- Как попадутся, так и отвадятся...
     Замечание бывшей невольницы пришлось как нельзя к месту, поскольку впереди, поперек дороги, накренился толстый сосновый ствол. Олег, решив не дразнить понапрасну судьбу, натянул поводья, снял с задней луки и перехватил в левую руку щит, расстегнул крючки налат-ника, открывая рукоять сабли, снял толстые заячьи рукавицы, и только после этого пустил кобылку вперед, к завалу. Отвернул в лес. Гнедая, вскидывая тонкие ноги и проваливаясь по брюхо, подвезла всадника к основанию ствола. Олег наклонился.
     Нет, на засаду это не походило ничуть: сосну выворотило с корнями, открыв глубокую яму, даже сейчас, в конце зимы, еще не полностью засыпанную снегом. А может, просто выворотило недавно, оттого и не засыпало?
     - Заряна, а часто к вам слухи доходили про нападения татей на проезжий люд?
     - Не знаю, желанный мой. Давно дома не была. Почитай, с прошлой весны. Все переменилось округ. Позади на месте избушки бортников боярских поляна одна осталась, впереди в полуверсте деревня прежде стояла, а ныне ни единого дымка не видно, собаки не лают, скотина не мычит. Странно...
     - Сейчас узнаем... - Ведун обогнул повалившуюся сосну, выбрался на дорогу, пустил гнедую в галоп.
     Несколько минут скачки - и лес раздвинулся в стороны, открывая два пологих заснеженных взгорка, меж которыми тянулась узкая прямая полоска кустарника. Видимо, два хозяина поделили так здешние луга. Или залежи - оставленную на несколько лет для отдыха пашню. Теперь это не имело особого значения: деревенька в три дома виднелась с края леса. И вся она - дворы, крыши, колодец - была покрыта ровным, искрящимся на свету, снежным одеялом.
     Краем глаза ведун заметил возле ивовой межи движение, потянул правый повод, доворачивая гнедую, сунул руку в карман косухи. Кобыла, сбавив скорость, стала высокими скачками пробиваться через сугробы, но ближе к вершине пригорка наст сделался тоньше, и лошадь снова перешла на галоп. С высоты стала видна неуклюжая коричневая фигура, бредущая к лесу.
     - Гей! - крикнул Олег, вытягивая кистень. Монгол медленно повернулся и, тяжело покачиваясь с боку на бок, двинулся навстречу. Когда расстояние сократилось до нескольких метров, глиняный монстр раскинул руки с крепко сжатыми кулаками - но ведун послал кобылу левее, а сам, далеко отклонившись от седла, широким взмахом метнул серебряное шипастое грузило чудищу в плечо. Удар разнес в черепки половину грудной клетки - если можно так назвать верх земляного человека, - и монгол бесформенной кучей осел на снег.
     - Вот так... - Середин повернул обратно к деревне, остановился рядом с поджавшей губы Заряной: - Ну что?
     - Крожино это, - вздохнула девушка. - Трое братьев тут поселились, Крожиных. Один вроде как молодой еще, но хозяйство свое вел. Другие с женами, малые народились. Мы тут завсегда останавливались. Правда, не брали у них ничего. Многовато просили.
     - Не поломано ничего во дворе, - - пожал плечами Олег. - Стало быть, не разорили их. Сами ушли.
     - Может, и сами, - согласилась Заряна. - Братья схрон в буреломе вырыли, загон сделали. На случай, коли поганые налетят. Как дым сигнальный видят, сказывали, так сразу добро и малых на телеги - и в лес. И скотину туда же, до последнего цыпленка. А амбар в седле не увезешь, ничего с ним не сделается.
     - Другие деревни поблизости есть?
     - Просье за дубравой стояло... Как ныне, уж и не знаю. Верст десять отсель.
     - Показывай...
     Путники снова вывернули на дорогу, поскакали широкой рысью. Что такое десять верст для верхового? Меньше часа, и то не торопясь... Тракт нырнул в лес, запетлял между холмами с крутыми откосами и вскоре снова вывел в чистое поле.
     - Да что же это творится? - зло сплюнул ведун, увидев впереди монгола, увлеченно расшатывающего частокол. - Полгода назад здесь же проезжал, и все спокойно было!
