ери своих коней и проходи меж очистительными огнями...
     Олег, удивившись столь быстро закончившейся проповеди, взял гнедую за поводья, кивнул Заряне, веля ехать за собой. Старик, что-то пробормотав себе под нос, кинул в костер горсть какого-то крупнозернистого порошка. Воины немедленно пригнулись к земле, огонь затрещал, дым стал серовато-зеленым и таким вонючим, что ведун учуял невыносимый запах за несколько шагов. Однако деваться было некуда - он задержал дыхание и пошел сквозь едкую завесу. Сзади возмущенно заржал чалый - но Заряна справилась и заставила его пройти-таки между костров. Олег кивнул мулле, поднялся в седло.
     - Ты, вогул, слышь, коли совсем беда с припасом, - крикнул в спину стражник, - так верст через двадцать, как река разольется, по правую руку приток широкий будет. По нему три версты вверх крепость стоит, Сайгат. К ней отвернуть можешь. А поежели с пути отворачивать лениво, так дня через два Марха стоять будет. Аккурат на Каме. За ним дальше - Арнас, Басов, Челмат. Там и дворы постоялые имеются, и торг побойчее.
     - Конному или обозу два дня? - оглянулся ведун.
     - Конному, - кивнул старший караула. - Два по девяносто верст будет, не меньше. Смотри... Союзник! - И болгарин снова покатился со смеху.
     - Спасибо на добром слове, - помахал рукой ведун и пустил коней в рысь.
     До разлива они добрались часа за два. Точнее - до широкого ледяного поля, с которого ветер дочиста вымел снег. Еще не торопящееся к закату солнце пробивало толстый прозрачный панцирь реки насквозь, и с высоты своего седла Олег видел, как возле серого глинистого дна, медленно поводя хвостами, удерживаются в любимых промоинах темные рыбы, как покачиваются, стелясь по течению, длинные нити водорослей. Подковы мчащихся галопом лошадей выбивали белую крошку, со звонким цокотом врезаясь в лед - но обитатели подводного царства не обращали на это никакого внимания.
     Километр проносился за километром, а ведун все вглядывался и вглядывался, надеясь узреть внизу русалку, водяного или, на худой конец, утопленника - но кроме похожих на змей налимов или шевелящих крупными клешнями раков не смог заметить никого. Видать, скучно холодной водной нечисти смотреть на мир через прозрачную, но непреодолимую стену, словно из зачарованного зеркала. Расползлись по берлогам, по омутам темным, забились в норы глубокие, под топляки темные, да спят, первого тепла дожидаючись. Копят силы колдовские да планы хитрые вынашивают...
     Но вот река сузилась вновь, вильнула в сторону, и лед опять закрылся толстым снежным покровом. Только здесь Середин сообразил, что давным-давно проскочил нужный поворот.
     - Вот тебе и ква, - пробормотал он. - На лягушек болотных засмотрелся. Ладно, на несколько дней сушеного мяса хватит - сколько можно его с собой таскать? А там, глядишь, и городок встретится. Как там его таможенник называл? Марха? Или Арнас? В общем, увидим - узнаем.
     К полудню второго дня пути они миновали примыкающую с левой стороны широкую реку - почти такую же, как сама Кама. И следом за этим - словно река являлась заговоренной от всякой растительности границей - всякие леса по левую руку оборвались. Справа густые темные сосновые боры продолжали тянуться, перемежаясь с ельниками, а иногда и березовыми рощицами. Слева же, насколько хватало глаз, лежали снежные волнистые просторы, словно зима поймала в свои объятия мерно качающееся море.
     - Однако, - удивился ведун, - далековато вогулы на зимовку из степи уходят... Хотя, сюда их вряд ли пустят. Здесь земли Болгарии. Может, к своим кочевьям им идти ближе.
     Кама, ставшая после впадения реки шире раза в полтора, уже не виляла, как шаловливый ручеек, а несла свои воды величественно, изгибаясь очень плавно, и почти не меняла изначально выбранного направления. Потому через степной простор путь просматривался далеко вперед. Так и не разглядев до заката обещанного порубеж-никами города, в поздних сумерках Середин повернул в лес, на уже утоптанную кем-то полянку. Развел огонь на месте старого кострища из оставленных рядом неиспользованных дров, оставил Заряну расседлывать коней, сам отправился в чащу за новым топливом. Когда вернулся - котелок над огнем бурлил, распространяя мясной запах, а лошади уже притоптывали от нетерпения, ожидая, когда для них растопится вода в кожаном мешке.
