е вниз головой и гуманно зарезали, собрав кровь в корыто.
     Олег крестьянам не мешал. Они достаточно натерпелись и имели полное право "выпустить пар". Сам ведун собрал разбросанные по дому вещи, затопил печь, отрубил у заколотой кем-то свиньи ногу, ополоснул, сунул ее в горшок и подпихнул ближе к огню - готовиться. Сам вышел на улицу и уселся на лавочке у залитой солнцем стены - греться и отдыхать после тяжелой работы. На свежем воздухе Середин сомлел, а когда проснулся и заторопился в дом, оказалось, что печь уже прогорела, а плавающий в топленом сале окорок запекся до состояния деликатесной ветчины. Получившееся угощение Олег вынес к скамейке прямо в горшке и принялся подкрепляться, обильно присыпая мясо солью с перцем. Вскоре к нему подошли трое мужиков с мешочком в руках.
     - Благодарим тебя, путник, за спасение. Промысел Господа привел тебя в нашу деревню в этот печальный день. Вот, прими благодарность нашу. Собрали, что у кого есть. Серебро, кубок ригиновский, кувшины персидские, блюдо древнее. Чем можем, тем и кланяемся. Коней и добро хазарское мы собрали, у кладбища привязаны.
     - Как обошлось-то все это вам, христиане? - поинтересовался ведун.
     - Алексея Низкорукого зарубили, - пожаловались селяне. - Павлика, сына Владимирского, тоже убили. Девок опозорили, почитай, всех - хорошо хоть, целы остались. Скотину напугали, трех свиней зарезали, кур затоптали. Кабы не ты, вовсе беда бы случилась.
     - Это понятно... - поднялся Середин, посмотрел в сторону кладбища, на навьюченных коней. - Вы мечи-то себе оставить не хотите? На случай, если хазары опять налетят?
     - Мы, путник, к оружию непривычные. Кабы хотели бы, давно бы в дружину княжескую подались али к боярам каким богатым, - перекрестился старший из крестьян. - Наше дело землю пахать, хлеб да репу сажать. А с ворогом биться - дело княжеское. Мы ему за то оброк платим. Токмо не управляется ноне с делом своим князь. Который раз хазары окрест города шастают. Мы об этом годе дважды ужо в лесных схронах отсиживались. Да токмо, сам видишь, не убереглись. Все в руке Божьей. Мыслим с мужиками, не станем более на поругание поганым оставаться. Как хлеб сожнем, уйдем на север, к Ростову. Туда, сказывают, степняки не захаживали.
     - Если все в руке Божьей, - не удержался ведун, - зачем уходить? Бог захочет - и здесь спасет. Не захочет - хоть на полюсе дотянется.
     - Береженого Бог бережет, путник, - покачал головой крестьянин. - Мы лучше уйдем...
     "Ну, вот, - подумал Середин. - И поедет к сердцу Руси христианская отрава. Правда, эти покорные телята хотя бы капища рушить не станут и чужих идолов рубить. А может, и сами образумятся, вернутся к вере истинной. Землю-мать свою любить станут, а не бога чужого, небесного".
     - Вот что я вам скажу, - вздохнул Олег. - Давайте-ка, мешок свой заберите, вам он нужнее будет. Коней половину от вьюков освободите да себе оставьте. А оружие и упряжь хазарскую на остальных перекиньте. Уж придумаю я чего-нибудь с этим барахлом.
     Ведун вернулся к свинине, не торопясь доел окорок, ощутив в желудке приятную сытость, потом направился к возящимся со скакунами крестьянам:
     - Ну, что тут у вас?
     Стараниями селян в распоряжении Середина осталось одиннадцать коней, увешанных оружием так, словно ведун намеревался снарядить для личных целей целую армию. Наиболее комично смотрелись седла, коих на каждой лошадиной спине имелось целых два. Плюс мешки, торбы, ремни, веревки...
     Олег понял, что влип. Разбираться со всем добром, разгружать и нагружать эту кавалькаду на привалах, пасти лошадей, задавать им овса - никаких рук не хватит! Избавляться требовалось от столь громоздкого и хлопотливого груза, и чем скорее - тем лучше.
     - А скажите, мужики, - поинтересовался он. - Город какой торговый тут поблизости есть?
     - А как же, - удивились крестьяне. - Знамо, есть. До Мурома, почитай, всего двадцать верст!
