Джон Бойнтон Пристли.
    Герой-чудотворец

   -----------------------------------------------------------------------
   J.B.Priestley. Wonder Hero (1933). Пер. - О.Меркулов.
   Алма-Ата, Казахское изд-во художественной литературы, 1960.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 10 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


1. ДЕНЬ ЧАРЛИ ХЭББЛА

   Это было ранней весной, в один из вторников,  вскоре  после  того,  как
"Дейли трибюн" оповестила, что ее дневной тираж превысил полтора  миллиона
экземпляров. Свежий, аккуратно сложенный номер  газеты  я  это  утро,  как
обычно, ожидал своего постоянного читателя Чарли  Хэббла,  который  снимал
комнату со столом у миссис Фосет - дом 12, Дак-стрит, Аттертон.
   Последнюю неделю молодой человек  работал  в  ночной  смене  и  сегодня
проспал все утро. Ему уже был приготовлен обед, и миссис  Фосет  поставила
на стол жареную печенку с картофелем, крепкий чай, хлеб, кусок намазанного
маслом чайного кекса,  немного  консервированных  абрикосов  в  стеклянной
вазочке и кувшинчик с комковатым кастардом [мучной крем].
   Печенка все еще шипела и пузырилась, когда Чарли сошел вниз и вонзил  в
нее вилку. Это был последний обед, который ему надлежало съесть  у  миссис
Фосет, последний обед, который он должен был съесть, как Чарли Хэббл,  кто
никогда не был ни знаменит, ни известен. Но он об этом пока не  знал,  так
же как не знала и миссис Фосет, как не знала и "Дейли трибюн", для которой
он был просто рядовым из армии постоянных читателей - всего лишь фамилия и
имя на подписном бланке, иными словами - пенни из Аттертона.
   В каждой футбольной команде, особенно  к  северу  от  Трента,  найдется
игрок, похожий на Чарли Хэббла, может быть, чуть  помоложе,  но  такой  же
чумазый и тоже известен как "хороший  парень".  Чарли  -  крепкий  молодой
человек ростом в пять футов восемь дюймов, лет за двадцать  пять.  У  него
короткие песочного цвета волосы, длинные, тоже песочного  цвета,  ресницы,
хорошая кожа на лице,  веснушки,  голубовато-зеленые  глаза  -  они  очень
подходят к нему, -  вздернутый  нос  приличных  размеров  и  рот  честного
малого, который еще не вполне уверен в себе и поэтому немного угрюм.
   В это утро Чарли не стал бриться,  только  как  следует  умылся,  надел
будничный костюм из  голубоватого  саржа,  но  не  пристегнул  воротник  к
сорочке и не повязал галстук.
   Итак,  мы  представили  вам  его,  типичного  мужчину   -   северянина,
обыкновенного английского рабочего, постоянного читателя "Дейли трибюн".
   Уже доедая печенку с  картофелем,  Чарли  заметил  на  столе  письмо  и
некоторое  время  подозрительно  разглядывал  его,  словно  письмо   могло
взорваться. К письмам у него было точно такое  отношение,  как  у  пожилых
людей среднего достатка, живущих спокойно и  сытно,  к  телеграммам,  этим
ударам, приходящим из страны бед. Письма  он  получал  редко  и  не  очень
желал,  чтобы  они  приходили  чаще,  потому  что  обычно  они   приносили
неприятные новости.  Он  стал  разглядывать  конверт.  На  конверте  стоял
штемпель Бендворса, его родного города. Он  подумал,  что  письмо,  должно
быть, от Ады, его замужней сестры. Он мог бы точно определить по  почерку,
от кого, но ему никогда не приходило в голову, что почерк можно различать.
Прежде чем распечатать конверт, он налил  чашку  чаю,  густо  забелил  его
молоком, положил  сахар  и,  отпив  большой  глоток  этой  сладкой  смеси,
принялся читать письмо Ады, которое начиналось  сообщением,  что  все  они
живы и здоровы, и надеждой, что и он тоже жив и здоров.  Она  писала,  что
Дейзи Холстед все-таки вышла замуж за Джорджа Флетчера, что свадьба была в
прошлую  субботу,  и  молодые  ездили  венчаться  в  большом   автомобиле,
украшенном белыми лентами, что об этом была заметка у них в газете, и  что
она, конечно, знает, что Чарли все это не интересует, и все же она считает
своим долгом сообщить ему об этом. Было бы заманчиво рассказать  читателю,
что Чарли,  дочитав  до  этого  места,  оттолкнул  печенку  с  картофелем,
абрикосы и чай и спрятал лицо в ладони. Но ничего подобного он не  сделал.
