похмелья
добрый... Афонька! Ты где пропал?
   Афонька притащил рассол, и мир стал заметно четче.
 
7 
 
   Первое препятствие ожидало нас у выхода  с  постоялого  двора.  Перед
воротами выстроился десяток стрельцов в полном вооружении, сзади маячили
черные рясы монахов. Путешественники  толпились  посреди  двора,  лошади
ржали, люди нервничали.
   - Запомни, - сказал Сидор, - ты идешь  с  нами  от  самого  Харькова.
Потребуют клятву, скажешь так: клянусь, что сопровождаю  сей  караван  с
начала похода. Понимаешь, - он хихикнул,  -  наш  поход  на  самом  деле
только начинается.
   - Что ты имеешь в виду? - не понял я.
   - То, что мы везем из Харькова, гораздо менее ценно, чем  ты  и  твои
игрушки. Поэтому можно считать, что поход начался только что.
   - Понятно. Монахи подумают, что я говорю одно, а на самом деле  будет
совсем другое. Здесь так часто делают?
   - Постоянно. А ты что, раньше никогда не приносил обманные клятвы?
   - Никогда. А это точно подействует?
   - Подействует, не сомневайся.
   Строй стрельцов покачнулся, вперед вышел монах в высоком клобуке и  с
большим золотым крестом на груди. Видать, не простой монах.
   - Во имя  Отца  и  Сына  и  Святого  Духа,  -  пророкотал  он  хорошо
поставленным басом, прямо как  генерал  на  параде.  -  Всем,  владеющим
словом, повелеваю выйти вперед.
   Я обратился к кресту, и, к  моему  удивлению,  он  легко  ответил.  Я
спросил, можно ли считать меня владеющим  словом,  -  крест  хихикнул  и
заявил, что это спорный вопрос. Я уточнил: могу ли я  принести  смертную
клятву, что не владею словом? Крест  на  мгновение  задумался,  а  потом
сообщил - могу, надо только твердо решить для себя, что сам я словом  не
владею, а владеет им крест, и тогда можно смело приносить любую клятву.
   Я не вышел вперед, и никто не вышел. Сидор толкнул меня в бок,  но  я
посмотрел на него уверенно: знаю, что делаю, говорил мой  взгляд.  Сидор
отвернулся.
   -  Всем,  имеющим  пищали  и  кулеврины,  также  повелеваю  выйти,  -
продолжил монах.
   Стрельцы дружно сделали  шаг  вперед,  монах  обернулся  и  досадливо
произнес:
   - К вам это не относится.
   Стрельцы  сделали  шаг  назад,  пряча  на  лицах  довольные   улыбки.
Наверное, в любом мире  нет  для  солдата  большей  радости,  чем  точно
исполнить дурацкий приказ командира - и чем глупее  приказ  и  нелюбимее
командир, тем больше радость.
   Я наклонился к Сидору и прошептал ему на ухо:
   - Эта штука правильно  называется  автомат.  Если  потребуют,  можешь
смело клясться.
   - Потребуют, можешь не сомневаться, - кисло процедил Сидор.
   Никто  не  вышел,  и  монах  приказал  принести   клятвы.   Процедура
затянулась почти на час, по истечении которого  наша  странная  компания
покинула двор в полном составе. Никто не умер - ни среди нас,  ни  среди
других посетителей.
 
8 
 
   Погода точно сошла с ума. Кажется, что с  каждой  минутой  становится
чуть-чуть холоднее. К полудню температура упала градусов до десяти  ниже
нуля,  и  мороз  продолжает  крепчать.  Мои  попутчики  в   один   голос
утверждают, что причиной этому колдовство, случившееся прошедшей  ночью:
дескать, после освобождения таких сил погода всегда чудит.
   Стали известны кое-какие подробности происшествия в бляжьей  слободе.
Вчера вечером в самых зловонных трущобах засекли двоих чернокнижников. В
самом деле, где же им еще прятаться, как  не  в  зловонных  трущобах?  К
счастью,  в  городе  находилась  полусотня  монахов,  остановившихся  на
ночлег. Поднятые по тревоге монахи  выставили  оцепление,  но  проклятые
исчадия ада учуяли присутствие светлых  сил  и  пошли  на  прорыв.  Один
чернокнижник погиб, второй сумел вырваться и сейчас наверняка  бродит  в
лесу в обличье волка или медведя-шатуна. Кое-кто говорит, что  это  были
не простые чернокнижники, а рыцари смерти, потому что многие видели, как
над слободой разлетались ошметки ангела, которого эти  твари  убили.  Но
здравомыслящие люди не верят в  такие  глупости,  потому  что  если  два
рыцаря смерти способны играючи расправиться с настоящим божьим  ангелом,
то тогда с ними вообще не сладит никто и никогда. Никаких рыцарей смерти
не бывает - это такие же сказки, как  теневые  демоны,  пылевые  демоны,
Кощей Бессмертный и святой мальчик Игорь, гончаров сын.
