они пришли на Черч-гейт, главную в городе улицу, дядя сказал:
   - Понимаешь, Чарли, всегда так - пошел город вниз, и с  ним  идут  все,
кто живет в нем. Не только те, кто строят машины и корабли, -  закрываются
дюжины магазинов, а те, что работают, тоже еле-еле сводят концы с концами.
Кассиры, клерки, другие служащие - все остаются  без  работы.  Это  у  нас
самая богатая улица  и  на  вид  она  вроде  ничего,  но  если  вглядеться
повнимательней, то увидишь, что она тоже покатилась под гору. Как все  мы.
Торгуют хорошо только магазины Вулворта. Остальные не особенно процветают,
согласен?
   Чарли согласился. Потом он увидел на перекрестке два очень внушительных
новых здания, занимающих углы улиц. Оба здания резко отличались  от  всех,
что были рядом с ними. Чарли спросил, что это за дома.
   Дядя негромко засмеялся.
   - Пойдем посмотрим, - предложил он. - Они перешли улицу.
   - Банк, - прочел Чарли.
   - Ага, оба - банки. Зайдем-ка в  этот.  Там  есть  на  что  посмотреть.
Конечно, для того, кто приехал из Лондона, это не новость, но для  Слейкби
они новинки. Пошли.
   Внутри здание оказалось еще величественнее - мрамор, нержавеющая сталь,
красное дерево, хрусталь.
   - Влетело это им в копеечку, - отметил Чарли.
   - Да. Говорят, что внутри,  в  кабинете  управляющего  и  других  таких
комнатах, голова кругом идет от роскоши. Второй банк тоже такой  же.  Один
построен в прошлом году, другой в позапрошлом.
   Они вышли из банка и когда отошли  шагов  на  двадцать  от  него,  дядя
остановился и пристально и долго смотрел Чарли в лицо.
   - Вот что, дружок - начал он, - согласен,  что  оба  эти  банка  просто
шикарные?
   - Да, шикарные.
   - Шикарные, но я хочу знать  -  почему!  Сам  город  -  излишен,  можно
сказать, мертв. Верфи демонтированы, заводы закрыты, торговли нет, и все -
кто без работы, а кто едва-едва сводит концы с концами.  Ведь  так?  Всюду
одно и то же, а если  где  лучше,  так  не  намного.  Во  всей  стране  ни
торговли, ни работы, так, дружок?
   - Так, дядя. Везде, где я был, - одинаково.
   - Так как  же,  черт  побери,  банки  строят  такие  дома?  Если  банки
существуют для нас, если они разделяют с нами  все,  тогда  для  них  тоже
должен быть кризис, тогда и для них должно быть задачей, где найти  денег,
чтобы подкрасить их, тогда их служащие тоже должны носить  рубашку  поверх
штанов. Но вместо этого банки строят для себя мраморные дворцы. Они гребут
денег больше, чем могут истратить, иначе они бы не тратили их на такое.
   - Пожалуй, так и есть. Зачем бы им тогда строить такие вот дома здесь?
   - А если так, то они не разделяют с нами все, - зло продолжал  дядя.  -
Тогда это называется "Было бы мне хорошо, а на тебя  наплевать".  Кажется,
мне, паренек, что чем хуже приходится нам, тем  больше  зарабатывают  они.
Когда мы, чтобы не протянуть ноги,  перейдем  на  редьку,  банкиры  начнут
думать, а не отделать ли им банки золотом? И  кончится  тем,  что  Слейкби
превратится в кладбище длиной в пять миль, в нем  останется  два  работных
дома для тех, кто еще кое-как тянет, и дюжина банков,  каждый  в  двадцать
этажей, усыпанных бриллиантами.
   - Когда видишь, до чего вы тут дожили, начинаешь думать, что эти  банки
просто издевательство, - согласился Чарли.
