а всех снизошло: мы узнали, где лагерь хазарский стоит, откуда в набеги поганые приходят. Но тут грифон кинулся на нас, одного из монахов сразу когтем пронзил, другому голову разбил. Храбрый Кариманид схватился за ножик, что у послушника выпал, с ним на грифона кинулся. Я саблю выхватил, кистень, начал грифона бить и колоть. Мы звали стражника с башни, на верхней ступени ведь дрались, но он даже не повернулся. Видать, на него морок действовал по-прежнему. Отец Кариманид смог добраться до головы грифона и ударить его в глаз, но монстр вонзил свой коготь ему в живот, отбросил от себя. И стал умирать, ревя со страшной силой, размахивая лапами и крыльями. Я склонился к священнику, и тот прошептал, что завещает тебе, князь, достроить храм, посвятив его святому Дамиану, а главой христиан повелел выбрать достойного члена общины, но только из местных, чтобы корни пастыря местных прихожан в здешней земле находились. Тут грифон последний раз изогнулся перед смертью, коготь его ударил отца Кариманида в затылок, и тот умер. Грифон тоже умер и тотчас рассыпался в прах.
     - В прах? - поджав губы, спросил правитель.
     - В прах.
     - Какой бред, - покачал головой князь. - В поруб его!
     - Теперь я знаю, где лагерь хазар, княже! - выкрикнул Олег.
     - Ложь!
     - Знаю...
     - Постой, княже, - вскинул руку Дубовей. - А если это правда?
     - Как ты можешь, глупец, поверить хоть единому слову этого убийцы? - оглянулся на него князь. - Это самая дикая ложь, которую я слышал в своей жизни!
     - Остановись, княже, - подошел ближе воин. - Ты же видел, как отважно сражался с хазарами этот странник. И он не глуп, чтобы придумывать небылицы, в которые не поверит никто. Будь он виновен, сказал бы, что монахи дрались между собой, подбросил бы им кистень.
     - Я знаю, где находится лагерь хазар, - повторил Середин.
     - Он слишком хитер, Дубовей, и придумал слишком сложную ложь. Грифон в башне! Нет, он лжет. Он убил священников, слуг Господа. А теперь собирается заморочить нас.
     - Я знаю, где находится лагерь хазар, - уже в третий раз сказал Олег, надеясь, что хоть кто-то обратит на его слова внимание.
     - На башне стоял ратник! - напомнил воин. - Если странник лжет, если не было грифона, если никто не насылал на нас морок, то почему мы до сих пор не нашли хазар? Почему караульный не вступился за византийцев, что дрались рядом с ним, хотя шум схватки услышали даже снизу? Спроси варяга с башни, княже!
     Правитель, играя желваками, немного подумал. Потом, повернув голову к витязю, кивнул. Тот хлопнул по плечу одного из ратников, пошел к лестнице под башней.
     - Я знаю, где находится лагерь хазар. - В наступившей тишине слова ведуна прозвучали громко и отчетливо.
     - На колу расскажешь, - пообещал князь.
     Караульного на смотровой площадке меняли долго, очень долго. У Середина шея затекла держать голову повернутой к каменной арке. Наконец ратник, недоуменно оглядываясь на своего командира, вышел во двор.
     - Что случилось во время твоей смены, воин? - сурово спросил правитель.
     - Ничего, княже, - пробормотал скуластый варяг, с изумлением глядя на мертвые тела.
     - Ты уверен? Расскажи, что видел с башни, что слышал на ней?
     - Лодки рыбачие к городу приставали. Ладья вроде торговая одна пришла. Хазары не показывались...
     - А ночью?
     - Ничего ночью не случалось, княже. Тихо было.
     - И все-таки это ты убил отче, - покачал головой князь. - Сердцем чую, ты это сотворил!
     - Грифон открыл, где находится лагерь хазар. Я могу его показать!
     - Ты лжешь!
     - Дозволь, княже... - подошел почти в упор Дубо-вей. - Дозволь проверить его слова? Коли лжет, кол от него никуда не спрячется. Коли правда... Тогда, стало быть, страннику слава, хазарам смерть, а городу покой. Дозволь, княже?
     - А коли он, отца Кариманида зарезав, теперь дружину в засаду заманить желает?
     - Малой силой схожу, княже. Потерять ничего не потеряем, а выиграть сможем многое...
