ю очередь - даже  не
дракон. Я человек. И не привык вставать на колени.
   - Но... Но тогда тебя не допустят в палату Повелителя,  -  растерялся
Чегай.
   - Помнится, никто туда и не напрашивался, - дойдя до дверей  дома,  я
обернулся к Чегаю и посоветовал:
   - Ты иди, поешь спокойно. А я пока погуляю.
   Только выйдя из дверей дома рода Че, я  сообразил,  почему  постоянно
испытываю чувство неуютственности. На моем поясе  не  было  ольхона!  Ни
ольхона, ни ножен. В первый  момент  я  хотел  вернуться  и  поискать  в
комнате, но потом махнул рукой - найду, когда вернусь. А пока добегу  до
Ирены...
   Отполированная до блеска улица за пару минут вывела  меня  ко  вторым
воротам.  С  этой  стороны  Небесного  Города  никто  запирать   их   не
удосуживался, и распахнутые створки срослись с камнем  мостовой.  Дорога
от ворот еще метров пятьдесят тянулась прямо,  а  затем  сворачивала  за
скалу. Справа от нее вились на утоптанной серой земле чахлые кустики,  а
по другую сверкало мелкой рябью озеро. У него, на самом  берегу,  сидела
на корточках и полоскала что-то в воде  девушка,  которую  мне  нетрудно
узнать даже со спины...
   - Привет заречанам... - тихонько сказал я.
   Девушка встала, поворачиваясь ко мне, начала было  поправлять  мокрой
рукой волосы, но внезапно охнула, узнавая, и кинулась ко мне.
   - Дракон! Лунный Дракон! - Ирена обняла меня  с  совсем  не  девичьей
силой  и  внезапно  расплакалась.  -  Ты  пришел,  Лунный  Дракон...  Ты
пришел...
   - Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к  горе,  -  выдал  я
непереводимую для этого мира сентенцию и легонько отодвинул ее от  себя.
- Ну что ты, Иришка... И вообще, что с тобой?
   Она была все в той же изрядно ободранной рапсодии, но с  запястий  ее
исчезли красные шерстяные  браслеты,  не  было  красного  пояса,  пропал
куда-то ольхон...
   - Что это? - я поднес  к  глазам  белые,  еще  не  успевшие  загореть
запястья.
   - Ничего! - она отдернула руки.
   - Какое ничего?! Я что, не вижу? - девушка попыталась вывернуться  из
моих объятий, но безуспешно. - В чем дело? Говори!
   - А ты не знаешь? Право на алые запястья есть только  у  властителей.
Право на ольхон есть только у властителей. Право жить  в  стенах  города
есть только у властителей. А я - заречанка. Просительница.  Смертная.  -
Она вырвалась-из моих рук,  отскочила  в  сторону  и  выкрикнула  сквозь
слезы. - Ты гость, а тоже без ольхона ходишь.
   Инстинктивно я опустил руку на пустой пояс и ощутил, как  закипает  в
душе злость. Получается, мой клинок ночью украли?
   - Подожди меня здесь, - не очень вежливо бросил  я  и  развернулся  к
дому Че.
   До дома доходить не понадобилось: Чегай  бодрой  трусцою  мчался  мне
навстречу и заголосил, едва только увидел.
   - Лунный Дракон, Лунный Дракон! Повелитель ждет нас...
   - Где мой ольхон? - перебил я его.
   - А по... не я... А-а... -  забормотал  он  нечто  неразборчивое,  но
наконец справился с буквами:
   - П-просителям нельзя носить оружие в Небесном Городе...
   - Как ты мог, Чегай? - наклонился я к самому его лицу, - Как  ты  мог
украсть оружие своего товарища? Как ты мог отобрать оружие у девушки?
   - Смертным нельзя иметь оружие в Небесном Городе... - заладил он одно
и тоже.
   - Она же осталась одна, Чегай. А если бы ей пришлось  защищаться?  От
кого угодно...
