассийские девки, которых давно пора подержать калеными щипцами за груди!
Ага, затряслись! Евнухи, привыкшие поклоняться замшелому Дому  Аргименеса,
точно святыне какой! А ну, велите-ка тащить обеих сюда, и я сама, в  вашем
присутствии, вырву у них правду!
   Говоря так, она медленно поднялась на ноги; ее глаза блуждали, и  Эйрар
невольно   изумился,   припомнив,   что   когда-то   она   казалась    ему
привлекательной... между тем он и сам был уже на  ногах,  и  рука  сжимала
рукоять кинжала, украшенную каменьями, и невнятный крик рвался из груди:
   - Прежде, чем вы хоть пальцем прикоснетесь  к  Аргире,  снимите  голову
мне! Кто первый, ну?
   - Позвольте сказать, - вмешался Мелибоэ.
   Он воздел кверху палец, и на кончике  пальца  плясал  синий  колдовской
огонек. Голос волшебника лился точно масло в клокочущие морские волны: все
глаза обратились к нему.
   - Вот что, - сказал он. - Сведения, как  весьма  правдиво  поведал  нам
юный господин Эйрар, исходят от принцессы Аурии. А  из  нее  вам  вряд  ли
удастся хоть что-нибудь вытянуть. Да,  горца  и  притом  бессердечна,  как
загнивший  дуб...  Но  в  жилах  ее  -  железная  кровь  древнего   короля
Аргименеса. Того самого, что отвоевал у язычников царство сломанным мечом,
который он в бытность свою рабом  нашел  на  земле...  Младшая  же  сестра
вообще ни при чем. Иначе этот юноша  доставил  бы  нам  куда  более  ясные
сведения: он - ее возлюбленный. Если же вы вздумаете пытать этих  девушек,
против вас ополчится весь мир. Не только Вальк и те из Двенадцати Городов,
что ему удалось совратить - придет даже Дзик. Вас ждет  страшная  война  и
страшная, позорная смерть, потому что их защищает Колодец. И если уж на то
пошло, в измене, скорее всего, повинны не девушки, а их брат...
   - Нет!.. - прокаркал Плейандер, и вновь все зашумели  разом,  перебивая
друг друга. Но мгновение ярости Эвадне минуло безвозвратно, и вот к какому
решению пришел тот бурный совет: герцог Микалегон пошлет корабли  закупить
съестного и разведать,  что  затевается.  Быстроходные  парусные  корабли,
способные спешно домчать вести и, коли  потребуется,  оставить  далеко  за
кормой  гребные  галеры,  на  которых   ходят   мореплаватели   Двенадцати
Городов...



30. МЕДВЕЖИЙ ФИОРД. ПЛАМЯ В НОЧИ

   С береговой горы дважды пропела труба, можно было  различить  движение,
вновь  появившиеся  знамена.  Рабочие  облепили  дамбу,   старательно   ее
расширяя.
   - Похоже, сам Вальк пожаловал, - сказал Микалегон.
   Внутри Ос Эригу люди больше не отлынивали, как  прежде,  от  работы  на
дополнительной  стене  и  у  большой  катапульты,  затеянной  Плейандером.
Правда, никто особо и не выкладывался, потому  что  лучшие  воины  герцога
ушли  в  море  на  кораблях.  К  тому  же  слух   об   измене   постепенно
распространялся, пока все не начали косо поглядывать один на другого.
   Карренские Воеводы в те дни держались с Эйраром не слишком  дружелюбно,
и даже Долговязый Эрб все больше отмалчивался. Трангстедец хорошо понимал,
в чем дело, то и дело видя его издали  прогуливающимся  вдвоем  с  Эвадне.
Если бы не Поэ, Эйрар чувствовал бы себя поистине одиноко.
   - Собственно, я не то чтобы в большой опале у герцога, - рассказал  ему
Поэ. - Государь просто взялся как бы не замечать меня и, боюсь,  не  скоро
теперь изменит этот обычай!..
   Однако и из Поэ задушевный друг не больно-то получался. Эйрар не  знал,
куда себя деть.