     "Пожалуй, в путешествии вдвоем есть некоторый плюс, - подумал ведун и уселся на брошенный на снег щит напротив невольницы. - Сам бы я возился со всем этим вдвое дольше".
     Заряна помешала палочкой воду, высыпала в нее гречу, подняла глаза:
     - Это последняя, мой господин...
     - Да и ладно, - махнул рукой Олег. - Завтра, наверное, к городу подъедем. Закупимся.
     Вскоре он с удовольствием объедался сытной и ароматной кашей с мясом, запивая ее горячей водой. Невольница сделала себе ложечку из коры - совсем как сам Олег в начале своего приключения - и пользовалась ею не в пример ловчее ведуна. Либо опыт сказывался, либо изрядно наголодалась в неволе и теперь наверстывала. В несколько минут котелок опустел. Середин кинул через плечо рабыни взгляд на постеленные попоны, стал расстегивать крючки халата, чтобы бросить его сверху - теплее будет.
     - Прикажешь мне раздеться, мой господин? - облизав свой "совочек", покорно спросила девушка.
     - В такую-то холодрыгу? - удивился Олег. - Ну уж фиг. Так обойдемся.
     Сняв саблю и поместив ее под край халата, он первым растянулся на походном ложе, укрылся шкурой. Спустя несколько минут рядом притулилась невольница, задышала в шею, отчего сделалось еще теплее. Середин подтянул край шкуры повыше, закрываясь до подбородка, и провалился в небытие...
     - А-а-ал-л-л-ла-а-а-а! - прорезал ухо чей-то вопль.
     - Э-э-э... - натренированным движением, еще не успев проснуться, Олег схватил саблю и кувырком метнулся в сторону. - Что?!
     - А-а-ал-л-л-ла-а-а-а!
     Середин выпрямился во весь рост, оглядываясь с обнаженным клинком в руке. Заряна с круглыми от ужаса глазами стояла на постели, зачем-то нахлобучив шкуру на голову:
     - А-а-ал-л-л-ла-а-а-а!
     Пронзительный высокий мужской голос обрушивался, казалось, прямо с неба. Которое, кстати, начинало потихоньку светлеть.
     - Тьфу ты, электрическая сила... - Олег вернул саблю в ножны, отпихнул невольницу на снег, поднял халат и накинул на плечи. - З-зар-раза! Похоже, мечеть рядом. Я и забыл, что болгары здешние в ислам ударились. Наверное, совсем чуть-чуть вчера не доехали. Ладно, давай седлаться. Если повезет, позавтракаем на постоялом дворе...
     Наскоро собрав вещи, они выехали на речной лед, двинулись вниз по течению и уже через полкилометра увидели город. Он стоял на правом берегу, на пологом холме, немного отступив от реки в лес - потому-то и не был заметен издалека. Хотя вблизи казалось невероятным - как можно не различить такую громадину...
     По нижнему краю городского холма шел сверкающий льдом земляной вал не меньше десяти метров высотой, с частоколом по верхнему краю. Немного дальше, выше по склону, тянулась еще одна стена - рубленная из толстых бревен, с башнями и крытым навесом. В окружности город составлял явно больше километра, а выходящие к реке ворота были сложены из крупных, уже замшелых, валунов. Толстые, в локоть, створки прикрывались бронзовыми листами, насаженными на гигантские, сантиметров пяти в диаметре, заклепки. Вдобавок ко всему имелся ров шириной метров пять и слегка выпирающая над воротами площадка, на которой даже сейчас, когда никаких опасностей окрест не наблюдалось, дежурили два лучника.
     У ворот маячили двое стражников - с копьями, украшенными у наконечников красно-зелеными тряпочными кисточками, в мисюрках, похожих на железные тюбетейки, и долгополых халатах, обшитых на груди поперечными железными пластинами. Мимо них бродили люди - в халатах и просто длинных рубахах и обмотках на ногах, - проезжали верховые, выкатывались сани и телеги. В общем, город жил своей деловой жизнью, не выявляя никакой тревоги.
