му,  наше
могущество приближается к божественному. Филарет, например, умеет  почти
все, что умел Христос... Но что-то очень важное мы  упустили,  привыкнув
считать, что сила в вере. Для нас это кажется очевидным,  однако  сейчас
мы воочию наблюдаем, что возможны и иные пути.  И  кто  рассудит,  какой
путь истинный? Может быть, нам не следовало  стремиться  к  Богу,  может
быть, улучшая мир, нам не стоило буквально понимать слова Христа о  том,
что начинать нужно с себя?
   - Посмотри вокруг, - сказал я, - обрати внимание  на  лица  прохожих.
Они озабоченны, напряженны. Это значит, что люди страдают, они не  могут
найти счастья. Счастье всегда  внутри.  Его  определяет  не  то,  какими
вещами ты владеешь и какое положение занимаешь. Христос не зря  говорил:
блаженны нищие духом...
   - Где бы ты поставил логическое ударение в этой фразе? - прервал меня
Дмитрий. - О ком говорил Христос - о тех, чей дух  столь  убог,  что  не
способен страдать от собственного убожества, или о тех, кто нищ золотом,
но богат духом?
   -  Разве  блаженство  духа  обычно  не  проистекает  из   непонимания
происходящего? У нас говорят, что пессимист - это хорошо информированный
оптимист.
   Дмитрий улыбнулся:
   - Твои  слова  говорят  только  о  том,  что  ты  все  еще  далек  от
просветления. Для святого внутреннее счастье столь же неотъемлемая часть
мироощущения, как и воздух, которым  он  дышит.  Сколько  бы  тревоги  и
опасностей ни несло знание, просветленный разум  не  позволяет  себе  ни
впасть в уныние, ни отказаться от  познания.  Более  того,  для  истинно
просветленного не  бывает  ни  упадка  сил,  ни  ухода  в  себя:  святой
открывается миру и вбирает мир в себя. Святой не отделяется от  мира,  и
мир не в силах причинить ему боль, ибо  подобное  не  вредит  подобному.
Отдай себя боли - и боль исчезнет, пропусти горе и страх через себя -  и
пусть они станут тобой, а ты станешь ими, и когда вы сольетесь,  спираль
бытия совершит новый виток, и ты изменишься, оставшись собой, и то,  что
омрачало твое бытие, вольется в него, станет его частью, и  ты  познаешь
его, и оно познает тебя...
   - Сейчас ты введешь Сергея в транс, - вмешалась Татьяна.
   -  Да,  действительно,  -  согласился  Дмитрий,  -  не  время  читать
проповеди. О чем мы там говорили?.. А, вспомнил. Я не могу согласиться с
тобой, Сергей. Ты говоришь, что люди вокруг  напряжены  и  озабочены,  а
потому несчастны. Тут ты прав. Но с кем ты их сравниваешь?  С  монахами?
Или с жителями деревень и посадов?
   - Даже жители трущоб вашего мира более счастливы, - сказал я.
   - Но в счастье ли смысл жизни? Ты социалист?
   - Я вообще не разбираюсь в политике.
   - Я говорю не о политике, а о философии. Ты же не станешь утверждать,
что ваши консерватизм, социализм, коммунизм и  фундаментализм  -  просто
политические партии?
   - А что же? Секты?
   - Нет, не секты - это гораздо больше, чем  секты.  Я  бы  назвал  это
типами мировоззрения. Что в жизни главное?
   - Это риторический вопрос?
   - Нет.
   - Ну... я не знаю... действительно не знаю!
   - А если подумать? Что важнее - счастье или  развитие?  В  чем  смысл
жизни - чтобы было хорошо сейчас или чтобы стало лучше потом?
   - Разве можно провести четкую границу?
   - Нельзя. Истина где-то посередине. С  одной  стороны,  важно,  чтобы
хорошо было всегда, но с другой стороны - никогда нельзя останавливаться
на достигнутом. Стоит ли затягивать пояс сегодня, чтобы сытнее пообедать
завтра? Каждый из нас решает этот вопрос по-своему. Хочешь начать курить
опиум?
   - Издеваешься?
   - Провести всю жизнь в вечной оргии?
   - Ты утрируешь!
   - Да, я утрирую.  А  как  насчет  того,  чтобы  стать  отшельником  и
посвятить всю жизнь вере, питаясь только хлебом и водой?
   - Это несерьезно. Я понимаю, что ты хочешь спросить,  но  я  не  знаю
ответа. А если бы знал, ты бы меня не  спрашивал.  Потому  что  тогда  я
спрашивал бы тебя.
