уть карманы, то в одном из них можно вдруг
найти какую-нибудь затерявшуюся девушку. - Нет, у меня нет девушки. Говоря
откровенно, девушка, с которой я проводил время, в прошлую  субботу  вышла
замуж.
   - И, наверное, сейчас жалеет. Она тебя обманула? Бросила?
   - Нет, я бы не сказал, что это так, - медленно ответил Чарли все тем же
осторожным тоном, который он выбрал специально для разговора на эту  тему.
- Мы начали отвыкать друг от друга. Я уехал в другой город - она живет  не
в Аттертоне, - у нее под рукой оказался  другой  парень,  он  и  до  этого
поглядывал на нее. Верите, она бы выбрала меня, я знаю. Я не  хвалюсь.  Но
меня нет, да еще отвыкли, а парень этот там, вот она и решила так.
   - И сейчас у тебя никого нет?
   - Ага. Я теперь один.
   - И тебе нравится такая жизнь?
   - Не сказал бы, мистер Кинни. Если бы попалась подходящая девушка, я бы
женился. Иногда своя собственная компания, особенно по вечерам, надоедает.
Вот хоть это дело - то, что я еду в Лондон, - если бы у меня была девушка,
я бы взял ее с собой. В таких случаях, когда переживаешь такое вот,  можно
было бы обсудить все, понимаете? Я не знаю,  что  мне  придется  делать  в
Лондоне, когда вы привезете меня, но думаю, что мне будет скучновато.
   - К твоему выбору будет сколько угодно молоденьких  женщин,  -  ответил
Кинни.
   - Это я знаю. Но они не в моем вкусе. На мой  взгляд  у  них  в  голове
слишком свободно ветерок гуляет.
   - Послушай, Хэббл, я буду говорить с тобой как друг.  Быть  скромным  -
дело хорошее, я уже тебя за это похвалил,  но  не  перебарщивай.  Ты  стал
"_личностью_". Не позволяй никому забыть об этом.
   - Я всегда был личностью, - твердо заявил Чарли. - Но если вы  думаете,
что я считаю себя лучше других, вы ошибаетесь, мистер Кинни. Я никогда  не
был ни для кого подстилкой, о которую вытирают ноги, и не буду. Но дело не
в этом. Я хочу сказать, что люди в Лондоне живут по-своему,  так  как  вы,
например, мистер Кинни, а я живу по-своему, и это не одно и то же.
   - Ладно, увидим. Как ты смотришь, не  пропустить  ли  нам  по  рюмке  и
позавтракать?
   - Благодарю вас.
   - Благодарить нет необходимости. Все расходы оплатит газета. Поэтому мы
воспользуемся всем самым хорошим, что найдется в этом поезде, хотя вряд ли
в нем найдется что-нибудь хорошее.
   Чарли нашел, что они действительно воспользовались всем самым  хорошим.
До завтрака они выпили по рюмке джин-энд-биттерз [коктейль из джина], хотя
ему этот джин-энд-биттерз не очень понравился.  К  завтраку  мистер  Кинни
заказал бутылку красного вина, и Чарли помог ему распить ее. Вино ему тоже
не очень понравилось - слишком кислое. От вина  клонило  ко  сну,  но  все
получалось просто великолепно. Еды было много, и большей  частью  неплохой
еды, хотя мистер Кинни и ворчал все время. После завтрака  они  пили  кофе
без капли молока, очень горькую жидкость,  и  бренди.  От  каждого  глотка
бренди внутри становилось теплей и теплей. Под конец поездки Чарли  совсем
освоился и стал добродушным, хотя чувствовал себя не совсем уверенно,  ему
казалось,  что  все,  что  происходит  с  ним,  -  происходит   где-то   в
отдаленности. Все это было странно, но страха он уже не испытывал. События
шли, и все, что надо было делать, это только прислониться к стенке купе  и
дать им идти. Но вот окна вагона  затемнил  вокзал  Сент-Панкрас.  Что  ж,
вокзал так вокзал. Итак,  Сент-Панкрас.  Толпы  лондонцев.  Лондон  вокруг
него, мили и мили Лондона. Чарли помнил только кусочек  города  -  Стрэнд.