   - Да, паренек, голое издевательство. Я не принадлежу  к  красным  и  не
строю из себя человека, который разбирается что к чему. Каждый раз,  когда
я пытаюсь разобраться в  жизни,  я  вижу,  что  голова  у  меня  не  очень
соображает. Но те, кто говорят, что на нас наживаются банки, кажется  мне,
знают, что говорят. Пожалуйста,  доказательства  прямо  на  улице.  Заводы
закрываются, а банки открываются. А если сделать по справедливости? А если
сделать наоборот? Чтобы работали  заводы,  а  банки  закрывались?  А  если
построить  мраморные  машиностроительные   заводы   и   отделать   золотом
судоверфи? Мы тогда выделим милостыньку и банкам и посмотрим, больше мы им
дадим, чем они дают нам сейчас, или нет.
   - В Лондоне я встретил одного чудака, очень богатого, - начал  Чарли  и
рассказал дяде о встрече с сэром Эдуардом  Каттербердом,  который  считал,
что над теми,  кто  занимается  финансовыми  делами,  висит  проклятие.  -
Наверное, свихнулся маленько.
   Дядя Том жадно слушал его, и Чарли был рад, что дядя  сейчас  похож  на
себя прежнего больше, чем утром,  когда  казался  растерянным,  потерявшим
всякую надежду человеком. Скоро он узнает, что  сделает  Чарли  для  тетки
Нелли. Когда он узнает это, он почувствует себя немного тверже на ногах.
   Часов около пяти они пришли к доктору. В комнате ожидания было довольно
много больных. Чарли отделался от дяди под предлогом, что дяде  у  доктора
делать нечего, и будет лучше, если дядя пойдет домой Чарли пришлось  ждать
три четверти часа, на протяжении которых ему не давал  скучать  человек  в
ярко-зеленом кашне. Этот пациент очень подробно и  с  явным  удовольствием
рассказывал о том, что ему  пришлось  перенести  две  серьезных  операции,
вызванных длительным обострением гастрита. Некоторые симптомы этой болезни
Чарли подозрительно отметил и у себя, вспомнив о случившихся с ним раз или
два коликах, чему человек в кашне почти что обрадовался.
   Доктор Инверюр был похож на ушедшего на покой грузного пожилого боксера
тяжеловеса. У него было медно-красное, удивительно злое лицо.  Глаза  его,
влажные, налитые кровью, так и пылали яростью. Но когда  Чарли  вошел,  он
кинул на него быстрый и хитрый взгляд.
   - Кажется, я вас не знаю, - прорычал он. - Что с вами? На  мой  взгляд,
вы здоровы.
   - Точно, здоров, - спокойно ответил Чарли.
   - Вот как! Для меня это разнообразие. Тогда зачем вы пришли?
   Чарли стал коротко и быстро объяснять, зачем он пришел, так как боялся,
что в любую секунду доктор может взорваться.
   - Погодите, я  должен  с  вами  поговорить  как  следует.  Сколько  там
осталось? - крикнул он. Вошла  молодая  женщина  -  сестра  милосердия.  -
Посмотрите, Лилиан, кто там остался. Выпроводите  всех  стариков,  давайте
только тех, кто действительно болен. - Он обернулся к Чарли. -  Подождите,
пока я их приму. Тогда у  меня  будет  несколько  свободных  минут,  и  мы
поговорим.
   Чарли вернулся в комнату ожидания, пропахшую запахами болезней,  грязи,
нищеты. Он слышал,  как  доктор  рычал  на  тех  немногих,  кого  разрешил
принять. Через четверть часа Чарли пригласили в приемную.  Доктор  Инверюр
сейчас выглядел более спокойным. Он курил большую обгорелую трубку, пуская
целые клубы дыма.
   - Закуривайте, если хотите! - рявкнул он. - Лучше закуривайте.  Не  так
воняет. Человек здорово воняет, особенно когда болен.
