ерь на лестнице.
     - Что это? - вздрогнула Синичка.
     - Сосед на работу пошел, ему далеко ехать.
     - Саш, - она повернулась к окну, - так уже утро!
     - Какое утро, темень на дворе!
     - Ой, мне бежать нужно. - Она метнулась к дверям, вернулась, пронзительно взглянула ему в глаза, словно хотела заглянуть куда-то глубоко внутрь, быстро поцеловала, опять бросилась к двери.
     - Стой, шуба!
     - А? - Она недоуменно посмотрела на него, на кресло, подхватила шубу, но Саша успел поймать девушку в объятия.
     - Куда ты торопишься? Ну подожди немного!
     - Я не могу, Сашенька! - Она чмокнула его в губы и решительно освободилась из рук.
     - Постой, хоть телефон оставь! Где мне тебя искать?! Как увидеть?!
     - В следующее полнолуние, на том же месте.
     - Целый месяц?! А раньше?
     Она молча сражалась с дверным замком.
     - Постой, я провожу.
     - Не надо, Саша, нельзя.
     Замок наконец поддался, она выскочила из квартиры и тут же вернулась.
     - Сашенька, милый, не сердись. Я тоже не хочу расставаться, но надо бежать.
     Синичка бросила в сторону окна загнанный взгляд, но все равно шагнула в квартиру и крепко обняла молодого человека:
     - Не сердись!.. Постой, ты ведь людей возишь? А ты можешь отвезти нас на остров с двумя факелами? Он здесь, в устье реки. Тогда я смогу в следующий раз снова отпроситься!
     - С факелами? Васильевский, что ли?
     Вместо ответа она чмокнула его в последний раз и выскочила за дверь.

***

     Проснулся Олег за несколько минут до звонка будильника в полуодуревшем состоянии. Нет, он не наелся мухоморов и не облопался жареной свининой: будучи в своем сне Господом Богом, Олег, как оказалось, не просто не нуждался в пище, а был физически не способен есть. Но уж насмотрелся на разгул страстей досыта, до того, что от зрелища празднества и сам охмелел. Он пел со всеми песни и танцевал под крупными белыми звездами с разгоряченными девками, ощущал нескромные взгляды женщин... Но в конце концов все дорадовались до того, что не вязали лыка и к утру просто рухнули, кто где был, словно вампиры, попавшие под удар священных солнечных лучей. Даже Дьявол забрался в мягкий высокий стог и завернулся там в свой толстый плащ.
     А Создатель - проснулся.
     Он встал, нажал кнопку будильника, сладко потянулся. Голова гудела, как с похмелья. Похоже, мухоморы вредно не только есть - на них и смотреть опасно. Потом Олег отправился на кухню, заглянул в холодильник и отрезал толстый шмат колбасы: после бурного ночного застолья хотелось прожевать что-то реальное. Потом поставил на огонь кастрюлю с молоком для каши и чайник. Отошел к окну.
     За покрытым изморозью стеклом кружились снежинки. Вяло и неторопливо. Так ведь двор-колодец. А на улице наверняка ветрюга хлещет. И снег, несмотря на холод, мокрый и липкий. А еще - грязно-бурый, вылетающий из-под колес машин и насмерть прилипающий к брюкам. Нет, мир, который создал Он, намного лучше.
     Хотя рамы и были оклеены на совесть, от окна все равно тянуло холодом. Зима. В квартире такой холод, что Танюшка уже почти месяц с головой под одеялом спит. Как только не задыхается? Вот бы забрать ее с сынишкой в свой сон хоть на пару часов! Отогреться, позагорать, подышать свежим воздухом. Искупаться в теплом прудике, наконец! Но - никак. А жалко. Так хочется подарить своим капельку лета...
     Олег залил кипятком растворимый кофе, убавил огонь под молоком и понес чашку в комнату. А когда жена замурлыкала от бодрящего аромата, предложил:
     - Давай в Ботанический сад сходим? В тропическую оранжерею?
     - Пошли, - немедленно согласилась Таня. - Только когда? Ты работаешь каждый день чуть не до полуночи!
     - Ну как на выставку наши ювелиры свалят, так и отправимся. Прогуляю пару деньков - никто не заметит.
     - Ура-а! Папка дома будет! - Танюша выпростала из-под одеяла руки, призывая мужа в объятия. - И когда выставка?