Ну, а что дальше? Все, что он должен был делать,  спросив  "что  дальше?",
это сидеть, прислонившись к стенке купе. Он перестал быть  Чарли  Хэбблом,
действительным Чарли Хэбблом, он превратился в  несуществующего  парня,  о
котором будут писать длинные заметки в газете.  Он  не  просил  никого  об
этом. Но это их дело.


   - Ол-райт Саунд?
   - О'кей.
   - Ол-райт, Джим?
   - Ол-райт.
   - Не начинайте, пока не загорится красный сигнал. И  смотрите  друг  на
друга, а не в аппарат. И не выходите  за  линию.  Приготовиться!  Включаю!
Внимание!
   В наступившей тишине все, что должно было включиться, включилось -  это
было слышно. Красный сигнал,  похожий  на  одинокий  горящий  глаз,  подал
команду.
   На большом совершенно плоском лице мистера Шаклворса появилась  улыбка,
которая была свежей всего  десять  минут  назад,  когда  они  репетировали
маленькую  сценку  для  звукового  киножурнала.  Сейчас  улыбка  завяла  и
поблекла.
   - Чарли Хэббл, - начал он опять, - примите от "Дейли трибюн" в качестве
скромной награды за вашу верность долгу и  отвагу,  которую  вы  проявили,
спасая свой завод и, возможно, весь город от страшной опасности...
   - Минутку! - раздался отчаянный голос.
   - Что случилось? - застонал режиссер.
   - Нет звука.
   - Ничего, ребята. Выключить!
   Улыбка мистера Шаклворса погасла вместе с рефлекторами. Он  был  зол  и
заявил, что с него хватит. Чарли тоже считал, что с них хватит, но заявить
об этом не отважился. С него хватало того,  что  он  заявился  в  редакцию
"Дейли трибюн" и обменялся рукопожатием с редактором мистером  Шаклворсом,
что же касается съемки для киножурнала, так это было вообще... Сначала  он
очень волновался, теперь, через четверть часа репетиций, он  вспотел  так,
что на нем не осталось сухого клочка за исключением рта, который был  сух,
как старая кость. Он взмок от одного страха, а  когда  включили  громадные
рефлекторы,  промок  совершенно.  Внезапно  какой-то  маленький  человечек
рванулся к нему и ткнул в лицо огромной пуховкой.
   - Брось! - закричал наполовину задушенный Чарли. - К чему это?
   -  Все  в  порядке,  старина,  -  ответил  маленький  человечек,  делая
последние прикосновения пуховкой. - У тебя блестит  лицо,  понял?  Нельзя,
чтобы оно блестело? А теперь хорошо.
   Чарли не считал, что теперь ему хорошо. Пудра  пахла  приторно-сладким.
Он  чувствовал  себя  клоуном.  Лицо  его  высохло,  но  стало  жестким  и
нечувствительным, как маска.
   Все началось сначала. Те же самые идиотские  вопросы  и  ответы.  Чарли
вошел в студию с чувством острого любопытства  к  тому,  что  должно  было
произойти в ней. Любопытство было более чем удовлетворено.
   - ...Примите от "Дейли  трибюн",  -  сказал  мистер  Шаклворс  с  тенью
улыбки, - чек на пятьсот фунтов.
   - Благодарю вас, мистер Шаклворс, -  ответил  Чарли  в  соответствии  с
программой. - Я только выполнил свой долг, но я  очень  благодарен  "Дейли
трибюн". - Это было чистейшей правдой. Пятьсот фунтов! Он до сих  пор  все
еще не верил в этот изумительный факт, и он бы не удивился, если бы  после
всей этой затеи с киносъемкой мистер Шаклворс  вырвал  бы  у  него  чек  и
вместе с ним и мечту о пятистах фунтах.