     Поначалу Олег понадеялся проскочить ворота в общей толпе, однако увидев, как стражник подобрал прислоненное к обледенелой стене копье и двинулся наперерез, предпочел придержать кобылку и спешился:
     - Доброго вам дня. Это и есть Марха, о которой мне рассказывали?
     - Не знаю, что тебе рассказывали, язычник, - снисходительно усмехнулся усатый стражник, ставя копье древком на землю и опираясь на него обеими руками, - но это Марха и есть.
     - Почему сразу - язычник? - развернул плечи ведун.
     - А то я не узрел, какими глазами ты стены наши оглядывал. - Стражник гордо пригладил усы. - Не случалось таких в ваших чащобах?
     - Постоялый двор у вас в городе есть?
     - Есть, отчего не быть, - пожал плечами воин. - Девку на продажу везешь?
     - Нет, - покачал головой Олег. - Ничем не торгую. Хочу припаса в дорогу купить.
     - Куницу давай, - кивнул стражник, - за воротами сразу направо поворачивай, до угла иди. За углом двор увидишь, с сине-зеленым шамаилом над дверьми. Это дом Хромого Бурхана. Он путников и принимает.
     - Нет у меня куниц, - поморщился ведун. - Только серебро. Возьмешь?
     Он вытащил из поясной сумки одну из заранее переложенных из кошеля монет.
     - Хы... Язычник, и с серебром, - удивился стражник, забрал монету, зажал зубами, попытался согнуть. Серебро, естественно, не поддалось, и стражник махнул рукой: - Проходи.
     Пространство между стенами было застроено довольно плотно, и Олег почему-то совсем не удивился, что дома здесь, в большинстве своем каменные, ставились только двухэтажные - с рубленным из дерева верхним этажом. Что касается постоялого двора - то ворота в него и вовсе оказались возведены в виде остроконечной арки, какие любят делать в арабских странах. Над створками в арку была вделана голубая плитка с зеленым обрамлением, а в центре, на белом фоне, шло некое, писанное арабской вязью, изречение. Буковки были нарисованы так, что складывались в изображение корабля, плывущего под полными парусами. Крест на запястье тревожно обжег кожу - ведун уже и забыл, когда это случалось в последний раз. Это означало, что панель не просто украшение, а какой-то амулет, защищающий дом от злых духов.
     - Будем надеяться, он действует. - Олег взялся за тяжелое кольцо, заменяющее на воротах ручку, несколько раз стукнул им в подложенную снизу пластину.
     Вскоре послышались торопливые шаги, громыхнул засов, створки открылись вовнутрь.
     Первым, кого увидели путники, был невысокий, весьма упитанный и улыбчивый болгарин: белокожий, нос картошкой, распахнутые голубые глаза. Ни тебе раскосости, ни широких азиатских скул. Наголо обритую голову украшала черная бархатная, шитая золотыми нитями, тюбетейка. Неприкрытые уши покраснели от холода. Халат у болгарина был тоже бархатный, расшитый серебром и бисером. Пухлые и красные, похожие на сосиски, пальцы левой руки перебирали четки из сандалового дерева, распространяющего приятный сладковатый запах. Правая рука полностью скрывалась в свободном рукаве. Второй местный житель, одетый в длинный тулуп и засаленную шапку, не спеша отнес к стене толстый деревянный брус, подошел ближе, засунув кисти рук в рукава.
     - Это постоялый двор Хромого Бурхана? - поинтересовался Олег, не торопясь входить внутрь.
     - Как же, как же, мой двор, - торопливо закивал толстяк.
     - Баньку я бы хотел посетить, подкрепиться, комнату на ночь снять да припасов заказать в дорогу...
     - Да-да, все сделаем, - закивал толстяк еще чаще. - Входите, гости дорогие. Еремей, чего стоишь? Коней прими! Заходите...
     Ведун кинул поводья невольнику, шагнул в ворота.
     Двор, покрытый ровным снежным ковром, представлял собою правильный квадрат примерно пятьдесят на пятьдесят метров, огороженный дощатым забором. В одном углу стоял обширный бревенчатый сарай, по диагонали от него - каменный дом, архитектурой похожий на мечеть: высокая арка над дверьми, купол в центре здания, стрельчатые окна, широкие, прикрытые массивными сугробами, навесы по сторонам. По высоте строение вполне тянуло на двухэтажное, но забранные зеленым бутылочным стеклом окна шли только в один ряд. Правда - под самой крышей.