     "Сорок километров, - щелкнуло у Середина в голове. - За день можно успеть, если нигде не задерживаться".
     - Коли так, - сказал он вслух, - то спасибо вам всем за доброту и ласку, хорошего вам урожая и доброго пути. А мне пора.

Погань

     Предместья Мурома радости подъезжающему путнику не внушали. Дважды на своем пути Олег встречал опустевшие поселки, в которых не лаяли собаки, не мычали коровы, не смеялись дети. Только пустые срубы с дверьми, печально свисающими на ременных петлях, темные глазницы окон, безвольно просевшие сараи и хлева, покосившиеся изгороди и плетни, заплесневелые крыши. Возвышались огромными кипами никому более не нужные стога, покачивались одноногие деревянные журавли у колодцев. Только черные вороны рассиживались на печных трубах, с жадным интересом поглядывая на странника: а ну, и он сейчас завалится набок, истекая кровью? И можно будет снова вдосталь набить брюхо свежим мясом, покружиться, каркая, в небесной вышине, подкопить жирок в преддверии близких заморозков.
     - Не дождетесь, - буркнул Олег, без всякой телепатии читая их мысли.
     Вокруг деревень стояли хлеба. Точнее, уже осыпались. Колосья роняли в сухую землю никем не востребованный урожай, готовясь укрыть его на зиму своими стеблями, вдоль леса сворачивалась в огромные кочаны капуста, поникали листьями свекла и репа. Не будет никому из них ныне теплых погребов и прощальной бани в жаркой русской печи, прежде чем попасть на семейный стол.
     Постройки вдоль дороги встречались все чаще, но многие из них обозначали свое недавнее существование лишь черными прямоугольниками пожарищ. Впечатление от увиденного складывалось у ведуна вполне определенное, а потому он, настороженно поглядывая по сторонам, не снимал руки с сабельной рукояти. Щит Середин перевесил вперед, прикрыв окованным деревянным диском левую ногу. На всякий случай.
     По царящей вокруг разрухе возникало нехорошее впечатление, что города Мурома уже давно нет и в помине, что на его месте осталось только мертвое пепелище - пиршественный стол для кощеева воронья. А потому, увидев наконец после очередного поворота окруженные широким рвом городские стены, Олег испытал огромное облегчение.
     Столица местного княжества огородилась от ворогов стеной более высокой, нежели далекое отсюда Белоозеро, но не цельнокаменной, а двойной. Крупные валуны, в щелях между которыми уже успел нарасти мох, доходили по высоте примерно до третьего этажа, а выше, еще на столько же, поднималась стена бревенчатая, с зубцами и жердяным навесом наверху. Башни тоже были деревянные, широкие и оттого казались приземистыми, несмотря на высоту. Бревенчатым оказался и терем над воротами - в узких бойницах его поблескивало множество глаз.
     - Кто ты таков, путник, и куда путь держишь? - спросили сверху, когда ведун остановился на подвесном мосту перед запертыми воротами.
     - Ведун Олег, из Новгорода, - ответил Середин. - Хочу на торг пройти, добычу ратную продать, что от хазар дохлых осталась. Несподручно мне с этаким караваном домой возвращаться.
     - Где хазар мертвых нашел? - заинтересовались наверху.
     - Нашел-то я их живыми, - усмехнулся ведун. - Да только ненадолго.
     - А дружина твоя где?
     - А зачем мне дружина? - удивился в ответ Середин. - Хазар и было-то полтора десятка. Один управился.
     На некоторое время у ворот повисла тишина, потом послышался грохот, одна из створок слегка приоткрылась наружу.
     - Проходи, путник.
     Олег спешился, взял свою гнедую под уздцы, вошел в прохладный полумрак. Следом безропотно потянулась вереница хазарских коней. Под надвратным теремом гостя встретил один-единственный воин - бородатый витязь в кольчуге, из-под которой выступал наружу подол красной рубахи; на плечах его лежал подбитый мехом голубой плащ, из-под шлема выбивались соломенные кудри. Впрочем, всякое движение ведуна немедленно отзывалось шорохом наверху, а в десятках отверстий в потолке холодно поблескивали наконечники стрел. Середин понял, что руку к сабле лучше не подносить.
     - Помоги... - указал витязь на толстый, влажно поблескивающий, дубовый засов.
