орую можно  съесть,  и  не  чуем  запах  огромной
кувалды, которая все равно не съедобна.
   - Но при чем тут мои сны?
   - What a fool you are, Игорь! Я же тебе объясняю,  что  мы  видим  ту
картинку, которую рисует мозг! И если в  организме  происходят  явления,
которые требуют от тебя конкретных мыслей, желаний и реакций, то мозг не
будет посылать тебе факс или звонить по телефону! Он даст тебе картинку!
И ты, по своим ощущениям,  окажешься  в  другом  мире!  Понял,  авеструх
тупорылый?
   - То есть, это все-таки сон?
   - Но только такой, в котором можно лишиться головы... Иначе твой мозг
не стал бы прибегать к столь радикальным средствам. Так что, не зевай! -
он протянул мне стакан, и я, совершенно машинально, выпил.
   Солнце пекло так, словно я уже забрался на небо и касаюсь его спиной,
камни жестко врезались в грудь и живот, а нос щекотала короткая  жесткая
травина. Я сел. Чегай лежал рядом с обрывом и тяжело  дышал.  Одна  рука
его вывернулась; пальцы кровоточили. Сил сесть у него явно  не  хватало.
Сон. Неужели это сон?
   Чегай тихонько застонал. Живой, значит.  И  я  тоже  живой.  Живой  и
голодный. Мышцы еще ныли от усталости, но теплое пульсирование  крови  в
зубах заставило подняться на ноги.  Пульс.  Пульс  добычи.  Клыки  чуяли
поживу. Достаточно просто дать  им  волю,  а  уж  свое  дело  они  знают
отлично.
   Словно со стороны, я наблюдал, как поднялась голова; глаза, прищурясь
на солнце, быстро обежали каменные осыпи: редкие  сухие  травинки,  пара
жухлых кустиков, судорожно впившихся корнями  в  черные  трещины  скалы,
лежащий без сил человек...
   Человека трогать нельзя!
   Взгляд  послушно  побежал  дальше:  ярко-зеленая  кочка,   окруженная
рыхлыми кучами серого мха, еще одна кочка, но уже увядшая, свежий помет.
Сочный импульс  резкой  боли  в  зубах  заставил  меня  замереть;  пульс
резкими, как удары хлыста, горячими толчками  бился,  ища  выхода.  Тело
мягко  качнулось  вперед,  сделало  несколько  бесшумных   шагов,   губы
расползлись в холодной улыбке,  которая  демонстрировала  не  веселье  и
радость, а готовность белых, крепких клыков к схватке.
   Но противник еще не появился. Горячий пульс вел тело  -  уже  не  мое
тело, а  тело  голодного  хищника  -  по  следу.  Крупный  бурый  валун,
треснувший посередине,  ямка,  едко  воняющая  испражнениями...  Россыпь
мелких камушков, а за ними, под основанием  высокого  скального  пальца,
трещина. Голова наклонилась, широко открытый рот втянул воздух...  Нежно
и тепло пахнуло жилой норой... Пустая... Но  еда  где-то  здесь,  рядом,
зубы чуют ее сладкий аромат, аромат жизни, аромат пищи.
   Есть! Тело кинулось вперед; мелкий серый камешек  в  прыжке  метнулся
из-под мшистого валуна, но челюсти сомкнулись, и чужая  трепетная  жизнь
стала просто сытным куском мяса и терпкой кровью,  омовением  блаженства
для усталых мышцы.
   Я выплюнул изжеванную шкурку, сладко потянулся и направился к Чегаю.
   Он сидел, опершись спиной на камень, и глупо улыбался.
   - Надо же, выбрались. А я и не ожидал...
   - Чего ж ты полез, если не ожидал?
   - Снизу гора была... Ну, казалось, что легко получится. Я  думал,  до
вечера домой доберусь.
   - Ты же всю жизнь в горах провел?! - поразился я его наивности.
   - Но мы никогда по склонам не лазили! - чуть ли не возмутился  Чегай.
- В сад ходили, по озеру плавали, но в горах не бывали никогда!
   - Ничего себе... - я попытался себе представить, как  можно  провести
детство на вершине горы и ни разу не полазить по обрывам, и не  смог.  -
Дай лучше попить, во рту пересохло.
   - Что попить? - удивился Чегай.
   - Ну, ты взял с собой пожевать чего-нибудь, попить?
   - Не-ет, - неуверенно сообщил парнишка.
   - Ты полез в горы, не взяв с собой ни жратвы и ни питья? - не поверил
я своим ушам.
   - Не...
   - Чегай, извини за прямоту, но ты законченный идиот.
