вечерний костюм, но  Чарли
не отважился идти дальше. Можно поесть и в номере. В конце  концов,  разве
ему не говорили, что он должен только требовать?
   Решая в течение пятнадцати минут вопрос еды, он говеем проголодался. Он
подошел  к  телефонному  аппарату  и  стал  рассматривать  его,  а   потом
передвинул  указатель  на  "бюро  обслуживания",  как   учил   заместитель
управляющего. Рука  его  потянулась  к  трубке,  заколебалась,  отступила,
спряталась в карман. Он отошел от телефона и без всякой причины  посмотрел
на себя в зеркало. Итак, что с  ним  такое?  Как  будто  ничего.  Конечно,
ничего. Он хочет есть, чтобы пообедать, ему надо только позвонить. Что же,
позвоним. Он смело подошел к телефону и снял трубку. Ничего не  случилось.
Молодой  женщине  на  другом  конце  провода,  казалось,  даже   доставило
удовольствие то, что он хотел бы пообедать.
   В номер пришел официант, высокий, очень черный иностранец с  дьявольски
насмешливым выражением лица.  Он  вручил  Чарли  объемистую  папку.  Папка
оказалась меню. В нем было столько всего, что Чарли сдался без боя,  успев
все же заметить себе, что только идиоты платят шесть шиллингов  за  ломоть
дыни. Чарли поднял глаза и  встретил  мрачный  взгляд  этого  здоровенного
иностранца. В кино из него вышел  бы  отличный  шпион,  самый  отъявленный
шпион.
   Чарли проглотил слюну и торопливо пробормотал:
   - У вас есть бифштекс с картошкой?
   Иностранец  растерялся  или,  может  быть,   ради   своей   дьявольщины
притворился растерянным.
   - Бифштекс с картошкой! - заорал Чарли на  него,  мгновенно  приходя  в
ярость.
   - Кинечна, сар, - пробормотал официант. - Бифштекс с  карточка.  У  нас
есть. Еще что-нибудь?
   - Хлеба. И... И пива, если он у вас есть.
   - Иес, сар, пиво. Бархатное пиво. Дессерт? - Он ткнул пальцем в меню.
   Чарли вернул меню, сокрушенно покачав головой, словно  ему  запрещалось
есть что-нибудь еще. Когда официант уходил, дьявольского в  нем  было  уже
немного меньше.
   Он не вернулся: бифштекс с  картошкой,  хлеб  и  пиво  принес  официант
помоложе и поменьше, который не произнес ни единого слова.
   Оставшись один и принявшись за еду, Чарли чувствовал себя как  человек,
который без труда совершил небольшое чудо. Потребуй бифштекс с  картошкой,
и тебе принесут его,  причем,  хороший  бифштекс  и  хорошую  картошку,  а
бархатное  пиво  такое  же,  как  и  везде.  Он  пообедал  с  аппетитом  и
почувствовал себя в два раза уверенней. Все идет, как  надо,  и  его  дело
пользоваться всем так, как он найдет  нужным  и  лучшим.  Он  закурил,  не
торопясь, спустился по лестнице,  не  считая  нужным  глянуть  вправо  или
влево, вышел из отеля и отправился открывать для себя лондонский Вест-Энд.
   Был теплый весенний вечер. Чарли никогда не приходилось видеть  столько
разноцветных огней, даже в небе светил прожектор, похожий на  радугу.  Все
так   и   сияло.   Он   прошел   по    Пикадилли-серкус,    Лейстер-сквер,
Шафтсбери-авеню,  остановился,  восхищаясь  сверкающими  витринами   самой
большой закусочной Лайона. Он видел, как негр спорил  с  двумя  китайцами.
Ему попадалось множество хорошеньких девушек, только  большинство  из  них
были слишком напудрены и накрашены. Он никогда не видел так много  евреев,
или всех тех крючконосых, малорослых, очень черных и  поэтому  похожих  на
евреев. Он видел несколько безработных горняков из Уэльса. Они хором  пели
непонятные гимны. Он видел, как человек  чуть-чуть  не  попал  под  такси.
Рассматривая фотографии, вывешенные на стенах театров, он решил, что среди
актеров слишком много пучеглазых. На его глазах с  пожилой  хорошо  одетой
женщиной случился припадок или обморок, и ее унесли в аптеку напротив.  Он
пытался догадаться, какие из тех парней, которые толкались на углах  улиц,
занимаются тайной продажей наркотиков, о которой  он  читал  в  воскресных
номерах газеты. Так вот бродить и смотреть было интересно, хотя одному  не
очень весело и утомительно. Слегка покалывало сердце и сильно болели ноги.