     - Забери у него оружие, и в поруб, - после мучительного колебания решил правитель. - Пусть поживет день лишний, пока у реки кол вкопают. А ты, Дубовей, головой за татя отвечаешь! Коли сбежит во время поездки вашей, ты вместо него ответчиком станешь. Согласен на то?
     - Воля твоя, княже, - поклонился воин. - Согласен.

***

     Разумеется, толком поспать Олегу не удалось - никаких топчанов в подвале под детинцем не предусматривалось. Имелась только большая охапка давно перепрелой соломы, которую, вдобавок, кто-то постоянно жрал - из глубины кучи доносился старательный хруст. Были здесь, наверное, и крысы, но кидаться сразу на нового постояльца они не решались: не знали пока еще, насколько он опасен. Впрочем, имелись и плюсы. Не было в порубе, к счастью, клопов и столь любимых авторами комиксов рассыхающихся скелетов; не было и соседей. Да оно и не удивительно: не видел князь причин кормить из своего кармана лишних захребетников. Коли виновен - веревка и сосна у дороги, оправдан - пинка в одно место и пожелание счастливого пути. Нечего задарма хлеб жрать, его руками зарабатывать нужно.
     На соломе Середин укладываться не стал. Присел в уголке, прислонившись спиной к стене, прикрыл глаза, с тоской вспоминая мягкую медвежью шкуру. Иногда он слышал близкий писк, приоткрывал глаза, громко цыкал и снова смыкал веки, находясь на границе дремы и бодрствования. Ноги потихоньку затекли, и ведун совершенно перестал их чувствовать. Холод камня за несколько часов пробился сквозь толстую кожу косухи, а свитер, как назло, для ночной вылазки Олег не взял. Ничего. Одну ночь перетерпеть можно. А там - или пан, или пропал.
     Наконец дверь распахнулась, внутрь ударил яркий луч света.
     - Эй, где ты там, победитель грифонов? - послышался веселый голос Дубовея. - Вылезай, на прогулку пора.
     Олег с трудом разогнул колени, доковылял до выхода, оперся руками о косяки:
     - Чему радуешься?
     - Черноризники со двора пропали, и на душе честному человеку светлее, - посторонился воин. - Опять же, сегодня, мыслю, хазар разгромим. Коли ты, конечно, на кол сесть не предпочтешь.
     - Уже вкопали?
     - Токмо лесорубов на тот берег послали. Князь еловый заказал. Дабы сиденье пошершавее получилось.
     - Заботливый, - кивнул Середин, потряс коленями, приводя ноги в нормальное состояние. - Это радует...
     Он сделал еще несколько шагов, уже не так качаясь. Увидел свою оседланную гнедую. Без сумок, естественно, но зато с щитом у луки, как и положено при воинской оснастке. Доковылял до лошадки, погладил ее по морде, потом взялся руками за луки, несколько раз присел и встал, потом резко поднялся в седло.
     - Отворяй ворота! - скомандовал Дубовей, взял от стены длинную рогатину, с нею уселся на каурого скакуна, дал шпоры. Вслед за ним поскакало десятка полтора ратников.
     - Давай и мы со всеми, - предложил кобыле Олег и отпустил поводья.
     Из города они вырвались через западные ворота, разошлись в стороны, широкой рысью мчась по накатанной, ничем не ограниченной по сторонам дороге.
     - Где лагерь искать? - оглянулся на ведуна воин.
     - Я помню, у излучины они стояли. Выше по реке, в пределах видимости из города. Верст семь-восемь, не более.
     - Не может быть?! - чуть придержал поводья Дубовей.
     - Все может, - усмехнулся Середин. - Смотреть просто не умеете.
     - Хазары!
     - А?!
     Маленький отряд как раз пересек узкий, поросший высоким ивняком, ручей, который мирно струился к Оке, - и на вытоптанном поле за ним неожиданно наткнулся на точно такой же вражеский разъезд. Времени на раздумья не оставалось - только опустить рогатины да еще больше пришпорить и без того стремительно мчащихся коней.
     - Ул-ла-а! ! ! - завопили степняки.
     - Мур-ром! ! ! - взревели ратники.
     Встречные скорости идущих в галоп лошадей составляли никак не меньше шестидесяти километров в час.