   - Если кто-либо из властителей пожелал  что-нибудь  от  нее,  то  для
простой смертной должно быть счастьем...
   В следующий миг моя рука сжалась  у  него  на  горле.  Чегай  хрипел,
выпучив глаза и судорожно пытался освободиться.
   Услышать про подобное, чуть ли не брезгливое  отношение  даже  не  ко
мне, а к Ирене, девчонке, прошедшей путь настоящего мужчины, сражавшейся
рядом со мной, бок о бок, рисковавшей ради меня, потерявшей своего деда,
своего любимого, и выстоявшей - и со стороны кого? Кучки горных дикарей,
воображающих себя пупами вселенной!
   В душе вскипела лютая ненависть.
   - Жалко, охотников я перебил. Было бы интересно  посмотреть,  как  вы
забираете у них копья. Но теперь  уже  поздно...  -  я  отпустил  его  и
холодно спросил. - Где мой ольхон?
   - У Наместника... - прохрипел Чегай, схватившись за горло.
   - Где его найти?
   - У тех ворот, через которые ты  вошел...  По  другой  улице,  первая
дверь.
   - Хорошо... - интересно, и когда этот мальчишка успел переродиться  в
самодовольного властителя? Ведь был же  нормальный  парень...  -  Чегай,
скажи мне: когда я остался один отбиваться  от  шери...  Там,  в  Горных
Садах... Почему ты вернулся?
   Парень ответил не сразу. С минуту он пытался  найти  ответ,  а  потом
просто пожал плечами:
   - Не знаю...
   Почему-то после этого ответа вся злость к мальчишке улетучилась.
   - Это хорошо, что не знаешь... Значит, в тебе еще осталось что-то  от
человека. Постарайся не растерять. Ты живешь в плохом месте...
   - Но... - вкинулся Чегай, однако я остановил его:
   - Чегай! Когда государство отнимает у своих людей  право  на  оружие,
значит оно боится собственных граждан. Значит,  оно  преступно,  и  само
сознает свою подлую сущность. Ты живешь в плохом месте, Чегай.
   - Властители имеют право на оружие!
   - А при чем тут властители? Когда ты возвращался помогать мне в драке
с шери, разве ты делил нас на одних и других?
   - Ты стал частью меня, Лунный Дракон, -  после  некоторого  колебания
ответил мальчишка. - Мне было легче  рискнуть  собой,  чем  смириться  с
твоей гибелью.
   - А сегодня ты украл у меня ольхон...
   - Это сделал не я, - послышались  у  Чегая  в  голосе  оправдательные
нотки. - Я договаривался о твоей встрече с Повелителями Вселенной.
   - Как считаешь, Чегай, - тихонько спросил я его, - а кто дороже  мне,
вы с Иреной, или какой-то провинциальный повелитель?
   - Это Повелитель Вселенной! -  обиженно  вскинулся  потомок  древнего
рода.
   - Может быть, - не стал спорить я, и развел руки, указывая на розовые
стены улицу. -  Вот  только  вселенная  его  маловата  стала.  Огород  у
заречан, помнится, куда шире...
   - Благородство Повелителя определяется не размером  его  владений,  а
величием души!
   - Чега-ай, - остановил я его хвалебную оду. - Девушка, которая прошла
с тобой бок о бок путь настоящего мужчины, обобрана, выгнана за ворота и
обозвана просительницей. Кем? Неким существом,  ни  разу  не  покинувшем
стены дома? Как ты мог позволить это, Чегай? Меня,  рисковавшего  жизнью
ради вашего покоя, лишают оружие и заставляют целовать пол.  Неужели  ты
думаешь, что я соглашусь на это, Чегай? Неладно что-то с благородством в
вашем городе, потомок рода Че, и мне здесь не нравится.
