троя. Вот упал вперед, на свой щит, другой. По спине пополз холодок. Наверное, точно так же чувствует себя человек, которого привели на расстрел. В полном бессилии, до конца сознавая свою участь, он вынужден стоять у стены и ждать, пока комендантский взвод приготовит оружие... Получше прицелится... Нажмет на курок... И надежда остается только на одно: еще минута. Еще один глоток воздуха. Еще один лучик света.
     - Котян!!! Ты слышишь меня, хан Котян?! - прорезал сумрак женский голос.
     От неожиданности половцы опустили луки, переглянулись.
     - Эй, хан, ты слышишь меня?!
     - Кто это тут явился? - Снег захрустел, и, обогнув всадников, вперед вышел хан. - Ужели я ослышался?
     - Убери своих лучников, хан! Мы сдадимся.
     - Ну так сдавайтесь. - Половец с интересом оглядел стену из щитов. - Бросайте оружие и выходите на реку.
     - Мы сдадимся утром.
     - Нет, сейчас! - упрямо мотнул головой половец. - Я хочу спать спокойно, не опасаясь врагов рядом со своим лагерем. Сдавайтесь, или до сумерек лучники перебьют всех до последнего!
     - Меня зовут боярыней Вереей, хан... - голос женщины сорвался. Она сглотнула, продолжила: - Я Верея, хозяйка Колпи. Я хорошо понимаю, что меня ждет, что ты со мной сделаешь. Я прошу у тебя одну ночь. Я хочу еще хоть одну ночь побыть свободной женщиной.
     - Верея? - Глаза половца забегали быстрее. - А ну, покажись!
     Строй раздвинулся, боярыня, свесив голову, вышла вперед, остановилась в двух шагах перед щитами. Обреченно вздохнула. Потом подняла голову, распустила узел плаща. Епанча мягко скользнула на снег, и все увидели изящную фигуру, обтянутую до середины бедер красноватой кольчугой, ножки в высоких, до колен, сапогах. Она сняла шапку, тряхнула головой, позволив темным длинным волосам рассыпаться на плечи.
     - Хороша... - восхищенно облизнулся половец, шагнул вперед, но Верея тут же отступила на шаг, предупреждающе вскинув руку:
     - Назад, или я прикажу убить себя!
     - Ты же обещала сдаться!
     - Я еще не готова, хан. - Верея опустила руку и потупила взор. - Мне нужно проститься с прошлым, мне нужно смириться с будущим. Подари мне эту ночь, хан Котян. Я еще не готова стать рабыней. Я должна принять это. Я должна смириться. Подари мне ночь. Еще только одну ночь вольной женщиной. Только ночь. И с первыми лучами солнца я начну выполнять любые, совершенно любые твои желания и прихоти. Ты будешь доволен, хан. Ночь... Всего одна ночь... - Боярыня мотнула головой, сглотнула. - Я не могу... Я не готова... Сейчас...
     - Поклянись, что ты не наложишь на себя руки и никак не испортишь себя! - потребовал половец. - Что достанешься мне в целости и сохранности!
     - Я даю тебе слово, что не причиню себе никакого вреда.
     - Нет, не так! Клянись своими богами! Сварогом клянись! Хорсом!
     - Перед лицом Сварога великого и Хорса лучезарного клянусь их именем, что не причиню до рассвета никакого вреда себе, никакого урона своему телу. Клянусь, что после ближайшего рассвета стану выполнять любые приказы и прихоти половецкого хана Котяна, стану самой покорной, ласковой и смиренной из всех женщин, которых он встретит в этом мире! Наложив на меня руку, он сможет делать со мной все, что пожелает. Сможет продать, подарить, дать на время любому по своей прихоти, сможет наказывать по своему желанию любой карой, хотя бы и лишением живота, и ни разу не встретит никакого ропота с моей стороны. Этой клятве ты веришь, хан Котян? Одну ночь... Смиренно молю тебя о милости, хан. Только одну ночь.
     - Я дарю тебе эту ночь, рабыня, - взмахнул рукой хан и развернулся, жестом позвав за собой своих воинов.
     Когда половцы вышли на лед, Верея оборотилась к строю, закрыла лицо ладонями, постояла так почти целую минуту, покачивая головой, потом наконец встряхнулась, удрученно посмотрела на своих ратников:
     - Расходитесь же, сечи больше не будет. Разводите костры, варите кашу. Палатку мне поставьте. Я хочу побыть одна.
