елать то же самое,  что  и  раньше.
Только наоборот.
   Я запустил руку под камуфляж и вытащил  крест.  Почему-то  мне  сразу
показалось, что ничего не получится. И  я  не  ошибся.  Как  ни  пытался
настроиться на  соответствующий  лад  и  передать  кресту  часть  своего
желания, ничего не получалось.
   Минут через десять Усман не выдержал.
   - Достаточно, - сказал он. - Если бы ты мог сделать это,  ты  бы  уже
сделал.
   Я отпустил крест. Почему-то почувствовал некоторое облегчение. С чего
бы?
   - Скажи мне, Сергей, - задумчиво произнес Усман, -  у  вас,  русских,
есть какая-нибудь клятва, которую нельзя преступить?
   Я отрицательно помотал головой.
   - Я так и думал, - сообщил Усман. - Если я оставлю тебя здесь, а  сам
уйду, ты не будешь охотиться за мной?
   - Как? -  не  понял  я.  -  С  голыми  руками  охотиться  в  лесу  за
вооруженным человеком?
   - В "газели" оружия хватит на целый взвод. - Он вздохнул. - Если бы я
мог тебе поверить, предпочел бы  не  оставлять  тебя.  У  двоих  гораздо
больше шансов выжить, чем у одного.
   - Так что тебе мешает? Я не буду нападать на тебя до тех пор, пока мы
не выберемся в нормальные места.
   - Почему я должен тебе верить?
   - А зачем мне обманывать?
   Ответ на этот вопрос Усман обдумывал очень долго, наконец сказал:
   - Поклянись своим крестом.
   - Как это? - не понял я.
   - Повторяй за мной. Клянусь крестом, что до тех пор, пока не выберусь
отсюда, не причиню никакого зла моему попутчику Усману. А если я  нарушу
эту клятву, пусть крест, которым клянусь, испепелит мое тело  и  погубит
мою душу.
   С некоторым удивлением я повторил нелепые слова. Он что,  верит,  что
дурацкая клятва меня остановит? Зря. Но он прав: пока мы не выберемся, я
не буду на него нападать - не из-за клятвы, а  просто  потому,  что  это
неразумно. Если мы действительно провалились в другое время, его  помощь
будет более чем кстати. По крайней мере на первых порах.
   Другое время, блин! Неужели я сам начинаю верить в эту чушь?
 
4 
 
   В ящиках,  валявшихся  вокруг  останков  "газели",  находился  полный
комплект вооружения мотострелкового взвода. Не  знаю,  с  какого  склада
террористы утянули такую гору оружия, но в газетах о подобных кражах  не
писали еще ни разу. Куда катится страна?
   Я нацепил на ремень фляжку, два подсумка и  почувствовал  то,  что  в
умных книжках называется "дежа вю".  Кажется,  будто  война  никогда  не
уходила из моей жизни, будто я снова вернулся к делу, ставшему привычным
за два последних года. Автомат, подствольник, патроны, гранаты, саперная
лопатка... брать или не брать? Лучше взять, в случае  чего  можно  будет
выкинуть. Каска... нет, это перебор. Бронетюфяк - аналогично.
   - С оптикой работал? - спросил Усман. Я поднял голову и  увидел,  что
он экипировался по полной программе.
   - Нет, - сказал я, - да и на хрена нам оптика?
   - Пожалуй, ты прав, - задумчиво проговорил Усман, -  автомат  она  не
заменит, а два ствола тащить  несподручно.  Тюфяк  ты  все-таки  возьми,
пригодится. Если что, выкинешь. Ты кто, кстати, по званию?
   - Старший сержант.
   - А я лейтенант. Спецназа.
   - Аль-Кайеды, что ли? - хмыкнул я и почти не  удивился,  когда  Усман
кивнул.
   - А ты кто? - спросил он. - Махра или десант?
   - Разведрота десанта.
   - Круто. Но командовать парадом буду я.  Возражения?  Я  молча  пожал
плечами. Какие тут могут быть возражения? Командовать  должен  тот,  кто
умеет. Я уже понял, что Усман командует лучше. Дело даже не в  том,  что
он лейтенант, а я сержант, - дело в том, что он правильный лейтенант.
   - Слей бензину в  канистру,  -  сказал  Усман,  -  пригодится  костер
разводить, если ночевать придется. - Он вздохнул и добавил:
   - Никак не могу лазерники найти, хоть убейся. Неужели выпали?
   - Лазерные прицелы? - уточнил я. - А на кой хрен они нам?
   - Когда-нибудь работал с ними?
   - Нет.