     - Через пять дней. - Олег прижал правую руку к груди, а левую клятвенно вскинул над собой. - Пять дней, а на шестой - гуляем!

МАРТ

     Деревню они покинули только на второй день. Точнее - ночь. После бурного празднества селяне зашевелились только к вечеру. Вставали. Покачиваясь, подбирались к столу, жадно отпивались соком, уже начинавшим бродить после двухдневного пребывания на солнцепеке. Сил пожевать жареной свинины хватило только у пяти-шести человек. Остальные просто расползлись по избам, где, по всей видимости, попадали в постель. Про гостей никто и не вспоминал. Восседая во главе "банкета" в гордом одиночестве, Создатель обозревал место торжества, больше похожее на поле битвы, и откровенно скучал. Наконец из стога выполз слегка опухший Дьявол. Встретившись с Олегом взглядом, слуга мгновенно угадал желание повелителя, и через двадцать минут оба они уже покачивались в седле.
     Ночь в здешнем мире отличалась покоем: ни единого звука, ни малейшего шороха. Глухой топот копыт по мягкой дорожной пыли разносился словно грозный голос тамтама, а дыхание коней напоминало оглушительный рев драконов. Вверх-вниз стремились десятки крупных звезд, размером заметно уступающих земной Луне, но по яркости весьма ее превосходивших, и поля вокруг были освещены куда лучше питерских полуночных улиц. Воздух казался прохладным, но не морозным. Просто тело отдыхало от избытка солнечного тепла.
     "Ай да я, ай да молодец, - подумал Олег, - классный все-таки мир придумал. Курорт. Самому себе завидно. Целый мир, да такой прекрасный! И я - его Создатель!"
     В ночной тиши они благополучно миновали две спящие деревни, но вскоре над горизонтом взметнулось ослепительное светило, потом еще одно, еще, и настал день. А вместе с ним и безмерный восторг жителей третьей деревни.
     На этот раз буйный праздник не вызвал у Олега энтузиазма. Понаблюдав, как объевшиеся мухоморов селяне быстро теряют разум, он пересел за стол к слуге:
     - Слушай, Дьявол, мы что, так и будем проводить дни в попойках, а к морю красться по ночам, словно тати какие? Неужели нельзя проехать спокойно, без всех этих... торжеств?
     - Все в твоей власти, Создатель, но только тогда ты не получишь в этом мире достойной встречи.
     - Спасибо, дорогой, но "достойной встречи" я уже накушался - во! - Олег красноречиво провел ладонью по горлу.
     - Мы двигаемся по главной торговой дороге, Создатель. Через самое сердце пахарских селений. Можно повернуть и объехать деревни по кружному пути, по границе с голодными землями. Жизнь там более опасна, а люди угрюмы, настороженны и не умеют радоваться праздникам. Путь удлинится на пару дней, но никакие застолья нас не ждут. Клянусь!
     - Ты убедил меня, рогатый. Тем паче что если обойтись без праздников, то кружный путь будет короче прямого.
     - Твоя воля - закон для этого мира, Создатель.
     - Вот и хорошо. А теперь, пожалуй, я последую твоему вчерашнему примеру и заберусь в какой-нибудь стожок отдохнуть. Этого уже никто явно не заметит. Разбуди меня, когда рассветет.
     Олег встал из-за стола, огляделся кругом. На него и вправду больше не обращали внимания. Селяне играли в жмурки: несколько парней с завязанными глазами и растопыренными пальцами бегали по огороженной улице. Время от времени им в лапы попадались девицы, которые визжали - то ли от страха, то ли от удовольствия, - но легко вырывались, и охота продолжалась снова.
     Олег прошел вдоль плетня, открыл ближайшую калитку, миновал несколько яблонь с низкими густыми кронами. Показался дом. Точнее, мазанка. Почти вся побелка с нее уже сползла, а местами и глина обвалилась, обнажив решетчатый каркас. Солома крыши торчала неопрятными клочьями. В такой дом и входить-то не хотелось. Создатель сунулся в низкий покосившийся сарайчик рядом и тут же шарахнулся назад от дружелюбного, но неожиданного хрюканья.
     Но должен же здешний хозяин держать где-то сено для домашней скотины! За свинарником обнаружились длинные и опрятные - не в пример дому - грядки. За ними еще сарайчик. Курятник, наверное. Шум гульбы сюда не доносился. Тихо, покойно. Пахнуло осенью: свежескошенная трава оказалась за домом. Ее разложили толстым, рыхлым слоем на просушку. Олег тут же сгреб себе на постель огромную кипу и бухнулся в нее лицом вниз.