     Ратники, удрученно качая головами, разбрелись. Вскоре послышался стук, треск ломаемых на хворост ветвей. Несколько воинов начали с шелестом разворачивать белую парусину. Разложили, закинули на ветки веревку, вытянули, поднимая центр, тут же нырнули внутрь с шестами, выставили четыре угла, закрепили угловые веревки. Затем принесли и кинули внутрь пару небольших вьюков, внесли два сундучка. Похоже, все это добро везлось на крупах сразу нескольких коней. Впрочем, чего не сделаешь ради такой прекрасной госпожи?
     Наконец место отдыха боярыни было собрано, она нырнула внутрь и задернула полог. Сразу в нескольких местах полыхнули костры. Ратники подвешивали над огнем котелки, набивали снегом. Только Олег стоял как неприкаянный. Для этого отряда он был чужой, дела не имел. После короткого размышления он отправился дальше в чащу, быстро нашел там гнедую, отпустил ей подпруги, снял уздечку, повел к пылающему с краю костру, окруженному десятком воинов:
     - Мужики, у вас воды, лошадь напоить, не найдется?
     - Садись, сейчас натопим, - кивнул ратник лет тридцати. - Снега много. И ей, и нам хватит. А я тебя в сече зрел, крепко ты в половцев врезался. Наниматься к Верее станешь?
     - Пока что она меня гонит подальше. - Олег кинул на землю щит сел на него.
     - Баба, что возьмешь, - пожал плечами ратник. - У тебя нет ничего с собой?
     - На заводном все осталось. А он с табуном.
     - И у нас токмо торба гречи на всех. Ладно, полопаем пустой кашицы. Не впервой.
     Дождавшись, пока вода закипит, ратник сыпанул туда весь мешочек с крупой, стал неторопливо помешивать длинной деревянной ложкой. К этому времени уже стемнело. На бархатисто-черном небе зажглись звезды, но которым изредка проползали тени неразличимых во мраке облаков. Огни засветились и у реки: основная масса напротив русского лагеря, еще две группы костров справа и слева, заметно дальше вверх и вниз по реке.
     - Караулят... - проследив взгляд ведуна, кивнул воин. - Боятся. Хороша наша Верея, любого с ума сведет.
     В этот миг Олег заметил, как полог палатки взметнулся. Боярыня, накинув на плечи плащ, вышла на улицу - от ближнего костра тут же поднялся Лесавич с луком в руках. Середин, почуяв что-то интересное, тоже встал и направился следом за ними, держась метрах в пятнадцати.
     Верея с воеводой отошли от лагеря всего ничего - так, чтобы на них не падали блики огня. Женщина огляделась, подняла руку:
     - Одну туда, под берег. А к этим чуть вовнутрь. Смотри, не попади ни в кого.
     - Сделаю, - поклонился воин и. легко похрустывая снегом, двинулся во мрак.
     Верея развернулась, пошла назад к палатке, но, миновав Олега, остановилась.
     - Не спится, ведун? - оглянулась она. - Мне тоже. Пойдем... - Она взяла его за руку, потянула за собой.
     За пологом парусинового шатра все выглядело так же, как и тогда, в Белозерье: тонкие стены, насквозь пробиваемые светом костров, множество раскиданных по полу овчинных шкур.
     - Помоги... - Женщина откинула плащ, сняла наборный пояс из дорогих камней, расстегнула крючок у ворота кольчуги, подняла руки.
     Олег подступил, подвел пальцы под кольчужный подол, вздел его вверх. Зловеще зашелестев, металлическая рубаха легко соскользнула с боярыни и осталась на ладонях колючей податливой тряпочкой. Правда, весьма тяжелой - килограммов пять будет.
     Верея, оставшись в мягком войлочном поддоспешни-ке, щедро расшитом золотой и серебряной нитью, села па шкуры, приподняла ногу, поддержав ее двумя руками. Жалобно сказала:
     - Тугие...
     Олег опустился перед ней на колени и, крепко взявшись за пятки, снял сперва один сапог, потом второй. Боярыня встала, быстро стянула узкие штаны, начала расстегивать крючки поддоспешника. Ведун поднялся следом, наблюдая, как она роняет за спину эту толстую жилетку, следом - тонкую суконную курточку с длинным рукавом, снимает через голову шелковую рубашку, пускающую кровавые отблески со складок. Провела кончиками пальцев по коже, от плеч через грудь и живо г к бедрам, придирчиво осматривая себя сверху вниз.