   Дмитрий рассмеялся:
   - А ведь ты станешь святым, Алексей,  то  есть  Сергей.  Дьявол  меня
поимей,  ты  наверняка  станешь  святым!  Танюшка,  ты  помнишь,   чтобы
кто-нибудь учился так быстро?
   - Говорят,  Филарет  получил  просветление  одномоментно,  -  сказала
Татьяна.
   - Ерунда! Я точно знаю, что это было не так, Филарет на самом деле...
Но это не важно. Ты очень быстро учишься,  Сергей.  Даже  не  знаю,  что
здесь сыграло главную роль - крест, душевное потрясение при смене миров,
вампиризм или все это, вместе взятое, но я не удивлюсь, если  лет  через
десять ты займешь мое место.
   - А ты к тому времени станешь митрополитом?
   - Если мы победим католиков, то запросто. Сейчас я примерно четвертый
в иерархии, но все  течет,  все  меняется...  Ладно,  вернемся  к  нашим
баранам. Ты говоришь, Сергей, что обитатели этого  мира  несчастны.  Да,
это так -  они  несчастны.  Но  загляни  в  любой  хлев  -  разве  может
кто-нибудь быть  счастливее,  чем  свиноматка,  облепленная  поросятами?
Однако стоит ли стремиться к такому счастью?
   - Почему бы и нет? Если ты свинья, лишенная поросят, то почему бы  не
мечтать о потомстве?
   - Потому что не счастьем единым жив человек.  Есть  кое-что  еще.  Ты
можешь называть это как угодно -  верой,  развитием,  просветлением  или
как-то иначе: от перестановки терминов суть не меняется.  Жители  твоего
мира имеют все для развития этого чувства. Наши смерды не имеют ничего.
   - Я даже знаю почему.
   - Я тоже знаю. Божье слово - не только благословение, но и проклятие.
Благословение - в просветленных устах и проклятие - в невежественных.  У
вас молитва - просто сотрясение  воздуха,  у  нас  -  реальная  сила.  А
реальную силу нельзя давать в руки кому попало. Думаешь, я не хотел  бы,
чтобы все смерды поголовно выучились грамоте? Но  я  прекрасно  понимаю,
что из этого выйдет, какая катастрофа произойдет, если хотя бы  один  из
тысячи научится колдовать. А у вас нет колдовства. У вас  все  грамотны,
потому что это не опасно. У вас есть телевидение, и никто не боится, что
обилие  новостей  поможет  кому-то  перейти  рубеж  просветления.   Ведь
истинное просветление у  вас  невозможно.  Это  похоже  на  историю  про
грехопадение: Адам и Ева тоже были счастливы, пока не  познали  добро  и
зло. Вы в своем мире до сих пор не дошли до самого главного, и это  дало
вам возможность спокойно развиваться, не опасаясь, что  развитие  сведет
вас в могилу. И я не могу сказать, какой путь лучше.  Да,  ковер-самолет
не нуждается в топливе, ковру-самолету не нужен аэродром и диспетчерская
служба, но ковер-самолет доступен только  избранным.  Обученный  связист
передает новости быстрее, чем телевизор, но услугами связиста пользуются
единицы.  Наши  люди  либо  прозябают  в  невежестве,  либо   становятся
сверхчеловеками, а ваши балансируют где-то посередине. Что  оптимальнее?
Как  правильно  оценивать  общее  благосостояние  мира   -   по   лучшим
представителям или по среднему уровню? И еще один вопрос, самый  важный:
что родится из слияния наших миров?
   - Слияния? Какого еще слияния? Как наши миры могут слиться?
   - Очень просто. Ты пройдешь путь до конца и обретешь  истинную  веру,
ты сможешь переходить из одной  плоскости  бытия  в  другую  без  помощи
креста, и ты научишься оделять других этим даром.
   - Даром или проклятием?
   - Зависит только от точки зрения, лично я  предпочитаю  считать,  что
это дар. Когда каждый день из мира в  мир  будут  переходить  десятки  и
сотни людей, начнется слияние культур.
   - Слияние или аннигиляция? - вмешалась в разговор Татьяна.
   - Надеюсь, что слияние. Пока я не вижу, как оно может  произойти,  но
Филарет вот-вот достигнет уровня Мессии, и, возможно, он найдет  путь  к
слиянию. К  такому  слиянию,  которое  выведет  Вселенную  на  следующую
ступень лестницы в небо.
   - Разве такое возможно? - воскликнула  Татьяна.  -  Вы  представляете
себе, что может натворить здесь всего один дикий монах? И что он  сможет
потом натворить у нас, получив доступ к сокровищам этого мира?