   Закурив сигарету - он не помнил, чтобы кто-нибудь сделал это у врача, -
Чарли вернулся к тому, что привело его к доктору.
   - Вам известно, что с миссис Аддерсон? - спросил доктор. - Я не  говорю
медицинским языком, я говорю обычным языком о том, что вы  можете  понять.
Подобно сотням здешних женщин она  страдает  от  постоянного  многолетнего
переутомления, забот и плохого  питания.  Даже  если  в  своей  семье  она
съедала ту долю, которая полагалась ей, она бы все равно голодала, но  она
не съедала и ее. Она истощена. И, возможно, поправить что-либо уже слишком
поздно. Все, что сейчас ей крайне необходимо, она не в состоянии  получить
дома.  Абсолютный  покой,  строжайшая  диета,   соответствующее   лечение.
Возможно, небольшая операция, -  пока  она  не  сделает  рентген,  сказать
трудно. Таких пациентов, как она, я лечу каждый  день  и  ничего  не  могу
сделать. Я не могу спасти их от смерти. Их становится все больше и больше,
а может быть, это даже и лучше - в жизни они уже из нужны. - Он  вызывающе
посмотрел на Чарли, который подумал про себя,  что  последнее  утверждение
доктора было уже чересчур.
   - Не будем говорить о них, - твердо сказал Чарли,  -  моя  тетя  не  из
таких. Она получит все, что ей необходимо.
   - Что ж, хорошо. Насколько я понимаю,  вы  говорите,  что  в  состоянии
заплатить за нее, что можете отправить ее  в  лечебницу  или  клинику  как
платного пациента?
   - Да, пожалуй. Во всяком случае, попытаюсь. Сколько это будет стоить?
   Некоторое время доктор Инверюр думал.
   - Может быть, сорок фунтов. Может быть, сто. Трудно сейчас сказать,  но
обещаю, что постараюсь устроить как можно дешевле. Я знаю миссис  Аддерсон
давно, я лечу ее детей с тех пор, как они появились на свет. Она  чудесная
маленькая женщина. Я очень уважаю ее. Ну как, подходит?
   - Подходит. Когда она поедет?
   - Я выясню и сообщу вам. Возможно, завтра, возможно, послезавтра. Когда
я все узнаю, я зайду к вам и сам  расскажу  обо  всем.  Вы  ей  ничего  не
говорили?
   - Нет.
   - Отлично. И ничего не говорите, пока не будет известно  когда  и  куда
она поедет. Между прочим мне хотелось бы знать, как  вы  можете  позволить
себе эту небольшую роскошь, - скажем, в  шестьдесят  фунтов?  Выиграли  на
скачках? Или ограбили кого-нибудь? Лично мне  все  равно,  просто  хочется
знать, честно ли вы заработали эти деньги.
   Даже самому Чарли его ответ показался неожиданным.
   - Нет, я бы не сказал, что заработал их честно.
   Доктор громко захохотал. Надрываясь от хохота, наливаясь от  напряжения
кровью  и  изрыгая  клубы  дыма,  он  очень  напоминал  вулкан  во   время
извержения.
   - Лондонская газета "Дейли трибюн" - продолжал  Чарли  торжественно,  -
назвала меня "Героем-чудотворцем" и подарила пятьсот фунтов. А так  как  я
не  "Герой-чудотворец",  даже  просто  не   герой,   не   говоря   уже   о
"Герое-чудотворце", я сомневаюсь, что деньги попали по назначению.
   Доктор ухмыльнулся.
   - Кое-что помню. Несколько  дней  назад,  да?  Нагородили  такую  чушь,
подумал я тогда. Раздули из ничего.
   - Ага. Газеты, не я.
   Доктор усмехнулся.
   - Что ж, берите  у  них  все,  что  они  будут  давать  вам,  пока  они
чего-нибудь не потребуют от вас, а люди обычно даром  не  дают  ничего.  И
думайте, что если бы они не затеяли всю эту пустую шумиху, что если бы они
не сделали из вас дурака,  миссис  Аддерсон  не  получила  бы  нужного  ей
лечения.