     Из-за тына, вкопанного вокруг селения без всяких премудростей, без валов или рвов с залитыми водой склонами, местные мужики в три пары рук кололи земляного человека вилами и копьем. Монгол кое-как отмахивался, но своего занятия не прекращал. На приближающихся всадников монстр никакого внимания не обратил, и ведун, проезжая мимо, бесхитростно огрел его кистенем по голове. Лишившись макушки, уродец ткнулся плечами в колья, на глазах превращаясь в рыхлую глиняную массу, стек по стене вниз.
     - День добрый, - кивнул Олег, убирая кистень в карман. - Весело живете, как я погляжу. Коней напоить позволите? А то снег топить лениво. Да и времени жалко.
     - Может, и добрый, - переглянулись мужики. - К воротам подъезжай. Отчего и не пустить хорошего человека?
     - Здравствуй, дядя Малой. - подала голос девушка.
     - Никак, Заряна? - прищурился седобородый мужик в полотняном колпаке, понизу обшитом белкой. - Цела? А тут слух про тебя нехороший прошел...
     - Стрибог милостью не оставил, спас. Вот, суженый мой выручил.
     - А-а, - старик перевел взгляд на Олега. - Ну, так заезжайте. Велю бабке стол собрать по такой радости. Дом ты знаешь, сразу к нам и иди.
     Пойти в гости сразу путники, естественно, не смогли - шедшие галопом больше получаса лошади здорово упарились, а потому сперва их пришлось немного выходить, потом развьючить и расседлать, снова прогулять под уздцы по кругу, пока дыхание не установилось, а пена из-под ремней упряжи не сошла на нет. Только после этого скакунов напоили теплой - не колодезной, а настоявшейся в чьих-то сенях - водой. И уж в последнюю очередь подпустили лошадей к стоявшему во дворе За-рянина знакомца стожку.
     К тому времени, когда путники наконец освободились и вошли в длинную и широкую, как самолетный ангар, избу, хозяева успели накрыть стол по всем правилам. Стоял он посреди небольшой, метров двадцати, но чистой горницы с вышитыми занавесками на затянутых бычьим пузырем окнах и белыми покрывалами на лавках. Стол тоже был застелен белым наскатерником с кружевными уголками и уставлен мисками с грибами, квашеной капустой, пареной репой, мелко натертой редькой со сметаной, соленой рыбой и холодной тушеной свининой, вываленной из крынки, где она ждала своего часа, залитая жиром и завязанная чистой тряпицей, на оловянный поднос. Разумеется, не пожалел хозяин и пива - выставил к столу в объемистом деревянном бочонке.
     Подождав, пока гости утолят первый голод, дядя Малой прокашлялся и поинтересовался:
     - А далеко путь держите, земляки?
     - В Суздаль суженому моему нужно, - ответила за Олега Заряна. - По делам торговым спешит.
     Ведун удивленно приподнял брови, но вмешиваться в разговор не стал.
     - Охо-хо, - зачесал голову Малой. - Тяжко ныне по земле русской ездить. От нас до Коврова, почитай, ни единого хутора не осталось. Кто в поселки большие ушел, дабы за тыном отсидеться, а кто и вовсе на север подался. Там спокойно, нежить по полям и долам не гуляет.
     - Что до Коврова, что до самого Суздаля малых деревень ни одной не уцелело... - В дверях появились еще трое мужиков, скинули шапки, скромно уселись у стены на лавки.
     - А на что они нам? - оглянулась на Олега за поддержкой девушка. - От нас до Суздаля всего един переход.
     - Так и не утро ныне, Заряна, - покачал головой знакомец. - Засветло не дойдете. Остановиться бы вам, отдохнуть...
     - Постой, Малюта, - неожиданно поднялся один из сидевших у стены мужиков. - Лихо ты, мил человек, нежить у тына завалил, все видели. Помог бы ты и с прочим отродьем. Много их окрест бродит. Может, поболе десятка наберется. Подсоби, сделай милость...
     - Да чего тут сложного, земляки, - пожал плечами Олег. - Топором по ногам рубите, а как свалится - голову и руки отсекаете. Тут он и дохнет, монгол этот.
     - Да как к нему с топором подойдешь-то, к исчадью этому? - отмахнулся дядя Малой. - В нем росту одного с двух человек!
     - Помолчи. Малюта, - опять оборвал хозяина мужик. - Мы же не просто просим, мил человек. Мы тут помыслили: по две деньги новгородских за каждого заплатим.
     - Торопимся мы, мужики, - вздохнул ведун.
