к выкормила до первых зубиков - так отцу передала, дабы мужчину воспитал.
     - Так русалки, что, родившихся детей отцам отдают? - передернул плечами Середин. - Как же те их находят? Как доказывают, что дети от них.
     - Я про то маму не спрашивал, - развел руками Любовод. - Отдают как-то. А тебе что за недолга?
     - Ай, - отмахнулся Олег.
     - А-а-а... - понимающе кивнул купец. Потом улыбнулся. Потом громко захохотал: - Ты, ведун, через девять месяцев к рекам и ручьям лучше не подходи! И к колодцам не подходи! И вообще лучше воду не пей, не надо. Не то наступят для тебя большие хлопоты...
     - Хватит ржать! - не выдержал Середин. - Ничего смешного!
     - Сколько... - купец аж попискивал от восторга. - Сколько их было?
     - Ш-ш-ша-а... - Впервые за многие годы у ведуна чуть не вырвалось нехорошее слово. Ворон с самого начала настрого всех учеников предупредил: никогда не призывать ни бога, ни черта. Потому как силы это столь мощные, что раз свяжешься - вся судьба кувырком пойдет. Но иногда что-нибудь эдакое так и норовило сорваться с губ... - Электрическая сила! Тройное ква в одном флаконе. Японский городовой и двести раз по Фудзияме.
     - Сколько? - не в силах успокоиться, переспросил Любовод.
     - Вечером две было. Да еще ночью кто-то приставал.
     - Да уж, Ладе ты сегодня удовольствие доставил!
     - Кому? - вздрогнул Середин от знакомого имени.
     - Ну, Ладе, - кивнул купец. - Богине Ладе нашей. Ну, богине любви. Ты чего, ведун? Али еще что-то было?
     - Ничего, - поморщился Олег. - Ты лучше про себя дальше расскажи.
     - Да я ужо все и поведал. Соскучилась мама. Повидать захотела. Узнать, каким стал, чего хочу, о чем думаю. В общем, свиделись... Ладно, давай собираться. Ладья аккурат возле ручья, где я вышел, проплыть должна. Вот и подберет.
     Ладья их действительно подобрала. Но не сразу - увидев на берегу двух утонувших товарищей, корабельщики не то что не остановились - схватились за весла, норовя побыстрее проскочить мимо. Любовод только посмеялся наивности своих людей.
     Сдались корабельщики только на пятой попытке. Видно поняли, что не смогут выбраться из заколдованного места, пока хозяина и ведуна не подберут. Ладья спустила парус, повернула к берегу, постепенно теряя скорость, и почти без толчка приткнулась в песок. Наружу вывалилась веревочная лестница.
     Любовол поднялся на борт первым. Остановился, облокотившись на выгнувшего деревянную шею "лебедя", окинул отпрянувших варягов укоризненным взглядом:
     - Эх, вы... Ладно, всех прощаю. Борислав, правь к Новгороду. Ночью паруса не спускай, иди спокойно. С моим кораблем отныне ничего на воде не случится.
     Так оно и вышло.

Новгород

     Движение по Волхову на подступах к городу было такое, словно на въезде в Москву летним воскресным вечером: сотни ладей, шнеков, шитиков, бус, ушкуев, лодок и прочей плавучей мелочи, пытаясь протиснуться по реке шириной всего с шестиполосное шоссе, шлепали веслами по воде, отпихивались друг от друга, в то время как кормчие громко ругались друг на друга на знакомых и незнакомых языках всех концов света, проклинали матерей и потомков друг друга, грозили мечами и кистенями - что, впрочем, скорости никому не добавляло.
     Ладья купца Любовода, одетого в богатый алый суконный кафтан, подбитый соболем, в высокую горлатную шапку и сафьяновые сапоги, отвернула с Волхова километра за полтора от высоких стен кремля, вошла в неширокую речушку, берега которой состояли, казалось, из сплошной череды причалов - как пустых, так и украшенных судами самых разных конструкций, среди которых разве только китайских джонок не хватало. Еще примерно через полкилометра ладья, едва не перевернув рыбацкую лодку, отвернула влево на еще более узкую протоку, крутые берега которой были укреплены бревенчатой набережной, а вдоль русла шла деревянная мостовая.
     - Где это мы? - непонимающе закрутил головой Олег.