     - Создатель, - послышался шорох рядом, - Создатель, я готова для тебя на все...
     Олег поднял голову: высокая белокурая женщина, призывно улыбаясь и поворачиваясь то одним, то другим боком, расстегнула ворот платья, жеманно спустила его с плеча, обнажилась до пояса, простонала: "О-о, Создатель!" - медленно покачивая бедрами, полностью выбралась из одежды, с многозначительной неторопливостью опустилась на землю, развела в стороны колени и... громко захрапела.
     - У-у, не могу больше! - взвыл Олег. - В обход, только в обход!
     Он сгреб в охапку как можно больше травы, ушел под яблони и лег там. С улицы доносилось девичье пение. Можно было подумать, что там продолжается праздник.

***

     По мамочкиному отрывному календарю Трофимов узнал, что полнолуние ожидается четвертого марта. Вооружившись безвкусной, хотя и импортной шоколадкой, он за неделю стал канючить у Вали, диспетчера парка, наряд на сорок девятый маршрут. В четверг, пожав плечами, Валюта отправила его на Двинскую улицу.
     Довольный, как слон после купания, Саша выменял в кладовке картонки с шестьдесят третьим и сто шестнадцатым маршрутом на два комплекта досок - на сорок девятый и пятидесятый - и отправился работать с присущей автобусникам аккуратностью.
     Однако в половине первого ночи, причесавшись и переодевшись, вместо последнего рейса к Финляндскому вокзалу Трофимов рванул на площадь Победы.
     Безусловно, такая выходка могла выйти боком, а то и увольнением, но Трофимову очень хотелось выпендриться перед Синичкой.
     По Московскому шоссе он проскочил до мясокомбината, развернулся и медленно поехал вдоль правого поребрика. Хотя март и считается первым весенним месяцем, по погоде этого не скажешь: вдоль дороги лежали черные от грязи, закопченные, окостеневшие за зиму громадные сугробы, пронзительный ветер забирался холодными щупальцами даже в хорошо прогретую за день кабину, размолоченные днем лужи к вечеру смерзлись бурыми зубчиками и громко трескались под колесами.
     Синичкину компанию Трофимов увидел, когда она пересекала шоссе перед пустынной осмотровой площадкой ГАИ. Посигналил. Синичка тут же запрыгала, размахивая руками. Остальные просто повернулись к автобусу, а когда машина остановилась, чопорно, словно заслуженные пенсионеры, вошли в переднюю дверь. Дед, пригладив неправдоподобно черные волосы, уселся сразу перед дверью, поставив посох между ног, а парень с девчонкой устроились в середине салона. Синичка опасливо покосилась на старика и юркнула в кабину.
     - Поехали? - спросил Саша, усадив девушку на воздушный фильтр, по размерам вполне заменяющий табуретку. Синичка кивнула. - На Васильевский остров?
     - Да, он так называется. Мы доедем?
     - А как же! - Трофимов выжал сцепление и включил передачу.
     - Постой, - она оглянулась в салон, встала, обняла Сашу и крепко поцеловала, - теперь можно.
     В салонное зеркало Саша увидел, как парень погрозил Синичке пальцем, а потом обнял свою девушку.
     - Он что, ревнует? - спросил я.
     - Яр, что ли? Да ему, кроме Млады, никто не нужен!
     - Яр - это имя?
     - Нет, но Ярополком его звать не надо. Если имя вслух произнести, то сглаз разбудить можно.
     - А Младу как называть, если не по имени?
     - Млада - это не имя, просто мы ее так кличем. И дедушку звать не Велемиром, и меня не Синичкой. Кстати, а ты Саша или нет?
     - Саша. - Трофимов притормозил, пропуская несущийся с Новоизмайловского проспекта на красный свет "мерседес", свернул на Краснопутиловскую улицу и успел обдумать за это время одну мысль. - Хотя, может, и нет. По паспорту я Александр. А ты что, серьезно в сглаз веришь?
     - Нет, не верю, - звонко засмеялась она. - А ты хочешь знать мое имя?
     - Да ладно, - отмахнулся Трофимов, - тайна так тайна. Главное, сама не исчезни.
     - Сашок, - улыбнувшись, тихо позвала она, - я тебя очень люблю...
