нем не было, утек дальше, даже водицы не испил.
     - Да, может, ему просто парни тамошние по шеям наклали, дабы девок не лапал, а ты и уши развесил!
     - А ты...
     Спор разгорался сам по себе, уже не имея к Олегу никакого отношения. Ведун поднялся из-за стола, отошел к околице, за которой, на свежескошенном лугу, девки уже завели хоровод. Трое ребят подыгрывали им на свирелях и свистульках, остальные стояли поодаль, приглядываясь к красавицам. В кустах можжевельника, выросших прямо у изгороди, слышалось активное шевеление, сопровождаемое теплым пульсированием на запястье. Середин понял, что птичье пение, удивительным образом совпадающее с мелодией, получается не просто так, не само по себе. Похоже, общий праздник продолжался.
     - Интересно, как собираются участвовать все эти шишиги, когда ребята разойдутся парочками? - пробормотал он. Но проверять не стал: после разлуки с Вереей встречаться с кем-нибудь еще ему больше не хотелось.
     Олег вернулся к столу, уселся на свободное место рядом со снопом, налил вина и кивнул хлебным колосьям:
     - Будь здоров, расти большой.
     Потом потянулся за мясом. В конце концов, единственное, чего он хотел в этой деревне - так это хоть пару дней спокойно отъесться, да выспаться с запасом. Потому как в последние три недели ему всего этого сильно недоставало.

***

     Новый день встретил ведуна пустым и молчаливым двором. Даже куры почему-то предпочли гулять за воротами, на пыльной дороге, выклевывая что-то из потоптанной травы. Ополоснувшись у колодца, он вошел в дом, кивнул Любаве:
     - День добрый.
     - Здрав будь, ведун Олег. Курица твоя ужо запеклась, можешь за стол садиться. А мне, прости, в поле надобно собираться, мужиков кормить. Жатва. Теперича до самых дожинок роздыха никому не станет.
     - С собой заверни. - Середин выложил на стол две монеты: - Вот деньги по уговору, а мне пора. Засиделся я тут у вас, заотдыхался.
     - Да, слыхала. - Женщина выставила на стол большую кубышку, оплетенную лыком, добавила сухо зашелестевший мешочек. - Вот, гостинец для сестры моей, Милославы. Мед, орехи лесные да горшок телятины тушеной. Ты, сказывали, в Юромку собираешься? Так у меня там сестра замужем. За Оскаром Тихоней. Передай, сделай милость.
     - В Юромку? - изумился Олег. - С чего ты взяла?
     - Дык, все мужики вчерась толковали, что ты в Юромку отправляешься, нечисть тамошнюю изводить. Сделай милость, гостинец прихвати.
     - Вот это ква, - дернул головой ведун. - Сам молчал, так добры люди постарались. Не собирался я ни в какую Юромку ехать, Любава. Мне в Новгород надобно, к вещему Аскоруну с вопросом важным.
     - Не поедешь? - В голосе хозяйки прозвучало такое разочарование, что Олег чуть зубами не заскрипел.
     - А далеко хоть до Юромки вашей?
     - Верст двадцать по дороге далее.
     - То есть километров сорок, - сделал простенький перевод ведун. - А до Новгорода тысячи полторы, если со всеми поворотами. Ладно, хозяйка, для бешеной собаки сто верст не крюк. Давай свои гостинцы.
     Обрадованная женщина не только подарила гостю лишний холщовый мешок, в который уложила свою передачу, но и помогла взнуздать и навьючить коней.
     - Вестей от Милославы, почитай, года полтора нет никаких, - торопливо говорила она. - Передай, беспокоюсь я. Сестра, дескать, беспокоится. Пусть хоть какую весточку через прохожих передает. Али отпишет, как живет. А лучше, пусть с детишками да мужем в гости приезжает. Недалече живем ведь. Так и передай. А я за тебя вечор Стрибогу жертву принесу, дабы путь был легким. Прощевай, путник.
     Хозяйка пошла открывать ворота.
     - И ты прощай, Любава. Пусть годы твои будут длинными, а смерть легкой... - Олег и сам не уразумел, как вырвались у него эти слова, но, произнеся, понял: так и будет. Он закинул повод заводного коня на луку седла и пнул пятками свою гнедую, указывая ей выезжать на дорогу. - Мир этому дому до скончания века...