   - Насколько  мне  известно,  -  продолжал  мистер  Шаклворс,  тщательно
собирая из кусочков свою  улыбку,  -  вы  являетесь  постоянным  читателем
"Дейли трибюн".
   - Отлично! - прорычал режиссер. Он  работал,  не  снимая  шляпы,  чтобы
каждому было ясно, кто он. - Выключить! Нет, вы оба  не  сходите  с  мест.
Давай, Джим.
   Джим накатил гигантскую камеру на обе жертвы, чьи ноги были прикованы к
полу меловой чертой. Чарли - лицо  его  вновь  вспотело  -  воспользовался
перерывом, чтобы взглянуть на свой листок. На  листке  заглавными  буквами
было напечатано, что он должен был говорить.
   - Да, - со  страхом  подтвердил  Чарли.  -  Вот  уже  несколько  лет  я
постоянный читатель "Дейли трибюн"... - Ну и комедия! Он  поднял  глаза  и
увидел, что маленький человечек с  громадной  пуховкой  опять  смотрит  на
него. Через секунду его опять будут душить этой вонючей пудрой. Он  сделал
вид, что углубился в бумажку. - Да, я уверен, - хрипло прочел  он,  -  что
газета помогает мне, как истинному англичанину, выполнить свой долг, в чем
бы он ни выражался. Я уверен, что все читатели "Дейли  трибюн"  скажут  то
же. "Может быть, - подумал Чарли. - Что же касается его, так это не метод,
чтобы вызвать его на разговоры". Внезапно он представил  себе  всех,  кого
знал в Аттертоне и Бендворсе, то, как они сидят в  кинозалах,  смотрят  на
него, слушают, что он,  Чарли  Хэббл,  говорит.  Ему  показалось,  что  он
слышит, как они хохочут. Он беспокойно задергался.
   - А ну! - крикнул он к своему и всеобщему удивлению. - Шевелись  живей!
Кончай!
   Ему ответили, что они "шевелятся так, как могут, старина". Человечек  с
пуховкой сделал было шаг вперед, но был остановлен его свирепым  взглядом.
Потом последовали "Ол-райт!" и "О'кей!", и съемка продолжалась.
   - ...Постоянный читатель "Дейли трибюн", - повторил мистер  Шаклворс  с
жалкими остатками улыбки на  лице,  голосом,  в  котором  звучало  крайнее
отвращение.
   - Да, - ответил  Чарли  безнадежно.  -  Я  постоянный  читатель  "Дейли
трибюн" вот уже... вот уже несколько лет...
   - Я думаю, - сказал мистер Шаклворс (у него был такой  вид,  как  будто
его стошнит в  следующую  секунду),  -  она  и  помогает  вам  и  приносит
удовольствие.
   - Конечно, - ответил Чарли, похолодев от ужаса при мысли, что это  все,
что он сможет сказать когда-либо вообще, но все-таки вспомнил и выпалил: -
Я уверен, что газета помогла мне выполнить мой  долг,  в  чем  бы  долг...
долг... как истинному англичанину...
   - Очень хорошо, - мрачно заявил мистер Шаклворс, - что как гость "Дейли
трибюн" вы отлично проведете свой первый отпуск в Лондоне.
   - Благодарю вас, мистер Шаклворс, -  сказал  Чарли  с  отчаянием.  -  Я
уверен, что проведу его отлично.
   На этом программа заканчивалась.
   "Ребята" отключали и выключали, кричали друг другу "О'кей", словно  все
они только что прибыли  из  Голливуда,  а  режиссер,  сняв  шляпу,  уверял
мистера Кинни, что при всех условиях выпуск  войдет  в  ночную  программу,
которую сегодня будут демонстрировать в нескольких кинотеатрах Вест-Энда.