   - Тогда ты не поймешь. Ладно, хватит копаться, пошли. Не  хочу  здесь
ночевать.
 
5 
 
   Мы двинулись на запад. Усман объяснил, что старая  Варшавская  дорога
проходит к западу от Симферопольского шоссе и что  она  должна  быть  на
месте, даже если мы угодили в прошлое лет на пятьсот.  Я  пропустил  это
объяснение мимо ушей: по-моему,  для  нас  любое  направление  одинаково
хорошо. Запад так запад.
   За весь день нам не встретился ни один человек, зато звериных  следов
попалось на глаза видимо-невидимо. И это в ноябре, когда снег лежит  еще
не сплошняком и звери  предпочитают  обходить  заснеженные  участки.  Да
какие звери! Одних только медвежьих отпечатков  встретилось  штук  пять.
Интересно, когда в Подмосковье вымерли медведи?
   Где же люди-то? Ни белых хвостов самолетного выхлопа в синем небе, ни
рева автомагистралей, слышного за километр,  ни  гудков  электричек,  ни
одной бумажки на земле, ни одного бычка и ни одной  пустой  бутылки.  За
весь день! Неужели Подмосковье когда-то было таким?
   Ночевать пришлось в лесу. Хорошо, что земля не промерзла  -  землянку
удалось отрыть без труда. То,  что  у  нас  получилось,  нельзя  назвать
настоящей землянкой, и это неудивительно - ведь мы трудились над ней  не
больше часа. Так, одноразовое  убежище,  а  оно  не  должно  быть  очень
хорошим, главное - не околеть от ночного мороза. Жалко, что в ящиках  не
нашлось спальных мешков. Ничего, мне не  впервой  проводить  ночь  между
жаром костра и пронизывающим холодом, когда главное - не забыть  вовремя
перевернуться другим боком к огню. Причем делать это надлежит так, чтобы
не попасть в костер и не выкатиться за пределы обогреваемой  территории.
Слава богу, снега немного и талая вода не стремится превратить  кострище
в гигантскую лужу.
   Я думал, что мы будем спать бок о бок, но Усман настоял на том, чтобы
отдыхать по очереди. Я не стал возражать, тем более  что  Усман  выделил
себе более тяжелую утреннюю стражу. Ровно до двух часов ночи я таращился
то на огонь, то  в  непроглядную  тьму.  В  два  я  толкнул  Усмана,  он
моментально проснулся, я рухнул на лежанку, еще хранившую его  тепло,  и
погрузился в сон без сновидений.
 
6 
 
   Мы вышли к дороге около полудня. Она совсем не походила на  привычную
асфальтовую ленту, у нас такую назвали бы даже не проселочной, а лесной.
Две глубокие и ненормально узкие колеи, совсем недавно  разъезженные  до
непролазного состояния, а теперь затвердевшие от первого  мороза.  Я  не
сразу понял, что необычного  в  этих  колеях,  а  когда  понял,  мурашки
пробежали по спине.
   По этой дороге не ездили  автомобили.  Никогда.  След  автомобильного
протектора не перепутаешь ни с чем - разве что со следом мотоцикла, но и
им здесь не пахло. Здесь  ездили  гужевые  повозки,  притом  в  огромном
количестве, ездили всадники (следов копыт слишком много по сравнению  со
следами колес) и ходили пешие  путники,  чаще  обутые  в  лапти,  чем  в
сапоги. Да-да, пешие путники, их отпечатков почти  столько  же,  сколько
лошадиных. Жутко представить себе, что  человек  по  доброй  воле  может
повторить наш вчерашний путь, да еще  не  в  течение  одного  дня,  а...
сколько нужно, чтобы пешком дойти от Москвы до, скажем, Орла? Хотя  нет,
не все так  страшно,  вдоль  дороги  обязательно  должны  быть  какие-то
постоялые дворы - или как они там называются... трактиры, что ли?
   Неужели мы действительно в прошлом?
   Усман поднял палец вверх, и по вбитой за два года привычке я замер на
месте. Справа доносился какой-то шум,  кажется,  песня.  Усман  проворно
отступил в лес, и я последовал за ним. Залегли под защитой кустарника  -
прямо как разбойники, честное слово.
   Мы и в самом деле больше всего похожи  сейчас  на  разбойников,  если
только в этом веке встречаются таковые в  камуфляже  и  бронежилетах.  Я
подполз поближе к Усману.
   - Зачем? - тихо спросил я. - Ты что, хочешь напасть?
   - Я хочу посмотреть, кто они, - так же тихо ответил Усман.  -  Дальше
будем действовать по обстоятельствам. Без сигнала в драку не лезь.
   - Думаешь, будет драка?