     Олег кивнул, вместе они затворили ворота, потом, упершись в специальные рукояти, задвинули густо обмазанную салом перекладину, легко скользнувшую в специальный паз в стене.
     - Та-ак. - Воин привычным движением руки закинул полу плаща себе за спину. - Та-ак...
     Он прошел вдоль навьюченных коней, ощупывая висящие щиты, мечи, ножи, упряжь.
     - Однако же потерто все. Оружие с зазубринами, кожа прелая.
     - Я же и говорю, - пожал плечами Сеередин. - Это все не из универсама. Добыл в бою, выбросить жалко показалось. Может, и возьмет кто за полцены. Не всем же заказные клинки по карману.
     - Какие? - не понял витязь.
     - Ну, кузнецом на заказ откованные.
     - А-а... - кивнул воин. - Многовато тут у тебя... Откуда?
     - Вот... Ква! - с трудом сдержался Олег и повторил: - С хазарами на дороге столкнулся. Побил их маленько, а добро прибрал, дабы не валялось.
     - Один?
     - Слушай, брат! - чуть не зашипел ведун. - Коли такой любопытный, то садись на коня, поезжай вот по этой дороге, верстах в двадцати деревня в три двора будет. Спроси у местных, они все видели.
     - Ушна, что ли?
     - Не знаю, не спрашивал.
     - Ну, язычники там живут. Требище у них еще у ключа лесного.
     - Не похожи они на нормальных, - покачал головой ведун. - Часовенка маленькая у деревни стоит, кладбище за ним опять же по византийскому образцу устроено. Явно иудейским богам молятся.
     - Греческим, - поправил воин.
     - Распятому на кресте еврею, - уточнил Олег.
     - Язычник?
     - Кто?
     - Понятно... - продолжил обход коней витязь. - Не похож ты, однако, на богатыря - один супротив полутора десятка биться.
     - С грабителями не бьются, мил человек, - покачал головой Середин. - Их режут. Или вешают. Так что хвалиться мне нечем. И все, чего я хочу, так это сбагрить свалившееся на голову добро побыстрее. Пусть даже и не дорого.
     - Любо, - наконец решился витязь. - Эй, Гостомысл, открывай ворота.
     Внутренние, ведущие уже в сам город, ворота заскрипели, открылись одной створкой.
     - Пошлину за въезд кому платить? - поинтересовался Середин.
     - Олег проводит тебя на постоялый двор Лишайский. Там пока обожди. На торг сегодня не ходи. Коли до завтрашнего полудня не приду, можешь все продавать невозбранно.
     Витязь жестом подозвал к себе ратника, на плечи которого было накинуто, на манер мексиканского пончо, прямоугольное кожаное полотнище. Разница заключалась в том, что поверх кожи было нашито множество железных чешуек, каждая размером с пятикопеечную монету. К телу одеяние прижималось широким ремнем, на котором, как и положено русскому человеку, висели три самых важных предмета: меч, нож и большая серебряная ложка. Впрочем, скуластое лицо с густыми усами и гладко выбритым подбородком выдавало в воине явного скандинава.
     - Олег, - кивнул варягу витязь. - Проводи торгового гостя до постоялого двора. Сам потом к Дубовею ступай. Повторишь, что слышал.
     Постоялый двор в городе отличался от тех, что стояли просто у дороги, весьма заметно. Прежде всего, экономя место, хозяин поставил не "ангар", а "высотку" - темный сруб поднимался на высоту трех этажей, не считая чердака. Хлев отсутствовал - видимо, постояльцев кормили либо парным покупным мясом, либо прибереженным на леднике где-нибудь в подвале. Без конюшни на пару сотен лошадей обойтись такое заведение не могло - но и та использовалась с предельной отдачей. Из нескольких растворенных сверху окошек виднелись изрядные запасы сена, мешки с зерном, какие-то тюки, бочонки, сундуки. Впрочем, высокий стог рядом с забором все-таки стоял - без лишнего запаса этого ценнейшего на Руси материала никто не обходился.
     - Принимай постояльца, хозяин! - Ратник громко постучал рукоятью меча в распахнутую створку ворот, подошел к выглянувшему на крыльцо дома лысеющему толстяку с короткой, ровно подстриженной бородой, в черных шароварах, выпущенной поверх них рубашкой и куцей овчинной душегрейке, что-то зашептал на ухо.