   Вот так. Связался на  свою  голову.  Вниз  дороги  нет,  наверх  путь
неизвестен, голые скалы кругом, и при этом ни  глотка  воды,  ни  крошки
хлеба... Ложись, да помирай.
   Впрочем, с едой  разобраться  можно.  Только  что  суслика  какого-то
поймал. Раз трава меж камней к солнцу лезет, значит  травоядная  мелюзга
здесь жить должна. А вода... Я повернул голову  на  шум  водопада.  Надо
искать, а не плакать.
   - Ладно, хватит отсиживаться, - окликнул я  Чегая  из  древнего  рода
властителей... или как их там? - Пошли.
   Место, где мы оказались, террасой назвать было нельзя. Скорее,  очень
пологий склон, который  по  мере  нашего  движения  в  сторону  водопада
становился все круче и круче. К счастью, все камни на  склоне  держались
за свои места крепко и надежно, словно вмурованные в тело  горы.  То  же
относится и к крупным валунам. Поэтому, хотя берег реки и лез  в  высоту
под углом градусов в шестьдесят,  за  одним  из  крупных  камней,  густо
покрытым серым мхом и обросшим снизу  довольно  сочной  травой,  нашлось
хорошее место для ночлега. Можно было спокойно вытянуться во  весь  рост
вдоль его могучей стены, и не бояться скатиться во сне в пропасть.
   Вода шумела плотным потоком совсем рядом, в  паре  шагов:  ложись  на
пузо, и черпай  ладонями  ледяную  влагу,  сколько  душеньке  угодно.  И
смотри, как совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, река обрывается,
бесстрашно бросаясь вниз, в Колодец, в Долину Охотников, в другой мир. И
завидуй. Ты такого не умеешь. Сидишь на склоне, как  клоп  на  стене,  и
способен только на маленькие пугливые шажки...
   - Ты  стал  слишком  часто  стекленеть  взглядом,  -  мрачно  сообщил
Капелевич, - это нехорошо.
   Опять  гараж.  Гришка  в  замызганном  халате   Истребляет   немецкое
шампанское.  И  пытается  задурить  мне  голову  сказками   о   снах   и
сновидениях.
   - Гриша Капелевич, - раздельно  произнес  я,  стараясь  привлечь  его
внимание, - во-первых, никакой сон  не  даст  человеку  зубы,  способные
разгрызть стекло; и во-вторых, на моей памяти, я уже две  недели  ничего
здесь не ем. А во сне питаюсь. Нет такого сна, который может  обеспечить
человека пищей.
   - Ну, тут я несколько упростил, - без  лишних  увиливаний  согласился
Капелевич, - дело заметно сложнее.
   - Значит я там не сплю?
   - Я думаю, с тобой произошло то, что нередко случается  с  некоторыми
людьми...
   - Что?
   - Ты понимаешь, обычный мир...
   - Гриша, не тяни кота за хвост!
   - Goddamn! Ничего я не тяну! Вспомни, что я говорил пять минут назад.
В этом мире мы видим только то, что необходимо для нашего существования.
Все остальное мозг опускает. Как в беседе  за  праздничным  столом:  все
болтают обо всем,  но  ничего  интересного,  и  этих  разговоров  ты  не
слышишь. Но вот прозвучало интересное  слово,  и  ты  мгновенно  выделил
разговор  из  множества  других,  услышал  его.  Кто-то  другой   сказал
интересную вещь, ты перестал слышать предыдущий разговор и стал  следить
за новым. Так и здесь. Пока ничего не происходило, ты  игнорировал  этот
слой своего существования. Но вот там  произошло  нечто  важное,  что-то
потребовало  твоего  внимания.  И  ты  стал  видеть  этот  пласт   своей
вселенной. И считаешь, что открыл новый мир.
   - Ты хочешь сказать, что люди существуют одновременно в разных мирах,
и даже не замечают этого?
   -  Почему  не  замечают?  Замечают.  Темной  ночью,  когда  этот  мир
перестает играть такую важную  роль,  когда  событий  в  нем  становится
совсем мало, люди забираются в кроватки, закрывают  глазки,  и  начинают
путешествовать по мирам...
   - Что-то ты, Гриша, загнул...
   - Почему?  Ахинею  большинства  снов  проще  всего  объяснить  именно
наложением впечатлений от десяти-пятнадцати разных миров. Если некоторые
сны четко ясны и последовательны, означает, что мир, который  мы  видим,
требует от нас внимания. А многие люди  из  сумасшедших  домов  дебильны
здесь именно потому, что слишком заняты  в  другой  плоскости  бытия.  А
здесь их кормят, поят и одевают. Нет необходимости  заострять  внимание.