     - Кажется, я выгляжу неплохо... Интересно, хан оставит меня себе или продаст в Персию или Индию? Сказывали, они платят добрым серебром за красивых женщин. Болгары тоже охотно ласковых невольниц для гаремов покупают.
     - Милостивые боги! - мотнул головой Олег. - Зачем ты это сделала?! Зачем?
     - Иначе они убили бы всех моих воинов, - пожала плечами Верея. - Уже начали убивать, ты же видел!
     - Плевать! Умереть ради тебя не страшно... - Рука невольно легла на рукоять сабли. - Я лучше погибну, чем увижу, как тебя!.. Откажись...
     - Поздно, - перебила его боярыня. - Я дала слово.
     - Но, Верея...
     - Здесь холодно... - Женщина приложила палец к его губам. - Согрей меня, ведун.
     - Я люблю тебя, Верея, - сглотнул Олег. - Ради тебя...
     - Нет, ведун... - Снова закрыла она ему рот прохладной ладонью. - Вспомни, это моя последняя ночь. Я не хочу провести ее в спорах. Я хочу провести ее рядом с тобой.
     Она легла на застеленный ковром пол, перекатилась с боку на бок, заворачиваясь в шкуры, сладко потянулась, искоса бросила взгляд на Середина. Олег рванул крючки налатника, расстегнул косуху, сбросил пояс с оружием, быстро содрал с себя штаны и рубаху, кинулся к ней.
     - Только не задави! Я же обещала...
     Олег прильнул к ее губам, потом поцеловал ямочку на подбородке, сам подбородок, шею, плечи, грудь. Он покрывал поцелуями все ее тело, пытаясь запомнить каждую его клеточку, каждую выпуклость или ямочку, - и только когда Верея застонала от желания, осторожно проник в ее лоно, короткими толчками пробиваясь к тому, в чем заключается главное человеческое счастье. Точнее - пытался пробиваться, поскольку очень быстро страсть пересилила желания разума, мышцы стало сводить словно судорогами, и толчки превратились в такие удары, что могли пробить даже мерзлую землю. Верея взвыла, закинув голову, заколотила кулаками по коврам - и вдруг обмякла. И почти сразу Олег ощутил такой сладострастный взрыв, что должен был умчаться на небеса не меньше чем на неделю...
     Однако он находился в палатке. В парусиновой палатке, на стенах которой плясали отблески огней.
     "Ах да, - понял ведун. - Я должен был думать о свете. А думал о ней. Только о ней. О ней невозможно не думать".
     С улицы донеслись какие-то крики, звяканье. Далекий вопль. Быстрый топот, болезненный стон, чье-то частое дыхание.
     Олег приподнял голову, потом дотянулся до оружия, подтянул пояс к себе.
     - Не смей... - слабым голосом сказала женщина.
     - Что? - непонимающе оглянулся ведун.
     - Не смей никуда уходить. Я же слышу, как ты схватился за саблю.
     - Но там что-то происходит! Разве ты не слышишь?
     - Плевать. Пусть хоть весь мир рухнет, пусть Сварог перевернет его небом книзу, и все начнет рушиться в эту бездну. Плевать. Эта ночь моя - ты забыл?
     - Но, Верея...
     - Ты только что клялся умереть за меня. А теперь намерен сбежать из-за какого-то шороха? - Она повернула голову набок и открыла глаза. - Иди сюда, ляг рядом. Я хочу чувствовать твое тепло. И не только тепло. Ведь сегодня я последний раз делаю это по своей воле.
     - Верея моя... - Олег откинул саблю. Действительно, какая разница, что происходит снаружи? Половцы пошли на штурм ли, или керносы решили сожрать всех ратников на ужин - все это может грозить ему в худшем случае смертью. Пережить жертву, которую намерена принести утром Верея, будет намного труднее, чем просто умереть. - Любимая...
     Он снова начал целовать ее пальцы, губы, волосы...
     Разбудил Олега легкий шорох - привык он за месяцы скитаний и ночных привалов в одиночестве спать чутко, как сторожевой пес. Ведун приоткрыл глаза, увидел, как внутрь шатра просунулась голова Лесавича. Боярыня чуть приподнялась на локте. Воевода еле заметно покачал головой из стороны в сторону. Верея, шевельнув кончиками пальцев, отослала воина прочь, легла обратно.