     - Пустовато у тебя, хозяин, - заметил ведун, направляясь к дому.
     - Так зима, - засеменил толстяк за ним по узкой утоптанной тропинке. - Кто же зимой дела торговые ведет? Вот как лед сойдет - шумно станет. Ладьи по Каме и Итилю поплывут, купцы поедут. Летом полтыщи телег товара в нутро ладье положил, команду в два сорока собрал - да и плыви, не тужи. Где ветер подмогнет, где веслами загребешь. А зимой как же? Столько саней снарядить - это же сколько народу, сколько лошадей потребно? Да каждого прокорми, за каждого заплати. Опять же охрана... Нет, зима создана Аллахом, дабы возносить молитвы и думать о жизни своей грешной. А дела - они летом идут. Летом и хлеб растет, и сено запасается, и скотина жир нагуливает...
     - Понятно, - прервал Олег хозяина, явно пошедшего с рассуждениями на второй круг. - А город у вас, однако, изрядный. Не ожидал. Сколько же у вас тут народа живет?
     - Разве это город?! - остановился хозяин и всплеснул руками. - Какой же это город?! Тыщ девять людей, не считая баб, детей да рабов языческих. Вот ранее в Ошеле у меня двор стоял - от то город! Токмо воинов ханских девять тыщ. Да купцы, да посадские, да служители Аллаха. Одних мечетей сорок храмов во всех концах стояло! Полста тыщ мужей взрослых жило! А енто разве город? На крепость северную, может, и годится, а городом и назвать-то совестно.
     - Что же ты тогда сюда из этой самой Ошели переехал? - удивился столь эмоциональной отповеди Середин.
     - Язычников Аллах наслал за грехи наши большие, - опять защелкал деревянными четками толстяк. - Как я малым совсем был, русские пришли, разорили все окрест, город пожгли, едва приступом не взяли. Мало лет спустя опять пришли, разор учинили. Опосля и вовсе стены пробили. Девок половили, в полон увели, добро все повывезли, злата истребовали два воза, да серебра десять. Насилу спровадили. Отец с напасти сей занемог, мне хозяйство оставил. А опосля немного опять язычники проклятые заявились - так я продал все, да сюда перебрался. Град сей поплоше, людей торговых поменьше, однако же и разора покамест не случалось. Ни разу. Не дойти сюда русским, да обрушит Аллах небо на их нечестивые головы!
     - Только на них? - не удержался от ответа Олег. - А то болгары на Русь в набеги не ходят!
     - Так то ж язычники! - удивился хозяин. - Аллах язычников разорять не воспрещает. Правоверные русским слово истинное несут, веру правильную.
     - Ну так, а русские веру эту обратно приносят с той же благодарностью, - пожал плечами ведун. - А заодно добро обратно прибирают да девок, что у них у самих угнали.
     - Да ты, никак, язычник? - заподозрил неладное толстяк.
     - А то, - и не подумал отпираться Середин. - Ты чего, бунчука великого вогульского хана Ильтишу, союзника Болгарии, не узнал? Али, может, тебе вера запрещает серебро с язычников брать? Так я могу на другой двор податься, обиды держать не стану...
     - Аллах молвит, любой гость - радость в доме. - Толстяк явно испугался такого поворота дел и стал вежливо подталкивать Середина к дверям. - Нам не дано понять мудрость Всемилостивейшего. Коли он создал на земле язычников, стало быть, такова его воля. Русские - великие воины и вершат великие дела, когда меч их ведет Аллах, а не гнев и жадность.
     - Да? - удивился столь внезапному повороту ведун. - Чем же они так хороши?
     - При деде моем, досточтимом Владиславе, русский князь Святослав разгромил кагана хазарского, разорил нечестивую страну эту дочиста. С того лета хан болгарский каганом себя повелел называть, дань безбожникам гнусным платить более отказался, наместников хазарских велел в Итиле утопить, дабы своим ходом к хозяину шелудивому возвращались.
     - Имя интересное у твоего деда, хозяин, - остановился Олег перед резной створкой из мореного дерева.
     - Дед мой принял истинную веру не сразу, но всем сердцем, - ответил Хромой Бурхан и распахнул дверь.