Он продолжал есть и пить с аппетитом, хотя несколько  раз  брал  письмо  и
хмуро смотрел на него.
   В дверях появилась миссис Фосет.
   - Видели письмо?
   - Да, - ответил он с полным ртом.
   Однако  ответ  этот  не  удовлетворил  миссис  Фосет;  ей,  когда   она
хозяйничала на кухне, была необходима пища для размышлений.
   - Вот  и  хорошо,  -  сказала  она  поощрительно,  раздумывая,  как  бы
продолжить разговор. - Я сначала решила,  что  это  мне,  потому  что  жду
письмо от брата, а потом, когда посмотрела на него еще раз,  увидела,  что
вам, и сказала себе: "От его девушки, от той, что тогда приезжала  к  нему
из этого, как его?  Бендворса!  -  Она  замолчала  и  посмотрела  на  него
выжидающе.
   Чарли пришло в голову, и не в первый раз, что женщины не могут не лезть
не в свое дело. Сначала Ада, теперь эта миссис Фосет. Всюду суют свой нос.
Он не ответил, притворившись, что занят едой и чаем.
   Толстая   и   пыхтящая   миссис   Фосет   стала   вдруг    внимательной
дамой-покровительницей.
   - Ну как она там, ваша девушка? Опять собирается приехать?
   - Она вышла замуж. Несколько дней назад, - угрюмо ответил Чарли.
   - Вышла замуж? Нет, вы только подумайте! - Миссис Фосет была и поражена
и довольна. Потом она усомнилась, так как Чарли часто подшучивал над  ней.
- Нет, это правда?
   - Правда. Ада, моя сестра, пишет об этом.
   - А я думала, что она - ваша девушка...
   - Ммм... Теперь нет. Вышла замуж  в  прошлую  субботу.  Белые  ленты...
Заметка в газете...
   В интересах  миссис  Фосет  было  держать  постояльца,  этого  хорошего
молодого человека,  имеющего  определенную  работу,  неженатым  как  можно
дольше, но тем не менее она, казалось, была возмущена больше, чем он сам.
   - Нет, вы только подумайте! Так сейчас и поступают многие  девушки.  Ни
стыда у них, ни совести. Одно бесстыдство. И вы долго гуляли с ней?
   - Года два. С перерывами.
   - Два года! - продолжала она, беря  ноты  все  выше  и  выше.  -  Такой
славный, самостоятельный молодой человек! Ради нее вы бы  сделали  все,  я
уверена. Но стояло вам уехать на несколько месяцев и, пожалуйста  -  вышла
замуж! Не сказав ни словечка. Знаете, что я вам скажу, пусть  слышит  меня
кто угодно, она сделали глупость,  что  связалась  с  кем-то.  Он  ее  еще
проучит. Таких найти очень нетрудно. Разодет и  всякое  там  тра-ля-ля,  а
потом, не успеешь опомниться, как он потребует, чтобы ты работала на него,
- добавила она сурово,  словно  обращаясь  к  невидимой  толпе  щеголей  и
коварных изменников. - Бездельник, наверное, и  белоручка.  Вот  кого  она
подцепила, попомните мои слова.
   - Нет, - спокойно не согласился Чарли. - Он хороший парень. Я его знаю.
   - Знаете? Нет, вы только подумайте! Это еще хуже, если знаете. Каков же
он тогда, если так насмеялся над вами! И она!.. - С этими  словами  миссис
Фосет сделала несколько шагов к Чарли и продолжала более  доверительно:  -
Теперь уж я скажу вам, чего раньше не говорила. Еще тогда, когда она  была
вашей девушкой, когда она  приезжала  и  просидела  здесь  вечер,  не  мне
оговаривать ее, но я  еще  тогда  подумала,  что  вы  связались  с  пустой
девчонкой. Такую легко видишь по глазам. "Хорошенькая, ничего не  скажешь,
- сказала я себе тогда, - во,  ручаюсь,  пустая.  Я  бы  не  удивилась,  -
сказала я себе, если он вдруг увидит, что это не то". Так сказала я  тогда
себе.
   Однако у Чарли была хорошая память. Он не забыл,  как  она  весь  вечер
увивалась около Дейзи и целыми днями потом творила о ней. А теперь  только
послушай ее! Он скептически улыбнулся.
   - Дейзи не такая. Я не хочу, чтобы ей плохо было. Мы ничего не  обещали
друг другу.