     - Я тебя тоже люблю, - не очень естественно ответил Трофимов. За рулем трудно разговаривать на подобные темы.
     Проехав по проспекту Говорова до Балтийского вокзала, автобус вышел на сорок девятый маршрут, и теперь, до 9-й линии Васильевского острова, бояться было нечего, даже если какой-нибудь стукач заметит идущую не по графику машину.
     - Какое место на Васильевском? - повернулся Саша к Синичке.
     - Рядом с морем... с заливом.
     - Отлично, сделаем.
     Доехав до Малого проспекта, он остановился, поменял маршрутный номер с сорок девятого на пятидесятый, мысленно перекрестился и повернул налево. Синичка, которая всю дорогу не отрывала от Трофимова глаз, заволновалась, а когда "пешка" поравнялась со Смоленским кладбищем, встала.
     - Вон туда! - Она показала дальше вдоль по проспекту. - И направо.
     Трофимов повернул за кладбищем, проехал почти до самого отделения милиции, двухэтажный домик которого гордо торчал посреди пустыря, и остановился:
     - Здесь?
     - Да. - Она открыла дверь кабины. - Ты пойдешь с нами?
     - Нет, не могу. Заправиться надо, да и бросать машину не стоит, еще заинтересуется кто. Я скоро вернусь. Если вас не будет, то остановлюсь чуть дальше, около улицы Нахимова. - Саша показал на ближайший перекресток.
     - Ну ты буйвол! - вломился в кабину Ярополк и довольно больно, хоть и по-дружески, треснул Трофимова кулаком по плечу. - Такую громаду сдвинуть! Как перышко! А по виду не скажешь. Как только смог?
     - Что "смог"?!
     - Она неслась, как волк за зайцем! А ты одной рукой - туда, сюда! И послушна как овечка! Дед, аки коня за узду вел!
     - Пойдем, - спокойно скомандовал старик, первым покинул салон и пошел в сторону отделения.
     Синичка быстро чмокнула Сашу в губы и устремилась следом за ним. Немного проводив всех их взглядом, Трофимов включил вторую передачу, тихонько тронулся с места, за несколько секунд догнал их, пару метров проехал рядом, потом увеличил скорость и рванул к кольцу "пятидесятого", на заправку.
     На Наличной улице из телефона-автомата он позвонил в парк, соврал, что стоит у моста Лейтенанта Шмидта с пробитой подушкой, и попросил возврат по технеисправности. Сонный женский голос сказал: "Еж-жай", и Трофимов спокойно отправился дальше. Теперь его опоздание с линии никого беспокоить не должно - поломка зафиксирована официально.
     В очереди на заправке маялось всего трое - два КамАЗа и "вольво"-дальнобойщик. Правда, последний ухитрился залить в неведомые емкости аж полторы тонны топлива, и в итоге полчаса Саша все-таки потерял.
     Когда "пешка" остановилась на углу Беринга и Нахимова, там еще никого не было. Трофимов успел подмести салон, навести порядок в "бардачке" и отчистить щетки от намерзшего снега, заполнить путевой лист. Новые знакомые появились, когда он уже начал беспокоиться. Шли они на этот раз устало, с трудом переставляя ноги по жесткому насту. Яр поддерживал Младу, обняв ее за талию, Велемир и Синичка держались за руки.
     - Где вы так умаялись?
     Саше никто не ответил. Дед и молодая парочка расселись по местам, Синичка забралась в кабину. Трофимов пожал плечами, сел за руль, покосился на девушку. Синичка угрюмо смотрела в пол.
     - Да что случилось-то?
     - Понимаешь, - она не отрывала взгляд от пола, - там могилы. - Девушка показала в сторону реки Смоленки.
     - Знаю. - Он тронул машину с места, осторожно объехал открытый люк и стал набирать скорость. - Там кладбище.
     - Ты не понял, - Синичка подняла голову, губы ее дрожали, - они не на кладбище, они под домами. Это плохо. Это тяжело...
     - Не может быть...
     Синичка не ответила, она закрыла лицо ладонями и заплакала.
     Саше очень хотелось прижать ее к себе, приласкать, поцеловать, просто погладить по голове, как маленького ребенка, успокоить. Синичкины слезы жгли душу, но бросить руль он не мог и пытался успокоить словами, убедить, что она ошиблась, что могил под домами быть не может, а если и были, то перед строительством их наверняка перенесли. И плакать совсем не нужно. Плакать бесполезно. И что он ее очень любит.
