Как я их  раньше  не
заметил? Не присматривался.  Действительно  ведь,  удивительно  красивая
девушка.  Встретил  бы  такую  в  Питере  -  обязательно  попытался   бы
познакомиться. Девушка поймала мой взгляд, смутилась,  стала  поправлять
волосы и едва не уронила жаркое в костер, отчего еще больше смутилась. Я
рассмеялся и отвернулся.
   Охотники тем временем занимались астрономией: уже стемнело, и на небе
загорались первые звезды.
   - Вон, вон новая загорелась! - азартно тыкал Баряба пальцем в небо.
   - Нет, с краю быть не может. Он наверняка на Тропе.
   - Ну, ты загнул! Он, конечно, парень не промах, но на середину  тропы
его не пустят.
   - Да не на середине, - горячился Кюг, - по краю тропы.
   - И чтобы это значило? - негромко, как бы про себя, заметил я.
   - Ищут костер Хайте, ~  ответил  Чапа.  Я  и  не  заметил,  как  этот
стройный невысокий парень оказался рядом с Иреной.
   - Где?
   - На Тропе Небесных Охотников. Разве ты не знаешь?
   - Откуда. Я же с Луны свалился.
   - Точно... - махнул рукой Чапа. - Я и забыл.
   - Так что за тропа?
   - Когда охотник уходит из  этого  мира,  он  поднимается  на  небо  и
зажигает свой костер. Если он был могучим и отважным, то другие охотники
пропускают его на середину Тропы Охотников, если слабым и трусливым - то
место его с краю. А могут и вообще не пустить.
   - Откуда ж они знают, каков охотник?
   - Как откуда? - еще больше удивился молодой  человек.  -  Им  с  неба
видно. Они следят за каждым охотником, а потом решают, какого  места  он
достоин. Первый охотник зажег  костер  на  небе  еще  до  рождения  отца
твоего, Хроноса.
   Чапа начал тихонько  петь.  Но  то  ли  он  стеснялся,  то  ли  песня
предназначалась  исключительно  для  ушей  Ирены  -  слов  разобрать  не
удавалась. Сердце кольнула иззубренная ледяная игла ревности... Но стоит
ли мне ревновать? Можно ли вмешиваться в дела этого мира, из которого  я
могу исчезнуть так же внезапно, как и очутился здесь? Что станут  делать
тогда те, кто мне здесь поверил,  кто  соединил  со  мной  жизнь?  Лучше
никого не связывать... А Чапа пел о странных зверях, которые распахивали
крылья и парили в бескрайнем лазурном небе, пока ревнивый ветер не  унес
их далеко-далеко... И под этот заунывный мотив я скоро задремал.
   Утро подняло меня первого. Ежась от утренней прохлады, я  вскочил  на
ноги,  попрыгал,  усиленно  покрутил  руками,  выгоняя  теплую  кровь  к
замерзшим кистям. Посмотрел на остальных путников: охотники спали  своей
кучей, а мои друзья - своей. Правда, к "моим" притулился Чапа. Всем  им,
естественно, было тепло, и только я, оставшись в одиночестве, замерз как
цуцик.
   Небо уже светлело. Странно,  что  вчера  я  не  обратил  внимание  на
множество голубоватых ребристых гор, нагромоздившихся за  краем  обрыва.
Пейзаж  напоминал  детскую  комнату  великана,   в   которой   разбросан
конструктор из пирамид Хеопса.
   Шери тоже спали, сбившись недалеко  от  каменной  россыпи  в  большой
пушистый комок. Я, прижимая  палец  к  губам,  тихонько  коснулся  плеча
вожака охотников, указал на посапывающую стаю. Он понял все с полуслова.
Через пару минут, сумев не  издать  ни  единого  звука,  мы  снялись  со
стоянки и ушли вперед, оставив шери досматривать их кошачьи сны.