   - Тетка говорила, что вы очень хорошо относитесь к ним.
   - Хорошо отношусь к ним? Конечно, нет. Ни к кому,  если  хотите  знать,
никогда хорошо не относился. Не верьте ни слову. Я  не  благотворитель,  я
просто старая медицинская кляча, вот  кто  я.  Но  я  уважаю  вашу  тетку.
Отличный человек. Здесь вообще много таких, как она, а они -  соль  земли.
Ее муж  тоже  отличный  человек.  Правда,  немного  старомоден  -  образец
честного специалиста, который заработал каждую копейку, что принес в  дом.
И этот специалист сейчас  занимается  унизительной  домашней  работой,  но
попробуйте только сунуться к нему, и он пошлет вас  к  черту.  Если  бы  в
России был миллион таких вот, как Том Аддерсон, посмотрели бы вы тогда  на
нее. А у нас они есть, и не нужны. У нас они гибнут, и никому до этого нет
дела. Том Аддерсон теперь уже никогда не прикоснется к корабельной машине.
Его время прошло.
   - Думаю, он знает это, - сказал Чарли. - Сегодня он мне  рассказывал  о
"Братьях Стерк".
   - А его сын? Как его?
   - Джонни.
   - Да, Джонни.  Что  будет  с  ним?  Работы  у  него  нет.  Нет  никаких
перспектив. Через некоторое время  он  свяжется:  с  красными  парнями,  и
какой-нибудь разжиревший полицейский раскроит ему дубинкой  голову.  Потом
он сядет в тюрьму, после "его один бог  знает,  что  будет  с  ним.  А  их
девочка! Славное маленькое создание, но без цепкости  в  жизни,  без  ума.
Очень скоро она уедет из дому, поступит в официантки или  еще  куда-нибудь
и, если ей не повезет, если она  не  встретит  полоумного  парня,  который
увлечется ею и сразу же женится, она потеряет голову  и  опомнится,  когда
уже надо рожать, и тогда несчастья  пойдут  одно  за  другим,  и  кончится
все... Но может, вы собираетесь жениться на ней?
   - Нет, не собираюсь, - твердо ответил Чарли. - Мэдж не в моем вкусе.
   - Очень разумно. Так вот, я вам набросаю будущее этой  семьи.  Если  не
случится чуда, ваши  Аддерсоны  через  год-два  опустятся  еще  ниже.  Том
потеряет то самоуважение, которое у него еще осталось, Джонни  -  свободу,
девушка - целомудрие и, возможно, уважение людей, а  пока  что  мы  строим
планы, как поправить здоровье несчастной миссис Аддерсон, чтобы она  могла
видеть, как все они катятся в пропасть.  Хорошее  дело  мы  затея  ли,  не
правда ли? - зарычал доктор.
   - Ничего, посмотрим, - сказал Чарли. - В конце концов, доктор,  ни  вы,
никто другой не знает, что будет потом.
   - Не знаю, что будет  потом?  Зато  знаю,  что  происходит  сейчас.  Мы
создаем поколение, рожденное в нищете и  заботах,  растущее  на  нищенских
кусках. Такого еще никогда не было.  Поколение  инвалидов  первой  группы?
Нет, поколение инвалидов сто первой группы. Я задыхаюсь от  ярости,  когда
помогаю родиться на свет будущим нищим.  И  это  происходит  не  только  в
Слейкби,  хотя,  клянусь  богом,  на  нашу  долю  выпало  больше,  чем  мы
заслуживаем, но и по всей стране. И во  всей  Европе  и  Америке.  Что  за
детство! Что за будущее! И какое будет поколение! Всюду говорят  о  войне,
которая сотрет нас с лица земли. Что же, иногда я думаю,  что  чем  раньше
нас уничтожат, тем лучше. Я даже не знаю, зачем я помогаю людям жить!