Было всего половина десятого, слишком рано, чтобы возвращаться в отель,  и
он, заплатив шиллинг, вошел в небольшой кинотеатр хроники.
   Там и произошла эта странная вещь. За две минуты  он  увидел  жизнь  на
ферме, на которой разводят крокодилов, множество  американских  самолетов,
делающих чудеса, ос, лепящих гнездо, женщин, жеманничающих  и  улыбающихся
по последней моде, военных, отдающих  честь  и  шагающих  парадным  шагом,
деятелей  его  страны  и  заграничных,  пожимающих  руки,   лающих   слова
благодарности, вскакивающих в автомобили и выскакивающих из них.  А  потом
без всякого предупреждения  случилось  это.  На  экране  замерцали  буквы:
"Человек, который спас город, герой Аттертона, получает чек  от  редактора
"Дейли трибюн". Радио грянуло бравурный марш. И  вот  он,  какое-то  глупо
улыбающееся привидение рядом с  мистером  Шаклворсом  (он  вышел  неплохо)
появляется вслед за душераздирающими звуками. Его  даже  затошнило.  И  он
говорит: "Благодарю вас, мистер Шаклворс, я только выполнил свой долг,  но
я очень благодарен "Дейли трибюн". Голос у него звучал как у Билла  Потса,
старого бендворского клоуна. А дальше,  без  передышки,  еще  хуже:  -  "Я
уверен-что-газета-помогла-мне-выполнить-мой-долг-понимаете-какой-был-мой -
долг-как-англичанина". О черт! Если бы зрители узнали его, им надо было бы
встать и дать ему такого пинка, чтобы он вылетел из зала. Но зрители, если
не считать одного-двух на балконе, которые захлопали, продолжали  смотреть
на экран, курили, жевали резинку, держались  за  руки  и  не  выражали  ни
радости ни отвращения. Да, но очень скоро во всей стране люди увидят  его,
мистера Шаклворса и услышат всю эту чушь про долг и  "Дейли  трибюн".  Ему
было очень стыдно. Не дожидаясь, когда загорится свет, он  заторопился  из
зала, обозвав себя мошенником. Потом он подумал,  а  не  считают  ли  себя
мошенниками все те люди, которые сняты в том же кино,  которые  улетают  и
прилетают на специальных самолетах и так стремительно  и  важно  ездят  на
государственных  автомобилях?  Да,  как  думают   они?   Они   что,   тоже
"герои-чудотворцы"?  Его  отель  был   неподалеку,   он   возвышался   над
Грин-парком - Чарли это знал, да  и  отель  был  виден,  -  но  ему  долго
пришлось добираться до него, и пока он шел, он задавал себе всякие нелепые
вопросы. Теперь все эти разноцветные огни не казались ему такими сияющими.
   Он порядком устал, когда добрался до отеля и, наверное, так и  выглядел
- утомленным и озабоченным рабочим парнем, одетым в  свой  лучший,  но  не
очень хороший костюм.
   Может быть, поэтому один  из  пурпурно-серебряных  гигантов  у  входных
дверей остановил его и сердито спросил:
   - Погоди, в чем дело?
   - В чем дело? - переспросил Чарли. -  Я  живу  здесь,  понятно?  Третий
этаж, двадцать третий номер.
   - Прошу прощения, сэр. Сюда, пожалуйста, сэр. - Гигант всем своим видом
выражал извинение, раскланиваясь и расшаркиваясь,  как  большой  и  мягкий
болванчик.
   - Слушай-ка, - сказал Чарли, внезапно осмелев, - ты не очень-то с этими
"простите, пожалуйста, сэр" и, тому подобным  подхалимством.  Я  этого  не
переношу так же, как похлопывание по плечу и тому подобную манеру  в  духе
"погоди, в чем дело?". Будь немножко больше человеком. Можешь ведь?
   Великан посмотрел на него, и с лица его слетело казенное выражение.
   - В этой форме не могу. Понимаешь? Но я не жалею, что надел ее. Нас  на
эту работу было  триста  человек,  а  у  меня  жена  и  трое  ребятишек  в
Вандворсе. Не обижайся.
   - К черту обиды. Пока.
   - Всего доброго. Лифт идет, сэр. Прошу, пожалуйста, сэр.
   На этот раз Чарли воспользовался лифтом.