   Растительность под ногами стала заметно  более  жухлой  и  почти  вся
имела желтый осенний оттенок. Деревья росли редко, далеко друг от  друга
и имели столь же снулый вид. Наше движение сняло с ночлега  трех  кошек,
которые потрусили следом, но даже в мыслях не имели нападать.
   Основная стая появилась часа через три. Хищники неслись во весь опор,
оставляя за собой узкую черную полосу глубоко вспаханной земли. Этих  бы
красавчиков, да на совхозные поля - никаких тракторов не понадобится!
   Шери, запыхавшиеся от долгого бега,  атаковали  нас  сходу,  но  Малх
ловко превратил крупного, матерого предводителя стаи из гурмана в  блюдо
меню, и кошачьи оставили нас в покое еще почти на час,  но  потом  снова
повисли на хвосте.
   Терраса продолжала заметно поворачивать  в  южном  (судя  по  солнцу)
направлении и при этом стала быстро сужаться. Когда мы уходили от Горной
Струи, солнце пекло в затылок, сейчас уже било в глаза; там  террасу  от
края до края глазом не охватить было, а здесь ширина составляла от  силы
метров триста. У меня появилось ощущение, что скоро мы упремся в  тупик.
Деревьев не стало и в помине, но трава продолжала бороться за  выживание
среди этих пропеченных солнцем камней.
   Хорошее местечко для привала в этот раз я  углядел  на  краю  обрыва:
чем-то не понравился там растительности большой  треугольник,  усыпанный
щебнем пепельного цвета. Обнаружив, что их законная еда нагло собирается
укрыться в недоступном месте, шери пришли в неистовство  и  бросились  в
бой. Большинство кошек в последний момент передумало и отвернуло  назад,
но пять крупных зверей плотной кучей кинулись на  Кюга  с  Барябой.  Кюг
выстоял, убив одного и отогнав другого, а Баряба оказался  сбит  с  ног.
При-этом один шери забился на охотнике в предсмертных судорогах,  второй
принялся тут же рвать своего приятеля, а третий скакнул вперед и  впился
клыками в ногу  Чапе.  Парень  закричал  и  рухнул,  рассыпая  собранный
хворост. Подоспевший дед проткнул кошку копьем, они с Иреной  подхватили
Чапу на руки, и мы наконец-то выбрались на безопасное место.
   Кровь из парня хлестала, как из ведра. Вспоминая  все,  что  знал  из
медицины, я сорвал с него пояс, туго замотал  бедро  у  самого  паха,  а
потом еще, и  затянул  получившийся  жгут  древком  копья.  Кровотечение
прекратилось. Я отполосовал полу его рапсодии и склонился к.ноге: котяра
ухитрился  начисто  скусить  всю  икроножную  мышцу.  Оставалось  только
прикрыть рану тряпкой, забинтовать и надеяться на лучшее.
   - Через  час  жгут  придется  ослабить,  -  сказал  я  ему.  -  Будем
надеяться, рана уже закроется.
   - А она закроется? - подняла на меня  глаза  Ирена,  и  Чапа  тут  же
испуганно схватил ее за руку.
   - Не уходи. Когда ты рядом, мне легче. Я так рад, что познакомился  с
тобой. Ты самая прекрасная, кого я только видел в жизни.
   Ко мне его слова явно не относились, поэтому  я  встал  и  подошел  к
деду.
   - Как думаешь, долго нам еще тут в кошки-мышки играть?
   - Если я не забыл легенды о первых мужчинах, то дня два еще  идти,  -
вздохнул тот. - Потом  Сады  кончатся,  а  гора  станет  совсем  крутой.
Придется лезть наверх. Поверху обходить...
   И мы  оба  невольно  взглянули  на  Чапу.  Это  был  единственный  из
охотников, который вызывал хоть какую-то симпатию. Вот и  сейчас  -  ему
наверняка хотелось вопить от боли,  но  он  просто  говорил  и  говорил.