   - Вряд ли. Они, конечно, начнут катить, но вряд  ли  в  этом  времени
есть автоматы. Первая же очередь должна убедить их не дергаться.
   - И что тогда?
   - Тогда мы начнем задавать вопросы.
   Песня приближалась. Это было что-то русское народное, но не  походило
на известное мне. Скоро стали различаться отдельные слова, и я не  сразу
понял, что песня наполовину состоит из  мата.  Усман  тихо  хихикнул.  И
вправду смешно - этакий "Сектор Газа" в фольклорной обработке.
   Караван появился в поле зрения. Три повозки. Первая  запряжена  двумя
лошадьми, остальные одноконные.  Лошади  мелкие  и  заморенные,  люди  в
общем-то тоже. Трое: старый, но еще крепкий дедок, мужчина лет  тридцати
с густой неухоженной бородой неопределенного  цвета  и  глазами  дебила,
белобрысый подросток лет четырнадцати. Все одеты в грязно-серые  куртки,
сразу и не поймешь - то ли  кожаные,  то  ли  тканые.  Из  памяти  стали
всплывать русские народные слова "зипун" и "армяк", короче, три бомжа на
выезде. На первой телеге лежали какие-то мешки в  количестве  пяти-шести
штук, остальные ехали порожняком. Куда это они, интересно, направляются?
На рынок?
   Когда от первой телеги до нашего укрытия осталось метров пять,  Усман
резко выкатился на  дорогу.  Я  остался  страховать  его,  вряд  ли  это
потребуется, но вреда точно не будет.
   Дед, продолжавший нести рифмованную похабщину,  умолк  на  полуслове,
его  челюсть  отпала,  выставив  на  всеобщее  обозрение  гнилые   зубы.
Подросток дернулся к краю телеги, но Усман повел стволом в его  сторону,
и подросток остался на месте.
   - Здравствуйте, люди добрые! - провозгласил Усман.
   - И  ты  здравствуй,  коли  не  шутишь,  -  ответил  дед,  напряженно
вглядываясь в глаза нежданного встречного.
   - Куда путь держите?
   Дед помедлил пару секунд, после чего ответил:
   - Местные мы. Из Михайловки. Туда путь и держим.
   Усман махнул рукой  в  мою  сторону,  и  я  вылез  из  кустов.  Глаза
мальчонки тревожно расширились, он понял, что ему грозило, решись он  на
побег.
   - Подвезете? - спросил Усман.
   - А куда мы денемся? - отозвался дед. - Докуда вам?
   - В аккурат  до  вашей  Михайловки.  Да  ты  не  бойся,  дед,  мы  не
разбойники, это у нас только вид такой.
   - Как же, не разбойники, - не поверил дед. - Без крестов, с пищалями,
да с какими еще пищалями! Я таких вовек не видел.
   - Почему же без крестов?  -  удивился  я.  -  Вот,  смотри,  мы  тоже
крещеные.
   Я вытащил нательный  крест  из-под  камуфляжа,  и  это  произвело  на
аборигенов  совершенно  неожиданное  действие.  Все   трое   моментально
ссыпались в замерзшую грязь и встали на колени.
   -  Не  губите,  ваши  священства,  -  заголосил   дед.   -   Простите
скудоумного, что не углядел вовремя и честь не оказал. Они не  виноваты,
- он махнул  рукой  на  остальных,  -  лишь  на  мне  едином  вина,  ибо
сказано... - Он задумался. - Короче, на мне одном  вина,  а  младые  сии
безвинны. Младые си, - повторил он со вкусом.
   - Погоди, дед, - не понял я, - ты что несешь? Как ты мог увидеть  мой
крест, если он под одеждой?
   Дед состроил подчеркнуто идиотское выражение лица, и я понял, что все
предыдущее было спектаклем, рассчитанным на... на что? Что мы с  Усманом
не будем гневаться,  не  получив  положенных  почестей?  А  с  чего  нам
гневаться?
   - Какой сейчас год? - спросил Усман.
   - Засушливый, - с готовностью ответил дед, - только-только и  собрали
хлебушка, чтобы с голоду не  сдохнуть  да  подати  заплатить.  С  Божьей
помощью, - добавил он, придав лицу  ангельское  выражение.  Стало  сразу
понятно, что хлеба в этом году собрали все-таки несколько больше.
   - Какой год от Рождества Христова? - уточнил Усман.
   - Как какой? - не понял дед.
   - Сколько лет прошло с тех пор?
   - Ой много! Так много, что и не упомнить! Страсть как много!
   - Ты грамотный?
   - Никак нет, ваше священство! Закон блюдем свято. И никто из  моих  -
ни-ни, ни в коем разе, спаси господи.
   - Кто сейчас правит страной?
   - Анператор.
   - Как зовут?
   - Его анператорское величество Николай Александрович Вторый.
   Усман повернулся ко мне и растерянно произнес:
   - Ничего не понимаю. Если правит Николай Второй,  здесь  должна  быть
железная дорога. - Он снова повернулся к деду. - Где железная дорога?
   - Не могу знать, ваше священство. Окромя вот этой вот дороги,  других
не ведаем.
   - Понятно... А скажи-ка мне, дед, вот что. Кто ваш помещик?
   - Его сиятельство боярин Евпраксин, Аристарх Львович.
   - Параллельный мир, - сказал я.
   - Что? - не понял Усман.
   - Это не прошлое, это параллельный мир.  У  нас  во  времена  Николая
Второго крепостного права уже не было.
   - Значит, это прошлое параллельного мира. Или не тот Николай  Второй.
Ладно,  поехали  в  Михайловку,  от  них  все  равно  больше  ничего  не
добьешься. Вот еще что, - он обернулся к аборигенам. - Смотрите сюда.
   Усман лениво размахнулся расслабленной рукой и резко ударил  по  краю
телеги. Кусок горбыля шириной с пол-ладони и толщиной в палец с  хрустом
разломился.
   - Если кто-то дернется, - сказал Усман, - и я подумаю, что  он  хочет
завладеть нашим оружием, с ним будет так же. Понятно?
   Аборигены дружно закивали, мы погрузились на подводы  и  двинулись  в
путь. Дебилоподобный мужик пересел на  первую  телегу,  мальчишка  -  на
вторую, а третью оккупировали мы с Усманом и дедом.
 
7 
 
   Деда звали Тимофеем, мужика - Устином, а мальчишку -  Федором.  Устин
был сыном деда, а Федор, соответственно, внуком. Я отметил,  что  первые
буквы имен следуют в алфавитном порядке, и сказал об этом деду,  но  тот
то ли не знал, что такое алфавит, то  ли  смертельно  боялся  обнаружить
свое  знание.  Кажется,  здесь  крестьянам  запрещают  учиться  грамоте.
Почему?
   Дед Тимофей ответил на мой вопрос обстоятельно и со знанием дела.
   - А зачем хрестьянину буквы знать? - спросил он и сам себе ответил:
   - Незачем. Одна  беда  от  этой  грамоты  простому  человеку.  Ничего
хорошего для простого человека в буквицах нет и быть не могет.
   - А как же Библию читать? - спросил я.
   Дед так перепугался, что, казалось, стал вдвое меньше.
   - Да что вы говорите, ваше священство!  -  забормотал  он.  -  Мы  же
знаем, что Библию читать  токмо  вашим  священствам  дозволено,  а  нам,
темным, запрещено наистрожайшим образом.
   - А с чего ты взял, что мы священники? - подал голос Усман.
   - Как это с чего? У товарища твоего крест на груди. Нешто неясно?
   - Разве обычные люди не носят кресты? - удивился я.
   -  Как  можно!  -  Дед  зашелся  от  негодования.  -  Святотатство  и
богохульство!
   - А как у вас к мусульманам относятся? - спросил Усман.
   - К басурманам? Да никак. Люди как люди, только вера у них другая.
   - Поганая? - уточнил Усман.
   - Ну да, поганая, языческая то есть.
   - Как же языческая? Языческая вера -  это  когда  богов  много,  а  у
мусульман Бог един.
   - Не знаю я, - вывернулся дед, - я человек темный,  святым  делам  не
обученный. Слыхал, что басурманская вера поганая, а правда то или нет  -
мне неведомо. Может, и не правда. А ежели хотите порасспросить кого, так
вам в Троицк надо. Это по Московской дороге два дня пути и один  день  в
сторону, на запад. Там монастырь стоит, там вам монахи на все вопросы  и
ответят, - дед загадочно хихикнул.
   - А сколько народу в Москве живет? - спросил я сам не знаю зачем.
   - Тьма тьмущая, - лаконично ответил Тимофей.
   - Точнее не знаешь?
   - Кто ж его знает точнее? Много там народу, больше, чем в  Серпухове,
в Подольске и в Троицке, вместе взятых, вона как много!
   - А что у тебя в мешках на первой телеге? - спросил Усман.
   Дед Тимофей замолчал, будто прикусил язык. Потом нехотя произнес:
   - Значит, разбойники.
   - Да не разбойники мы никакие! - возразил Усман. - Просто  интересно.
Что, спросить нельзя?
   - Спросить-то можно, - печально сказал  дед.  -  Ситец  там,  рогожа,
платок шелковый для Маськи, гвозди  железные,  крючки  рыболовные,  соль
столовая... Мы же с рынка едем, сено продавали. Отбирать будете?
   - Да ну тебя! - рассмеялся Усман. - На хрена нам все это барахло! Нас
с Сергеем покормить, да в баньке  попарить,  да  разговором  развлечь  -
ничего больше и не нужно от вас. Можем и заплатить.
   - Чем заплатить? - заинтересовался  дед.  Усман  вытащил  гранату  из
одного из многочисленных кармашков камуфляжа.
   - Знаешь, что такое? - спросил он.
   - Нет, - дед боязливо отодвинулся в сторону.
   - Дергаешь за кольцо, бросаешь и прячешься. Через четыре секунды  она
взрывается.
   - Это как?
   -  Разрывается  на  части  вдоль  насечки,  а  вот   эти   квадратики
разлетаются во все стороны.
   - Как пули?
   - Примерно.
   - Проверяете, ваше священство?
   - С чего ты взял?
   - Проверяете, не польщусь ли на запретное. Нет,  ваше  священство,  у
нас в Михайловке законы чтят, как положено. Будет вам и обед, и баня,  и
остальное, и все бесплатно. А яйцо ваше я и даром не возьму.
   - Почему?
   - Запретное потому что.
   Мы еще долго ехали - почти до самого  вечера.  Ни  одного  постоялого
двора на дороге не встретилось. Тимофей пояснил, что они  размещаются  в
дне пути друг от друга,  до  следующего  можно  добраться  в  аккурат  к
закату. Трижды мы встречали обозы, которые  при  виде  нас  съезжали  на
обочину, уступая дорогу. Хозяева одного обоза даже куда-то  попрятались,
и если бы мы с Усманом польстились на  немудреное  добро,  наваленное  в
телеги, оно досталось бы нам без малейшего труда. Странно, что никто нас
не обгонял, хотя мы двигались шагом.  Не  увидели  мы  также  ни  одного
всадника и ни одного пешего путника.
   Я спросил об этом деда Тимофея и получил исчерпывающий ответ:
   - Боятся. Попрятались, стало быть.
   - А чего боятся? - удивился я.
   - Как чего? Вас и боятся. С пищалями,  в  броне  -  да  еще  в  такой
страшной броне, ненашенской. Любой испугается.
   Больше мы не возвращались к этой теме.  Из  разговора  я  узнал,  что
семья  у  деда  Тимофея  большая  -   считай,   половина   деревни   его
родственники; что помещика Евпраксина живьем никто не видел - он живет в
Москве, как и положено помещику, а в имении никогда не бывал, ибо нечего
ему там делать. Цены на соль и на  шелк  растут  год  от  года  -  купцы
говорят, что из-за войны с немцами. Война идет уже  третий  год,  каждую
весну проходит рекрутский набор, а прошлой осенью внеочередной был. И  в
Троицком монастыре, говорят, тоже провели  внеочередной  набор  монахов.
Несмотря ни на что жизнь продолжается, молодых мужиков в войско  забрали
не всех... Ничего интересного, в общем, в мире не происходит.
   - А кто на нашей стороне воюет? - спросил я. - Англичане, французы?
   - Немцы какие-то воюют, - ответил  Тимофей.  -  Одни  немцы  за  нас,
другие против нас, а какие из них кто - простому человеку не разобрать.
   - Первая мировая война? - предположил Усман.
   - Вполне может быть. Слушай, дед, а пушки в русской армии есть?
   - В войске-то? Есть, а как же, есть пушки.
   - А танки?
   - Это еще что?
   - Повозки такие бронированные с пушками.
   - Нет, о таких не слыхал. Да и зачем повозки бронировать? От  божьего
слова броня не защитит.
   Дальше разговаривать было  бессмысленно.  Половину  вопросов  дед  не
понимал, на другие отвечал так, что понятнее не становилось.  Потихоньку
мы перешли на житейские темы. Я рассказал анекдот про  то,  как  молодой
человек пошел к  родителям  любимой  девушки  просить  руки  их  дочери.
Будущая теща предложила ему с ней  переспать.  Будущий  зять  побежал  к
машине за презервативом, где его встретил будущий тесть, сообщивший ему,
что это было испытание, которое он успешно выдержал, раз покинул  дом  с
таким загадочным выражением на лице.
   - А что такое презерватив? - спросил Тимофей и добавил, выслушав  мои
объяснения:
   - Придумают же люди... Грех это - божьему промыслу препятствовать.