     Прямо с прихожей стало ясно, что постоялый двор рассчитан на большое количество гостей. Комнатка, предназначенная только для снятия обуви, была метров двадцати. Вдоль стен ее лежали соломенные циновки, в центре начиналась кошма, длинная лента которой выводила в обширный, выстеленный коврами зал под куполом. Сейчас в помещении царили холод, тишина и пустота, но летом именно здесь, наверное, торговые гости пили чай, вкушали всяческие сласти и вели тихие вежливые беседы.
     - Заряна, ты тут? - оглянулся на хлопнувшую дверь ведун.
     Невольница кивнула, бесшумно ступая по коврам босыми ступнями. Молодец, догадалась разуться.
     - Холодно здесь у тебя, хозяин, - пожаловался Олег, поворачиваясь к толстяку. - А мы и так в дороге намерзлись. Может, ты нас в более теплой комнате покормишь?
     - Конечно, конечно. - Оказавшись после мороза в доме, толстяк оттаял на глазах и закивал уже не часто, а плавно и размеренно. - За мной иди, гость дорогой...
     По витой деревянной лесенке они поднялись на второй этаж, где было уже заметно теплее, прошли по узкому коридору. Хозяин отсчитал пять дверей, откинул полог из толстого, полосатого, красно-сине-зеленого войлока, шагнул в комнату метров десяти с розовым ковром на полу и коричневой кошмой на стенах. Из мебели здесь имелся только сундук, на котором лежало сложенное ватное одеяло. В дужку для замка был вдет отлитый из бронзы небольшой олень.
     Олег огляделся, дыхнул. В халате и теплом малахае разница температур ощущалась плохо, но тут было явно теплее, чем на улице или в большом зале.
     - За сию комнату я три шкуры в ночь беру. Куньи. Али лису. Али горностая. Коли товара много, могу с торговцем персидским свести...
     - Вы чего, сговорились, что ли? - перебил его ведун. - Можно подумать, у нормального человека серебра не бывает, только шкурки.
     Он зачерпнул из поясной сумки монеты, приготовленные перед въездом в город, схватил хозяина за руку и пересыпал их к нему в ладонь.
     - Тут пять денег новгородских. Коли все понравится, еще добавлю.
     - Понравится, - тут же спрятал деньги за пазуху Хромой Бурхан. - Очень понравится. Рабыня сей момент утку, в капусте запеченную, принесет. Себе велел сготовить, но гостям ничего не жалко. Стряпуха печь разгребет. Как откушаете, так она же и в баню городскую проводит. Ключ от сундука - вот он... Еремей, как коней напоит и сена задаст, сумки принесет. Вы их спрячьте, заприте от греха... Пойду, об утке распоряжусь.
     - Стой! - вскинул палец ведун. - Барашки у тебя есть?
     - Ягнята, бараны, овцы, козы - что пожелаете.
     - Разделай барана, - распорядился Олег. - Мясо срежь, солью с перцем обсыпь, заморозь и в тряпицы заверни, мне в дорогу взять. Кости, суставы, масталыги всякие в котел вели кинуть, и пусть варится все до полуночи. В полночь на холод выстави, дабы застыло до утра. Тоже с собой возьму.
     - Сделаю. Мясо еще вяленое, сушеное есть...
     - Этим добром я летом досыта нажрусь, - отмахнулся ведун. - Пока зима, лучше свежим побаловаться. А после баньки рыбы сваргань. Тоже давно не пробовал.
     - Белорыбица у меня в погребе остывает.
     - Пойдет, - кивнул Олег. - И еще чего у тебя из травы есть в погребе... Капусту там, огурцы, репу - тоже неси. Соскучился.
     Хозяин кивнул и шмыгнул за дверь.
     Олег распоясался, скинул халат, косуху, размял плечи, прогуливаясь по комнате...
     - Хорошо-то как раздеться после недельного перехода!
     - Что молвишь, мой господин? - внезапно переспросила Заряна.
     - Не могу понять, почему тут так жарко. Вроде никаких печек и батарей не видно...
     Ведун стянул с себя меховые штаны - благо купленная в Белоозере шелковая рубаха принятого здесь покроя доходила до колен и позволяла разгуливать без штанов без всякого урона для скромности, - провел рукой вдоль стен, наклонился, приподнял край ковра, сунул руку под него, удивленно присвистнул:
     - Ничего себе! А пол-то - с подогревом!
     - Батюшка про такое сказывал, - кивнула невольница. - Болга