Не  забывай,  все  мы  видим  не   действительность,   а   изготовленную
подсознанием картинку. То, что "с тобой сейчас случилось, происходит  со
всеми постоянно, но просто не влияет на обычную жизнь.
   - Как это не влияет?
   - Goddamn! Элементарно! Ты военнообязанный?
   - Ну и что?
   - А то. Когда ты родился, твоя личность не только писалась в пеленки,
но и обживалась в картотеке военкомата. Ты рос, начинал  рвать  штаны  и
выдергивать  страницы  из  дневников.  И  одновременно  переползать   из
категории в категорию. А  потом  получил  паспорт  и  вдруг  -  тресь!!!
Повестка! И вот тут ты с удивлением обнаруживаешь,  что  существует  еще
целый мир, мир армии, в котором ты живешь давным-давно, но ни разу  даже
не подозревал об этом. А еще, сам не  замечая  того,  ты  существуешь  в
мирке соцстраха, джунглях здравоохранения и пещерах  МВД,  во  вселенной
налоговой инспекции. Ты этого не  замечаешь,  пока  вдруг  не  раздается
звонок с просьбой явиться на прививку. Или внести  налог  за  полученный
подарок. Только тогда ты замечаешь, что у тебя есть еще несколько планов
существования. Просто эти планы не требуют твоего внимания. Так, нырнуть
в них время от времени и тут же вынырнуть обратно. Только это происходит
на уровне общественно-личностном, а здесь - на уровне тела. Это даже  не
параллельный мир, это мир в котором мы живем. Просто ты стал видеть  его
лучше!
   - Звучит наукообразно. Но ты забыл один нюанс:  у  твоей  теории  нет
доказательств!
   - Что?! - Капелевич бурно захохотал, - Что ты сказал? Боже мой, и это
ты будешь говорить мне, что нет доказательств?! Ты? После всего,  что  с
тобой произошло?! Игорь, ты бесподобен. Обгрызи-ка еще стаканчик,  и  мы
выпьем вторую бутылку вместе!

Глава 3
Улыбайся, идиот

   Разбудил меня холод. Тело болело  так,  словно  его  прогнали  сквозь
строй. Здорово ломило ребра - камешки импровизированного ложа впились  в
спину, но сон разогнала все же не боль, а  холод.  Сперва,  не  открывая
глаз, я попытался повернуться на бок  и  скрутиться  калачиком,  но  тут
выяснилось, что вертеться негде. Постель  напоминала  школьный  пенал  -
жесткий, тесный и неудобный. Тогда я недовольно зарычал и открыл глаза.
   В воздухе висел туман. Да такой, что его впору резать ножом на  куски
и продавать  как  пудинг:  в  белой  пелене  невозможно  различить  даже
собственных ног, не говоря уж о склоне горы. Липкая  влажная  вата  вяло
ползла от реки через нас куда-то дальше, и при  каждом  прикосновении  к
камням мгновенно обращалась в тонкие  струйки  воды.  Сырость  заполняла
нос, уши, рот, заползала под рапсодию, чавкала  в  рапсанах,  парила  на
руках. Чегай, сопящий рядом со мной, вымок так, словно купался в одежде.
   Первой мыслью было вскочить и быстро бежать куда глаза глядят -  лишь
бы согреться. Второй - что пробежка по мокрым  камням  на  такой  высоте
будет дуростью даже при наличии парашюта. Третья  -  как  хорошо  бывает
дома, в теплой ванне, с баночкой холодного пива в руке...
   - Добавьте горячей воды, - сонно буркнул я, и снова закемарил.
   Второй раз меня разбудила холодная дрожь. Мало  того,  что  я  трясся
сам, так еще и Чегай вибрировал под боком, как отбойный молоток в  руках
пьяного дорожника. Тумана не было уже, а солнца не было еще: хотя небо и
сверкало утренним восторгом, но  светило  застряло  где-то  за  склоном.
Камни оставались мокрыми, мы - тоже.
   - Х-холодно, - простучал зубами Чегай.
   - Н-не может быть, - язвительности  в  ответе  добиться  не  удалось.
Холодно - не холодно, но оставаться  здесь  еще  хоть  на  -  одну  ночь
желания не появлялось. - С-слушай, дитя Небесного Города,  к-как  пройти
к-к твоим п-пенатам?
   - Вот-т-т-т-тут еще под-дняться, - он показал  вверх,  -  там  м-мост
разрушен-н-н-н-ный н-на т-тот б-берег.
   Я поднял глаза к небу. Отвесный склон поднимался на высоту раза в два
выше, чем тот обрыв, который с таким трудом удалось одолеть. Не полезу.