   - Конечно, так и надо смотреть на все, - сказала миссис Фосет,  которая
считала, что подобный взгляд - жалок и бесплоден:  она  жаждала  драмы.  -
Очень хорошо, что вы можете так смотреть. Многие не могут. Не  знаю,  могу
ли я, - добавила она задумчиво. - Но я терпеть не могу  обмана.  Все,  что
угодно, но не обман. Нет, не терплю и никогда  не  терпела.  Как  печенка?
Попался как будто неплохой кусочек.
   - Отличный. -  И  обманутый  влюбленный  бодро  кивнул  и  приступил  к
абрикосам и кастарду. - Не думайте об этом, мамаша. У них все в порядке, у
меня тоже. И никто не собирается плакать.
   - Конечно, я всегда так говорила, - сказала  миссис  Фосет,  не  желая,
чтобы ее превзошли в философском восприятии жизни. - Чему  быть,  того  не
миновать. Поверьте, у меня тоже было достаточно неприятностей, но я всегда
говорила себе: чему быть, того не миновать.
   Переваливаясь с ноги на ногу, она  удалилась,  унося  с  собой  остатки
печенки с картофелем.
   Чарли, конечно, не было так  весело,  как  он  старался  показать  это.
Правда, он не был обманут, так как оба они - Дейзи и он - последние месяцы
все больше становились чужими друг другу, и оба знали об этом, хотя ходили
в кино, на танцы,  катались  на  машине,  бывали  на  вечеринках,  изредка
выезжали за город. Чарли переехал сюда,  в  Аттертон,  и  они  уже  совсем
отдалились друг от друга. У них не было  ничего,  что  могло  бы  победить
время и расстояние, и это решило все.  Он  мог  жить  без  нее,  а  Джордж
Флетчер, наверное,  не  мог.  Может  быть,  все  могло  получиться  иначе?
Возможно, она скорее бы пошла за него, чем за Джорджа Флетчера, и если  он
потерял ее,  то  по  своей  вине.  Так  рассуждал  Чарли;  он  всегда  был
рассудительным парнем. Тем не менее  спокоен  он  не  был,  хотя  подобные
рассуждения должны были принести  покой.  Где-то  за  этими  рассуждениями
пряталось  чувство  потерянности  и  одиночества.  Мысли  о  Дейзи   давно
перестали его волновать, но он  всегда  помнил  о  ней  Она  была  славной
девушкой и хорошим товарищем, с ней было интересно. А вот  теперь  ее  уже
нет, на ее месте образовалась пустота. Если  бы  здесь,  в  Аттертоне,  он
завел себе девушку, все было бы хорошо. Но девушку здесь он  не  завел,  и
поэтому пустота была ощутимой.
   Он развернул "Дейли трибюн". Для него она была "его газета", что далеко
не равнозначно слову "газета" вообще. Если он говорил: "Я читал об этом  в
газете", а это случалось нередко, подразумевалось, что он узнал что-то  из
"Дейли трибюн". Его отношение к "Дейли трибюн" было типичным: он не  питал
к ней особого уважения. Почтительность, с которой относились  его  деды  и
отцы к страницам с новостями, к печатному листу,  давно  исчезла.  Каждому
сообщению, которое содержала газета, он не верил и в то же время не мог не
верить. Он читал газету в каком-то странном заторможенном состоянии веры и
безверия, в состоянии человека, который следит за фокусами.  От  газеты  в
голове оставался сумбур: смутные тени неверия там  и  сям  перемежались  с
пышно и фантастически освещенными чудесами доверчивости. "Трибюн", которая
представляла собой пятидесятиаренный цирк новостей и высказываний, не была
ни жизнью, ни миром, которые он знал. Она не была Бендворсом и Аттертоном,
она не была им самим, или Дейзи Холстед, или миссис  Фосет,  но  в  то  же
время  вполне  возможно,  мир  и  жизнь  "Дейли   трибюн"   могли   где-то
существовать. Ему льстило, ему не могло не льстить бесконечное внимание  к
нему со стороны "Трибюн", которая, казалось, только и жаждала сделать  для
него на земле все, чтобы потом увидеть, как он идет по праведному пути  на
небо. Он считал, что газета стоила пенни, - пишут в ней правду  или  ложь.