4. ХРАБРЕЦ И ЯРМАРКА

   Первой мыслью, которая пришла  Чарли  в  голову  следующим  утром,  как
только он проснулся, была страшная мысль, что он потерял работу.  Отчаяние
продолжалось всего несколько секунд, потом он вспомнил все, что  произошло
накануне, и смог спокойно открыть глаза и  встретить  взглядом  "Нью-Сесил
отель". Он напомнил себе, что он  -  человек,  вокруг  которого  раздувают
шумиху. В кармане его пиджака лежал чек на  пятьсот  фунтов.  Он  долго  и
осторожно разглядывал  спальню  в  стиле  Антуанетты,  ее  серые  стены  с
пурпурным орнаментом.  Спальня  встретила  его  взгляд  непоколебимо,  она
никуда не делась, она существовала в действительности, а рядом с  кроватью
лежал его костюм, положенный так, чтобы его можно  было  быстро  и  удобно
надеть. Итак, он был здесь, в великолепном, самого высокого класса отеле и
жил в нем, как лорд. Все, что ему надлежало здесь  делать,  -  это  только
требовать.
   Вместе с завтраком, который он решил съесть в гостиной, были доставлены
письма. Их переслали из редакции "Дейли трибюн". Письма была  распечатаны,
и это-ему не понравилось. Письмам он не придавал особого  значения,  но  в
конце концов эти письма были адресованы ему. После завтрака - за  едой  он
не хотел  читать  столько  писем  от  незнакомых  людей  -  он  закурил  и
неторопливо занялся корреспонденцией. Писем сегодня было  больше,  чем  он
получал за год. Все они были от неизвестных людей, за исключением  одного,
от Дейзи Холстед, сейчас Дейзи  Флетчер.  Она  писала,  что  ни  капли  не
удивлена и что если он еще не забыл своих друзей, то должен заехать к ним,
как только будет в их краях.
   Чарли, не претендуя на знание женщин, сразу же понял все. Она  была  не
против начать что-нибудь опять, хотя  стала  миссис  Флетчер  каких-нибудь
пять минут назад. Что ж, ему теперь-безразлично. Не принимая  во  внимание
факт, что разрыв их произошел по  взаимному  согласию,  он  настроился  на
красивую горечь и пессимизм и насладился ими. По сравнению с этим  письмом
все остальные были скучными, хотя содержание их было неожиданным я ставило
в тупик. Пять писем  прислали  женщины,  они  заявляли,  что  он,  как  ни
странно, очень похож на их умерших мужей или сыновей; одно было  от  дамы,
которая спрашивала его, что он думает о жестоком обращении с животными и о
вивисекции. Двое мужчин притворялись,  что  знакомы  с  ним,  хотя  ни  их
фамилий, ни адресов Чарли до этого никогда не слышал, третий предлагал ему
туманный и непонятный способ разбогатеть; четвертый  был  очень  недоволен
противопожарными средствами и, видно, считал, что Чарли следовало бы давно
познакомиться с ним. Автор одного письма, который подписался  "сержантом",
подчеркивал, что некогда в окопах  он  тоже  был  "Героем-чудотворцем",  а
сейчас без работы, голодает, и никому до него  нет  дела.  Последние  три,
казалось, были написаны сумасшедшими; Чарли ничего не понял из них, не мог
их расшифровать, особенно то, которое начиналось  словами:  "Мужчина  моей
мечты". Он просто отложил  их,  в  сторону.  Когда  он  сказал  себе,  что
начинает понимать, сколько странных людей живет на свете, пришел Хьюсон  -
смешной молодой человек со смуглым обезьяньим лицом, журналист из редакции
"Дейли трибюн".
   - Девиз сегодняшнего утра - грабеж! - объявил он. - Будем трясти город.
   - Что-нибудь новое? - спросил Чарли.
   - Все будет новым, а это уже не годится, - показал он на костюм  Чарли.
- Получишь новую экипировку, нет,  несколько  новых  экипировок.  Костюмы,
обувь, рубашки - все. Я твоя сказочная крестная мама, сынок.
   - Кто будет платить?
   - Магазин. Все пойдет за счет  рекламы.  Реклама,  реклама  -  вот  где
собака зарыта.
   - Похоже, что все здесь - одна реклама, - проворчал Чарли.
   - Конечно. Реклама и Взятка.  Они  теперь  вместо  Гога  и  Магога.  Мы
устроили тебе визит в "Мужской  универмаг".  Знаешь  "Мужской  универмаг"?
Самый большой мужской магазин в Лондоне, в Англии, в Европе. Да! - крикнул
он, словно обращался  к  переполненному.  Альберт  Холлу.  -  В  восточном
полушарии! Господи, благослови восточное  полушарие!  И  почему  наш  друг
Кинни еще не написал ни одной статьи  о  восточном  полушарии?  "Следующая
сногсшибательная статья Хэла Кинни в  будущее  воскресенье:  "Боже,  спаси
восточное полушарие!".