     - Малый Волховец, колдун, - ответил Борислав, который напряженно ловил рулем сантиметры, протискивая огромный корабль в щель между европейским коггом и персидским кунгасом.
     - Канал, что ли?
     - Не... - покачал головой кормчий, - река. Токмо углубили ее купцы маленько...
     Наконец он приказал корабельщикам убрать весла - ладья стала медленно подкатываться боком к свободному месту. Борт гулко стукнулся о дубовый причал, несколько человек выпрыгнули через борт, привязывая прочные канаты к выпирающим на высоту пояса разлохмаченным деревянным быкам.
     - Слава Стрибогу, - наконец-то отпустил кормовое весло дед. - Прибыли...
     Встречающих видно не было - только разгружавшие соседний корабль амбалы с опаской косились на новоприбывших. Любовод низко, коснувшись кончиками пальцев палубы, поклонился берегу, затем выпрыгнул на него, скинул шапку, опустился на колени и поцеловал землю. Следом за купцом начали выпрыгивать остальные путешественники, в точности повторяя действия хозяина. Олег, не желая привлекать к себе лишнее внимание, тоже отвесил новгородской земле низкий поклон, а потом прикоснулся губами к жухлой утоптанной траве.
     Корабельщики все вместе двинулись не в сторону Новгорода, а прямо в противоположном направлении: вдоль реки, вокруг небольшого болотца. Вскоре впереди показалось озерцо, отделенное от Волховца крутой песчаной насыпью, узкой у входа, но дальше расширяющейся метров до двухсот. Поначалу Середин удивился тому, что на этом перешейке растут огромные вековые дубы, но вскоре понял: в таком месте может происходить все, что угодно. Потому как в окружении дубравы находился внушительный частокол, из-за которого выглядывали макушки высоких истуканов.
     Поскидывав шапки и склонив головы, путники вошли в украшенные улыбающимся солнцем ворота. Середин, морщась от боли в руке под раскалившимся крестом, быстро стрельнул глазами по сторонам, пытаясь опознать местных богов. В центре, разумеется, стоял Сварог, бог солнца. Грубо отесанный, в два обхвата столб метров пяти высотой, с небрежно намеченными бородой и глазами, потемневшим от времени ртом, пронзительными точками зрачков. Стало быть, три колышка за ним - жена и дети. Слева и справа возвышались столбы пониже - такие же древние и такие же небрежно исполненные. Кто-то из них должен был символизировать Белбога - гаранта справедливости и хранителя добра, а кто-то Триглаву - богиню земли. А может, Олег и ошибался - у всех идолов были намечены небольшие бородки. Дальше вдоль частокола тянулись боги помельче: Макошь - мать наполненных кошельков, Белее и Тур - боги скота и богатства, Стрибог - повелитель ветров и течений, Лада - богиня любви. В общем, точно опознать удалось только две, стоявшие у самого входа, личности: низкого, но очень толстого Чура, обеспечивающего незыблемость границ, и чуть более рослого, поставленного на короткие железные ножки, Перуна - бога-громовержца. Оба, в отличие от древних идолов, имели самые настоящие, тщательно прописанные лица. Перун - угрюмое, недовольное, с большими губами и крупным носом. При взгляде на него возникало ощущение, что бог объелся несвежей рыбы и сейчас его пучит и тянет сорвать злость на случайном прохожем. Чур, напротив, косился на приходящих с еле уловимым ехидством. Увидев эту хитрую рожу, любой человек мгновенно понимал: незыблемость границ - понятие о-о-очень растяжимое.
     - Прими благодарность от внуков своих, детей солнца и земли, дедушка, - поклонился центральному идолу Любовод. - Не оставь нас своей любовью, милостью и вниманием. Не побрезгуй скромным подношением нашим, из дальних стран привезенным...
     Купец достал из-за пазухи сверток, раскрыл его перед идолом. Олег, вытянув шею, разглядел меховую шкурку, слиток железа размером с кулак и небольшую баклажку.
     Любовод отошел влево, поклонился одному из истуканов, замерших у частокола, низко склонился:
     - Благодарствуем тебе, Стрибог, за помощь твою и покровительство в дальнем пути. - Купец отвел руку назад, и подбежавший паренек-кормчий вложил в нее другой сверток, в котором оказались беличий мех, солонина, небольшой кожаный бурдюк.