Держал Ирену за руку и говорил, то ли выплескивая накипевшее на  сердце,
то ли пересказывая слова древней песни:
   - ...твой голос ласкает сердце, как теплый летний ветерок, твои глаза
завораживают, как магия полнолуния,  твои  губы  порождают  желания,  от
которых закипает кровь, улыбка чарует, словно рассвет над горным озером,
волосы волнуют, словно видения  темной  ночи,  дыхание  душисто,  словно
цветение персикового сада. Жесты твои легки и грациозны,  руки  тонки  и
изящны, а пальцы точены, словно  изваяны  резцом  мастера  из  драконьей
кости, Прекрасны линии твоих плеч, соблазнителен  подъем  груди,  изящна
талия, манят к себе движения бедер, покатость живота.
   Ноги твои стройны и свежи, как первый луч солнца, а каждый шаг разит,
словно лезвие меча, оставляя вечный след  в  душе  любого  мужчины.  Как
прекрасен румянец на прохладных бархатных  щеках,  как  загадочен  взмах
ресниц, поворот головы, сколько гордой грации во  вскинутом  подбородке!
Ты воплощаешь все радости мира,  смысл  жизни,  цель  существования,  ты
создана на счастье и на гибель, ибо даже смерть не страшна, если  служит
платой за твои объятия. Каждый миг без тебя растягивается в вечность,  и
пища не имеет вкуса, и влага не утоляет жажды, воздух давит  грудь,  сон
не дает отдыха, а солнце тепла. Без тебя мир сер и скучен, и я  бросился
бы в пропасть, если б не  знал,  что  увижу  тебя  снова,  прекраснейшая
женщина Вселенной...
   Чапе повезло - утром он был жив. Повязка на ноге потемнела от  крови,
сам он сильно побледнел, став напоминать привидение, под глазами  висели
мешки от бессонной ночи, но он был жив.
   - Ну, ты как? - спросил Малх, присев  рядом  и  внимательно  осмотрев
повязку.
   - Нормально. - Чапа встал и, морщась от боли, сделал  пару  небольших
шагов, приволакивая ногу.
   - Понятно. -  Вожак  охотников  поднялся,  нашел  взглядом  Чегая.  -
возьмешь его сверток?
   -   Конечно...   -   Чегай   без   дальнейших   разговоров   принялся
навьючиваться.
   - Хорошо. Все собрались? Тогда пора. - Малх подошел к  Чапе,  закинул
его руку себе на плечо, приняв на себя почти весь  вес  раненого  парня,
дошел с ним до самого края травы и внезапно отступил  в  сторону.  Я  не
понял, откуда в его руках оказался  ольхон.  Лезвие  хищно  блеснуло  на
солнце, ахнула Ирена, судорожно сглотнул Ривьен.  Чапа  вскинул  руки  к
горлу, словно надеясь  остановить  хлещущий  поток  крови,  сделал  пару
неуверенных шагов и рухнул на траву. Шери,  радостно  рыча,  кинулись  к
нему.
   - Все, - выдохнул вожак охотников и  повернулся  к  нам.  -  Ну,  что
встали?! Уходим, уходим.
   Пока кошки рвали парня в  клочья,  мы  шли  спокойно.  То,  как  Малх
преспокойно перерезал Чапе горло, настолько поразило всех,  не  исключая
охотников, что никто даже звука не издал ни в осуждение, ни в поддержку.
Просто молча шли вперед. Земля уже почти не  пружинила  под  ногами.  Ее
тонкого слоя хватало только на то, чтобы дать жизнь тощим желтым листьям
травы. И открыть дорогу шери.
   Это уже была не терраса - так, карниз  шириной  метров  в  пятьдесят,
прикрытый линялым и изношенным травяным ковролином, из-под которого  там
и сям торчали серые камни. Уже можно было любоваться белыми известковыми
каменными клыками под обрывом. Провал внизу  был  совершенно  нежилой  -
оттуда поднимался только суровый сухой жар без малейшей  примеси  запаха
влаги или хотя бы гнилья. Что ни говори, а там, где есть  жизнь,  всегда
найдется чему протухнуть. Например,  нашим  обглоданным  костям  -  шери
приближались.