     - Ты ведь человек ратный, - мягко укорил его Малюта. - Кому еще, как не тебе, за это браться? А мы под-могнем, чем можем. Накормим, напоим, спать уложим, с собой припаса в дорогу дадим. А до Суздаля вам за день не дойти. Все едино ночлега искать придется.
     - Коли в дороге переночуем, засветло в стольный город придем, - покачал головой Олег. - А коли с рассветом отсюда тронемся, то только к сумеркам доберемся. А нам еще ночлег искагь, волхвов местных.
     - Эх, мил человек, - тиская в руках шапку, опустился обратно на лавку мужик. - Никому до нас дела нет. Ладно, сейчас, пока снег кругом, мы за тыном отсидеться можем, с погребов и амбаров харчась. Да и то на Суворощь за рыбой не спуститься. Двое там таких бродят. То сани поломать норовят, а то и лошадь с человеком вместе. А как весна-краса придет? Как в лес выйти, как пашню поднимать? И баб с детьми на подмогу не позовешь, да и самим страшно. Что же нам, святилища отцовские бросать, земли отчие, да в иные края за путной долей отправляться?
     - Двое, говоришь? - переспросил Олег, похрусты-вая капустной прядью. - Стало быть, вы кое-кого из них и выследить успели?
     - Чего их выслеживать? Бродят окрест тудыть-сюдыть.
     - Понятно... - кивнул ведун.
     Разумеется, Сварослав и Лепкос направляли его в Суздаль. И, конечно, ехал он до стольного града уже куда как больше месяца. Но что сможет изменить один лишний день? Тем более что Олег остался в этом мире, чтобы бороться с нечистью. Людям помочь, себя показать... Так чего тогда зацикливаться на одном городе, коли помощь сразу везде нужна?
     - Коней седлайте.
     - Куда? - вскинул голову мужик.
     - Сперва на реку, а там еще куда отвезти успеете. До сумерек время есть, что успею - сделаю. По коням!
     Громить одиночных глиняных чудищ особого труда не представляло - налетай да колоти кистенем по голове или под вскинутую для удара руку. Это не ратное поле, где монстры валят большой толпой и плотным строем, а тебе или прорываться, или товарищей своих защищать нужно. Однако каждый раз вид разлетающихся в куски коричневых тел вызывал у деревенских мужиков вопли восторга и радости. До заката Олег истребил их штук семь - двух на реке, одного в кустарнике на противоположном берегу, еще двоих сам выследил по овальным отпечаткам в редком березняке, а последние пришли со стороны дороги, обсыпанные крупными сосновыми ветками, и закончили последний путь в десяти саженях от ворот. В этому времени стало смеркаться, и с охотой мужики решили заканчивать. Вернулись к дяде Малому в дом, расселись в горнице за столом, принялись черпать пиво огромными деревянными ковшами, выпиленными в виде купеческой ладьи - но с птичьим клювом на носу и павлиньим хвостом в качестве ручки. Кто-то из соседей принес жирного гуся, запеченного с мочеными яблоками, кто-то выложил кабаний окорок, и пир затянулся едва не до полуночи.
     Когда Олег с облегчением вытянулся на расстеленном возле печи тюфяке, правое плечо его болело не столько от работы кистенем, сколько от постоянного поднятия ковша с хмельным янтарным напитком. В голове шумело, глаза слипались, и ведун уже успел ненадолго провалиться в сон, когда ощутил на своих губах горячее прикосновение.
     - Храбрый ты мой, богатырь мой...
     Олег открыл глаза и увидел, как Заряна снимает через голову исподнюю рубашку. В серых сумерках темные точки сосков почти не различались, черты лица выглядели смазанными, будто у призрака. Но призраки всегда холодны и влажны, словно ночной туман, а прикосновение девушки было жарким, как пламя кузнечного горна.
     - Желанный мой, суженый мой... Родной... - Она расстегнула ворот его шелковой рубахи, по коже мягко заскользили легкие, как тополиный пух, волосы, напрягшаяся плоть ощутила призывное прикосновение...
     - Заряна... Зорюшка моя ясная... Моя красивая, хорошая моя...