     Дороги в здешних местах были просто прелесть: вроде и проселок еле накатанный, а ни луж, ни болот, ни низин влажных, ни оврагов темных. Скачи и скачи, оставляя за собой частую цепочку из пыльных облачков. Леса вокруг стояли большей частью березовые. Видать, пожар лесной когда-то прошелся, огромные просторы опустошил. Но иногда воздух начинал пахнуть смолой, приторной сухой чистотой - и по сторонам вырастали стройные сосновые стволы.
     Озер, правда, Олег так и не встретил, да и ручьев проточных здесь почти не имелось. Видать, и те, и другие жить без вязей не хотели. Иначе говоря, любишь в озерах купаться - люби и комаров болотных кормить.
     Отчаявшись найти красивое местечко, часа через три пути Середин остановился на солнечной опушке, ослабил скакунам подпруги, пустил их немного попастись на сочной зеленой траве, сам достал еще теплую курицу, развернул пропитавшиеся жиром лопухи, подкрепился, запивая угощение обнаруженным рядом с ним едким квасом из столь любимой на Руси репы. Потом собрался и двинулся дальше.
     Лес постепенно менялся. Все так же светило солнце, все так же шелестели на ветру серебристые березовые листочки. Однако ведун никак не мог отделаться от ощущения, что мир вокруг становится иным. Не таким привычным, как раньше. Темнее, что ли... Середин, чувствуя, как в душе нарастает неприятное предчувствие, невольно проверил, на месте ли кистень, легко ли сдергивается притороченный сзади щит и вынимается сабля.
     Дорога сузилась, березняк сменился густым, как стена, ельником, который тут же разошелся в стороны, открывая взору желтые от спелого хлеба поля. Стала видна и деревня впереди: крытые ярко-желтой соломой избы, длинные изгороди в три жерди, пасущиеся чуть в стороне коровы и церковь. Самая настоящая церковь: два крытых дранкой шатра, один над средней частью, другой чуть далее, поднятые над ними желтые кресты, выпирающее вперед крыльцо с двускатным навесом, одетый в черную рясу пои на нем и стоящие в пыли на коленях крестьяне, которые низко кланялись по команде священника.
     - Понятно... - придержал коней Олег. - Похоже, здесь тоже празднуют зажинки. С весельем мне в последнее время везет.
     К тому времени, когда он неспешным шагом въехал в селение, молящиеся уже разошлись. Со дворов стали слышны стуки, позвякивание железа.
     - Можно подумать, туземцы собираются на войну, - пробормотал Середин, постучал в ворота крайнего дома: - Эй, хозяева! Не подскажете, Оскар Тихоня и жена его Милослава где живут?
     - Не Оскар, язычник, и не Милослава, - недружелюбно отозвались со двора, - а Георгий во Христе и супруга его София. Второй дом по этой же стороне.
     - Приятно было перемолвиться, - кивнул воротам Олег. - Однако же, как все запущено...
     Он доехал до следующего дома, снова постучал:
     - Не здесь ли обитает некая София, у которой есть сестра Любава в деревне Клюшниково?
     Спустя минуту калитка отворилась, на улицу выглянула женщина в темно-сером, словно выцветшем, платье, таком же переднике, темном, завязанном узлом под подбородком платке:
     - Кого ищешь, путник?
     - Женщину ищу, - спешился Середин. - Ту, что когда-то вышла замуж за некоего Оскара Тихоню и которая оставила в ближней деревне сестру Любаву, что замужем за добрым мужиком Мирославом.
     - Так это я, мил человек. А мужа моего ныне Георгием зовут, так пред Богом крестился.
     - Хочу я гостинец тебе от сестры передать. Беспокоится она за тебя. Вестей давно нет. Хочет знать, как живешь, все ли в порядке. Просит весточку с оказией передать. Письмо. Ты ведь грамотная?
     - А как же, - пожала плечами женщина. - Волхв нас всех учил...
     Она запнулась, испуганно закрыла рот ладонью. Потом торопливо перекрестилась.
     - Сейчас, суму сниму, - сказал Середин, но тут, отодвигая женщину, на улицу высунулся крестьянин со впалыми щеками и длинной, черной, узкой бородой.
     - Чего тебе надо, бродяга? На нашей земле язычникам бродить не след! Ступай, откуда пришел, пока цел.
     Олег, глядя в его горящие глаза, вздохнул, согнул левую руку в локте и принялся неспешно отвязывать эластичный бинт. Затем протянул вперед руку с лежащим на запястье серебряным крестом.