   Двигались они теперь не так бодро, как на рыхлых лугах вокруг  Горных
Садов, но все равно быстрее нас. И совсем перестали проявлять  уважение:
догнав нас первыми, три огненно-рыжие кошки немедленно кинулись в атаку,
благополучно увернулись от копий Барябы и Кюга, переметнулись на сторону
Малха и деда, отступили, потом  обогнали,  развернулись  и  кинулись  на
меня.
   Я ударил по рукояти ольхона и остановился,  ожидая  нападения.  Кошки
тоже встали, пригнув головы почти к земле и угрожающе  рыча.  Я  шагнул.
Они прыгнули вперед, но не так  близко,  чтобы  их  можно  было  достать
лезвием. Сидели поперек дороги и угрожающе рычали. Пришлось  идти  прямо
на них. Они медленно  попятились,  временами  резко  дергаясь  вперед  и
щелкая челюстями  в  считанных  сантиметрах  от  лезвия.  Эти  твари  не
нападали и не отступали - они просто мешали идти. И их  становилось  все
больше. Щелканье челюстей и рычание доносилось со всех  сторон.  Мы  без
малейшего успеха отмахивались ольхонами и копьями, и практически  стояли
на  месте  -  за  полдня,  вымотавшись  как  шахтеры-стахановцы,  смогли
продвинуться от силы метров на триста.
   Когда  дорогу  пересекла  полоса  крупных  валунов,  почти  полностью
перекрывавшая террасу мы без разговоров выбрались на них и  рухнули  без
сил. Забыв об экономии, припали к кувшинам. В итоге мне, Ривьену и Малху
не досталось ни глотка.
   Вожак охотников потряс в руке пустой кувшин и со злостью кинул его  в
шери. Кошки с восторгом принялись гонять игрушку по траве,  пока  та  не
улетела в пропасть.
   - Воды нет, жратвы нет, - сплюнул он. - Идти еще дня три. Что  делать
будем, Лунный Дракон?
   Отвечать  я  не  стал.  Слишком  ярко  стоял  перед  глазами  Чапа  с
перерезанным горлом. Не было у меня ни малейшего желания разговаривать с
этим хладнокровным убийцей.
   - Я знаю, о чем ты думаешь, - ни сколько не смутясь продолжал Малх. -
Чапу вспоминаешь. А  что  мне  делать  оставалось?  Идти  он  не  может.
Оставаться вместе с ним? Через неделю все передохнем. Брать с  собой?  А
кто потащит? Мы и так еле прорвались. Я поступил  единственно  возможным
способом. И, кстати, надолго  избавил  нас  от  преследования.  Это  был
единственный выход, и я не мог поступить иначе... Ваши же шкуры  спасал,
между прочим. Ну, скажи, я прав?
   - Не знаю...
   - Говоришь "не знаю", а думаешь, что я подлец. Наверное,  я  поступил
подло. Но правильно. А если ты такой умный, то  скажи,  как  нам  отсюда
выбираться. Шери так просто не отпустят...
   Кошки   валялись   на   жухлой   траве,   бросая   в   нашу   сторону
заинтересованные  взгляды.  Несколько   шери   почему-то   поднялись   и
неторопливо трусили в сторону Горных  садов.  Наверное,  за  кетчупом  к
завтраку.
   Должен быть выход. Мы ведь не  первые  идем.  Выход  должен  быть.  Я
осмотрелся по сторонам: карниз быстро сужался, но по  нему  еще  идти  и
идти... И весь порос травой. Между валунами и горной  стеной  оставалась
травяная полоска шириной  метра  два  -  шери  пройдут.  Отвесная  стена
высотой метров десять, а выше, словно пеньки деревьев, торчат изломанные
скалы. Склон по мере нашего движения становился ниже и  ниже,  и  где-то
там, дальше по карнизу, наверное опускался до уровня террасы... В голове
мелькнула мысль,  от  которой,  увы,  удалось  поймать  только  хвостик:
"Дальше пойдем верхом..."