День казался неполным, если он не читал  "Трибюн".  Но  сегодня,  хотя  он
получил газету и уже просматривал  заголовки  об  английском  премьере,  о
Германии и России, об убийстве кого-то, о футболе, боксе,  кинозвездах,  -
сегодня тоже день казался неполным. В другой раз он провел  бы  с  газетой
около часа, сидя в кресле и покуривая. Но  сейчас  он  испытывал  какое-то
беспокойство и не мог оставаться дома. Его беспокоила та пустота,  которая
пришла на место Дейзи. Ему хоте лось куда-нибудь идти, что-то делать.
   У себя в комнате, пристегивая воротник и повязывая галстук, он пожалел,
что уехал из Бендворса. Бендворс был его родным городом, и в Бендворсе  он
был  кем-то.  Он  играл  там  в  футбол,  последние   два   сезона   левым
полузащитником во втором составе  сборной  города,  и  почти  все  местные
болельщики знали его. Он был  одним  из  лучших  игроков  на  биллиарде  в
"Фрайдли роуд менз клаб" [мужской клуб], где каждый знал его по  имени.  У
него было несколько приятелей и хорошие знакомые. Были и знакомые девушки.
В городе он что-то да значил. А здесь, в Аттертоне, даже после  нескольких
месяцев он был всего лишь рабочим "Ассошиэйтед  коул  продактс"  [угольная
фирма], который живет на Дак-стрит. Он был справедлив: он  знал,  что  ему
повезло, когда его перевели из "Коук компани"  [коксохимическая  фирма]  в
Бендворсе на АКП в Аттертон. Здесь у него была  постоянная  работа  -  три
фунта  в  неделю,  когда  половина  его  знакомых  жила  на   пособие   по
безработице. С работой ему  повезло.  К  тому  же  никто  не  был  на  его
иждивении, отец и мать умерли, одна сестра была  замужем,  у  второй  была
постоянная работа, но вряд ли хоть один  семейный  человек  так  страшился
потерять работу, как он. Однажды он долго был без работы и знал,  что  это
такое Сначала надежда найти работу в одной, другой, третьей  фирме,  потом
долгие очереди на бирже труда, унылые кучки  безработных  на  углах  улиц,
медленное и незаметное падение, в котором  безделие,  утраченные  надежды,
недоедание, тупой гнет официальных властей - асе это постепенно засасывает
и подкапывает уважение к  самому  себе.  Чарли,  по  натуре  деятельный  и
независимый парень, рассматривал  этот  период  жизни,  как  пребывание  в
тюрьме. Все, что угодно, но не безработица! Поэтому, получив здесь хорошую
работу, он знал, что не должен ворчать. Но он ворчал, и ворчал со злостью.
   Натянув твидовую кепку и перекинув через руку плащ, он  вышел  из  дома
двенадцать  по  Дак-стрит  без  десяти  два,  совсем  не   надеясь   найти
какое-нибудь развлечение.


   Кое-кто полагает, что жители наших промышленных городов имеют  к  своим
услугам бесконечное число развлечений,  на  которые  они  тратят  время  и
деньги. Поговаривают о Риме времен падения  империи,  о  цирках  и  играх.
Таким людям следовало бы поработать неделю в ночной смене в  Аттертоне,  а
потом попытаться развлечься в начале второй половины дня,  когда  отдыхают
те, кто работает ночью. Аттертон  принадлежит  к  числу  тех  маленьких  и
унылых городов на севере Средней Англии, главным занятием которых является
добыча угля и производство химических продуктов самого неприятного  сорта,
вроде  оксидов  и  взрывчатки.  Его  десять  тысяч  жителей   обитают   за
закопченными кирпичными стенами, покрытыми  угольной  пылью.  Трамвай  или
автобус быстро  доставит  вас  в  пригород,  но  соседствующая  с  городом
сельская местность однообразна и гнетуща. Она жестоко поплатилась за уголь
и продукты из него и умоляет вас оставить ее и найти забвение в городе. Но
будничный день в Аттертоне, даже если случится хорошая погода, не  обещает
много развлечений. Самый большой в  городе  магазин  "Аттертон  кооператив
сосаити стор" не останавливает прохожего у своих витрин. К  вашим  услугам
бесплатная  библиотека,  но  ее  залы  всегда  полны  безработных,  угрюмо
рассматривающих аристократических  красавиц  и  команды  игроков  в  поло,
ожидающих  свежей  газеты,  которая   может   быть   полезна   им   своими
объявлениями. В городе целых три кинотеатра, но, к  сожалению,  по  будням
они закрыты до шести  вечера.  Летом  можно  посмотреть  крикет,  зимой  -
футбол, но только по  субботам  или  четвергам,  когда  закрыты  магазины.