     - Никак, христианин? - изумился мужик. - А ну, перекрестись!
     - Креститься я не стану, - принялся привязывать крест обратно Олег, - потому как веру свою ношу в своем сердце и выставлять ее напоказ не привык...
     "И самое смешное, - мысленно добавил ведун, - что каждое из произнесенных слов - истинная правда".
     Мужик немного поколебался, потом кивнул жене:
     - Отвори ворота. Пусть путник отдохнет с дороги, перекусит, чем бог послал.
     Двор дома походил на маленькую крепость: со всех сторон огороженный сараями, он начисто закрывал происходящее внутри от посторонних глаз. Между строениями имелись только две узкие щели, закрытые короткой жердяной изгородью и калиткой, и две широкие, перекрываемые воротами на обе стороны. Вообще-то, в Клюшниково дворы выглядели точно так же, но вот там ощущения враждебности окружающему миру почему-то не возникало.
     "Сваливать надо", - подумал Олег, привыкший доверять своим предчувствиям. Тем более - нехорошим. Он торопливо отвязал мешок с передачей, протянул Софье:
     - Вот, возьми. Это тебе.
     - Спасибо. Как она?
     - Двое сыновей уже большие, дочку видел, тоже уже взрослую. Мирослав выглядит бодро, сама она тоже здорова.
     - Ты не стой на дворе, мил человек. В дом проходи.
     - Благодарю, хозяюшка, но ехать мне нужно.
     - И думать не смей! - Женщина, отодвинув гостя в сторону, принялась расстегивать подпруги. - Куда ехать? Стемнеет уже скоро. А в темноте у нас, бесовским побуждением, нехорошее творится...
     Она широко перекрестилась, поклонилась в сторону церкви, после чего решительно стащила седло. Середин, покорно разведя руками, принялся снимать с заводного скакуна вьюки.
     В доме, в правом дальнем углу, висела небольшая иконка в медном окладе, перед ней горела лампада. Вдоль стен тянулись узкие скамьи, стол стоял перед ними. В общем, все как всегда. Почти. Олег медленно провел взглядом по помещению и наконец понял, что вызывает у него ощущение странности: дети! Шести-семилетние малыши не бегали, не визжали и не играли, а просто сидели рядком на скамейке, ожидающе глядя на собранную из нескольких досок столешницу.
     - Значит, сказываешь, - вышел откуда-то из-за спины хозяин, - ты видел эту несчастную язычницу, ее сестру? Как ты смог-то войти в этот нечестивый дом, христианин?
     - Через дверь, - сухо ответил Середин. - А что?
     - Но ведь они язычники! Они поклоняются идолам!
     - Я вижу тут у тебя одну странную картинку, - повернулся к иконе ведун. - Разве ты молишься не ей?
     - Я молюсь не ей, я молюсь Господу, которого она олицетворяет!
     - Так ведь они тоже молятся богам, которых олицетворяют истуканы.
     - Но не Господу! Они молятся языческим богам!
     - Разве тебе не говорили, что Бог един, Георгий? - с деланным удивлением приподнял брови Олег.
     - Бог един, - перекрестился крестьянин, - и имя ему Иисус Христос. А они молятся языческим богам.
     - Если Бог един, - вздохнул ведун, - то молиться другим богам невозможно. Можно молиться тому же Богу, но под другим именем. Если ты считаешь, что язычники молятся другим богам, то это значит, что Бог не один. Ты уж выбери что-нибудь одно. Или ты молишься сразу всем - или поклоняешься единственному всеобъемлющему духу.
     Крестьянин замолк надолго, переваривая услышанное, но вывод сделал совершенно неожиданный:
     - Тебе нужно поговорить с отцом Никоном, путник. Он объяснит тебе, в чем ты не прав.
     По счастью, Софья внесла в комнату отчаянно пыхавший паром горшок, и спор утих сам собой. На первое у хозяев была распаренная репа, на второе - рубленая капуста с солеными грибами, на третье - уже знакомый Олегу квас из все той же репы. Набив брюхо травой, дети чинно вышли, стали забираться на печь. Отец их опустился на колени перед иконой, благодаря бога за милость и сытный ужин. Софья, отнеся посуду, опустилась рядом.
     - Пойду-ка я на сеновал, - задумчиво произнес Олег. - Не хочу вас здесь стеснять.