***

   На этот раз я  не  стал  вскакивать  по  сигналу  таймера,  а  сперва
приподнялся на локте и выглянул в окно.  Там  огромными  хлопьями  падал
снег.  Медлительное,   солидное   движение   снежинок   завораживало   и
убаюкивало, но спать дольше было нельзя - внизу черными тенями торопливо
метались люди. Час пик. Значит, сегодня рабочий день. Неохота.  Но  зато
здесь, надеюсь, никакие шери меня не сожрут.
   Я откинул одеяло, быстро принял душ,  оделся  и  выскочил  на  улицу.
Слегка подмораживало. Снег укрывал все вокруг одеялом  невероятно-белого
для города цвета - его насыпалось почти по колено. Похоже, зима все-таки
настала. Я зачерпнул  снег  ладонью,  сжал.  Хрупко  скрипнув,  пушистые
снежинки обратились во влажный снежок. Влажный...  Это  же  вода!  Нужно
подняться выше в гору - там лежит снег!.. Тут я спохватился - покамест я
еще в Питере - и побежал на работу.

***

   Зима серьезно взялась за дело - перед воротами гаража уже  свисала  с
крыши длинная сосулька, а  сквозь  щель  под  воротами  намело  изрядное
количество снега. В первую очередь  я,  естественно,  переоделся,  потом
принялся забивать щель старыми спецовками, ковриками и ветошью, а потому
не сразу обратил внимание на цоканье каблучков.
   - Привет, Игорек, -  прямо  надо  мной  стояла  роскошнейшая,  как  с
рекламного буклета, девица. Черное  "каре",  изумрудные  глаза,  фигурка
"смерть мужчинам" и бархатистый с придыханием голос. - Ты чего делаешь?
   - Щели затыкаю... - и тут до меня дошло, - Вика?!
   - А что тебя  так  удивило?  -  она  крутанулась  вокруг  своей  оси,
взметнув юбку,  прошлась  по  гаражу,  размахивая  дамской  сумочкой,  и
бухнулась на диван. Я,  как  загипнотизированный,  поднялся  на  ноги  и
побрел за ней. - Знаешь, Игорек, а я замуж выхожу.
   - Замуж? - глупо переспросил я.
   - Ага. Ты тогда ушел, после получки, а я подумала - дай действительно
линзы сделаю. Одна, правда не  решилась,  подругу  взяла.  Ну,  сразу  и
купили. Зеленые. Да подруга еще и парикмахерскую затащила. Потом зашли к
ней домой, обмыть покупку. Ее брат меня как увидел, так сразу и говорит:
"Выходи за меня замуж. Я через две недели в Женеву еду. Они увидят такую
жену - умрут от  зависти".  А  у  меня,  Игорек,  воспитание  советское:
"империалистам - смерть". Я и согласилась. Правильно?
   - Все умрут, - согласился я, - умрут на месте.
   - Да не про то речь. Выходить за него замуж?
   "Не-ет! - едва не закричал я, - лучше за меня!", но вовремя  прикусил
язык. Потому, что она бы меня  послушалась.  И  ютилась  бы  со  мной  и
мамочкой в двухкомнатной квартире, работала в доме  престарелых,  а  наш
бухгалтер ее бы обкрадывала. И жалела бы она  всю  жизнь,  что  упустила
своего "принца".  Могу  ли  я  ломать  человеку  жизнь  из-за  минутного
наваждения? Уж лучше остаться в ее памяти дураком... И я сказал:
   - Конечно, выходи.
   - Вот и я так думаю, - пожала плечами  девушка,  поднялась,  закинула
сумочку за спину и направилась на выход.