     Хозяин кивнул.
     - Эй, любезный, - поманил его к себе Олег. - Вели людям коней моих расседлать, развьючить, напоить да отборного овса им задать. И вычистить хорошенько. Думаю на продажу завтра лошаденок выставить. А мне вина принеси. А то забыл я уже за последние дни, каково оно на вкус.
     - Снеди какой сготовить? - подобострастно поинтересовался толстяк.
     Середин небрежно отмахнулся. После съеденного утром окорока особого голода он пока не испытывал. Хороший кусок мяса - это не репку-травку жевать. И для здоровья полезно, и сил надолго прибавляет. Олег достал монетку, кинул ее хозяину - тот на диво ловко поймал, скрылся в доме.
     Ратник, завистливо покосившись на ведуна, ушел со двора, а Середин, откинувшись спиной на стог, стал наблюдать, как несколько молодых ребят освобождают от поклажи усталых после перехода скакунов.
     Подошел толстяк, протянул почти литровую кружку, полную светло-желтым, прозрачным, вкусно пахнущим антоновкой, вином, сам остановился недалече, поглядывая на гостя.
     - Ну, чего тебе хочется, мил человек? - отпив несколько глотков, поинтересовался Олег.
     - Так, стою...
     - Голову лопухом моешь?
     - Зачем?
     - Чтобы волосы не выпадали, - прихлебнул еще вина ведун. - Отвар из корней лопухов и цветков ноготков. Знаешь, такие, со скрюченными семенами? Две ложки корня на ложку цветков, мыть голову раз в десять дней. Можно еще полторы ложки шишечек хмеля добавлять, но это уже чистая вкусовщина. Лопух лечит, ноготки дезинфицируют. Все, что нужно для лечения.
     - Так ты знахарь или богатырь, гостюшка?
     - А кто тебе нужен? - усмехнулся Олег.
     - Припаса бы мне с деревень окрестных прилезть, гость дорогой. Не едут в город смерды, хазар боятся. Скоро совсем погреба опустеют. Как купцов принимать, чем кормить? Я уж не постою за ценой, крохоборничать не стану. Коли возов пять убоины и репы подвезешь, двойную цену за них отдам.
     - А чего это ты ко мне обратиться решил? - поинтересовался Середин.
     - Дык... - красноречиво кивнул хозяин в сторону сваленного в кучу хазарского оружия.
     - Нет, мил человек, - покачал головой Олег. - Коли уж я отсюда уеду, то назад не вернусь. Дело у меня есть в Новгороде. Важное доброе дело.
     - Для кого доброе? - хмуро поинтересовался хозяин.
     - Для меня, - рассмеялся Середин и большими глотками допил вино.
     - Втрое заплачу. Персидским золотом.
     - Не ищу я серебра и злата, купец, - тяжко вздохнул Олег. - Слово я ищу, заветное. За него любую службу сослужить готов. Да только тебе, хозяин, слово это не ведомо. У вещих волхвов его надобно искать, у мудрецов тайных, неведомых...
     Внезапно ведуна осенила страшная догадка: а ведь верно! Про тайные великие знания народная изустная молва вспоминает только в отношении волхвов. После того, как над Русью нависла черная тень креста, про мудрость древности пришлось забыть. Может быть, именно поэтому заклятие закинуло его именно сюда, на острый терминатор столь разных прошлого и будущего?..
     Размышления Середина прервала пятерка всадников, стремительно ворвавшихся во двор и сумевших непостижимым образом наполнить его до краев. Они гарцевали, описывали круги, заглядывали во все двери сразу, словно были полноценной полусотней, а не крохотным дозором.
     - Гость неведомый у тебя остановился, хозяин? Который хазар побил? Князь его к себе требует, немедля. Со всем добром.
     - Ну, извини, мил человек, - развел руками ведун и вернул опустевшую кружку толстяку. - Вертай вьюки обратно на спину. Куда деваться?
     - На повозки велю покидать, быстрее будет, - хмуро ответил хозяин и пошел обратно в дом.