     Постепенно Синичка успокоилась. Она не улыбалась, не разговаривала, но хотя бы не лила слезы. Саша тоже замолчал, не желая лезть ей в душу. Так, не проронив ни слова, они и доехали до стадиона мясокомбината.
     - Спасибо, Саша, - наконец заговорила девушка.
     - Уходишь? - Он остановил "пешку". - Уже?
     - Ты меня любишь, - опять не столько вопросительно, сколько утвердительно произнесла она.
     - Да, - сказал он.
     - И я, - наконец-то улыбнулась Синичка. Саша взял ее за руку, потянул к себе. От поцелуя она уклонилась, но напомнила:
     - В полнолуние. Здесь. - И выбежала на улицу.
     Яр и Млада уже исчезли. Последним выходил старик. Опираясь на посох, он медленно спустился по ступенькам, одобрительно похлопал по двери автобуса:
     - Вы делаете хорошие вещи. - Посох с хрустом вошел в наст, Велемир оперся на него и жестко закончил. - Но дома на костях строите зря. Они прочнее, но в них не бывает счастья.
     Он спустился на дорогу и пошел к деревьям.
     Минут пять Олег бессмысленно таращился в подушку, не в силах понять, где он и что с ним. Ведь он же только что, ну только-только лег спать, только заснул... И вдруг - на тебе! Проснулся. Да еще в белой чистой постельке под толстым одеялом, а не среди душистой травы...
     Но тут заорал будильник, и все сразу встало на свои места. С ярким солнечным миром предстояло распрощаться до вечера. Создателя ждал серый, сырой питерский день, муфельная печь и груда восковок.

АПРЕЛЬ

     На этот раз Олег вернулся домой в полдвенадцатого ночи. Сашка должен был уже спать, и замок пришлось открывать осторожненько, "шепотом". Таня сидела на кухне у раковины и вязала. Альфонс пристроился рядом, на кране с холодной водой. Попугай втянул голову глубоко в плечи - если таковые у птиц имеются - и тихонько, по-стариковски, посапывал. Возможно, спал, а может, прикидывался.
     - Что-нибудь случилось? - тревожно спросила Танюшка. - Почему так поздно?
     - Да так, еврейка одна задержала, - потоптавшись возле крана, Олег махнул на попугая рукой и отправился мыть руки в ванную.
     - Кто-кто тебе помешал?! - отбросив вязание, Таня устремилась за ним.
     - Еврейка одна. - Олег открыл воду, намылил руки. - Да ты не беспокойся, она толстая и некрасивая.
     - И поэтому ты приходишь домой за полночь?!
     - Мне что, уже и женским телом заняться нельзя? - с деланным удивлением поднял брови супруг и, не выдержав, расхохотался:
     - Да статуэтка это! Так и называется: "Лежащая еврейка". Степаныч слепил. Похоже, специально для надежного вложения капитала.
     - Почему?
     - Да у нее в одном животе две плавки! - Олег сполоснул руки и старательно вытер. - Ты можешь представить себе такое произведение искусства: лежит на боку полуприкрытая девушка, а рядом с ней - живот в полтора раза больше по размеру.
     - Бр-р! - поежилась Таня, мысленно оценив достоинства красавицы. - И чего в ней хорошего?
     - Как чего? - поразился Олег. - Полтора килограмма чистейшего серебра. Всегда можно отпилить кусочек и отнести в ломбард. Главное - художественные достоинства статуэтки от этого не пострадают. Что мы будем сегодня кушать?
     - Жрать хочу! - мгновенно проснулся попугай. - Голодом зам-морили!
     - Заткнись, курица белая, - устало огрызнулся хозяин дома, усаживаясь на стул. - Сейчас моя очередь.
     Олег откинул голову на стену, прикрыл глаза, и в тот же миг перед ним вспыхнул свет. От толчка неудачно повернулась голова, и в ухо больно вонзилась соломина.
     - Ты просил разбудить тебя, Создатель...
     - А-а... - вскинулся Олег.
     - Жрать хочу! - откликнулся Альфонс.
     - Ты чего, Олежка? - жена суетилась у стола. - Не спи! Я сейчас, только салат заправлю.
     - Не могу... Уже глюки появляются... Пойду-ка я спать.
     - Ну потерпи минутку.
     - Через минуту в постель мен