   Как бы то ни было, в бляжьей  слободе  имела  место  истинно  могучая
волшба, в результате которой там, по слухам, полегло все  живое.  И  это
хорошо, потому что ту слободу давно пора было  сровнять  с  землей,  ибо
никакой пользы от ее обитательниц нет уже пятый год: пятый год эти  бабы
поголовно больны  заморской  напастью  люэсом  -  с  тех  пор,  как  там
пережидали метель немецкие купцы, которые, как говорят, вовсе и не купцы
были, а лазутчики, что перед войной военные тайны выведывают  да  всякие
подлости учиняют. В общем, как ни крути, все, что ни делается,  делается
к лучшему. А монахов ночью строилось вовсе не две сотни, как  показалось
Афоньке, а неполных четыре десятка.
   Коротая время в пустых разговорах, мы неспешно  двигались  к  Москве.
Караван включал в себя всего две двуконные подводы, доверху  заполненные
мешками с сахаром. Мне показалось, что девять человек, включая  меня,  -
слишком много для сопровождения такого  груза,  но  мои  новые  товарищи
дружно ухмылялись и с загадочными улыбками говорили: мол, сахар нынче  в
цене.
   - Опиум, что ли, везете? - спросил я, не выдержав, и по  вытянувшимся
лицам понял, что попал точно в цель.
   Сидор загадочно посмотрел на меня и поинтересовался, как я догадался,
если не владею словом?  А  если  владею  словом,  то  как  остался  жив,
произнося смертную клятву? Я ответил,  что,  сравнив  ценность  груза  и
количество сопровождающих, нетрудно сделать определенные выводы,  и  для
этого не нужно владеть никаким  словом.  Сидор  с  подковыркой  спросил:
владею ли я все-таки словом или вчера наврал?
   - Как посмотреть, - ответил я. - Вот если когда...  ну,  когда  магию
творишь, так сказать... так вот,  если  при  этом  ни  одного  слова  не
произносишь, можно ли считать, что ты словом воспользовался?
   Сидор рассмеялся.
   - Интересный подход, - сказал он. - А можно без молитвы твоей  магией
пользоваться?
   - Почему бы и нет? Чем вообще молитва отличается от... ну, скажем, от
хорошего стихотворения?
   Никто не знал, что такое хорошее стихотворение, и  я  продекламировал
"Спокойную ночь", "Белеет парус одинокий", "Красное  на  черном",  а  на
десерт  "Алюминиевые  огурцы".  Кажется,  мой  авторитет   поднялся   на
недосягаемую высоту.
 
9 
 
   Следующую ночь мы провели в Бутове. Это  еще  не  Москва  и  даже  не
пригород - это захолустная деревенька в дне  пути  от  столицы.  Главной
достопримечательностью  деревни  является  огромный  -  в  сравнении   с
остальными домами - постоялый двор с круглосуточным трактиром,  борделем
и бильярдной для благородных.
   Вместе с нами коротали ночь человек пять монахов, но они заперлись  в
комнатах с девицами легкого поведения, в то  время  как  мы  ютились  на
холодном  сеновале,  прижавшись  друг  к  другу,  как  щенки  в  конуре.
Оказывается, местные монахи пользуют этих девиц на  совершенно  законном
основании - ведь в Священном  Писании  сказано  о  безбрачии,  но  не  о
целомудрии, и не нужно путать два разных понятия.
   В этом мире настоящий  рай  для  монахов.  Они  бесплатно  пользуются
услугами гостиниц и ямов, в любом трактире их бесплатно кормят и поят  -
лишь самые  дорогие  яства  составляют  исключение.  Монах  имеет  право
потребовать любую женщину, и ни одна женщина не вправе отказать  монаху.
Я спросил, как насчет государыни императрицы. Мои товарищи задумались  и
через  несколько  минут  оживленной  дискуссии  пришли  к  выводу,   что
государыня императрица все-таки является исключением. Также я узнал, что
за хулу на императорский двор здесь рубят голову, а за  хулу  на  Святую
Церковь сжигают живьем на костре. Почему-то это меня не удивило.
   Сидор где-то разжился табаком и пригласил меня покурить  на  крыльце.