     Детинец муромского князя мало отличался от бело-зерского: тот же каменный прямоугольник примерно пятьдесят на сто метров, тоже возвышался над городом раза в полтора выше стены. Правда, как и городские стены, он имел каменный низ и бревенчатый верх, а также высокую, похожую на донжон каменную башню на одном углу. Две с верхом груженные телеги с мягким поскрипыванием вкатились в дубовые ворота, следом въехали ведун, пригнавший с горем пополам свой небольшой табун, и настороженные ратники. Спешились у конюшни. Возчики принялись торопливо сгружать поклажу, после чего спешно въехали в город.
     - Все твое? - хмуро поинтересовался один из конвойных, доставивших ведуна в детинец. Олег молча кивнул.
     - Ну, тогда пошли...
     Он направился к находившейся в углу двора, как раз под башней, каменной арке, сразу за ней повернул направо, вошел в простенькую, без всяких украшений, дощатую дверь, стал бодро подниматься по круто закрученной лестнице.
     Середин почувствовал, как, несмотря на надетую косуху, свитер и рубашку, по коже пополз сырой холодок. Полумрак лестничного колодца пытались рассеять только редкие узкие окна, больше похожие на бойницы. Изредка то справа, то слева возникали двери, но все они были заперты, причем на совесть: задвижки внизу и вверху, толстые поперечные брусы на вбитых в стену крюках.
     Наконец сверху пролился свет, пахнуло смолой, свежесрубленным деревом, сделалось заметно теплее. Окна тут стали самыми обычными - забранные тонкой слюдой, они давали столько света, что даже глаза заболели от неожиданности.
     Ратник снова повернул направо, толкнул двустворчатые двери, вошел в обширное светлое помещение:
     - Купец доставлен, княже!
     - Так зови его, Лихай, где прячешь?
     Середин, раздвинув остальных воинов, твердым шагом направился в горницу. Особо он не беспокоился: если никто даже не попытался забрать у него оружия, значит, в поруб сажать не собираются.
     В залитом солнцем зале с бревенчатыми стенами, с демонстративно простым, сбитым из досок, полом и таким же потолком находилось человек семь. В дальнем от входа углу - там, где оставалось пятно полумрака - восседал в кресле мрачный, худощавый, гололицый субъект в черной рясе, с тяжелым бронзовым крестом на груди. Рядом торчали два сереньких молодых послушника. Еще двое мужчин стояли у распахнутого окна, глядя вдаль. Ростом не выше Середина, в плечах каждый имел не менее метра, а толщина бицепсов превышала диаметр человеческой ноги. Холода они, по всей вероятности, не испытывали, поскольку носили рубахи с коротким рукавом, с отделкой из тонкой вышитой тесьмы. Короткие волосы, длинные курчавые бороды, темные свободные шаровары, сафьяновые полусапожки. Вместо мечей на поясах тяжелые палицы, которыми впору бетонные сваи заколачивать.
     Пара, что переминалась в центре горницы, выглядела менее пугающе. Вооруженные обычными мечами, плечистые, но в пределах разумного, ростом чуть ниже гостя. Один, русый, с черной бородкой, был одет в толстую войлочную куртку с какими-то ремешками на плечах и по бокам; второй, в темных волосах которого блестела проседь, красовался бордовым, шитым золотом кафтаном до колен с яхонтовыми пуговицами. На груди его, на тонкой цепочке, свисал овальный медальон, украшенный четырьмя разноцветными драгоценными камнями.
     - Здрав будь, княже, - поклонился ему Олег.
     - И ты здрав будь, гость дорогой, - склонил набок голову правитель княжества. - Однако же не похож ты на богатыря.
     - А я и не претендую, - пожал плечами ведун.
     - Разве не ты, сказывали, в одиночку десяток хазар и еще половину на тракте Ростовском положил?
     - Я.
     - Поверить зело трудно, - покачал головой князь. - Что скажешь, Дубовей?
     - Милостью богов отважный воин может поганых и поболее сокрушить.
     - Ох, воевода, - вздохнул князь. - Милость богов редко обращается к тем, в ком нет доблести и силы богатырской.
     - Не иначе как темным бесовским попущением случилось деяние сие, - скрипучим голосом вмешался в разговор худощавый монах. - Колдовством черным разит от неестественного события.
     - Уж кто бы говорил, - не удержавшись, буркнул себе под нос Олег.
     - А хоть бы и так, уважаемый Кариманид, - скривился воевода. - Все, что на гибель поганых нацелено, для людей благость.
     - Спасая тело земное, душу бессмертную сгубить легко за мгновение,