     - Ты не хочешь помолиться с нами, путник? - оглянулся на него Георгий.
     - Нет, - покачал головой Середин. - Бог в моем сердце. Я не нуждаюсь в картинках, домах и прочих идолах.
     - Но сеновал на улице... - попыталась встать Софья, однако муж положил руку ей на плечо:
     - Все в руках Божьих...
     Сеновал в хозяйстве сих ревностных христиан находился тоже в хлеву. Под самой крышей, поверх жердей, что составляли потолок над чавкающей внизу скотиной - какой именно, в темноте было не разглядеть. Ворота хлева выходили во двор, поскольку к нему примыкала торцевая стена. Но вот само строение выпирало далеко в огород, и, чтобы забраться наверх, пришлось выйти через калитку к приставной лестнице.
     Впрочем, ведуна это особо не смутило. Он зарылся поглубже в сено, поднял воротник косухи, чтобы стебли не лезли за шиворот, и расстегнул ремень, положив поясной набор рядом с собой, на расстоянии вытянутой руки. Закрыл глаза.
     Увы, сон не шел. Похоже, отсыпаясь в гостеприимном доме Любавы, Олег все-таки изрядно переборщил, отдохнув не только за прошлое, но и на несколько дней вперед. Где-то далеко, наполняя ночь мерным однообразным звуком, орали лягушки; совсем рядом шуршали мыши, внизу шумно посапывали коровы. И звук этот для Середина, обычно мгновенно отключавшегося, едва голова касалась подушки, ныне казался оглушительно громким.
     Внезапно скотина шарахнулась из стороны в сторону, тревожно замычала. Послышались чьи-то мелкие торопливые шажки, неожиданно затихли мыши. Затем кто-то скребнулся в наружную стену сарая, протяжно зашуршал, громко грохнулся о запертую калитку, заковылял в обратном направлении. Скрипнула приставная лестница, пару раз дернулась, стуча о дверцу, затихла. Тук-тук-тук-тук-тук - отозвались жерди короткой загородки.
     - Да что это за ква? - Нащупав ремень, Олег застегнул его у себя на поясе, поднялся, на четвереньках подполз к чердачному окну, выглянул наружу.
     В свете яркого полумесяца он увидел человеческую фигуру, медленно пробиравшуюся вдоль стены дома к углу.
     - Эй, мужик, ты кто? - окликнул его ведун. Фигура замерла, потом медленно повернулась. Желтый свет луны старательно обрисовал темные провалы глаз, блестящие зубы безгубого рта, лохмотья на неправдоподобно тощем теле, белые костяшки вместо сапог.
     - Ква, - сглотнул Олег. - Мужик, давай считать, что я тебя не окликал?
     Фигура, оттолкнувшись от дома, торопливо заковыляла к хлеву, вцепилась в лестницу, полезла наверх. Середин, упершись ногой в верхнюю ступеньку, с силой ее оттолкнул - и лестница вместе с уродом ухнулась на землю. Монстр, недовольно похрюкивая, вылез из-под нее и вместо того, чтобы поставить обратно, побрел к дому, принялся шкрябать ногтями по стене, словно пытаясь забраться.
     Олег торопливо отполз от края, потряс левой рукой, поднес запястье к уху. Ничего. Проклятый крест не нагревался ни на градус!
     - Что, боярин тебе, техника святая! - полушепотом выругался он, снова выглянул наружу.
     Странная тварь все еще ковыляла туда-сюда под лазом на сеновал.
     - Да-а, туповат ты, братец, изрядно, коли даже лестницами пользоваться не умеешь, - сделал вывод ведун. - Неужели это ты наводишь столько страху на богомольных туземцев? Не стыдно?
     Монстр недовольно заурчал. И тут Середин увидел, как через огород ковыляет к хлеву еще одно чудище. Впрочем, какая разница? Если они все равно не способны забраться наверх, то почему бы просто не пойти и не лечь спать?
     - Поспишь тут с вами, уродами, - уже вслух пробормотал Олег.
     Просто лечь спать он не мог. И не столько потому, что твари всю ночь станут бродить вокруг, шаркая по стенам, сколько потому, что он был ведуном. И старый Ворон целых шесть лет учил его истреблять нечисть, а не прятаться от нее.
     - Ладно, - повел плечами Середин. - Коли они не нагревают крест и являются тварями естественными, то на них хватит обычной сабли. А если нечисть - то против серебряного кистеня им никак не устоять. И-эх, где наша не пропадала!