   - Это ваша работа, так?
   - Да, и поэтому  я  продолжаю  работать  и  никуда  не  сворачиваю.  Ты
когда-нибудь задумывался над нашей социальной системой? Понимаешь  ли  ты,
что каждый раз, когда кто-нибудь  думает,  что  помогает  людям  тем,  что
изобрел машину, которая делает ботинки быстрее и дешевле, он только лишает
еще больше людей работы, так  что  они  вообще  не  в  состоянии  покупать
ботинки. Каждое  новое  изобретение,  каждая  новая  идея,  как  увеличить
производство товаров, только отнимает у людей кусок  хлеба.  Наша  система
такова, что улучшить жизнь большинства людей невозможно.
   - Что же теперь делать? Стать красным?
   - Если бы я знал, что от этого все переменится, я  бы  завтра  же  стал
красным. Но это не поможет, и потом - я  не  люблю  красных.  Я  не  люблю
советы,  комитеты,  дураков,  которых  избирают,  полоумных  товарищей   и
проклятое  вмешательство  везде  и  всюду.   И   не   люблю   общественную
собственность. Когда  что-то  принадлежит  всем,  значит,  не  принадлежит
никому:  получается  нечто  среднее  между  музеем  и  потерявшей  хозяина
собакой. Существует, молодой человек, одна вещь, на которую  правительство
должно обратить внимание, но не делает этого, - деньги. Надо ввести другую
финансовую систему. Хуже, чем существующая, она не будет. Будь моя воля, я
бы выдавал каждому безработному четыре  фунта  в  неделю  и  заставлял  бы
тратить их до последнего пенса.
   - Нельзя делать этого! - воскликнул Чарли. Он не всегда забывал то, что
читал в газетах.
   - Нельзя? Почему?
   - Нельзя, - замялся Чарли. -  Мы  не  выдержим.  Я  ходу  сказать,  что
государство обанкротится.
   -  Ну  и  пусть  обанкротится,  пусть  обанкротится.  Говорят,  что  мы
платежеспособны, а поглядите на нас. Давайте, для разнообразия,  попробуем
банкротство.  Пусть  лондонский   Сити   [деловой   центр   Лондона,   где
сосредоточены крупнейшие английские  банки]  зарастет  травой,  как  здесь
заросли травой судоверфи. Но,  дружок,  послушай  меня  минутку,  а  потом
можешь себе ехать в Лондон к тем,  кто  считает  тебя  героем,  и  кое-что
рассказать им. Мир в  состоянии  производить  всего  черт  знает  сколько.
Сумасшедшее  производство  началось  во  время  войны,  и  теперь  его  не
остановишь. С каждым годом новые машины производят новые товары. Например,
в Южном Уэльсе добывают громадное количество угля, но там не растет  кофе,
а в Бразилии кофе идет вместо топлива. Почему так?
   - Можно сломать голову, - сознался Чарли. - Каждый раз,  когда  думаешь
над этим, можно сломать голову.
   - Потому что мы производим, но не потребляем. Но мы  не  потребляем  не
потому, что мы перестали есть, носить одежду, желать другие вещи, а просто
потому, что у нас нет  денег.  У  потребителя  недостаточно  денег,  самих
потребителей недостаточно, поэтому-то вся машина  и  останавливается.  Все
равно, что играть в покер на фишки, сделанные из тающего  льда.  Надо  или
совершенно прекратить эту игру в деньги,  что  будет  чертовски  неудобно,
хотя, если ты встречал очень богатого человека, то мог  заметить,  что  он
действует только чековой книжкой и почти никогда не имеет  наличными  даже
шиллинга, или, отказавшись от этого пути, надо  ввести  подвижные  деньги,
дать им возможность  широкого  обращения  среди  покупателей  и  перестать
болтать чушь о золотом стандарте  и  слушать  с  открытым  ртом  банкиров.