   Потом наступил жаркий летний денек - такой  жаркий,  что  волей-неволей
пришлось отказаться от доспехов. Солнце сияло вовсю; синее  Северное  море
играло барашками, а к вечеру у далекого горизонта возникли белые паруса. В
сумерках корабль под флагом Морского Орла бросил якорь в гавани  замка,  и
его капитан пришел в зал совета. На сей раз все в зале были трезвы, в  том
числе и  новоприбывший  -  плотно  сбитый  рыжеволосый  мужчина  с  носом,
когда-то давно перешибленным ударом меча. Звали  его  Миннэ,  по  прозвищу
Косноязычный - говорил он и в самом деле невразумительно. Вот что, однако,
удалось выяснить из его речей: его не впустили в имперский  порт  Дамарию,
поскольку в данное время над Микалегоном тяготело проклятие.  Отправившись
на северо-запад, он повстречал среди моря корабль из Лектиса,  сообщивший:
государи Двенадцатиградья в самом деле надумали заключить с  Вальком  союз
против пиратской твердыни, издавна причинявшей им столько  хлопот.  Но  не
все  города  вступили  в  союз.  Например,  Бербиксана  вовсе   отказалась
выставить корабли - разве что  ей  будет  предоставлено  старшинство,  без
подчинения кому-либо. А отряд из Ксифона хотя и вышел вместе с остальными,
но скоро обособился и ушел в Ураведу - под  предлогом  добычи  золота  для
платы командам. Людей же  для  флота  набрали  все  больше  по  купеческим
колониям дейлкарлов...
   - В общем, во главе стоит Стенофон, - перебил на этом месте Альсандер.
   - Он или нет - точно не знаю, - ответил Миннэ. - Он, во всяком  случае,
спадарион и вправду срубил  головы  двоим  капитанам  из  Заскоя.  Но  тот
головорез из Малого Лектиса полагал, что Стенофон, как малая искра, должен
выползти из щелки и разжечь большой кровавый пожар.  А  может,  он  у  них
вроде судомойки - грязную посуду скребет...
   Кто-то засмеялся. Капитан Миннэ недоуменно повел  глазами  вокруг,  ища
причину веселья, не нашел и продолжал рассказывать - о том, как он надумал
разжиться новостями у рыбаков Джентебби, ведь туда,  как  известно,  слухи
стекаются со всего света. Вблизи островов не оказалось ни  одной  рыбацкой
шхуны - но зато воды не видать  было  за  множеством  пестро  раскрашенных
весельных кораблей. По счастью, дул свежий ветер, так что кораблю Ос Эригу
удалось  уйти,  хотя  сперва  галеры  подошли  достаточно  близко  и  даже
обстреляли его из баллист. А во время погони на галерах поставили  паруса,
и на тех парусах была нарисована премудрая лесная крыса -  всем  известная
эмблема Пермандоса...
   Итак, никаких сомнений не оставалось: на них шел Стенофон! И как с  ним
разделаться наверняка, никто не знал. Они без толку мусолили этот  вопрос,
пока за окнами не легла лиловая тьма.
   - Насколько я понимаю в осадах, - сказал карренец Плейандер,  -  теперь
все дело в терпении. Надо запасти побольше провизии -  и  держаться,  пока
они не оголодают и не уберутся домой. Пусть-ка южане  поищут  съестного  в
Миктоне, я на них погляжу, много ли насобирают.  А  в  море  парусники  Ос
Эригу ужо их доймут...
   Мысль неплохая, но всем было ясно, что время будет работать не на  них.
Вальк Неразумный выстроит новую дамбу и мост, и уже не одна, а две осадные
башни рано или  поздно  приблизятся  к  стенам.  Может,  стоило  встретить
неприятельский флот в море и дать бой?.. Словом, по окончании  совета  все
разошлись неудовлетворенными. Но минуло еще два  дня  -  и  они  перестали
гадать, идти навстречу врагу или выждать.
   Стенофон привел корабли. Все  население  замка  столпилось  на  морской
стене. Все видели, как они медленно поднялись  из-за  южного  горизонта  и
поползли вперед, точно клопы из щели между половицами...
   Они шли под парусами,  но  вблизи  мыса  и  крепости  у  пермандосского
властелина,  видать,  взыграло  тщеславие:   замелькали   весла,   корабли
выстроились, как  на  смотру,  а  флейты  и  барабаны  принялись  выводить
изломанный ритм, примениться к которому были способны только южане. Герцог
Микалегон, тоже вышедший на стену,  приказал  попробовать  достать  их  из
катапульты, но камень не долетел, и корабли величаво прошествовали мимо  -
лишь музыка зазвучала еще  насмешливее  и  громче,  да  белая  пена  круче
заклубилась у форштевней, увенчанных острыми бивнями таранов...
   Неожиданно корабли начали  вновь  перестраиваться.  Спускались  паруса,
появлялись все новые весла. Сперва Эйрар решил, что Стенофон  намерен  был
пок