   - Я представляю, - ответил Дмитрий. - Я представляю то, что я  ничего
не представляю. Я не знаю, как сольются наши  миры,  я  знаю  лишь,  что
вначале будет много горя, крови и слез - так бывает всегда, когда в  мир
приходит новая истина. Скажем, пророк  Мухаммед  явил  свое  откровение,
пролились реки крови, но разве пролитая кровь не оправдала себя?
   - Вы верите в  пророка  Мухаммеда?  -  удивился  я.  -  Разве  вы  не
православные?
   - Мы православные, - усмехнулся Дмитрий, - но вера не зашоривает наши
глаза  и  не  мешает  видеть  очевидное.  Когда  апостол  Фома  встретил
воскресшего  Христа,  он  не  поверил  в  то,  что  увидел,  потому  что
воскресение во плоти шло вразрез с его  представлениями.  Когда  Христос
явился Фоме, мир Фомы  перевернулся,  и  Фома  спрятался  в  собственное
неверие, как черепаха прячется в панцирь. Просветленный  тем  отличается
от невежественного, что, столкнувшись  с  непознанным,  не  уподобляется
Фоме, не отвергает увиденное и  не  пытается  подогнать  окружающее  под
собственные  ожидания.  Да,  Мухаммед  извратил   учение   Христа,   да,
Православная Церковь считает его  лжепророком,  но  это  не  мешает  нам
относиться к нему с уважением. Лжепророк тоже может  творить  чудеса,  и
кто, кроме Бога, рассудит, где пророк, а где лжепророк? Фарисеи  считали
лжепророком Христа. Они ошиблись, но их грех не в том, что они ошиблись,
а в том, что  они  упорствовали  в  ошибке,  не  допуская  ни  малейшего
сомнения в собственной правоте. Фарисеи были главной политической  силой
Иудеи, а где они сейчас? Запомни, Сергей: истинно верующий не  тот,  кто
слепо отвергает чужую веру, а тот, кто размышляет  и  оценивает.  Сердце
склонно обманываться, и лишь глупец ставит чувства выше разума. Джордано
Бруно взошел на костер, а  Галилей  отказался.  "Я  могу  ошибаться",  -
сказал Галилей, и это были слова истинно верующего.
   - У Джордано Бруно не было  особого  выбора,  -  встряла  в  разговор
Татьяна. - Он сознательно встал на темную сторону, а это не прощается.
   - На какую еще темную сторону? - не понял я.
   - Джордано возглавлял церковь Сатаны, - пояснила  Татьяна.  -  Ты  не
знал?
   -  Во  всех  учебниках  написано,  что  его  сожгли   за   учение   о
множественности миров.
   Дмитрий и Татьяна дружно расхохотались.
   - Да кого волновала эта множественность  миров?  -  начал  Дмитрий  и
осекся.
   Я проследил направление его взгляда и увидел  приближающегося  мента.
Еще двое стояли метрах в десяти рядом с "уазиком-козлом"  с  выключенной
мигалкой  на  крыше,  и  пристально  смотрели  на  нас.   Они   были   в
бронежилетах, а на груди у них висели короткоствольные автоматы.  Что-то
не похоже  это  на  рутинную  проверку  документов.  Ох,  что-то  сейчас
начнется...
   Высокий  круглолицый  сержант,  похожий  на   толстяка   из   рекламы
одноименного пива, остановился в шаге от меня, неразборчиво представился
и потребовал документы. Я машинально полез под дубленку и сообразил, что
не знаю, где паспорт. А, так  он  в  рюкзачке,  что  остался  дома.  Что
делать? Пудрить менту мозги, бежать, хвататься за пистолет или выпускать
клыки?
   - Господь ждал темноты, - сказал Дмитрий, - и  никто  не  внимал  его
словам. Ослепленный тишиной, он ждал темноты, и время торчало  кляпом  в
его глотке.
   -   Э-э-э...   -   промемекал   мент   и   захлопал   глазами,    как
филин-переросток.
   -  Когда  печаль  наполнит  твои  дни,  -  продолжал  Дмитрий,  -  ты
ускользнешь и  завтрашний  сон  станет  явью.  Страна  обетованная  ждет
повелителя  полночного  ветра,  что  пройдет  через  врата,  с   которых
улыбаются ягнята. Ступай с миром.
   Мент развернулся и бодро потопал назад.
   - Зря вы так, владыка, - сказала Татьяна, - это насторожит тех троих.
   - Расслабься, - ответил Дмитрий, - если они  полезут  в  драку,  Зина
оскалит зубки.