   - Повелитель будет зол, когда узнает о твоем отказе... - и до боли  в
сердце в этих  словах  зазвучал  прежний  Чегай.  -  Он  может  захотеть
покарать тебя.
   - Если у. него появится такая мысль, скажи, что я буду у Наместника.
   - Я передам, - помедлив,  кивнул  Чегай,  и  мы  разошлись  в  разные
стороны.
   - Ты обязан поклониться и поцеловать  порог  дома,  когда  входишь  к
властителю, смертный! - заорал лысый,  как  бильярдный  шар,  и  изрядно
брюхатый потный мужик, стоило мне открыть двери в сад  Наместника.  И  я
снова мгновенно пришел в бешенство от подобной  самоуверенной  наглости.
Сгреб у входа медную  хреновину  непонятного  назначения  килограмма  на
полтора и запустил в полет, метясь хозяину в лоб. Жирный  увернулся,  уж
совсем не к месту заорав еще громче:
   - На колени, проситель, когда видишь перед собой Наместника!
   - Ты-то мне и нужен, - я пошел к  нему  по  дорожке  между  барьерами
огорода. - Где мой ольхон?
   - В Небесном Городе только властители имеют право  носить  оружие,  -
негромко сообщил мужик, бледнея на глазах, вспомнил про  свой  клинок  и
положил руку на рукоять. - На колени, смертный!
   - А мы, значит, быдло бессловесное? -  я  неторопливо  приближался  к
нему. - Вы забыли один пустяк, ребята. У дракона  есть  оружие,  которое
невозможно украсть. - И я расплылся в улыбке. - Так где мой ольхон?
   - Ты не имеешь право ходить среди властителей с ольхоном!  -  истошно
завопил он и обнажил клинок.
   - Ты, кажется, верный исполнитель закона? - до него оставалось  всего
пара шагов.
   - Тогда я должен тебя обрадовать. Сейчас  ты  умрешь,  выполняя  свой
долг.
   - А-а!!! - он закинул  лезвие  далеко  за  голову,  словно  собирался
рубить дрова, и кинулся  в  самоубийственную  атаку.  Молодец,  хоть  не
струсил. Я со всего размаха врезал ему промеж ног, а когда  мужик  осел,
выпучив глаза, взял  его  руку  с  клинком,  поднес  ко  рту,  перекусил
холодный металл, а жесткую крошку выплюнул ему в лицо.
   - Где мой ольхон? Я не хочу тебя убивать, Наместник. Не напрашивайся.
   - Вы... Не можете... С оружием...  -  повторил  толстяк,  превозмогая
боль.
   Не всякий так сможет,  погибает,  но  не  сдается.  Ей  богу,  я  его
зауважал. А потому присел рядом и сообщил:
   - Мне ваш Град Поднебесный осточертел за полдня хуже горькой  редьки.
Я ухожу.

***

   - Заждалась, наверное?  -  спросил  я  Ирену,  послушно  стоявшую  за
воротами и протянул ее ольхон. - Я ухожу. Дорогой Наместник даже  взялся
проводить меня до Горной Струи и выделить ногну для спуска.
   - Как? - испуганно приоткрыла она рот.
   - Очень просто. Мне здесь  не  нравится.  Ты  пойдешь  со  мной,  или
предпочитаешь ошиваться среди этих самодовольных болванов?
   - Да как ты смеешь?! - немедленно откликнулся толстяк.
   - Когда мужчина считает себя оскорбленным, - заметил  я,  -  то  есть
хороший способ решить все проблемы. Называется - дуэль.
   Наместник  мгновенно  побледнел,  причем  лысина  его  покраснела   -
забавное зрелище - и отступил на шаг.
   - Я никогда не скрещу оружие со смертным! - гордо заявил он.
   - Естественно. Оскорблять безоружных сподручнее,  -  усмехнулся  я  и
повернулся к девушке. - Так ты пойдешь со мной?
   - Да.