     Со всей силы оттолкнувшись от края сеновала, он прыгнул чудищу за спину, сгруппировался и, чтобы не гасить удар силой ног, а заодно выиграть лишнее расстояние перед схваткой, пару раз перекувыркнулся, тут же вскочил на ноги и выхватил клинок.
     - "Аз есмь", уродина. Иди сюда!
     Чудовище, широко расставив руки, зашагало к нему, странно ухая на ходу. Олег, разминая руку, пару раз разрезал саблей воздух, потом сделал шаг навстречу, сливая взмах руки с поворотом тела, рубанул странного противника по шее. Голова чуть подскочила, откинулась влево - однако монстр продолжал двигаться вперед.
     - Ну, какой же ты неугомонный!
     Два быстрых взмаха - руки поотлетали в стороны, еще два сильных удара - у монстра подломились ноги. Туловище упало и затихло, однако отсеченные конечности продолжали судорожно подергиваться. К счастью, никакого вреда они теперь причинить не могли.
     - Эй, приятель, иди сюда! - уже более спокойно позвал Середин второго монстра, быстро расчленил его на составляющие, вытер саблю о траву, вернул в ножны. Огляделся. Если не считать скребущихся по земле пальцев и сгибающихся и разгибающихся ног, то все вокруг стало тихо и спокойно. - Вот теперь можно и поспать с чистой совестью.
     Олег приставил лестницу к окошку, забрался на сеновал. Немного подумал, а потом затащил ее за собой следом.

***

     - А-а-а-а! ! !
     От истошного женского вопля Олег вскочил на ноги, ударившись головой о стропила сарая, и заметался из стороны в сторону, ища выход. Далеко не сразу он разглядел светлый прямоугольник лаза и спрыгнул вниз.
     - Что случилось?
     Хозяйка дома замолчала. Но не потому, что успокоилась, - просто у нее в легких кончился воздух, и теперь она могла лишь мелко икать. Женщина странно подергивалась и тыкала пальцем себе под ноги.
     При свете дня останки ночных монстров выглядели еще мерзопакостнее, нежели в сумерках. Полуразложившаяся плоть, выпирающие наружу костяшки, истекающие какой-то жижей черепа. Олег обнял Софью за плечи, увел ее во двор и плеснул в лицо водой из первой попавшейся бадьи. Она всхлипнула и начала дышать.
     - Что случилось? - выскочил из дома ее муж.
     - У вас по ночам такие твари шляются, друг мой, - криво усмехнулся Середин, - что никто и не поверит. Поэтому, наверное, никого и не принято о них предупреждать. Верно, Георгий?
     Вместо ответа мужик ушел за хлев, а когда вернулся, лицо его стало заметно белее.
     - Это нужно поскорее убрать!
     - Согласен, - кивнул Олег. - Но если ты думаешь, что этим стану заниматься я, то глубоко ошибаешься.
     - У нас жатва! Я должен ехать в поле.
     - А меня здесь и вовсе нет, - отрезал Середин. - Я тут вообще ночевать не собирался. Так что всем до свидания. И передавайте от меня привет прочим ночным гулякам.
     Он отворил двери сарая, вывел свою гнедую и заводного коня, принялся сперва навьючивать второго.
     - Я туда не пойду... - тихо заскулила Софья. Хозяин сплюнул, ушел в дом и, вернувшись с лопатой, отправился за хлев.
     Олег, управившись с конем, начал седлать гнедую. А в голове все продолжало крутиться воспоминание о быстротечной ночной схватке. Ожившие полусгнившие мертвецы... Откуда они могли тут взяться?
     - А где вы справляете тризну по умершим? - поднял он глаза на женщину.
     - Мы не... - замотала та головой. - Мы хороним... По христианскому обычаю...
     - Где?
     - З-за храмом... Н-на кладбище...
     - Ну-ка, последи за конями. - Надев гнедой удила, Олег кинул поводья Софье и быстрым шагом вышел на улицу.
     Несмотря на ранний час, ворота церкви были открыты. Но Середин предпочел обойти дом чуждой ему религии стороной и ступил на поросший высокой травой луг, на котором то тут, то там возвышались деревянные кресты. Пока еще немного - византийская вера еще совсем недавно смогла закрепиться на этой земле. Середин наугад направился к первому попавшемуся захоронению, опустился на колени, т