   - Вика! - крикнул я, не удержав порыва.
   - Что?! - с готовностью повернулась она уже от самых дверей.
   - Ты самая красивая девушка, которую я только встречал в своей жизни.
   Она улыбнулась, вернулась ко мне, секунду поколебалась, а потом нежно
поцеловала. Мысли спутались, как после бокала шампанского.  Вика  хотела
что-то сказать, но потом махнула рукой и убежала. Громко хлопнула дверь.
"Минуту я таращился ей вслед, и страшно  захотелось,  чтобы  она  стояла
там, за порогом, и ждала... Я кинулся вперед, распахнул дверь...
   Но там стоял директор.
   Мы столкнулись нос к носу, едва не разбив  лбы.  Наверное,  он  узнал
меня не  сразу,  а  только  отступив  на  шаг.  И  глаза  его  принялись
раскрываться, округляться и вылезать из орбит, пока не стали походить на
фары от "запорожца".
   И тут я внезапно понял, откуда взялись "мальчики" в моей парадной,  и
кого они там ждали, и почему... а потому я предельно нежно  улыбнулся  и
сказал:
   - Здравствуйте, Сергей Михайлович.
   - Угу, - выдавил он.
   - Вы знаете,  Сергей  Михайлович,  оказывается,  в  нашем  мире  тоже
водятся свои "шери". Их нужно истреблять, не так ли?
   Директор наверняка ничего не понял из моей фразы, но послушно кивнул.
И тогда я закрыл дверь у него перед носом.
   Утро украсило гору изморозью. Траву, скалы, камни  покрыла  искристая
пыль.  Шери  дышали  паром,  как  огнедышащие  драконы  и,   нетерпеливо
переступая лапами, наблюдали как мы собираем пожитки.
   - На голодное брюхо особо не погуляешь, - заметил Ривьен.
   - Не ори на меня! - немедленно откликнулся Баряба.
   Чегай с Иреной угрюмо бурчали.  Похоже,  нормально  себя  чувствовали
только я и Малх.
   - Что делать будем, Лунный Дракон? - спросил вожак охотников. - Нужно
идти быстро, а то без воды и жратвы ноги протянем. Но только шери и шагу
ступить не дадут.
   - А ты что предлагаешь?
   - Надо перекрыть полоску травы между камнями и скалой.
   - Засыпать камнями?
   - Нет. Тут работы дня на три, если не больше. Нужно кому-то  остаться
и не пускать шери на эту полоску. Тогда остальные смогут спокойно уйти.
   Над людьми повисла звенящая тишина.
   - И кого ты хочешь оставить?
   - Деда Закидона. Он уже старый, ему все равно.
   - А твой старикашка молодой?
   - Сыч? Он не продержится. Слабак, сразу сомнут. А ваш дед крепкий.  И
не тяни время. Выбор простой: или все погибнут, или только один.
   Я услышал как дед Закидон вздохнул.
   - Нет! Не-ет!!! Дедушка, - Ирена закричала,  заметалась.  -  Нет,  не
надо!
   - Все или один, - повторил Малх.
   - Нет! Я без него не пойду! - закричала девушка.
   - Хорошо. Вдвоем дольше продержитесь, - ни на секунду не  заколебался
Малх. - Все готовы?
   Вожак охотников обнажил ольхон и ступил на  траву,  к  нему  кинулись
шери... А я смотрел, как Ирена висела на шее деда и обливалась  слезами.
Бледный, как бумага, Закидон пытался уговорить  внучку  идти  вместе  со
всеми.
   Малх мастерски распорол брюхо одной кошке и откинул ее в сторону. Над
телом закипела свара.  Несколько  шери,  которые  успели  перебежать  на
карниз за каменной россыпью, немедленно вернулись  и  кинулись  в  общую
драку.
   - Уходим!
   - Не-ет! - Ирена  продолжала  плакать  около  деда.  Неужели  она  не
понимает, что другого выхода