Конечно, вы можете отправиться к каналу и смотреть там на  всегда  грязную
от нефти и угольной пыли воду, или на маленький вокзал, где с плакатов вас
не без иронии приглашают провести зиму в Каире, или разглядывать  закрытый
кинотеатр, или бесцельно слоняющихся сограждан,  которые  стоят  почти  на
каждом углу;  их  особенно  много  на  базарной  площади,  где  они  могут
наблюдать, как приходят и отходят  автобусы  и  трамваи  и  услышать,  кто
победил  в  матче,  состоявшемся  в  три  часа.   К   этим   разнообразным
наслаждениям во второй день недели  спешил  современный  падший  римлянин,
развращенное дитя игрищ и цирков - Чарли Хэббл.  Он  мельком  взглянул  на
знакомую базарную площадь, чуть  освещенную  скупым  весенним  солнцем,  и
исчез в баре "Колокольчика", самого большого в городе ресторана.
   Было бы  нетрудно  показать  "Колокольчик",  наполненный  несчастным  и
пьяными  созданиями,  которые,  подгоняемые  и  понуждаемые   бессердечным
хозяином  и  прислугой,   жадно   насыщаются   алкоголем,   чтобы,   забыв
ответственность перед жизнью, набраться храбрости прийти  домой  и  ломать
мебель, колотить жен и обрекать на голодную смерть детей. Было бы в равной
мере легко показать "Колокольчик" как место, где  царит  дух  приятельских
отношений,  атмосфера  с  рождественской  открытки,  подобно  атмосфере  в
"Кабаньей голове" на  Истчип  [лондонская  улица]  или  "Белом  олене"  из
"Пиквика" - отличный  старый  эль,  яркие  характеры,  рассказы  и  песни,
словом, старая добрая Англия, отдых и беззаботность.
   К  сожалению,  ни  одна  из  этих   картин,   красивых   и   приносящих
удовольствие, не будет ни чем иным,  как  только  фальшивкой.  За  стойкой
скучали две девицы и молодой человек, громко посасывающий дупло в зубе.  У
стойки сидело несколько мужчин, которые, казалось,  совсем  не  стремились
напиться до смерти или заводить друг с другом приятельские  отношения.  Не
слышалось ни пьяной брани, ни взрывов смеха. Общая атмосфера была  та  же,
что и на базарной площади - безразличное  ожидание:  девицы  ждали,  когда
ресторан закроется, посетители ждали, когда войдет кто-нибудь из  знакомых
или когда часы пробьют четверть или половину, сам  ресторан,  как  и  весь
город, казалось, ждал какого-то происшествия,  хотя  поверить  в  то,  что
может что-то произойти, было вообще трудно. Войдя в ресторан, Чарли тотчас
же понял, что "Колокольчик"  не  развеселит  его,  но  он  особенно  и  не
надеялся развеселиться здесь.
   Одна из  девушек,  что  повыше,  зная  Чарли  как  посетителя,  немного
оживилась. Ставя на стол заказанный им стакан бочкового, она  снизошла  до
того, что заметила, что его друг последнее время не заходит. Этот "друг" -
девушки из ресторана любят поговорить о "друзьях"  мужчин,  потому  что  у
девушек из ресторана несколько приукрашенное представление о жизни  мужчин
и их взаимоотношениях - этому способствует и работа девушек и то, что  они
видят, - этот друг был просто человек,  с  которым  Чарли  однажды  провел
здесь вечер, но никогда до и после этого не видел его,  поэтому  ему  было
безразлично, заходит друг или  нет,  но  ему  было  приятно,  что  девушка
проявила интерес. Ее внимание не пробудило в  нем  мужского  тщеславия,  к
девушке он был совершенно равнодушен, но приподняло  чувство  собственного
достоинства  и  самоуважения   как   жителя   города.   Его   заметили   в
"Колокольчике", а это уже что-то значит. Он почувствовал себя увереннее.
   Он отнес свой стакан на столик в неглубокой нише, закурил  сигарету  и,
так как делать было  больше  нечего,  развернул  "Дейли  трибюн",  которую
принес с собой. Он читал  несколько  минут,  пока  звук  нового  голоса  с
несвойственным для этих мест акцентом  не  заставил  его  поднять  голову.
Голос принадлежал мужчине, который заказывал у стойки выпивку. Получив  ее
- виски - человек повернулся и направился к нише, где сидел Чарли. У  него
было очень красное лицо и громадный мясистый нос; очевидно,  когда-то  нос
был перебит. В одной руке человек держал рюмку, в другой - плоский