     Костры все еще полыхали за стенами, но свет их уже не казался таким ярким, как ночью. Сверху же, наоборот, ткань стала светлее. Л это означало только одно...
     Олег тряхнул головой, как мог осторожнее выполз из-под шкур, откатился к своей одежде в углу.
     - Ведун, что с тобой? - сонно подала голос женщина.
     - Светает, - кратко ответил Середин, натягивая штаны.
     Боярыня, обиженно вздохнув, тоже села, нашла рубашку, просунула в нее руки и голову, поднялась, стала собирать куртки и штаны. Олег за это время успел одеться полностью, выбрался наружу.
     В этот раз свежий воздух его не радовал, равно как и первые солнечные лучи, подсвечивающие голубое небо. Середин зябко передернул плечами, пошел к костру, возле которого оставил вчера свой щит, но через несколько шагов остановился, обратив внимание на странную тишину на реке. Там не слышались переклички половцев, не ржали лошади. Там не горело ни одного костра.
     Ведун огляделся. Боярские ратники кто спал, кто подвешивал котелок над огнем, кто неторопливо вычищал меч. Дальше, между лагерем и рекой, сидели, свесив головы, человек десять в халатах... И, судя по позам, руки у всех были связаны за спиной.
     Олег немного сдвинулся, вглядываясь между деревьев... На месте половецкого лагеря на том берегу стояли, выстроившись в несколько шеренг, не меньше ста монголов. Да еще по бокам пританцовывали десятка два керносов. Коричневые големы виднелись и на месте двух других стоянок.
     Полог палатки откинулся. Боярыня, взмахнув плащом, резко повернула налево, быстро пошагала к реке.
     - Верея! - кинулся было за ней Олег, но Лесавич решительно заступил дорогу:
     - Осади, путник! Тебя не звали!
     - Верея... - Рука скользнула к сабле, но ведун вовремя остановился. Еще не хватало резню среди недавних сотоварищей устраивать. Воевода сам не кинется. Значит, хозяйка остановить наказала.
     Середин вернулся к погасшему костру, возле которого потихоньку поднимались ратники.
     - А-а, пришел, - зевнул уже знакомый воин. - В котле свою долю возьми. С вечера оставили, да ты не явился. А кобылу напоили, коли сам забыл.
     - Спасибо... - Ведун сел на щит, поставил котелок перед собой и достал ложку.
     Вскоре вернулась и Верея. Не глядя в сторону Олега, она громко хлопнула в ладоши:
     - Полгривны и двух коней тому, кто принесет голову хана Котяна!
     Ратники, вскочив со своих мест, резво кинулись к половецким лагерям. Олег лишь повернул голову в сторону реки: монголы и керносы лениво разбредались кто куда.
     - Значит, это ты... - негромко произнес ведун, глядя прямо перед собой.
     - Что - я?
     - Ты всю эту нечисть на землю напускаешь.
     - Не-ет, что ты, глупенький, - засмеялась женщина. - Просто мне повезло узнать, как можно с ними справиться. Вот я сейчас и...
     - Ты призвала их сюда, Верея. Уговорила половцев подождать до утра, а потом напустила на них нежить. Ящеров, глиняных людей. Представляю, что творилось ночью у степняков в лагере, когда из темноты на них поперли эти твари. Ломают, давят, копья их не берут, мечом протыкать бесполезно. Костры они быстро затоптали, а в темноте это и вовсе смертным ужасом стало. Потом подошли керносы, свели големов в отряды, начали правильное наступление... Половцы были обречены. Эти, небось, сами прибежали? - кивнул ведун в сторону пленных. - От такого убежишь!
     - Ты не понял, мальчик мой, - подошла ближе Верея. - Это было случайно. Просто я примету такую знаю. И догадалась вчера, что ночью появится нежить.
     - Я тоже знаю такую примету, - кивнул Середин. - Она называется "зов". Вот такой кусочек пергамента с буквами.
     Женщина отпрянула:
     - Ты... Ты... Я же запрещала тебе приближаться к моим землям!!!
     Она развернулась и кинулась в палатку.
     Олег спокойно доел кашу, поднялся, похлопал гнедую по морде:
     - Прости, милая, всю ночь под седлом простояла. Извини. Сейчас чалого нашего найдем, мешки развяжем, овса отсыплем.