     "Как с пятого этажа об асфальт... " - успел подумать Середин, и отряды столкнулись. Послышался оглушительный треск, в воздухе промелькнуло чье-то тело. Олег увидел как Дубовей ловко промчался между лошадьми двух степняков, отбив щитом копье одного и врезавшись рогатиной в деревянный диск другого. Удар остро отточенным наконечником на такой скорости без труда пробил и щит, и воина насквозь - они нанизались по самую рукоять, вместе с рогатиной отвалились в сторону, воин выхватил меч.
     И тут ведун обнаружил, что разминувшийся с ратником хазарин мчится прямо на него.
     - Ква-а! - выкрикнул Олег свой самый боевой клич, двумя руками рванул с луки щит, вскинул перед собой так, чтобы наконечник копья прошел по касательной, и тут же ощутил сильнейший удар. Седалищу на мгновение стало легко и прохладно, но уже через секунду Середин со всего размаха грохнулся спиной о землю. - Ква...
     Все, что он мог делать ближайшие двадцать секунд - так это лишь хлопать ресницами. Потом ему удалось сделать вдох, затем глубокий вдох, а еще через минуту - хоть и с трудом, но подняться.
     В седлах оставалось еще в сумме человек десять. Причем муромцев, похоже, раза в полтора больше. Вот узкоглазый и остроносый степняк, выбивший Олега из седла, вырвался из схватки, стряхнул с руки расколотый в щепки щит, снова ринулся в сечу, как раз позади бывшего муромского воеводы.
     - Дубовей! ! ! - закричал Олег. - Сзади!
     Воин на мгновение оглянулся, быстрым движением рубанул близкую лошадиную голову поперек морды, вернулся к предыдущему врагу. Скакун степняка начал заваливаться. Хазарин спрыгнул на землю, бросил на своего коня прощальный взгляд, а потом, тяжело дыша и угрожающе помахивая самой настоящей, длинной и кривой саблей пошел на Середина.
     - Ты знаешь, что убивать безоружных нехорошо? - громко поинтересовался у него Олег. - Нет?
     Поганый рубанул его из-за головы - ведун подставил щит. Потом подставил его под удар справа, слева. Степняк, не в силах достать врага из-за большого диска, взревел от ярости, схватился за окантовку левой рукой, правую занося для завершающего удара, и... оказался слишком близко. Олег, толкнув низ щита вперед, резко бросил его вниз, одновременно приседая, и стальная окантовка врезалась хазарину в ногу чуть выше колена. Поганый охнул от боли, а ведун уже подтянул щит кверху, отодвигая его махиной тонкую саблю, и вторым ударом впечатал окантовку в самую переносицу противнику.
     - Ква! Говорил тебе, не трогай безоружных... - Олег перевел дух, наступил убитому поганому пяткой на пальцы, отдирая их от рукояти, подобрал саблю, взмахнул. - Хреново... Совершенно не отбалансирована. Но ничего, теперь все равно живем.
     Правда, пользы от добытого оружия уже не было. Сеча закончилась. Уцелевшие ратники спрыгивали на землю, проверяли, как состояние раненых товарищей, добивали излишне живучих поганых. Рутина войны...
     - Что скажешь, странник? - спросил с седла Дубовей. - Возвращаемся? Повод есть. Словечко за тебя, опять же, есть почему замолвить.
     - Ерунда... - Середин нашел взглядом свою гнедую, пошел к ней. - Совсем чуть-чуть ехать осталось. Если по-быстрому, взглянуть и обратно, то и вдвоем обернуться можно.
     - Люб ты мне, странник, - расплылся в улыбке воин. - Молодец. Не боись, отобьем у князя. Эка невидаль, трех монахов зарезал... А чего еще с ними делать. Вон, в Суздале, сказывали, двух проповедников на колья посадили на площади. Ну, там, где они людей от веры отговорить пытались. А в Ладоге к бревнам пятерых привязали и по реке пустили...
     - А хорошо ли это, Дубовей? - не выдержал Олег, поднимаясь в седло.
     - Так ведь... Христиане...
     - Ну и что? Если люди глупы и поклоняются символу смерти, разве это не их личная беда? Разве банальная дурость достойна смерти?
     - Дык, а чего еще с ними делать?
     - Обратить в истинную веру, Дубовей, - тяжело вздохнул Середин. - И если ты не способен объяснить заблудшему, что твоя вера правильнее его, то разве его нужно сажать за это на кол?