   - Что сделано, то сделано, - сказал мистер Шаклворс, вытирая лицо. -  В
первый раз в жизни я связался с  этой  проклятой  съемкой  и,  надеюсь,  в
последний.
   - Я тоже, - солидарно поддержал его Чарли.
   - Я вас поручаю одному из своих молодых  работников,  -  сказал  мистер
Шаклворс не без важности. - Минутку, Хьюсон! Он доставит вас  в  гостиницу
"Нью-Сесил" и позаботится, чтобы вас там хорошо приняли. Я хотел бы, чтобы
в течение нескольких часов вы не уходили оттуда, возможно, нам понадобятся
еще  несколько  ваших  фотографий  и  кое-какой  материал.  Позвоните   из
гостиницы в редакцию и будьте у телефона,  пока  мы  не  кончим  все.  Чек
можете передать кассиру гостиницы, он разменяет его для  вас,  Хэббл.  Ну,
вот и все.
   - Мистер Шаклворс, как в отношении других газет и агентств?  -  спросил
Хьюсон. - Можно дать им воспользоваться материалом?
   - Да, - они могут пользоваться материалом и фотографировать его. Но вся
эта история - наша, и для них  никакого  интересного  материала,  понятно?
Давать им только то, что мы находим нужным давать. Держитесь  этой  линии.
Кстати, Хэббл, вы пьете?
   - Не так чтоб очень, мистер Шаклворс.
   - Хорошо. Пейте как можно меньше. Безопасней,  намного  безопасней.  До
свидания.
   Хьюсон, тощий смуглый молодой человек с обезьяньим  морщинистым  лицом,
проводив редактора взглядом, подмигнул  Чарли  и,  жеманно  передразнивая,
сказал:
   - Безопасней, намного безопасней.
   Чарли, чувствуя себя с ним значительно проще,  чем  с  такими  великими
людьми как Шаклворс и Кинни, понимающе ответил:
   - Я знаю, на что он намекает.
   Хьюсон опять подмигнул:
   - Я тоже. Если бы я был на твоем месте, я бы и в рот не  брал.  Был  бы
трезвым, как стеклышко, пока не кончилась бы вся эта  затея.  Давай,  идем
отсюда.
   - А моя физиономия? Пудра?
   - На вид не так плохо, как пахнет. Ты пахнешь, как хор  красоток  в  не
особенно удачных  ревью  "Стоктон-он-Тиз"  или  "Эштон-андер-Лайм".  Может
быть, тебе здесь дадут умыться. Непохоже это на них, но кто знает.
   "Ребята" дали ему умыться, и Чарли вышел из студии, сияя от  облегчения
и желтого дешевого мыла. Хьюсон подозвал такси.
   - Чемодан твой? - спросил он.
   - Весь мой багаж, - ответил Чарли.
   - Ну и удивятся в "Нью-Сесил". Наплевать.  Что  в  нем?  Старая  ночная
шерстяная сорочка, ковровые шлепанцы и пара-другая носок?
   - Почти угадал.
   - Ничего, кивнешь, и завтра они  оденут  тебя  с  ног  до  головы,  или
реклама теперь не реклама. Советую брать обеими руками. Потряси городишко.
Жги и грабь.
   Когда такси завезло их в красные  ревущие  джунгли  автобусов,  Хьюсон,
положив руку на руку Чарли, посмотрел на  него  испытующе  и  доверительно
зашептал:
   - А теперь я спрошу тебя не как журналист (помоги всем нам,  господи!),
а как человек, как любимый сын своей матери, и я хочу, чтобы ты ответил не
как  герой,  не  как  "герой-чудотворец",   спаситель   тысяч,   британец,
выполнивший свой долг,  а  как  другой  человек,  утеха  своего  отца.  Ты
действительно сделал что-то такое в этом, как его - Аттертоне?
   - Нет, - чистосердечно признался Чарли.
   - Я так и думал. Иначе бы наша газетенка полетела  к  чертям,  если  бы
начала печатать действительные факты.  А  так  -  это  что-то  из  ничего.