   Ногны для спуска по Горной Струе хранились в огромной пещере  у  стен
города в хранилище размером с баскетбольный зал. Там сиротливо лежали  у
стеночки три бронзовые раковины... Похоже, скоро жильцы Небесного Города
лишатся возможности даже вниз по течению прокатиться.
   Ногна представляет из себя две  половинки  полого  цилиндра  размером
чуть больше, чем нужно  для  упаковки  одного  человека.  Впрочем,  если
сделать глубокий выдох, можно втиснуться и вдвоем. Стягивались половинки
изнутри двумя толстыми ремнями.  Уплотнителей  в  местах  соединений  не
имелось вовсе.
   - Вода же будет подтекать? - выразил я сомнение  в  надежности  этого
вида транспорта.
   - Много натечь не успеет, - утешил толстяк.
   Мы с Иреной взяли одну из ногн, вынесли на берег. От обрыва  до  воды
было метра три. В душе тоненькими коготками заскребся страх...
   - Прорвемся, - вслух утешил я самого себя и  повернулся  к  толстяку.
Сейчас, успокоившись, я чувствовал угрызения совести за то, что чуть  не
загрыз сгоряча в общем нормального мужика:
   - Ты извини меня, Наместник. Зла на тебя не держу. Просто не  выношу,
когда со мной общаются, как с рабом. Психанул  немного,  когда  с  тобой
разговаривал. Кажется, перегнул палку.
   - С огромным удовольствием столкну тебя вниз, Лунный Дракон, - мрачно
ответил толстяк.
   - Значит, так тому и быть. Давай, Ирена, забираться.
   Она легла в ногну, я устроился  сверху,  прикрылся  второй  половиной
цилиндра и в наступившем мраке  принялся  лихорадочно  стягивать  ремни.
Через несколько  секунд  наш  бронзовый  гроб  качнулся...  и  наступила
невесомость.

Глава 3
Хищники города Петра

   Как это  всегда  бывает  в  Петербурге,  перед  Новым  годом  столбик
термометра поднялся до ноля  и  расположился  там  уверенно  и  надолго.
Могучие белые сугробы поползли  слякотью,  под  колеса  хлынула  грязная
жижа. Даже минутная поездка по городу превращала машину в огромный  шмат
серой мерзости. И хотя отмывать микроавтобус каждый день было  столь  же
эффективным делом, как  и  закатывать  на  гору  сизифов  камень,  но  и
поставить в гараж замызганный "Раф" рука не поднималась.
   Поэтому, подъехав к воротам каретной, я закатал рукава, набрал  ведро
воды, взял в руки тряпку и принялся натирать бока своему тарантасу.
   - И не лень тебе  дурью  маяться?  -  задал  вполне  резонный  вопрос
невесть откуда взявшийся Гриша Капелевич.
   - Привет, - проигнорировал я риторический вопрос. - Что-то тебя давно
не видно было. Как дела?
   - Как обычно. Жалуются все.  Кому  протезы  десны  натирают,  у  кого
жевательная резинка к зубам липнет. Делать старым больше нечего. Рекламы
"Дирола" насмотрелись, теперь зубы берегут.  Вставные.  Одна  замухрышка
семидесяти лет три раза челюсть переделывать заставила.  На  третий  раз
притащила фотографию времен сорок пятого. "Такие - говорит, - хочу,  как
раньше были!", и пальцем в фотку тычет. Снимок размером с паспорт, а она
там третья в пятнадцатом ряду. Ну, я ей и сделал. Красно-бурые, с витыми
клыками. Бабка пасть закрыла, а они  торчат,  как  бивни  мамонта.  Граф
Дракула  сдох  бы  от  зависти.  А  она,   карга   старая,   главврачихе
нажаловалась. Галина Павловна говорит: "Премии я тебя лишить  теперь  не
могу, и так не платят, но ты все равно дурак..."