   - Д-думал легк-ко, - словно услышав мои мысли, сказал Чегай.
   - Надо обойти, -  не  очень  вразумительно  предложил  я,  -  Пройдем
немного вдоль склона, может, найдем более легкий подъем. Или спуск.
   - Ага, - сразу согласился промерзший парень и вскочил.
   - Сиди, - остановил его  я.  -  Пусть  сперва  камни  высохнут,  а.то
убьемся.
   - Есть хочется, - сообщил Чегай, усевшись обратно.
   - С собой надо было брать, - не очень  любезно  сообщил  я,  -  Здесь
только воды навалом.
   Чегай некоторое время обдумывал мои слова,  а  потом  полез  к  реке.
Заливать желудок водой.
   Камни высохли примерно, в то  самое  время,  когда  солнце,  наконец,
высунулось из-за вершины. И мы, мокрые и  дрожащие,  тронулись  в  путь.
Первые два часа двигаться приходилось с трудом, старательно цепляясь  за
камни,  чтобы  не  сорваться  вниз.  Но  вскоре  каменистая  поверхность
несколько выровнялась, и мы более-менее легко пошли по  террасе  шириной
метров двадцать.
   Гора, на мой взгляд, походила на инкскую пирамиду: стена  -  терраса,
стена - терраса. Обрыв над головой, казалось, уходил прямо  в  небо,  но
при взгляде вперед можно было увидеть, что он не меняет наклон, а  резко
обрывается, и следующая стена отстоит  от  верхнего  края  на  некотором
расстоянии. Вот только изготовлена гора не  очень  аккуратно:  постоянно
меняется ширина террасы, по которой мы идем, меняется высота стены.  Это
давало хороший шанс на то, что в одном прекрасном месте высота  снизится
до преодолимых размеров.
   Больше всего доставалось ступням - ровной дороги тут не построили, мы
шли по камням разной формы  и  размеров,  причем  некоторые  оказывались
"свободными", как горные орлы, и выскальзывали из-под  ног.  Я  вывихнул
каждую ногу раз по пять, и скоро смотрел не по сторонам, а  только  куда
ступаю. Именно поэтому и прозевал момент,  после  которого  склон  круто
пошел вниз. Выяснилось это, когда в очередной раз подвернулась  нога.  Я
остановился, покрутил головой:. терраса разошлась в  стороны  метров  на
сто, и казалась  поверхностью  бурной  реки,  мгновенно  окаменевшей  по
приказу могучего колдуна. А верхний край кручи снизился метров до ста, и
продолжал понижаться! Мало того, впереди зеленели кроны деревьев!
   Позабыв про боль и  усталость,  мы  бегом  преодолели  расстояние  до
"оазиса", и тут Чегай испуганно схватил меня за руку.
   - Смотри! Шери! Хозяин гор! - и он вытянул вперед руку.
   - Ну и что? - честно говоря, хозяин гор не произвел на  меня  особого
впечатления.  Метрах  в  десяти  от  нас  стоял  облезлый,   коричневый,
полосатый, помоечный кот, выросший до размеров чау-чау. Шерсть  лезла  с
него, как пух с гуся в сезон линьки, дышал он с трудом, глаза слезились.
Этот васька-переросток пьяно  покачивался  на  месте  и  угрюмо  смотрел
исподлобья с таким видом, будто собирался сражаться за  свою  лужайку  с
десятком редких деревьев до последней капли крови.
   - Говорят, раньше шери жили вместе с людьми.  Они  были  гордыми,  но
глупыми. Больше всего на свете они любили путешествовать и торговать. Но
их все всегда обманывали, неудачи  постоянно  преследовали  их,  никакие
товары не давали им богатства. Товары и драгоценности  выскальзывали  из
их рук, как из дырявых кувшинов. Там, где все богатели, они  становились
нищими. Гордые шери не хотели признать  своей  глупости.  Они  поднялись
сюда, в горные сады, и попросили богов сделать их руки такими, чтобы  из
них ничего не могло вырваться. И боги выполнили их просьбу, дав  длинные
загнутые когти, из которых не может вырваться никто  и  ничто.  А  потом
оказалось, что с такими длинными когтями можно ходить только по  мягкой,
земле или лазить по деревьям, но невозможно  ходить  по  камням.  Гордые
шери опять не захотели признать своей глупости и попросить богов забрать
когти обратно. Они навсегда остались жить в  Горных  Садах.  А  во  всем
обвиняют  коварство  людей.  Поэтому  они   убивают   любого   человека,
ступившего на мягкую землю. Давай поднимемся по стене наверх? Зачем идти
дальше? Мы и здесь можем подняться...