Каждый раз, когда спросят твое мнение о чем угодно, чтобы напечатать его в
"Дейли"... как ее? "Трибюн", что ли? - ты должен кричать об  этом  во  всю
силу, не забудь, во всю силу, иначе тебя не услышат. И если тебя  спросят,
кто тебе это сказал, можешь ответить, что тот прекрасный  доктор  Инверюр,
от которого в восторге Министерство здравоохранения благодаря  его  частым
напоминаниям о безработице и недоедании рабочих. А теперь, даже если бы ты
казался десять раз героем или был им, тебе  все  равно  придется  уйти  из
амбулатории, потому что мне надо сходить еще к трем десяткам больных, одна
половина которых  притворяется,  а  другая  вот-вот  умрет.  Я  постараюсь
устроить миссис Аддерсон в такое место, где ее подлечат и так,  чтобы  это
не пробило особенной бреши в твоем бюджете. Зайдешь ко мне через день-два.
   - Хорошо, - ответил Чарли, вставая.
   Доктор Инверюр широко и дружески улыбнулся ему.
   - Ты - славный малый, несмотря на то, что о  тебе  эта  "Дейли  трибюн"
нагородила столько чепухи. Как только я увидел твою соломенную шевелюру, я
сразу же сказал себе, что ты парень что  надо.  А  теперь  -  вытряхивайся
живо, иначе я скажу, что нужна операция, и отниму у тебя все деньги.
   Чарли  отправился  на  Фишнет-стрит,  чувствуя,  что  время  не  прошло
впустую. Он устал. В Лондоне он не  выспался,  последняя  ночь  в  поезде,
которая окончилась на рассвете, прошла  в  полудреме.  Лондон  отодвинулся
куда-то в бесконечность, сузился до крохотного мерцающего пятнышка.  Чарли
казалось, что в Слейкби он прожил недели. Все, кого  он  встречал,  с  кем
познакомился в Лондоне, за исключением  одного  человека,  превратились  в
смутные тени. Исключением, светлым и четким, осталась Ида Чэтвик,  девушка
из Пондерслея. Но он пришел к выводу, все больше жалея  себя,  -  как  это
делают  усталые  мужчины,  -  что  ей  сейчас  не  до  него,  она   занята
переделыванием  себя  в  знаменитость  и  забывает,  что  вообще  когда-то
встречалась с ним. Сейчас, когда  он  был  в  Слейкби,  далеко  от  "Дейли
трибюн"  и  "Нью-Сесил  отеля",  его  не  очень  тревожило  то,  что   она
превращается в знаменитость, его огорчала мысль, что она забывает  его.  У
него было мелькнуло сумасшедшее желание, что хорошо бы написать ей  письмо
и рассказать все, что произошло с ним за последние дни, но  он  тотчас  же
вспомнил, что писать письма не умеет и  поэтому,  если  напишет,  выставит
себя глупцом. Может, рассказать о ней тетушке Нелли? Нет, сразу  же  решил
он, этого делать нельзя.
   Однако он рассказал.


   Доктор Инверюр в  своих  расчетах  допустил  ошибку,  Для  того,  чтобы
уладить вопрос о поездке тети Нелли,  ему  потребовалось  не  день-два,  а
целая неделя. На Фишнет-стрит, в доме  восемнадцать,  он  появился,  чтобы
оповестить о новостях,  лишь  вечером  следующего  понедельника.  Отсрочка
случилась не по его вине, о чем он  не-замедлил  поставить  в  известность
Чарли, который не оставлял его в покое  больше  чем  на  два  дня  подряд.
Оказалось, что не так-то просто, как он  думал  раньше,  найти  подходящее
место, и Чарли пришлось прожить в Слейкби неспокойную неделю,  неспокойную
главным образом потому, что