   - Гриша, - засмеялся я, - Теперь я понимаю, чего тебя гонят отовсюду.
С твоим характером только палачом работать можно. Там  клиенты  жалуются
крайне редко.
   - Ничего, Игорек. Скоро у меня новокаин кончится, тогда я прямо здесь
хорошим палачом стану. Ты смотрю, тоже на собрание не пошел?
   - Какое собрание?
   - Профсоюзное. Нашего директора председателем профкома выбираем.
   - Как директора? Он же ворюга!
   - Правильно. Вот и я не пошел. Не хочу за этого бандита голосовать.
   - Ты идиот, Гриша! - взорвался я  от  возмущения.  -  Если  никто  из
честных людей голосовать не станет, тогда нами всю жизнь  ворье  править
станет! А ну, пошли! Где это чертово сборище?
   Вломились мы на  собрание  весьма  вовремя:  наш  драгоценный  завхоз
Терентий Палыч уже собрался подводить итоги.
   - По одному голосовать будем, или сразу за всех?  Кто  за  то,  чтобы
Сергея Михайловича выбрать председателем профкома, а Наталию  Викторовну
его заместителем прошу...
   - Какое прошу!  -  заорал  я,  ломясь  к  столу,  украшенному  пустым
графином и двумя стаканами. - Люди, вы  что,  с  ума  сбрендили?!  Волка
ставите овец сторожить!
   - Ты чего хулиганишь! - вскочил со  своего  места  директор.  -  Тебе
никто слова не давал!
   -  А  я  и  не  спрашивал.   Здесь   профсоюзное   собрание,   а   не
производственная планерка, - отрезал я и повернулся к  залу.  -  Братцы!
Советские законы еще никто не отменял, и профком может очень много.  Вам
нравится месяцами лапу сосать? А ведь за нарушение трудового договора  и
невыплату зарплаты профком имеет право директора уволить.  И  вы  хотите
его выбрать? Думаете, он сам себя наказывать станет?!
   - Так ты что, себя в председатели хочешь? - крикнула от  стены  Нинка
из столовой второго этажа.
   - Ну почему сразу меня? - действительно, и чего это я должен за  всех
отдуваться? Можно предложить... Я обвел зал  глазами.  Кого?  Нянечек  и
медсестер, основные достоинства которых нежность,  доброта  и  терпение?
Галину Павловну, которая только  плачет,  когда  ее  обманывают?  Гришу,
способного утопить в стакане  любую  проблему?  Кто  здесь  может  стать
председателем и не  испугается  нашего  приблатненного  директора?  Кто?
Кто... В этом зале находился только один человек,  в  чьей  честности  и
способности постоять за себя я был уверен целиком и полностью:
   - А почему бы и нет? Давайте меня!
   - Народ, - громко объявил я, обращаясь  сразу  ко  всем.  -  Вы  меня
знаете уже давно.  Предлагаю  выбрать  председателем  профкома  меня!  И
тогда, клянусь главбухом, если зарплату задержат еще хоть  один  раз,  я
добьюсь увольнения нашего директора.
   - Чего это ты мною клянешься?! - визгнула Наталия Викторовна.
   - А потому, что если директора уволить не получится, то уж ревизию из
Комитета по Здравоохранению вытрясти всяко можно. Догадываетесь, чем это
для вас кончится?
   В первом ряду кто-то засмеялся.
   - Ты не можешь сам себя выдвигать! - заволновался завхоз.
   - Почему?.. - начал было возмущаться  я,  но  тут  выглянул  Гриша  и
внятно сообщил:
   - Если он сам не может, тогда я его выдвигаю.
   - Теперь все в порядке, Терентий Палыч, - не без злорадства улыбнулся
я, и продолжил:
   - В качестве заместителя предлагаю нашего главврача  Серегину  Галину
Павловну.
   - Нет, я не буду, - замахала она руками.