   Здоровенный сержант достиг товарищей и что-то им сказал. Лица  ментов
стали вытягиваться. Тощий  усатый  лейтенант  поднял  рацию,  обалдевший
сержант уселся в машину, его товарищи двинулись к нам. Они  развернулись
цепью - примерно полтора метра друг от друга, и это мне не понравилось.
   - Этот мир имеет и свои недостатки, - сообщил Дмитрий. - Стоит только
задуматься о вечном, как сразу же появляется какой-то придурок,  который
все испортит. Нет, всеобщее равенство - ненужная и вредная химера.
   - При чем здесь всеобщее  равенство?  -  удивилась  Татьяна.  Дмитрий
открыл рот, собираясь что-то ответить, но его прервал окрик лейтенанта:
   - Стоять на месте! Руки вверх!
   Я поднял руки вверх и утратил материальность, просто так,  на  всякий
случай. Дмитрий скорчил  гневную  гримасу,  сложил  пальцы  правой  руки
щепотью и поднял вверх, как будто хотел благословить ментов.  Он  открыл
рот и начал говорить:
   - Огонь начинает танец смерти,  -  но  его  слова  оборвала  хлесткая
автоматная очередь.
   Внутри меня просвистели три  или  четыре  пули  -  довольно  странное
ощущение. Откуда-то брызнула горячая  и  липкая  кровь.  Татьяна  тяжело
рухнула на  землю,  и  ее  рука  прошла  сквозь  мое  тело.  Зина  глухо
застонала, ее тело, уже успевшее распластаться на заснеженном  тротуаре,
зашевелилось и начало трансформироваться. Один за другим пальцы  чернели
и  отваливались,  меняли  форму,  покрывались  кожными  складками.  Лицо
плавилось и  разлагалось  на  глазах.  Зина  как  будто  распадалась  на
множество мелких самостоятельных фрагментов. Внезапно я понял,  что  так
оно и есть: она превращается в копошащуюся кучу каких-то мелких существ.
Первое из них расправило крылья, и спустя мгновение целая  стая  летучих
мышей с комариным писком взмыла в морозный воздух.
   Обалдевшие менты тупо смотрели на происходящее. Я  взглянул  на  них,
они на меня, и три длинные очереди перекрестили участок пространства, на
который проецировалось мое нематериальное  тело.  В  моем  мозгу  что-то
щелкнуло, менты повернулись друг к другу и открыли огонь. Три трупа.
   У одного из ментов из кармана выпала сложенная газета. В падении  она
развернулась, и я прочитал заголовок, под  которым  красовалась  цветная
фотография удивительно хорошего качества для  такой  дрянной  газетенки.
"Вампиры ограбили супермаркет". Свобода слова, мать ее!
   Татьяна лежала на боку в нелепой позе,  разбросав  руки  и  ноги  под
немыслимыми углами. Снег вокруг нее покраснел-кажется, она уже не дышит.
Дмитрий пошевелил руками, хлюпнул ртом,  и  его  подбородок  моментально
стал красным. Движение рук перешло в судорогу, и через пару  секунд  все
было кончено.
   Вспышка фотоаппарата ослепила меня. Что за черт, кто это нашел  время
фотографировать? Ага, вот  они.  Стайка  узкоглазых  туристов  увлеченно
щелкала затворами, запечатлевая удивительную картину во  всех  возможных
ракурсах. Хотите острых ощущений, ребята? Их у нас есть.
   Я ускорил время и в полсекунды преодолел двадцать метров,  отделяющие
меня от сумасшедших японцев или китайцев. Сами собой выросли клыки, и  я
уже готов был вонзить их в первую попавшуюся шею, когда внезапно и резко
осознал безысходную глупость происходящего. Я плюнул под ноги и  широким
шагом  направился  к  полуразрушенной  церкви,  вокруг  которой  кружили
летучие мыши, совсем недавно бывшие моей  подругой.  С  каждым  шагом  я
становился все более прозрачным. Завтра в "Птичке кря-кря" появится  еще
одна интересная статья. Хорошо, что здесь нет этой чертовой  журналистки
- убил бы, не раздумывая.
 
Глава пятая 
ВЕРА 
 
1 
 
   Первый этап восстановления Зины  затянулся  почти  на  два  часа.  Мы
сидели,  невидимые,  привалившись  к  облупленной  стене  церквушки,   и
наблюдали, как метрах в ста от нас суетятся  менты  и  журналисты.  Зина
мелко дрожала, я обнимал ее, стараясь передать  ей  максимум  колдовской
энергии. Я хотел, чтобы она побыстрее вернулась в нормальное  состояние,
чтобы прекратились ее мучения, которые я так хорошо чувствовал.