     Комната начала наполняться светом, возникли какие-то странные клубы, словно склеенные из ваты облака... Но когда яркость их стала ослепительна до боли, все мигом растворилось, сделалось однообразным, совершенно неразличимым, как и при полном мраке. И тут сверху в несколько прыжков спустился огромный леопард, на спине которого сидел хорошо сложенный парень лет двадцати пяти, в лавровом венке, с очень коротким, чуть более метра, бунчуком, украшенным двумя атласными лентами - синей и белой. Под мышкой парень держал книгу - все ту же, коричневую, из непонятного материала, с глубоким тиснением. На обложке красовалась длинная спираль с раздвоенным кончиком в центре, и две двойные окружности у нижних углов с золотыми точками посередине. Гость спрыгнул с леопарда, протянул книгу Олегу и...
     Ведун перевел дух, приходя в себя, вытер лоб. Мрак в доме казался ему теперь и вовсе непроницаемым.
     - Разве тебе плохо со мной, мой милый? - услышал он возле самого уха. - Разве лучше скитаться одному, не зная ни ласки, ни заботы, не слыша ни единого нежного слова? Неужели ты хочешь меня прогнать?
     - Нет, не хочу... - Олег подсунул правую руку девушке под голову, другой обхватил ее за бок, привлек к себе и крепко, крепко обнял...
     - Ну что, мил человек, кваску али рассольчику?
     Олег, зевнув, продрал глаза, непонимающе уставился на склонившегося над тюфяком дядю Малого, потом улыбнулся:
     - Лучше, конечно, рассольчику. Да с капусткой. Да с парой яиц вареных, да хлеба с маслом. Слабо?
     - Да там Заряна твоя уж с рассветом у печи шурует. Она хозяйка, ей видней, чем суженого с утречка потчевать. Коней как - в дорогу сбирать, али еще на денек останетесь?
     - Ты б хоть подняться дал, отец, - возмутился ведун. - По сторонам посмотреть, репу почесать. А уж потом бы спрашивал.
     - Ну, прощенья просим, - отступил хозяин. - Однако же мужики ужо у ворот собрались, беспокоятся.
     - Зима на дворе, отец! - Олег вскочил на ноги, крутанул руками, разгоняя кровь. - Зима, работы нет. Чего вам не спится? Зимой у нас на Руси токмо пиво пить да снежные крепости штурмовать заведено! И-эх, малохоль-ные...
     Прямо босиком он выскочил на улицу, наклонился над ближним сугробом, растер снегом лицо, ноги, руки до локтей. И лишь когда выпрямился, то обнаружил, что человек пять мужиков стоят в нескольких шагах, глядя на него напряженно, выжидающе. За их спинами теснилось с десяток баб и столько же детей разного возраста.
     - Вот ведь электрическая сила...
     Олег вернулся в дом. Тюфяк из горницы исчез, Заряна расставляла на столе плошки. Поймала его взгляд, застенчиво улыбнулась.
     - Ладно, я сейчас... - Ведун натянул меховые штаны, сапоги, подхватил переметную суму, снова вышел во двор, огляделся, указал мужикам на отдельно стоящий овин: - Туда не входить! Один хочу побыть, понятно?
     Строение для сушки снопов в эту пору, разумеется, пустовало. Олег поднялся на помост, прошелся из угла в угол, обнаружил у стены кусок старой мешковины, кинул в центр, на решетку из толстых дубовых реек, лег головой в самую середину. На ощупь вынул из сумки пайцзу, положил на лоб, потом развернул заклинание и начал его читать...
     Тело охватило ощущение огромного, безмерного покоя. Он словно плыл в мягких струях теплой реки. Лас-кающе овевали лицо нежные, как стебли травы, струи, растекались за ненадобностью руки, ноги, перестала раздражающе трепыхаться какая-то штучка в груди. И сама грудь тоже замерла...
     И тут по глазам, разрывая плоть мира, резанула молния. Олег увидел злое лицо старика, и в лоб, распугивая ворон, ударил тяжелый посох, отчего кожа невыносимо зачесалась. Избавляясь от наваждения, ведун смахнул его с лица и... Тело - со страшной болью, словно разрывая стальные обручи, сделало глубокий вдох, лихорадочно застучало сердце.
     Ведун сел, не в силах отдышаться, нащупал сбоку сброшенную пайцзу, сунул ее в сумку, немного выждал, а затем, сделав немалое усилие, встал.
     - Значит, покой... Прямо кладбищенский покой...
     Никаких зовов, однако. Наверное, у колдуна выходной. Ну, тогда и нам отдохнуть можно.