   - Будете. Проблемы медперсонала вам известны лучше, чем кому бы то ни
было, а решать вопросы с директором я стану сам. Опыт общения у нас  уже
есть. Правда, Сергей Михайлович?
   Директор промолчал, но лицо его быстро налилось кровью.
   - Так что, голосуем?
   - Нет, это не правильно! - вскочил завхоз.  -  Вы  нарушаете  правила
ведения собрания.
   - Палыч, перестань, - махнул на  него  Капелевич.  -  Ты  что,  решил
закрыть  своей  грудью  директорскую  задницу?  Давай  так:  мы   сейчас
проголосуем, а ты  потом  оформишь  все  по  правилам.  Заметано?  Тогда
голосуем. Кто за то, чтобы председателем профкома выбрать Игоря  Сомова?
.
   И увидев, как в зале вырос целый лес рук, я,  к  своему  собственному
удивлению, испытал чувство огромнейшего восторга. Победа!
   - Ты совершил очень большую ошибку, Игорь, - тихо прошипел за  спиной
Сергей Михайлович.
   - Помнится, один раз  я  уже  слышал  эти  слова...  -  саркастически
ухмыльнулся я.
   - ...но ничего  не  понял,  -  многозначительно  закончил  мою  фразу
директор.
   Что может означать подобное напутствие в устах Сергей Михайловича,  я
имел возможность убедиться на своей шкуре, а потому вечером,  по  дороге
домой, был весьма внимателен к окружающим.
   В тот вечер ничего не произошло, но на  протяжении  последующих  трех
дней рядом постоянно ощущалось постороннее присутствие. Увы, Штирлиц  из
меня никудышный, и засечь "хвоста" не  удалось,  но  зубы...  мои  милые
зубки  постоянно  чуяли  рядом  враждебное  дыхание.  За  мной   следили
постоянно: встречал ли я свою Ирину в метро, заходил с ней в мороженицу,
гулял по парку, сидел в кино  -  рядом  постоянно  находились  невидимые
внимательные глаза. Спасибо, хоть жучков дома не поставили...
   На работе эти три дня также оказались полны сюрпризов: принимая дела,
я  с  большим  удивлением  узнал,  что  "Фонд  социального  страхования"
продолжает благополучно существовать и даже  выделяет  деньги  работягам
для поправки здоровья. И даже у нас, в вечно нищем доме для престарелых,
двое  "хворых"  получили  путевки  -  главбух  лечила  заплывшие   жиром
внутренние органы на Мертвом  море,  а  завхоз  грел  свой  радикулит  в
Карловых Варах. Профсоюзная касса тоже исправно трудилась  для  людей  -
Сергей Михайлович получил оплаченную путевку на Канарские острова.
   Кстати, директор наш садиться в мой "Раф" теперь  брезговал,  и  стал
приезжать на своей личной машине.  Это  был  новенький  "Шевроле"  цвета
мокрого асфальта. Вот вам и руководитель занюханного интерната!
   Но у меня даже без Сергей Михайловича разъездов хватало, а  потому  с
бумагами удалось разобраться только на  третий  день.  К  этому  моменту
Терентий Палыч исхитрился сесть на больничный, Наталия Викторовна  взяла
отпуск за свой счет, а директор постоянно оказывался невероятно занят...
Удивительное единодушие!
   Кончилось дело тем, что  я  пригрозил  Сергей  Михайловичу  отправить
документы прямо Корюкину. Поймать директора удалось во дворе, когда он в
очередной раз собрался уматывать  на  своем  клиноподобном  американском
авто.
   - Завтра, завтра поговорим, Игорь.  Прямо  с  утра.  И  еще...  -  он
заглушил машину, вышел, открыл багажник и  кивнул  на  большой  фанерный
ящик. - Сегодня сдашь его в восемь  вечера  на  Московскую  товарную.  В
конце концов, это твоя работа,  а  не  моя.  Забирай.  Сейчас  накладную
прин