     - А кого? - удивился воин.
     - Жаворонка, - отмахнулся Олег и послал гнедую вперед.
     Через полверсты они пересекли еще один ручей, и ведун начал узнавать очертание берегов. Вот Ока круто изогнулась, огибая выпирающий на том берегу огромный камень, которому чайки организовали на макушке белую шапочку, вот прильнула к этому берегу, отвернула.
     - Сейчас отмель будет, - невольно прошептал Середин, придерживая кобылу, спешился, прихватил от греха щит и саблю, пошел к прибрежным кустарникам. - Здесь, здесь она должна быть...
     Однако река, к его огромному разочарованию, не огибала просторную отмель, а растекалась за поворотом в широкий плес. Олег непонимающе тряхнул головой: камень, поворот... Излучина должна быть, излучина... А Ока почему-то растекается...
     - Что за леший? - оглянулся на воина Олег.
     - Была тут раньше отмель, - признал Дубовей. - Река о прошлом годе размыла...
     - Что?! Когда?!
     - Ну, прошлым летом...
     - Когда хазары пришли? - перебил ратника Середин.
     - Да...
     Ведун, облизнув пересохшие губы, сунул руку в карман куртки, взял византийский камень в руку, сжал пальцы... Перед ним словно задрожало марево, а когда рассеялось, - он увидел толпы людей, оседланных коней, десятки шатров, костры, пирамиды копий, тревожно блеющих баранов, ждущих кончины во имя благополучия хазарской армии. Олег отпустил самоцвет - снова возникло марево, и вместо отмели опять покатились волны по мелководному плесу.
     - Ну, пропадай моя черешня... - Ведун бросил на землю щит, выложил на него голубой камень, а потом коротким ударом рукояти раскрошил его в мелкие осколки. Послышался переливчатый звон, вверх взметнулось легкое полупрозрачное облачко.
     - Ха... - плечо Олега сжала сильная рука. - Хазары!
     - Только тихо... - прошептал ведун, поднимая глаза. Все правильно: полноводная река лениво обтекала обжитую тысячами людей широкую отмель, воины спали, играли в кости, подкидывали дрова в костры. - Тихо, Дубовей... Ты знаешь, самое смешное то, что они абсолютно уверены, будто их никто не видит. И они не станут поднимать тревоги даже тогда, когда княжеская дружина подойдет к ним в упор. Она ведь наверняка не раз мимо проходила, верно?
     - Великий Сварог, какой чудесный подарок... - покачал головой воин. - Мы должны мчаться в Муром, немедля. Такая весть стоит целой княжеской казны и всех земель в придачу. Мы приведем сюда рать еще до полудня, не то провалиться мне на этом месте!

***

     Дубовей сдержал свое слово. Солнце еще только-только подбиралось к зениту, когда, успокаивая врага неспешным шагом, две тысячи одетых в броню, вооруженных тяжелыми мечами и длинными рогатинами княжеских ратников поравнялись с отмелью.
     Их заметили. Хазары показывали на витязей пальцами, хохотали, хлопая себя по животам, строили рожи, показывали языки. Продолжалось это недолго, минут пять - ровно то время, которое понадобилось идущим в задних рядах ратникам, чтобы влиться в общую массу, превратившую разрозненных всадников в единый, тяжелый, окованный сталью и ощетинившийся сотнями копий, кулак.
     - Мур-ром! ! ! - прокатился над рекой древний воинский клич. Дружина сорвалась с места и начала свой неудержимый разбег.
     Смешки прекратились. Некоторое время хазары с недоумением наблюдали за случившимся, потом с воем кинулись в стороны: хватать свои халаты и доспехи, копья, щиты; ловить коней, загораживаться поленницами и кострами. Но так благополучно оберегавшая их столько месяцев отмель теперь сыграла со степняками злую шутку - спасаться с нее оказалось некуда.
     Кованая рать мчалась в атаку, накалывая отстающих, опрокидывая тех, что увернулись от рогатин, и глубоко втаптывая в песок все, что не успевало скрыться. Кто-то из степняков отважно встречал врагов, сжимая меч или копье - но что мог сделать одиночка против сотен? Только показать доблесть перед лицом смерти и сохранить свою честь.