   - Почему? - спросила Зина, когда к ней вернулась речь. -  Почему  они
сразу начали стрелять?
   - Та девчонка все-таки написала статью для своей гадской газетенки. И
еще она как-то сумела нас сфотографировать.
   - Нас чего?
   -  Ну,  сделать  портреты.  Наши  с  тобой   физиономии,   украшенные
вампирскими клыками, опубликованы в одной  из  самых  популярных  желтых
газет. Кто-то из ментов узнал нас  и  захотел  приколоться.  Им  скучно,
холодно, хочется развлечься, вот они  и  решили  проверить  документы  у
людей, похожих на вампиров. А потом они  поняли,  что  мы  действительно
вампиры, и испугались. Кстати, что сделал Дмитрий с этим сержантом?
   - "Смущение". Это одна  из  простейших  молитв,  искажающих  психику.
Человек  перестает  понимать,  что  происходит,  в  душе  пропадают  все
желания, и очищается кратковременная память.  Воздействие  одномоментно,
некоторое время ощущается инерция, но быстро проходит.
   - Понятно. Что там говорил Дмитрий?.. Бог вещал в темноте?..
   Зина грустно хихикнула:
   - Слова молитвы не имеют никакого значения. Главное - не то,  что  ты
говоришь, а то, что чувствуешь.  Словесная  формула  -  просто  средство
привести собственную душу в нужное  состояние.  Ты  творишь  заклинание,
фиксируешь состояние и произносишь формулу, а потом, когда хочешь быстро
сотворить то же самое заклинание,  произносишь  ту  же  формулу,  и  это
ускоряет воздействие. Формулу, кстати, необязательно произносить  вслух.
В общем, формула - как бы ключ к заклинанию.
   - Понял. Дмитрий когда-нибудь раньше вел себя так же глупо?
   - Иногда он бывал излишне самоуверен и безответственен. На  этот  раз
он превзошел сам себя.
   - Его можно воскресить?
   - Можно.
   - Как?!
   - Для начала найти Мессию.
   - А если серьезно?
   - Если серьезно, то нельзя.
   - Идиотство! Почему он не убрал материальность?
   - Решил, что опасность не столь велика. Эти лишали... Их убойная сила
ужасна! В них правда нет волшебства?
   -  Никакого  волшебства,  голая  техника.   Автоматная   пуля   имеет
своеобразные пропорции, при ударе о первое препятствие...
   -  Избавь  меня  от  подробностей.  Это  ужасное  оружие!   Кто   мог
представить?.. Почему ты не сказал?
   - Что не сказал? Что под автомат нельзя подставляться? Разве  это  не
очевидно?
   - Не очевидно. Пищаль не убивает мгновенно, у волшебника  есть  время
регенерироваться, а автомат этого времени не дает. Это важно! Это меняет
всю тактику боя, ты должен был сказать нам!
   - Я говорил об этом Агафону. То есть я пытался рассказать, что  такое
автомат, и знаешь, что он ответил? Он сказал: "Я все  понял,  автомат  -
это очень хорошая пищаль, не будем больше говорить  о  нем".  И  все!  И
вообще, ни за что не поверю, что Дмитрий не имел  никакого  отношения  к
облаве на меня в
   Подольске. А если даже и не имел отношения, он, по любому, должен был
знать о том, что там  произошло.  В  конце  концов,  он  сам  выдал  мне
пистолет! А пистолет у меня отняли вместе с автоматом.
   - Значит, это была не твоя ошибка,  а  его.  Боевой  монах  ошибается
только один раз. Ох... как же больно...
   - Когда ты придешь в норму?
   - Я уже почти в норме. Полное восстановление занимает примерно сутки,
но я могу вести бой уже сейчас. Пойдем куда-нибудь, а то холодно.
   - Ты в материальном теле?
   - Естественно. Иначе регенерация невозможна.
   - Ты же замерзла совсем!
   - Замерзла.
   - Может, тебе укусить кого?
   - Не нужно. Я не чувствую голода.
   - Разве свежая кровь не ускорит восстановление?
   - Не ускорит. Пошли отсюда.
   Я с трудом распрямил затекшее тело и поднялся на ноги. Странное дело,
когда  долго  сидишь  в  неудобной  позе,  ноги  затекают  невзирая   на
нематериальность. А это еще что такое?
   Здоровенная кавказская овчарка уверенно шла по моему следу.
   - Зина, - выдохнул я, - уходи в нематериальность! Быстро!
   - Что?.. Я не могу! Я еще недостаточно восстановилась.
   Собака  учуя