Когда мы вышли на улицу и отошли в сторону, он спросил:
   - Откуда ты взялся, Сергей? Ты ничего не знаешь о мире,  ты  говоришь
странными словами, у тебя невиданное оружие,  и  ты  знаешь  неслыханные
молитвы.
   - Это не молитвы, это стихи, - поправил я.
   - Любой стих - молитва, - отрезал Сидор. - Откуда ты, Сергей? Где  ты
родился, как ты стал тем, чем стал, откуда у  тебя  такие  пистолеты,  в
конце концов?
   Я глубоко вздохнул и начал рассказывать. Я сообщил почти все - только
не называл имен и умолчал о планах на будущее. Но Сидор и так понял.
   - К митрополиту идешь сдаваться... - понимающе протянул он. -  Может,
ты и прав, когда на тебя такая облава идет... Постой, так ты что, и есть
тот самый чернокнижник?
   Я скромно потупился.
   - Я не чернокнижник, за всю жизнь ни одной колдовской книги и в глаза
не видел.
   - Это не важно.  Читать  умеешь?  Молитвы  творить  можешь?  Духовное
звание есть? Нет! Значит, чернокнижник.
   - Выходит, чернокнижник, - согласился я.
   - Вот именно. А что там за белое сияние было?
   - Черт его знает. Монахи какую-то тварь наколдовали - большую,  белую
и какую-то... слепящую, что ли...
   - Ангел... - выдохнул Сидор и перекрестился. - Ты  что,  с  настоящим
ангелом управился?
   - Не знаю, ангел это был или нет, - раздраженно проговорил  я,  -  но
пулями его нашпиговал, он и лопнул, словно пузырь мыльный.
   - А как же мертвь? Мертвь была?
   - Какая еще мертвь?
   - Говорят, что если ангела убить, то вокруг  мертвь  разливается.  На
целую  версту  вокруг  все  живое  гибнет,  а  потом  в  нетленные  мощи
обращается.
   Я пожал плечами:
   - Что-то такое было.
   - А как же ты? Почему еще жив?
   - Есть у меня одна вещь... Короче, на меня чужое волшебство почти  не
действует.
   - Крест святой? - догадался Сидор. - Разве это не сказки? Значит,  не
сказки... Тогда все понятно - он тебя оберегает, и он же  силу  дает.  А
сам ты словом не владеешь, правильно?
   Я кивнул.
   - Значит, чернокнижник...  -  Сидор,  казалось,  размышлял  вслух.  -
Слушай, Сергей, а на хрена  тебе  митрополит?  Облава  стороной  прошла,
теперь они ловят в лесу зверя, в Москве тебе бояться нечего. А  с  твоим
крестом да с пищалями  мы  лесное  княжество  основать  сможем.  Станешь
лесным епископом, обложишь данью пару уездов, будем  жить  как  баре.  А
потом, глядишь, и монастырь свой организуем...
   - А откроют на нас с тобой большую охоту - и поминай как звали  рабов
божьих!
   - Точно, - согласился Сидор.  -  Но  каков  соблазн...  Ладно,  пошли
спать, утро вечера мудренее.
 
10 
 
   К Серпуховской заставе мы подъехали уже вечером. Впрочем, подъехали -
это слишком сильно сказано:  ехали  мешки,  а  мы  шли  пешком  рядом  с
телегами. Здесь конная тяга - основной способ перевозки тяжелых грузов.
   Достойно  удивления,  как  увеличиваются  расстояния,  стоит   только
перейти от современного транспорта к лошадям и телегам. Я всегда  думал,
что в средние века конный путник покрывал за день сто пятьдесят - двести
верст, но оказалось, что это далеко не так. Трудно найти лошадь, которая
могла бы бежать рысью весь день и не сдохнуть к вечеру,  а  еще  труднее
найти человека, который без веских причин согласился бы на такую бешеную
скачку. Ямщики не в счет - там люди и лошади меняются на каждой станции,
они возят только государеву почту, ибо никакой  другой  груз  не  окупит
затрат на столь быструю перевозку. А  обычные  возницы  от  Харькова  до
Москвы едут почти месяц.
   Московские предместья оказались такой же патриархальной клоакой,  как
и Подольск. Только  свиньи  не  валялись  в  лужах  да  исчезли  с  улиц
полуголые  дети.  Но  это  не  потому,  что  столица  сильно  культурнее
провинции, а потому что лужи замерзли - ни одна здравомыслящая свинья не
покинет  относительно  теплый  хлев  ради   сомнительного   удовольствия
поваляться на голом льду.