   - Я смотрю, ты заложил за воротник с самого утра.
   - В норме, как раз в норме. Имей в виду,  тебе  тоже  придется  сегодня
закладывать. Мне поручено сопровождать тебя и описать  своим  неповторимым
стилем все твои старомодные высказывания и поступки.  Для  меня  в  газете
оставлена целая колонка. Итак, мистер Хэббл, я  вижу,  вы  читали  письма.
Можете ли вы  коротко,  выразительно,  своеобразно,  просто,  по-мужски  и
по-геройски охарактеризовать эти письма?
   - Они от сумасшедших.
   - Так. Но можем ли мы их  использовать?  Сомневаюсь.  Надень  шляпу.  Я
обещал доставить тебя в "Мужской универмаг".
   "Мужской универмаг" - еще одно новое громадное  здание,  -  походил  на
"Нью-Сесил", только в нем не было так светло и тепло, как там,  хотя  была
своя глубоко мистическая тишина. Чарли никогда не был  в  таком  магазине.
Продавцы во фраках и брюках с лампасами были похожи на молодых дьяконов  и
церковных  старост.  Повсюду  стояли  стеклянные   шкафчики,   в   которых
воротнички ценой в шиллинг, залитые  светом,  лежали  на  черном  бархате.
Никакого шума от  зеленых  картонных  коробок,  обычного  в  магазинах,  в
которых Чарли бывал, здесь не было. Универмаг  был  чем-то  средним  между
церковью и музеем.
   - И наш девиз, - сказал Хьюсон, - "Сервис и Фокус-Покус".  Похоже,  что
здесь не продают, а хоронят  рубашки.  Что  будет,  если  заорать  во  всю
глотку, требуя пару запонок к воротничку  ценой  в  пенни  и  шлепнуть  на
прилавок  двухпенсовик?  Ручаюсь,  все  исчезнет,   и   ты   окажешься   в
Ванстед-Флетс [психиатрическая клиника],  а  вокруг  тебя  будут  хихикать
дьяволы. Ага, нас ждут.
   Последовало представление друг другу. Чарли так и не узнал как следует,
кто  были  все  эти  люди,  но  среди  них   находились   два   неизбежных
фоторепортера.
   - Представляете, что мы будем делать? - спросил один из  присутствующих
Хьюсона.
   - Слава создателю, нет, - ответил Хьюсон.
   Но тот человек  представлял.  От  этого  лицо  его  сияло  и  энтузиазм
повышался с каждой минутой.
   - Мы засечем время, понимаете?
   - О, понимаю, - благоговейно ответил Хьюсон. - Засекаете время.
   - Вот именно. Мы засекаем время. Магазин доказывает,  что  он  способен
обеспечить покупателя всем необходимым быстрее всех. Мистер Хэббл пришел к
нам как покупатель. Он торопится. Отлично.  Его  обслуживают  в  рекордное
время. Прекрасная идея.
   - Великолепная.
   - План замечательный.
   Чарли  не  произнес  ни  слова.  Никого,  казалось,   его   мнение   не
интересовало.
   - Итак, что он должен купить? - спросил Хьюсон. -  Нам  надо  над  этим
подумать. Ему нужен вечерний костюм, он понадобится ему сегодня вечером...
   - Зачем? - поинтересовался Чарли, но никто не обратил на него внимания.
   - Фрак или смокинг?
   - Я думаю, фрак не подойдет, - ответил Хьюсон.  -  Не  по  нему.  Может
быть, вечернюю пару с темным галстуком?
   - Ладно, мы сделаем так. Сначала он идет в отдел чемоданов, и  мы  даем
ему...
   - Чемодан! - во весь голос подсказал Хьюсон.
   - Нет, - сказал его собеседник совершенно  серьезно,  -  два  чемодана.
Потом он получает смокинг, пиджачную пару и  легкое  пальто,  предположим,
одну из наших кемптоновских моделей.
   - Что может быть лучше ваших кемптоновских моделей! - заявил  Хьюсон  с
самым чистосердечным видом.
   - Их укладывают в чемоданы. Потом обувь,  носки,  рубашки,  воротнички,
галстуки, запонки, резинки, подтяжки, шляпа или две шляпы. Нет, я вам  вот
что предлагаю.  У  меня  есть  идея  получше.  Что  вы  скажете,  если  он
переодевается в пиджачную пару  в  нашей  комнате  для  переодевания,  его
подстригают, и он пишет письмо. И мы везде засекаем время.
   - Хорошая программа.
   - И мы все делаем чисто, никакой подтасовки. Надо  только  как  следует
посмотреть на него. Я позову мистера Мартина.