     Олег, покачиваясь, пересек двор, поднялся на крыльцо и, распахнув дверь, крикнул внутрь - так, чтобы на улице услышали:
     - Ты пока не собирайся, Заряна! Я сегодня еще разок с местными на охоту скатаюсь. Завтра дальше тронемся.
     Для Олега это действительно был отдых: промчаться вскачь по овальным следам, налететь быстрым кречетом на неуклюже ворочающуюся фигуру, расколошматить ее молниеносным ударом, не снижая разбега, посмеяться новой удаче с мужиками, затем хлебнуть медовухи из пущенного по кругу ковша и поскакать дальше. А вечерком отведать зайчатинки на вертеле, да мелко порубленной свежей капусты из прохладного погреба, да хмельного меда, да запеченной с чесноком и петрушкой осетрины. А потом, когда мужики разойдутся по своим избам, - опрокинуть бывшую невольницу на тюфяк и целовать ее счастливые глаза, мягкую грудь, чуть солоноватый живот...
     - Я останусь верной тебе всю жизнь, любый мой, - прошептала она. - Верной половиночкой стану, думать только о тебе, помнить только о тебе. Мальчиков тебе рожу, любый мой. Таких же сильных, отважных. Умных. Хочешь? Мы ведь теперь навсегда вместе останемся, правда?
     Олег перевернулся на живот, навис над Заряной, пытаясь разглядеть ее глаза.
     - Хорошая моя...
     Женщина и дети... Конечно, это изрядная морока. Куда легче жить одному. Не за кого бояться, некого терять, некого защищать. Гнедая, сабля да прочный щит - с ними живешь, с ними умрешь. Железо как потеряешь, так и найдешь, сам сгинешь - так и оно пусть пропадает, мертвому ничего не жалко. А с женой, с малышами своими так не поступишь. Разве бросишь малютку, который смотрит на тебя любящими глазками, смеется беспечно, в груди которого бьется такое крохотное, но уже жаркое сердечко? Тут и погибнуть не посмеешь - чтобы на поругание всякой нечисти их не оставить. Да, морока... Но, наверное, прав вогульский хан Ильтишу: зачем жить на этом свете, если после тебя не останутся ступать по нему ноги твоих детей? Для кого тогда защищать эту землю, строить города? Ради чего проливать кровь, если вместе с тобой уйдет в сумрачное царство Мары весь твой род? Все едино придут на опустевшую землю орды диких варваров, переименуют города, загадят реки, порежут на газончики хлебные пашни, а череп твой выроют из могилы и выставят под стеклом в музейной витрине - где-нибудь между египетской мумией и бенгальским тигром.
     - Так мы останемся вместе, желанный мой?
     - А разве ты сомневалась? - пожал плечами ведун. - Конечно, да. Навсегда...

***

     - Ну что, мил человек, кваску али рассольчику?
     - А что, уже утро? - Олегу показалось, что он всего лишь ненадолго закрыл глаза. И вдруг нате вам: в горнице уже светло, теплой девушки под боком след простыл, а доброжелательный хозяин с ковшом рядом стоит.
     - Долго спишь, мил человек...
     - Куда денешься, - пожал плечами, поднимаясь, Середин. - У меня половина работы заполуночная. Вот и не привык с петухами вскакивать.
     Тем не менее, он выбрался из-под шкуры, снова прогулялся на улицу, обтерся для бодрости снегом. На этот раз неподалеку опять собрались зрители, но уже без детей и женщин - только трое мужиков.
     - Может, еще на денек останешься? - предложил один из них, скинув шапку.
     - Зачем? - отозвался Олег. - Основную толпу монголов вчера и сегодня мы перебили. А коли еще какой одиночка появится, так вы его всем миром заваливайте. Сами же видели, по одному они бойцы не аховые: неуклюжие, медлительные. А что стрелы, копья или вил не боятся - так веревки набросьте, опрокиньте, да топором на куски посеките. Вот и вся премудрость. Хуже, если кернос забредет. Двуногая тварь такая, зеленая, хвост длинный, а на конце - набалдашник. Они куда как более вертлявые и сообразительные. Но зато их как раз можно и из луков расстрелять, и на вилы взять. Управитесь.
     Ведун вернулся в дом, к накрытому столу, и на всякий случай предупредил Малого:
     - Съезжаем мы от тебя, хозяин. Седлай после завтрака лошадей, никого не слушай.
     - Я уж и припасы обещанные сложил, - закивал хозяин, - упредила Заря