     Несколько тысяч поганых очутились запертыми на краю отмели. Сбившись в плотную толпу, они попытались оказать сопротивление, выставив навстречу лаве множество копий, прикрывшись щитами. И действительно, десятки муромцев встретили смерть, налетев грудью на закаленные наконечники. Однако удар двух тысяч коней, разогнавшихся до скорости в тридцать километров в час, оказался куда важнее, нежели умение наносить точные уколы. Принявшая на себя удар человеческая масса попятилась - задние ряды начали падать в воду, уноситься течением, передние были раздавлены чудовищной тяжестью, - а всадники кололи и кололи рогатинами в ненавистных врагов, стараясь дотянуться как можно дальше и ничуть не смущаясь тем, что сдавленные хазары не способны были не то что защититься, но и просто шевельнуться.
     Воды реки, уносящиеся к Мурому, стали быстро наливаться красным цветом, унося жителям весть о долгожданной победе.
     Середин в сече участия практически не принимал. Вместе со многими другими воинами, не имевшими тяжелых доспехов, он находился в задних рядах рати. Предполагалось, что они вступят в бой, когда после первого удара вражеское войско будет опрокинуто, рассеяно, когда сражение распадется на множество отдельных схваток и выдерживать страшную копейную сшибку всадникам уже не понадобится. В рубке же на мечах рыцарь в тяжелой броне супротив мальчишки в рубахе особого преимущества не имеет. Уязвимых мест у него меньше, да только устает он быстрее и двигается медленнее.
     Впрочем, до тяжелой битвы дело не дошло. Не ожидавшие нападения, полуодетые и наполовину безоружные хазары оказались стоптаны и опрокинуты в реку за считанные минуты - легкой коннице осталось только рассыпаться в стороны и добить отдельных поганых, отошедших от лагеря по той или оной нужде, вычистить дозоры, перекрывающие тропки-дорожки от одиноких путников или неосторожных купцов, найти и вырезать табунщиков, пасущих хазарских лошадей в стороне от войска. Варяги и муромцы носились по окрестностям со смехом и лихим посвистом, охотясь на двуногую дичь и поражаясь тому, как раньше не замечали огромные стада и вытоптанные вражескими дозорами тропинки.
     К первым сумеркам хазарское войско совершенно перестало существовать - не удалось даже взять никого из ханов и беев, что командовали погаными. Всех незваных гостей накрыла своим черным подолом великая Мара, навеки замкнув их глаза и уста.
     - Значит, грифон все-таки был, воевода? - неуверенно спросил князь Гавриил, объезжая чавкающий кровью разгромленный лагерь.
     - Разумеется, - кивнул Олег. Он не рвался участвовать во всеобщем развлечении: никуда не скакал, никого не добивал. Поэтому получилось, что только он и остался в княжеской свите.
     - И отец Кариманид с одним ножом кинулся на это чудовище?
     - Конечно, бросился, - вздохнув, кивнул Середин.
     - Это был человек великой души и огромной воли, воевода, - прикрыл глаза князь. - Как жаль, что я не оказался рядом с ним в этой страшной битве. Но почему он не пришел ко мне? Почему к тебе постучался?
     - Ты спал, княже, - скрипнул зубами ведун. - А я числился при тебе воеводой. К кому, как не ко мне, идти за ратниками?
     - Да, отец Кариманид любил меня, - покачал головой правитель. - Вот видишь, даже в этот час он тревожился не о своей жизни, а о моем покое. Ты сказывал, что перед смертью он успел тебе что-то промолвить?
     - Храм он завещал построить во имя святого пустынника Дамиана, - скрепя сердце, повторил Олег слова, которые наиболее естественно могли прозвучать в устах умирающего монаха, а потому должны были придать правдоподобия его сказке. - А еще завещал назначить настоятелем христианина из уроженцев Мурома, потому как храм и священник должны единые корни иметь.
     - В смертный час не о себе он думал, - сглотнул князь. - О нас беспокоился, о вере Христовой.
     Правитель дал шпоры коню и умчался вперед, явно желая побыть в одиночестве.

***

     Пир в честь победы проходил при факелах, потому как начался уже далеко за полночь. И впрямь, не уговаривать же разгоряченных сечей воинов лечь спать, отдохнуть, а уже потом к столам собираться! Муромцам было не до сна, в жилах все еще бурлила горячая к