   Сама застава больше напоминала  блокпост  где-нибудь  в  Грозном  или
Гудермесе, чем то, что находится тут в моем родном мире. Ни  гигантского
перекрестка, окруженного со  всех  сторон  автомобильными  пробками,  ни
сверкающей башни налоговой инспекции, выстроенной под самый маленький  в
Европе подоходный налог (если не считать Швейцарии,  о  которой  реклама
стыдливо умалчивает), ни подавляющей своими размерами развязки  третьего
кольца,  ни  трамвайных  путей,  разрезающих  площадь  пополам.  А  если
повернуть голову налево, виден овраг на том месте,  где  в  моей  Москве
пролегает переулок "прощай, подвеска",  являющийся  кратчайшим  путем  с
Шаболовки на Севастопольский проспект.
   Дорогу перегораживал шлагбаум из  цельного  бревна  толщиной  с  ногу
взрослого человека. Сейчас он был  отодвинут  в  сторону,  и  к  заставе
тянулась   длинная   очередь   груженых   телег   и   пеших    путников.
Немногочисленные всадники в медвежьих шубах и песцовых шапках  проезжали
без очереди. Они бросали пару слов дорожной страже,  иногда  в  качестве
дополнения к словам в замерзшую  грязь  летела  монета.  Здесь  не  было
такого  ощущения  близкой  войны,  какое  не  отпускает   на   чеченских
блокпостах, но стрельцы  не  расслаблялись  и  службу  несли  строго  по
уставу, бросая по сторонам цепкие, внимательные взгляды.
   Сидора здесь  знали.  Когда  подошла  наша  очередь,  из  караульного
помещения вышел рослый мужчина  лет  тридцати  с  укороченной  рыжеватой
бородой (прямо как у меня) и длинными  вислыми  усами.  Одет  он  был  в
шинель с большими отворотами  -  как  на  офицерской  шинели  советского
образца; на голове шапка-ушанка - в общем, точь-в-точь  бравый  защитник
Советской Родины. Только петлиц на шинели не было, а  четыре  звезды  на
капитанских погонах размещались в два ряда.
   - Здравия желаю, ваше превосходительство, -  поприветствовал  офицера
Сидор и согнулся в раболепном поклоне. Мои товарищи  спешно  последовали
его примеру, и я решил не быть исключением.
   - И ты  здравствуй,  -  добродушно  ответил  офицер.  -  Давай  опись
показывай.
   Сидор вытащил из-за пазухи нечто, отдаленно  напоминающее  офицерскую
планшетку, это нечто незамедлительно перекочевало  в  руки  таможенника.
При этом  что-то  явственно  звякнуло,  но  не  звонко,  как  стекло,  а
приглушенно и переливчато, как монеты.
   Офицер остался удовлетворен описью, сделал  недвусмысленный  жест,  и
подводы пересекли границу стольного града.
   - Что дальше? - спросил я. - Мне с вами на склад или разбегаемся?
   - Коли брезгуешь  нашим  обществом,  так  и  разбежимся,  -  обиженно
ответил Сидор. - А коли не брезгуешь, так пойдем с  нами,  груз  сдадим,
жалованье получим, да и обмоем успешное прибытие в столицу нашей родины.
Заодно в оружейную слободу сходим, поговорим кое с кем.
   - Пистолет отдай, - вспомнил я. Сидор тяжело вздохнул, но подчинился.
   - Может, продашь? - спросил он. - Ты же сам говорил, это  оружие  для
благородных, а для нас с тобой как пугач. Зачем тебе эта игрушка?
   - А тебе зачем?
   - Продать. А хочешь, продадим в пополаме?
   - Не хочу. От него патроны к другому пистолету подходят.
   - Ну и что? Тебе таких пимпочек любой оружейник понаделает по копейке
за штуку.
   - Не понаделает. Там порох особый, и еще капсюль нужен.
   - Это еще что такое?
   - Такой кружочек  в  центре  донца  гильзы,  если  по  нему  ударить,
высекает искру внутрь патрона. Разве ваши оружейники умеют делать  такие
вещи?
   - Откуда я знаю? Они  свои  тайны  кому  попало  не  доверяют.  А  ты
все-таки к митрополиту намылился?
   - Вроде как. Где у него резиденция, кстати?
   - В  Донском  монастыре.  Если  отсюда  смотреть,  это  -  не  доходя
Замоскворецкой стены, поворачиваешь налево...
   - Спасибо, я знаю, где Донской монастырь.
   - В твоем мире он тоже есть?
   - Есть.
   - А Новодевичий?
   - И Новодевичий. И храм Христа Спасителя тоже.