     Затем парень пересек капище и поклонился третьему из покровителей:
     - Ты, Макошь, не оставь нас своей милостью, помоги завершить славно начатое, сохранить накопленное, приумножить даденное...
     Середин с громадным изумлением увидел на подбородке богини кошельков короткую бородку и мысленно произнес тройное "ква", поняв, что разобраться со здешними богами его ума никак не хватит.
     Между тем корабельщики, выразив свою благодарность властителям мира, развернулись и двинулись назад по перешейку, но перед самым выходом на дорогу путь им неожиданно преградили трое волхвов - худощавых, с длинными седыми бородами, в полотняных рубахах ниже колен, опоясанных синими матерчатыми кушаками, из складок которых торчали неизменные для обитателей здешнего мира нож и ложка. В руках они держали тихо курившиеся кадила.
     - Ведомо нам стало от великого Сварога, что прибыли вы, путники, из дальних земель, из неведомых мест, - начал благообразно вещать один из них.
     - Верно, вещий слуга божий, - приложив руку к груди, слегка поклонился Любовод.
     - Посему повелел он нам отогнать злых духов, что устремились следом за вами в наши святые веси и города... - Не дожидаясь ответа, волхвы принялись старательно раскачивать кадила. Под напором воздуха из тех повалил густой черный дым. Старики начали ходить между людей, стараясь поднести свой инструмент так, чтобы обкурить каждого человека со всех сторон. Когда очередь дошла до Середина, то он едва не задохнулся от едкого запаха, мгновенно поняв, что ни о каком религиозном ритуале тут и речи не идет - приезжих самым банальным образом дезинфицировали. - Ладья ваша далеко?
     - У нашего семейного причала, уважаемый, - кивнул Любовод. - Пойдемте.
     Волхвы с похвальной старательностью облазили все трюмы и надстройку - после чего от ладьи стало разить дегтем, как от старого солдатского сапога, - и, получив что-то из рук купца, благополучно откланялись. Однако их место тут же занял молодой небритый писец в коричневой суконной куртяшке, черных шароварах, с обкусанным гусиным пером за ухом и матерчатой сумкой через плечо.
     - Че везем? - поинтересовался он и открыл свисающую с пояса чернильницу.
     - Ничего, - нахально ухмыльнулся Любовод.
     - Как ничего?
     - Ничего, - покачал головой купец. - Торга вести не собираюсь, припаса прикуплю, отдохну дней пять, да дальше поплыву.
     - А постоялое?
     - То не общинный причал, то наш, семейный.
     - Без мытного листа на торг не пустят, - угрожающе предупредил писец.
     - Не стану торга вести, я же сказывал, - повторил Любовод.
     Песец недовольно развернулся, затыкая чернильницу, и отправился гулять вдоль берега дальше.
     - И здесь парковщики, - сплюнул на мостовую Олег.
     - Присмотри за товаром, ведун, - попросил Любовод. - Я до дома дойду, порадую отца возвращением, телеги для железа подвезу.
     - Ладно, посмотрю, - легко согласился Середин, который все одно не имел в городе никаких дел. - Только недолго.
     Он перепрыгнул на ладью, слазил в кормовой трюм за своим вещмешком, достал баклажку с медом.
     - Забуду еще, а он засахарится. Нужно съесть.

***

     Любовод вернулся от силы часа через два. Зато не один, а с пятью телегами и своим отцом - нетрудно догадаться, кем может быть мужчина, фигурой и внешностью отличный от парня разве что густой бородой.
     - Так вот ты каков, ведун, - низким голосом произнес купец-старший, окидывая Олега внимательным взглядом. Затем перебрался на ладью и крепко его обнял: - Спасибо тебе. Сын успел мало про тебя рассказать.
     - А чего рассказывать? - развел руками Середин. - Ничего я в предсказаниях волхва изменить не смог. И ладью силы нечистые покружили вдосталь, и Любовод в пучине побывал.
     - Однако же ты за ним прыгнул! А верность таковая ныне много стоит.
     - Подожди немного, ведун... - Молодой купец скинул с крышки трюма парусину, выбил деревянную крышку. Затем, с помощью приехавших возчиков, приподнял и сдвинул в сторону крышку. - Вот они, отец. Все мешки у правого борта, и все, что у левого. Я железо для пущей устойчивости попеременно клал. Да и доставать так проще.