Отлично. Значит, мы все еще в старой форме.
   Такое сбивало с толку. Рядом с Чарли был журналист, совсем  не  похожий
на Кинни или мистера  Шаклворса.  Очевидно,  один  из  тех  бойких  ребят,
которым все нипочем. Тем не менее он ему нравился. В его молодом и в то же
время старом сморщенном лице было что-то забавное. Чарли  встречал  такого
рода парней с такими же веселыми обезьяньими ужимками. В каждой футбольной
команде, на каждой фабрике найдется такой вот.
   Такси затормозило у входных дверей огромного нового здания возле парка.
   - "Нью-Сесил отель" - твой будущий  дом.  На  неделю-две,  хотя,  может
быть, и на десять лет, если ты сумеешь использовать это дело как  следует.
Последний крик  лондонской  роскоши,  то,  что  называется  "супер-де-люкс
отель". Ничего домишко! - провозгласил Хьюсон, показав рукой на него.
   -  Слушай,  приятель!  -  воскликнул  Чарли,  со  страхом   разглядывая
умопомрачительное здание. - Я не могу жить здесь.
   - Можешь и будешь. Нет ничего легче. Только приказывай. Гостинице нужна
реклама, а наш старина - один из ее директоров.
   - Какой старина? - спросил Чарли.
   - Хозяин "Дейли трибюн" и  "Санди  курир"  и  еще  нескольких  газет  и
журналов. Он директор этого уютного гнездышка, хотя я и не  верю,  что  он
настолько глуп, что мог всадить в него деньги, потому что домишко  никогда
не будет приносить доход.
   - Сколько стоит день в такой гостинице?
   - Точно не скажу. Если ночевать в буфете,  не  брать  ванну  и  тратить
деньги разумно, то гинеи четыре, а если так, как полагается  здесь,  -  то
есть так, как будешь жить ты, дружок, потому что я сам позабочусь об этом,
- тогда восемь-десять гиней в день.
   Чарли надул щеки, выпустил воздух, медленно покачал головой  и  наконец
заявил:
   - Это бессмысленно.
   - Бессмысленно! - воскликнул Хьюсон, когда они вошли в дверь.  -  Здесь
забудь о смысле. Это тебе не в твоем городишке под  названием  "Лужи".  Не
для этого в Лондоне строят такие гостиницы. Стиль здесь  -  великолепие  и
нелепость. Посмотри на  этих  двух  субъектов,  разодетых,  как  мажордомы
великого герцога. Посмотри на люстры: они горят, хотя на улице  еще  белый
день. Посмотри на двери: они придуманы и  сделаны  так,  что  даже  глоток
воздуха не проникает через них в зал. Эй, ты, отнеси чемодан джентльмена и
подожди меня!


   Ничего похожего на этот отель Чарли никогда не видел,  разве  только  в
кинофильмах, да и в них не часто. Темно-алый ковер  толщиной  в  несколько
дюймов простирался на сотни ярдов. Где-то  играл  джаз.  В  холле  было  с
десяток лакеев в пурпуровой с серебром униформе, слуги в  смокингах,  бои,
хорошенькие девушки в  причудливых  платьях;  они  разносили  на  подносах
сигареты и почту. Кресла были такие глубокие и мягкие, что  человек,  сев,
почти исчезал в них. Чарли  никогда  не  видел,  что  можно  устроить  так
освещение, - все лампочки в зале  были  хитроумно  спрятаны.  Даже  одного
взгляда на все это было  достаточно,  чтобы  у  человека  сложилось  такое
впечатление, как будто он побывал на музыкальном представлении  в  театре.