     Он затянул подпруги, повесил щит на луку седла, поставил ногу в стремя - и в этот момент его посетила странная мысль. Олег отступил, побежал к палатке, вскинул руку над Вереей. Ну да, крест оставался холодным! Ведун всю ночь с ней рядом провел - а его ни разу даже не кольнуло!
     - Прости! - упал Олег перед женщиной на колени. - Прости, любимая! Это не ты! Ну конечно же, это не ты! - Молодой человек поймал руку боярыни и поцеловал: - Прости!
     - Не я? - подняла Верея заплаканное лицо.
     - Конечно, не ты. У меня есть... - Олег запнулся, поняв, что чуть не проболтался про крест, но моментально поправился: - Я ведь ведун. Я умею чувствовать магическую силу. А в тебе ее нет. Ни капельки!
     - Боярыня!!!
     Верея вздрогнула, вскочила, заметалась по палатке, схватила с пола овечью шкуру, быстро растерла лицо, вскинула подбородок, обтерлась еще раз, отшвырнула овчину и, придав лицу суровое выражение, шагнула из палатки.
     - Вот он, боярыня!
     Осторожно скользнувший следом ведун увидел сияющего, как самовар, молодого ратника, который держал за волосы голову вислоусого половца.
     - С добрым утром, хан. - Боярыня без всякой брезгливости приняла голову, подняла ее перед собой. - Настало время исполнять мою клятву. Говори, чего ты от меня желаешь?
     Внезапно у головы отпала вниз челюсть. Все вздрогнули - но голова так и не произнесла ни звука.
     - Молчишь. Значит, и исполнять нечего, - вроде даже разочарованно пожала женщина плечами. - Тем более что в этом мире ты уже вряд ли встретишь женщину послушнее меня. А к владениям Мары моя клятва не относится...
     Боярыня хорошенько размахнулась и зашвырнула голову в лес. Та, описав широкую дугу, врезалась в молодую сосенку, отскочила в сторону и зарылась в снег.
     - А было бы забавно, останься он к утру жив, - негромко пробормотала Верея и повысила голос: - Лесавич! Сворачивай палатку! Коней уцелевших найдите! И наших, и половецких! Железо все соберите, копья, броню. Костер сложите для тризны, воинов моих верных проводить. Торопитесь, пока еще кто-нибудь сюда не заявился!
     Женщина даже не подозревала, насколько пророческими окажутся ее слова. Не прошло и двух часов - ратники в светлых полушубках только успели пригнать заводных коней и отловить разбежавшихся скакунов из половецкого табуна, только навьючили лошадям на спины трофеи, только срубили помост и сложили на него павших русских воинов - как на реке появился отряд из десяти всадников. Все в броне, в шлемах, с поднятыми рогатинами в руках. На плечах - дорогие бобровые и лисьи налатники. Увидев занятых скорбным делом ратников, они придержали коней, с полминуты погарцевали на месте, осматриваясь, а потом стремительно унеслись назад.
     - Лесавич, коней седлайте, - сухим голосом приказала Верея. - Быстрее!
     Но ее ратники все равно не успели: из-за излучины реки начали выхлестываться сотни и сотни хорошо снаряженных бойцов. Все в начищенных и смазанных свиным жиром кольчугах, в остроконечных шлемах, на макушках которых развевались маленькие красные флажки, с тряпочными и нитяными хвостами под наконечниками рогатин.
     - Сотня, две, три... - негромко отсчитывал Середин проходящие мимо отряды.
     После третьей сотни поток остановился. Или, точнее, разорвался. Те всадники, что ушли было вперед, развернулись, умело перестроившись в колонну по шесть, остальные придержали коней, не приближаясь к месту будущей тризны. Лишь пятеро воинов, вооруженных только мечами, медленно проехали по льду, внимательно оглядывая берега и саму реку. Первый из них, в накинутом на доспехи алом плаще, с выпущенной поверх кольчуги черной кудрявой бородой, с густыми бровями и носом картошкой, непрерывно поглаживал лицо упрятанной в рукавицу рукой, словно собирался произнести намаз, но его постоянно что-то отвлекало.
     - Гордей Суздальский, - обреченно вздохнул воевода Лесавич. - Княжеская дружина.
     Закончив объезд, князь остановился возле помоста, спешился, вытянул из-за пояса плеть и, похлопывая ею по ладони, остановился перед боярыней.
     - Здоровья тебе на долгие годы, князь Гордей, - слегка поклонилась боярыня. - Какими судьбам