   - А это еще что такое?
   - Здоровенная такая церквуха, ну, ее еще  с  Крымского  моста  хорошо
видно.
   - Какого моста?
   -  Крымского.  Между   Октябрьской   площадью...   Как   она   раньше
называлась-то?.. Калужская вроде... и Зубовской площадью.
   - Нет там никакого моста, - сообщил Сидор. - Так что, идешь  с  нами?
Нам в общем-то по пути.
   - А где у вас склад этого зелья?
   - У нас? - хохотнул Сидор. - Кто бы нам  такой  склад  доверил?  Нет,
Сергей, в эти дела  со  свиным  рылом  не  суются.  Думаешь,  зелье  мне
принадлежит? Нет, брат, это собственность Евлампия Федоровича Рогаткина,
боярина третьего разряда, подполковника внутренней  стражи.  Служит  он,
кстати,  в  разбойном  приказе,  а  занимается   как   раз   пресечением
недозволенной торговли в пределах государства Российского.
   - Не боишься его имя называть первому встречному?
   - Какой же ты первый встречный? Нет, Сергей, тебе это имя я могу  без
всякой опаски назвать. Потому что у тебя  голова  варит  и,  прежде  чем
языком трепать, ты подумаешь. А подумав, сообразишь, что никакой  пользы
от этакой  трепотни  ты  не  получишь,  а  вот  головы  лишиться  можешь
запросто. Так что, пойдешь с нами в подворье?
   - Почему бы не пойти? Посмотрю заодно, как у вас благородные живут.
   - Посмотри, только осторожнее. Сам в разговоры  не  вступай,  а  коли
спросят, отвечай быстро и кланяться не забывай.
   Еще обязательно добавляй... Как это объяснить-то?.. Короче,  пока  не
разберешься, всякому говори "высокопревосходительство". И оружие запрячь
поглубже. Там всякий знает, кто мы, но на  рожон  лучше  лишний  раз  не
лезть.
   За разговором миновали деревянный пригород, прошли  через  широченный
проем, зияющий на месте ворот  в  полуразрушенной  деревянной  стене,  и
оказались в Москве.
   Земляной - он же нижний - город почти не отличался от  того,  что  мы
видели  раньше.  Неказистые  бревенчатые  избы  без  труб   на   крышах,
покосившиеся и  подгнившие  заборы,  груды  нечистот  прямо  на  улицах,
оборванные,  неторопливые  люди...  А   вот   за   белокаменной   стеной
Замоскворечья открывалась совсем другая Москва.
   Сидор сказал, что  раньше  стена  входила  в  систему  оборонительных
сооружений города, но затруднился вспомнить, использовалась ли она  хоть
раз по прямому назначению. Наполеон в этом мире не вторгался  в  Россию,
Лжедмитрий был разбит под  Смоленском,  последним  иностранным  войском,
осаждавшим Москву, скорее всего, была орда какого-нибудь крымского хана.
Хотя кто его знает? В книге Аркадия было написано, что Русь и Орда долго
существовали в режиме личной унии...
   Как бы то  ни  было,  сейчас  стена  Замоскворечья  исполняла  только
декоративные функции, как и сооружения  Кремля,  Китай-города  и  Белого
города. Стены регулярно подновлялись из городской  казны,  но  никто  не
относился   к   ним   как   к   оборонительным.   Действительно,   глупо
отгораживаться от  противника,  умеющего  сотворять  ангелов,  драконов,
горгулий и всякую другую летающую нежить. А  без  подобных  тварей,  как
авторитетно объяснил  Сидор,  к  осаде  приступают  только  неисправимые
оптимисты, по-местному - Богом обиженные придурки.
   За белокаменной стеной начиналась белокаменная и златоглавая  Москва.
Контраст разительный - ни одного деревянного сруба, даже  сараи  сложены
из чего-то,  похожего  на  шлакоблок.  По  словам  Сидора,  еще  Николай
Василиск запретил строить в Москве деревянные дома во избежание  пожара,
до  сих  пор  его  закон  неукоснительно  соблюдается.   В   этом   есть
своеобразный шик - отгрохать любимой собаке будку из уральского хрусталя
и  обложить  ее  самоцветами,  украсить  нужник  ионическими  колоннами,
покрыть крышу сусальным золотом, а потом нанять трех священников,  чтобы
молитвами запрещали непогоде и воронам портить драгоценную кровлю. Здесь
нет шестисотых  мерседесов,  но  настоящий  новый  русский  найдет,  чем
выделиться, в любом мире и в любых условиях.
   Насколько я понял из сбивчивых