   Он позвал мистера Мартина, и оба они, священнодействуя,  уставились  на
Чарли и несколько раз обошли кругом.
   - Послушайте... - начал Чарли.
   - Не беспокойтесь, предоставьте все нам. Все в порядке, мистер  Мартин?
Итак, через пять  минут  мы  можем  начать.  Засекаем  время  перед  самым
началом.
   Чарли, как и каждый смертный, был рад получить что-то, не  заплатив  ни
гроша, но эта затея показалась ему неприятным сном. Вся шайка, наслаждаясь
от  души,  словно  открыв  новый  вид  спорта,  заставляла  его   носиться
по-лестницам из одного отдела в другой, от прилавка к прилавку. Перед  ним
нагромождали пиджаки,  брюки,  рубашки,  воротнички,  галстуки,  потом  их
втискивали в чемоданы, его сажали на стулья и стаскивали с них, так что он
под конец потерял и терпение. Расплачиваться за все пришлось  парикмахеру,
который в очереди на него в этом магазинном спорте был последним.  У  него
был вид презрительного превосходства, и ему не понравилась прическа Чарли.
Издав несколько пренебрежительных фырканий, он спросил тоном, который  мог
вывести из терпения кого угодно:
   - Хотел бы я знать, кто стриг вас в последний раз.
   - Хотите знать это, да? Подойдите поближе, я вам  скажу.  -  Парикмахер
наклонился. - Микки Маус! - заорал Чарли во все горло. - А  теперь  можете
продолжать свое дело или бросить, - мне наплевать.
   В это время подошел один из двух фоторепортеров в сказал, наверное, уже
в седьмой раз:
   - Посмотрите на меня и улыбнитесь. Получите" очень хороший снимок. - Но
Чарли все это уже надоело. - Посмотрите... - повтор-ил фоторепортер.
   - Идите и снимайте кого-нибудь другого, с меня на сегодня  хватит.  Что
я, Грета Гарбо? [известная киноактриса]
   - Хотел бы я, чтобы вы были ею. Было бы что снимать. - И  фоторепортер,
фыркая, ушел.
   Несмотря ни на что, Чарли должен был признаться себе, что в новом синем
костюме в тонкую полоску - он был сшит из более  дорогого  материала,  чем
его старый, - в новых голубых носках, в белой с синей полоской  рубашке  с
воротничком и темно-синем галстуке,  в  новых  туфлях  он  выглядел  таким
элегантным, как никогда, и  был  ничем  не  хуже  тех,  кого  он  видел  в
"Нью-Сесил". Он сказал об этом Хьюсону.
   - Мой дорогой друг, ты сейчас картинка приятного, мужественного, честно
зарабатывающего  на  жизнь  молодого  англичанина.  Твой  наряд   протянет
несколько недель, если не попадешь  под  дождь.  Хотя  я  знавал  костюмы,
которые прослужили по три месяца. Но так как ты сейчас особенно  уверен  в
себе, я могу сообщить тебе новость. Ее передали по телефону, когда в  тебя
швырялись рубашками. Тебе предоставлена честь встретиться с  самым  важным
боссом, с хозяином, сэром Грегори Хэчландом,  владельцем  "Дейли  трибюн",
"Санди курир", "Мейблз уикли", "Аур литтл петс", "Бойз джоукер" и  "Раннер
дак рекорд".


   Редакция "Дейли трибюн" позаимствовала у Америки некоторые изобретения.
Одним из них  было  частое  и  нелепое  использование  слова  "совещание".
Встречи и интервью, обсуждения и беседы -  все  это  исчезло  из  редакции
"Дейли  трибюн",  которая  была  сейчас  наполнена  людьми  занятыми   "на
совещании". К концу этого утра Кинни совещался с сэром Грегори  Хэчландом,
владельцем газеты. Сэр Грегори в  ближайшее  время  собирался  осуществить
одну из своих грандиозных  затей,  одного  только  слуха  о  которой  было
достаточно, чтобы  редакцию  захлестнуло  отчаяние.  Каждый  знал,  что  в
течение недель или месяцев весь штат редакции должен будет душой  и  телом
принадлежать чудовищу, в каком бы облике оно ни представилось. На этот раз
чудовищем  была  "Лига  имперских  йоменов",   независимая   от   "Фашизма
воинствующего империализма". Сэр Грегори пока еще не помешался на ней, эта
степень должна была прийти позднее, но такая старая редакторская лиса, как
Кинни, знала, что помешательство наступит скоро и что через неделю-две все
они будут служить  "Имперским  йоменам",  которых  они  будут  подавать  в
качестве красного, белого, голубого соуса к новостям, состря