Единственным недостатком была духота: было слишком тепло. Воздух,  которым
надо было дышать, был так нагрет,  так  надушен  и  так  использован,  что
легким он был бесполезен. Чарли никогда  не  приходилось  бывать  в  таком
большом и высоком помещении, в котором дышалось  бы  так  тяжело.  Толщина
ковра казалась угрожающей, в нем можно было, ступив, утонуть. Похоже  было
на то, что в стенах окон не было, и  внутри  невозможно  было  установить,
какая идет часть суток - день или ночь. А люди в униформе  и  девушки  как
будто уж давно забыли, чем отличается день от ночи.
   Хьюсон подвел Чарли к большому бюро, сооружению из  стекла  и  сияющего
металла. За бюро сидел  вылощенный  молодой  человек,  который,  казалось,
состоял из цилиндра и костюма на американский манер.
   - Управляющего, - сказал внушительно Хьюсон.
   - Прошу извинить, сэр, но управляющего  нет.  Он  вернется  в  половине
седьмого.
   - Его заместителя.
   - Одну минуту, сэр. Могу ли я узнать, с кем имею честь говорить?
   - Это - мистер Чарльз Хэббл, человек, который спас Аттертон и  половину
Средней Англии,  причем,  лучшую  часть  Англии.  Моя  фамилия  Хьюсон,  я
сотрудник "Дейли трибюн". Пожалуйста,  пригласите  сейчас  же  заместителя
управляющего.
   Они подождали, пока вылощенный молодой человек говорил по телефону.
   - Как тебе нравится этот домашний уют? - спросил Хьюсон. - Подходит для
героев?
   - Все это не по мне, - ответил Чарли. - Это... это нелепо. Я  не  знаю,
что мне делать с собой в таком месте. С таким же успехом  ты  мог  отвезти
меня в Букингемский дворец, все равно.
   - Букингемский дворец! Э, дружок, разве можно сравнить одно  с  другим.
После "Сесил отеля" дворец покажется тебе убожеством. Отель  этот  -  чудо
супер-де-люкса! Заметь, даже воздух здесь уже наполовину разжеван.  Но  не
позволяй дурачиться над собой. Плюй на все, ни на что не обращай внимания.
А вот и заместитель управляющего. Ох, и хитер же он, сам  увидишь.  Я  как
разговорил,  -  добавил  он,  нимало  не   смущаясь,   когда   заместитель
управляющего подошел к ним, - что и хитры же вы!
   - Я хитер, очень хитер. - Улыбаясь, пристально разглядывая  их,  говоря
ничего не значащие слова гостеприимства, заместитель  управляющего  сильно
пожал им руки. Он был высок, с широким ртом и преждевременными залысинами,
отчего лоб его казался громадным. Одет он был  в  свежевыглаженный  темный
костюм и белую сорочку.  Чарли  никогда  не  приходилось  видеть  мужчину,
одетого так опрятно и чисто. Поздоровавшись, он хлопнул  ладонями.  -  Все
необходимое сделано. Для  мистера  Хэббла  приготовлен  номер  на  третьем
этаже, розово-серый, в стиле Антуанетты. Нам лестно иметь такого гостя.  Я
сам проведу вас. Пожалуйста, джентльмены, сюда.
   Они вошли в один из лифтов.
   - Обратите внимание на систему указателей. Я все время говорю, на каком
этаже лифт, я никогда не ошибаюсь.
   Последнее утверждение заместителя управляющего  слегка  смутило  Чарли,
так как заместитель управляющего не сказал, на каком этаже они  находятся,
а только показал на указатель. Позднее Чарли узнал, что именно  таков  был
метод заместителя  управляющего  вести  разговор,  когда  он  находился  в
особенном "ударе хитрости. Он не рассказывал о предмете, а становился  им.
Попав в лифт, он превращался в лифт.
   -  Обратите  внимание,  давление  во  мне  остается  постоянным.  Я  не
заставляю вас дышать, как утопающих. Я останавливаюсь там, где вы  хотите.
Я не могу остановиться там, где не надо.
   В коридоре третьего этажа он в  мгновение  ока  превратился  в  систему
световых сигналов.
   - Вам не надо все время слушать, как я  звоню,  -  з