     - Молодец, сын. Ну, ступайте, отдохните. Я тут ужо сам разберусь. И невольниц заберите, пусть отмоются.
     - Пойдем, Олэг, - кивнул Середину Любовод. - До ворот новгородских менее версты осталось.
     - При чем тут ворота? - поначалу не понял ведун, но тут же вспомнил: - Ах да, я же обещался службу только до ворот нести! Значит, контракт закрыт?
     - Конт... - наморщился купец.
     - Неважно, - махнул рукой Олег. - Ну, пошли, показывай дорогу.
     Мощенная поставленными на попа чурбаками, улица тянулась вдоль реки метров пятьдесят, потом отвернула вправо, запетляла меж солидными бревенчатыми амбарами. А может - ангарами для ладей. Должны же новгородцы зимой их где-то хранить? После очередного поворота впереди открылась высоченная деревянная стена, прикрытая сверху тесовым навесом. Ее составляли поставленные вертикально цельные сосновые стволы диаметром не менее полуметра. Между бревнами пробивалась зеленая травка - похоже, под ними была обычная земля.
     Дорога повернула вдоль стены, мимо низеньких избушек. Двери домиков были раскрыты нараспашку, над каждой крышей курилась труба, со всех сторон доносился ритмичный перезвон.
     - Кузнечная слобода, что ли? - поинтересовался Олег.
     - Слобода за китайской стеной, - непонятно ответил купец. - А здесь токмо кузни.
     Улица вышла к реке, и на противоположном берегу Середин увидел тот Новгород, что и ожидал: тянущиеся вдоль края берега стены из красного кирпича, поднимающиеся на уровень пятиэтажного дома и перемежающиеся с еще более высокими башнями; деревянные шатры над некоторыми из них, увенчанные сине-красными флюгерами. Именно в этот миг Олег впервые понял, в какие дикие времена он попал: стены изгибались вдоль берега. Изгибались! А ведь после изобретения артиллерии стены всех крепостей на Руси были спрямлены для удобства огневого боя. Первые пушки на Руси появились где-то в двенадцатом веке. Значит, сейчас года еще более древние...
     - Эй, ведун! - окликнул его Любовод. - Никак, спишь стоя?
     - Красавец город-то...
     - А ты думал?! Чай, не в египетских землях живем!
     Олег рассмеялся неожиданному сравнению и вслед за купцом повернул в просторные деревянные ворота. Тут его ждал очередной сюрприз: оказывается, ворота вели не в сам город, а в широкий коридор, тянущийся между облицованными камнем стенами метров сто. Видимо, это был "огненный мешок", куда попадали прорвавшие первый рубеж обороны враги: пока они будут добираться до вторых ворот, со стен на них можно скидывать камни, бревна, лить кипящую смолу или кипяток, стрелять из луков, метать копья или еще как-нибудь с толком использовать человеческую смекалку.
     Новые ворота, завершающие коридор, были двойными и разделялись бревенчатым потолком, почти сплошь состоящим из бойниц. Только миновав нависающую над входом решетку, путники наконец увидели свет и с облегчением вдохнули свежий воздух, пропитанный запахами навоза, кислой капусты и дыма. А чем еще может пахнуть в городе, где по улицам ездят запряженные лошадьми телеги, а от каждого дома доносится коровье мычание и поросячье похрюкивание; где все дома топятся дровами, а холодильников не существует в принципе?
     - Ты не обидишься, ведун, если я заплачу тебе дома? - поинтересовался купец. - Слугам велено для нас баню протопить, стол приготовить. Ты не откажешься, если я приглашу тебя погостевать у нас в доме, Олэг? Негоже хорошему человеку на постоялом дворе ютиться.
     - Баня - это классно! - с чувством произнес Середин. - Согласен.
     Дом у породнившихся с русалками купцов, фамилии которых ведун так и не узнал, был двухэтажным, каменным, с толщиной стен метра в полтора и узкими, расходящимися наружу, окнами, больше похожими на бойницы. Низ занимала лавка - чему Олег ничуть не удивился. Торговали здесь шубами, полотном, пенькой, веревками, нитками, иголками, коврами, войлоком и сукном. Верх отводился под жилье: расписные сводчатые потолки, по которым меж сочными травами бродили неведомые существа с пышными рыжими гривами; ковры на полу и стенах, изразцовые печи, слюдяные окна. Еще имелся двор: хлев, конюшня, пара больших амбаров и, само собой, - рубленая баня с внушительным котлом для воды и наполненной мелким гравием каменкой.