   - Или разбиться, - добавил я. Высота  обрыва  составляла  еще  метров
семьдесят. Три дцатиэтажных дома. Лезть на такую высоту  из-за  какой-то
облезлой кошки?
   Я сделал шаг вперед. Шери поднял лапу, и мое уважение к котяре  резко
возросло - лапку украшали четыре толстых когтя, каждый длиною в два моих
указательных пальца. Но неужели этот васька всерьез  полагает,  что  при
борьбе с "Homo sapiens"  длина  когтей  имеет  хоть  какое-то  значение?
Особенно, когда вокруг такое количество камней.
   Первый камень попал хозяину гор в заднюю лапу, второй - в  бок.  Шери
недоуменно закрутил головой. Третий булыжник угодил в  точно  в  лоб.  В
мозгах животного произошел резкий сдвиг -  он  повернулся  и  побежал  в
сторону. Из-под ног взлетали  к  небу  комья  земли;  оставалось  только
подивиться изобретательности природы - этот  когтистый  зверь  постоянно
рыхлит землю, и она хорошо пропитывается влагой каждую туманную ночь.  А
потому зеленеет на каменном карнизе зеленый оазис от стены и до  обрыва.
Трава по колено, деревья - как в райском саду. И это  в  местности,  где
никто ни разу не упоминал про такое явление, как дождь.
   - Чегай, что такое дождь?
   - Что?
   - Ничего, пошли.
   - Он все равно на нас кинется!
   - Думаешь, у него совсем мозгов нет?
   - Нет.
   - Ну, тогда, - пожал я плечами, - тогда я его загрызу.
   Этот аргумент подействовал безотказно. Чегай смело пошел через оазис,
прячась у меня за спиной и подобрав пару камней. Шери, вопреки уверениям
потомка рода властителей, на нас не кинулся, а только тихонько рычал  от
обрыва. Земля мягко пружинила под ногами. Она была нежной,  как  пуховая
перина. Будь дело ближе к вечеру - выгнал бы я "хозяина гор" к  чертовой
матери, и завалился спать на этой кроватке размером со стадион...
   - Смотри! Дикая магола!  -  подпрыгивая  от  радости,  Чегай  кинулся
вперед, к  небольшому  пятачку  земли,  заросшему  лопухами.  -  Магола,
магола!
   Надергав несколько клубней, Чегай принялся чистить их ольхоном, потом
впился зубами. Первый корень он проглотил,  на  мой  взгляд,  вообще  не
прожевывая. Слопав не меньше килограмма овощей, Чегай снова запрыгал  на
месте, тыкая пальцем мне за спину.
   - Смотри, смотри!
   На этом его веселье кончилось: после очередного восторженного  прыжка
ноги соскользнули с камня, он пронзительно визгнул,  с  размаху  ухнулся
головой вниз, хрюкнул, судорожно дернулся и затих.
   - Чегай! Не-ет!!!
   Испугался я здорово. К счастью, у парня оказалась крепкая голова - не
убился. Сердце стучало нормально. Слегка отдышавшись от испуга, я  нашел
невдалеке небольшую  ровную  площадку,  отнес  бедолагу  туда.  К  этому
времени половина его лица заплыла от синяка, а левую ступню  раздуло  до
размеров головы.  Застопорилась,  в  общем,  наша  одиссея.  И  чего  он
заскакал, как горный козел?
   Я поднял голову и посмотрел в ту же  сторону,  куда  таращился  перед
падением Чегай: невидимая с того направления, откуда мы  пришли,  вверх,
на следующую террасу, уходила самая настоящая  узкая  горная  тропа.  Но
сейчас это уже не имело особого значения. Я размотал рапсан с левой ноги
парнишки, сложил и подсунул ему под голову.  Он  тихонько  застонал,  не
приходя в себя. Засранец, нашел когда калечиться. Застряли  мы,  похоже,
надолго.
   Наверное мне, как честному-благородному-воспитанному человеку,  нужно
было сидеть рядом с Чегаем и вытирать  пот  с  его  лба,  но  свидетелей
вокруг не было, а потому я плюнул на мораль и решил посмотреть, куда  же
ведет сия тропинка.
   Самым интересным было не  то,  куда  там  она  убегает  на  следующей
"ступеньке" горы, а то, что она делает здесь. Ведь  тропинка  не  ручей,
она не может появляться под кустом и убегать вдаль, она ведет  откуда-то
и куда-то. И ее начало и конец обычно представляет  интерес  для  людей,
тропу проложивших. Именно поэтому я не полез наверх, а пошел вдол