     Молодые люди и обе невольницы разделись в предбаннике, нырнули в сухой жар парилки. Впрочем, Любовод тут же зачерпнул из стоящего на полу бочонка полный ковш янтарной, пахнущей хмелем браги, плеснул на каменку - и пар тут же стал влажным.
     - Хорошо-то как... - Олег шустро забрался на самую верхнюю полку и с наслаждением вытянулся во весь рост.
     Хозяин баньки еще пару раз плеснул брагой на камни, занял полку чуть пониже. Обнаженные невольницы остановились рядом с котлом, переминаясь с ноги на ногу.
     - Вы чего? - удивился их поведению Любовод. - А-а, понятно... Ведун, ты чего-нибудь хочешь?
     - Пива. Холодного, - пробормотал Олег. - "Степана Разина". В стеклянной запотевшей бутылке с желтой этикеткой.
     - Понятно, - кивнул купец и повернулся к рабыням: - Мойтесь, бабы. Продадим вас завтра в хорошие руки. А то корабельщики после еще одного похода вас совсем изломают. Скажем, что девственницы... Да, давайте, мойтесь быстрее. А потом скажете дворне, чтобы вина нам с гостем принесли.
     Что может быть чудеснее, чем после целой недели шатания по лесам, сна под открытым небом, купания в холодной воде, отсыревания в ночном тумане - забраться под самый потолок натопленной, как паровозный котел, баньки и истекать потом; а после смыть его горячей водой, восстановить потерю жидкости парой пивных кружек терпкой вишневой наливки, снова пропотеть, вычистить тело дубовым веником, облиться холодной водой, горячей, вновь холодной, опять отогреться в самом жару; и потом, окончательно осоловев от удовольствия, завернуться в простыни - одежду-то местные бабы стирать уволокли, - перебраться в залитую радужными отблесками горницу и развалиться за столом, уставленным совершенно неведомыми в двадцать первом веке блюдами: почками заячьими в сметане, потрохами лебяжьими, рябчиками солеными с перцем и шафраном, печеной лосиной в латках, заячьими пупками, зайчатиной печеной, бараниной в полотках, сельдью на пару, белорыбицей сушеной, спинками стерляжьими, белужиной сушеной, щучьими головами заливными с чесноком, запеченными окунями, векошниками из плотиц, ухой из пескарей, молоком с хреном, караваями ставлеными, караваями блинчатыми...
     - Мыслю я, ведун, - в очередной раз глотнув из кружки, сообщил Любовод, - спустя пять дней отправиться далее в немецкие земли. Отец заместо железа воск, меха, шкуры и войлок погрузит, да и тронусь. В землях за северным морем товар отдам, куплю кружева, да серебра поболее, детей, девок тамошних, да прямым ходом, мимо Холмогор, Онеги, Белоозера, по Итиль-реке в Персию теплую спущусь, холода там пережду, да расторгуюсь не торопясь. А там и назад вернусь.
     - Хорошая идея, - кивнул Олег. - А детей как - красть станешь, или туземцев грабить?
     - Зачем? - пожал плечами купец. - Голытьба несчастная обитает в тамошних местах. Во дворах во многих лошадь на всех токмо одна, одежонка едина на все дни. Они, сказывают, как детей много нарастает, в лес их отводят и бросают там, потому как кормить нечем. А коли за них медь али серебро дашь - так отдают с радостью, хошь всех забирай. Про другое я сказываю, ведун. Иди со мной в дорогу? Варягов этих, жадных да трусливых, брать не хочу, иных соратников мне надобно на такой срок. Тебе - верю, ведун. Ты за мной кинулся, когда деда Боря отвернулся. Пошли вместе в поход! Хочешь, не стану серебра обещать, зараз в долю торговую возьму?
     - Хороший ты мужик, Любовод... - Середин тоже отхлебнул изрядно вина. - Да только не просто так я по земле здешней хожу. Понимаешь, слово я ищу. Слово мудрое, слово тайное... Здесь оно где-то, окрест спрятано... Ты подумай, Любовод: