сегодня с треском провалится. Миссис
Шайни бормочет, как индюшка. Бедняга  Тед  Гиззард  путается  в
длинных словах. Ваша прелестная белокурая молчальница, наверно,
рта  не  раскроет.  А  теперь  еще  этот король троллей на нашу
голову! Надо бы снять с него фартук и  отобрать  вилы.  Сдается
мне,  ему  на  самом  деле  года  двадцать  два и он только что
получил свою первую роль в "Драматическом  театре",  Чарли!  --
крикнул он. -- Мы рассаживаемся по местам.
     Миссис Шайни была дородная и глупая дама с большим носом и
бюстом.  Тед  Гиззард  был  тощий  и  упрямый  субъект, до того
понаторевший  в  суконном  языке  речей  и  докладов,  что   на
обыкновенном  английском  языке  изъяснялся уже с трудом. Филип
глядел, как все четверо занимают свои места по обе  стороны  от
Бэртона  Чидлуорта  --  принцесса  рядом  с  Тедом Гиззардом, а
Марлаграм рядом с миссис  Шайни  --  и  на  душе  у  него  тоже
заскребли  кошки.  Правда, на вид девушка неотразима, но в том,
что она до сих пор говорила,  особого  ума  не  видно.  А  этот
коротышка  Марлаграм,  хоть  ему,  уж  наверно, никак не меньше
восьмидесяти, все только подмигивает, трясет головой,  хихикает
да потирает руки -- этакий жизнерадостный маразматик!
     -- Добрый  день!  --  сказал Чидлуорт, улыбаясь миллиону с
четвертью домашних хозяек (не считая  бесчисленных  школьников,
больных  корью  и  свинкой).  --  Приглашаем  вас снова принять
участие в "Дискуссии у вас на экране". Справа от меня -- давняя
и популярная участница наших передач миссис Шайни. Как всем вам
известно, миссис Шайни -- председатель Гильдии домашних  хозяек
и  хранительница домашнего очага. Рядом с нею, на месте, обычно
принадлежащем Джозии Хуки, который не совсем здоров,  мистер...
э-э...  Марлаграм,  готовый осветить интересующие нас вопросы в
сельскохозяйственном аспекте,  иначе  говоря,  с  точки  зрения
деревни. Слева от меня -- еще один давний и не менее популярный
участник  наших  передач  Тед  Гиззард.  Тед Гиззард пользуется
широкой   известностью   в   тред-юнионистском   движении:   он
генеральный   секретарь   профсоюза  клепальщиков-паяльщиков  и
лудильщиков-точильщиков. А рядом с ним -- еще  одно  новое  для
вас лицо... на редкость приятное добавление к нашей компании (я
думаю, мои слова не вызовут возражений)... принцесса Мелисента,
ныне успешно подвизающаяся в Лондоне в качестве натурщицы.
     -- Нет,   я   просто  ищу  Сэма,  --  решительно  объявила
Мелисента. -- Где он?
     -- После  скажу,  девочка,  --   ответил   Марлаграм,   --
Хи-хи-хи!
     -- Да,   да,   --  поспешил  вмешаться  Чидлуорт.  --  Это
чрезвычайно интересная проблема, и я надеюсь, мы еще вернемся к
ней. А теперь, миссис Шайни... первый вопрос  к  вам,  Одна  из
постоянных  телезрительниц спрашивает: "Какие новые возможности
следовало бы открыть перед женщиной?" Пожалуйста, миссис Шайни,
     -- Я  буду  говорить  как  домохозяйка   и   хранительница
домашнего   очага,   --  сказала  миссис  Шайни  с  неописуемой
важностью, --  ибо  вам  известно,  что  я  возглавляю  Гильдию
домохозяек  и  хранительниц  домашнего  очага,  самое крупное и
самое  влиятельное  объединение   домохозяек   и   хранительниц
домашнего  очага  в  нашей  стране.  Итак,  как  домохозяйка  и
хранительница домашнего очага, я отвечаю: все без изъятия новые
возможности должны быть предложены и открыты женщине, и главным
образом в ее качествах домохозяйки  и  хранительницы  домашнего
очага.
     -- Прекрасно,  --  сказал  Чидлуорт.  --  Большое спасибо,
миссис Шайни. А теперь -- Тед Гиззард.
     -- Резервируя  свое  суждение  по   поводу   проблем,   не
являющихся   предметом   данной  дискуссии,  --  начал  Гиззард
чрезвычайно медленно, -- я думаю, что  мог  бы  высказаться  по
этому частному вопросу без всякого предубеждения...
     -- Давай, шуруй! -- закричал Марлаграм.
     -- ...без  всякого предубеждения, разумеется, -- продолжал
Гиззард, --и в то, же время беря на себя смелость  говорить  не
только       от       лица       клепальщиков-паяльщиков      и
лудильщиков-точильщиков, но и от имени всего тред-юнионистского
движения в целом -- в том  виде,  в  каком  оно  существует  на
текущий  момент.  Итак,  вот мое мнение -- впрочем, я еще не до
конца уверен, выскажу ли я его... Или нет -- выскажу: и  да,  и
нег  --  принимая  в  расчет  неоспоримый  факт,  что  вместе с
обстоятельствами меняется и существо дела.
     -- Замечательно! Благодарю вас, Тед Гиззард. Ну, а  каково
суждение   деревни,  как  относится  к  этому  важному  вопросу
сельское население, мистер Марлаграм?
     -- Молоко-яички-мед, раз-два-три-четыре-пять, цап-царап да
хвать-похвать, хлев-подойник-маслобойня,  гуси-гуси,  га-га-га,
загоняй  скорей  корову, ну-ка, выгони быка. -- Марлаграм сыпал
словами с фантастической быстротой, лицо его  было  серьезно  и
задумчиво.  --  В  общем  --  нет, другой раз -- да, особенно в
апреле и сентябре, но по пятницам -- избави бог!
     -- Понятно, --  сказал  Чидлуорт,  хотя  ему,  разумеется,
ничего не было понятно. -- Принцесса Мелисента, ваша очередь: о
каких новых возможностях думаете вы?
     -- Я думаю о Сэме, -- твердо сказала Мелисента.
     -- Его только что сунули в темницу, -- сказал Марлаграм.
     -- В темницу?
     -- В  самую  что  ни  на  есть глубокую... Хи-хи-хи! Но не
тревожьтесь, все обойдется.
     -- Господин ведущий,  --  начала  миссис  Шайни,  --  надо
отметить...
     -- Да,  да...  чрезвычайно интересно, -- в полном смятении
сказал Чидлуорт. -- Вы хотите сказать, Мелисента, что Сэм  даст
вам новые возможности?
     -- Не  смейте  называть  меня  Мелисентой, -- оборвала его
принцесса. -- Вы не входите в круг моих друзей.
     -- Как домохозяйка, -- сказала  миссис  Шайни,  --  и  как
председательница...
     -- Не вмешивайтесь! -- резко сказала Мелисента. -- Магистр
Марлаграм, вы уверены, что Сэм в темнице?
     -- К  порядку ведения, господин Чидлуорт, -- возгласил Тед
Гиззард. -- Насколько я могу судить, стоящий  на  повестке  дня
вопрос ни в коей мере не предполагает замены общего частностями
и безличного личностями...
     -- Да,  конечно,  мы  учтем  ваше  замечание,  -- поспешил
откликнуться Чидлуорт. -- Но теперь...
     -- Опять-таки к порядку ведения, мистер Чидлуорт, --  взял
слово  Марлаграм.  --  Насколько  я могу судить -- хи-хи-хи! --
сексуальная   возбудимость   несовместима   с   неограниченными
возможностями  психического склада, благоприятствующими сложным
и обильным словоизлияниям.
     -- Не уловил вашу мысль, -- сказал Гиззард.
     -- Каковы ваши первые впечатления  от  Лондона,  принцесса
Мелисента? -- спросил Чидлуорт, вытирая пот со лба.
     -- Если он невсамделишный, -- сказала Мелисента серьезно и
убежденно,  --  и  вы  все  это сами придумали, почему он у вас
такой ужасно безобразный и  шумный  и  почему  все  люди  такие
озабоченные, или сердитые, или грустные? Или, может, все это --
одно наваждение?
     -- Простите... как?
     -- Наваждение.
     -- Я  тридцать  лет участвую в тред-юнионистском движении,
-- сказал Гиззард, -- и, насколько я могу судить...
     -- Ох, да замолчите вы! -- Мелисента  повернула  голову  и
увидела,  что  кресло  Марлаграма опустело. Большая бурая крыса
трусцой  бежала  по  полу.  --   Магистр   Марлаграм,   магистр
Марлаграм, куда же вы?
     -- Перемолвиться словечком с Сэмом. Хи-хи-хи!
     -- Возьмите меня с собой.
     -- Потом,  моя  девочка.  Будьте  в  "Вороном  коне" около
шести. Хи-хи-хи!
     -- Хи-хи-хи!  --  отчаянным   эхом   отозвался   Чидлуорт,
почувствовавший  (и  не  без  оснований),  что  дискуссия вышла
из-под его контроля. -- Чрезвычайно, чрезвычайно интересно... и
мы, конечно, пожелаем им всем удачи, удачи и еще раз удачи.
     -- Разумеется,  --  подтвердил  Гиззард.   --   А   теперь
следующий  вопрос.  Наша  телезрительница  из  Сэрбитона желает
знать, не станет ли  женщин  в  ближайшем  будущем  значительно
больше,  чем  мужчин,  и  если  да, то как именно это случится.
Миссис Шайни, прошу вас.
     -- Говоря как домохозяйка, -- сказала миссис Шайни,  --  а
также  от  имени  многих тысяч британских домохозяек, каждая из
которых испытывает живое и глубокое чувство ответственности  за
наше ближайшее будущее, я отвечу: возможно -- да, а возможно --
и  нет,  но каким именно образом -- сказать трудно. Вы согласны
со мною, мистер Гиззард?
     -- Да  --  в  ограниченном  смысле  и  нет  --   в   менее
ограниченном  и гораздо более широком смысле, хотя, заметьте, я
бы не хотел высказываться категорически и безапелляционно. Но у
нас в тред-юнионистском движении...
     -- По-моему,   это   глупости,   --   сказала   Мелисента,
поднимаясь с места. -- Я ухожу. Прощайте.
     По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки
втолковывал  Мелисенте,  что ее поведение во время передачи, по
всей видимости, закроет перед Уоллеби, Диммоком, Пейли и Туксом
двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли  Мелисенты
были  заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась
делать вид, будто слушает его. Филип сказал,  что,  прежде  чем
сообщить   о   случившемся   Диммоку,   он  переговорит  с  Энн
Датон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где  она  --  никто  не
знал.  Пегги тоже на месте не было, и где она -- никто не знал.
А в довершение всего Диммок ушел и никто не видел когда.
     -- Ну, это уж  слишком,  --  сказал  Филип  Мелисенте.  --
Сперва Сэм...
     -- Я  знаю,  где Сэм, -- промолвила Мелисента печально. --

говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.
     -- Да,  но,  видно,  мне  это не запомнилось, -- осторожно
сказал Филип. -- Интересно, здесь ли еще доктор Джарвис.
     Но, как выяснилось, доктор Джарвис сперва что-то  долго  и
бессвязно  объяснял насчет шкафа, а потом отправился на прием к
одному из коллег в психиатрическую клинику.
     -- Вам придется повести меня в "Вороного коня", -- сказала
Мелисента.
     -- Ради бога, -- сказал Филип. -- Как только там  откроют,
лапочка.  Но  вам  незачем  ходить  так  далеко, если вы просто
хотите выпить.
     -- Нет, я не хочу выпить. Я хочу к Сэму.
     -- Но ведь вы сами сказали, что он у вас в темнице, хоть я
и ума не приложу, как это понимать.
     -- Если я не пойду в "Вороного коня", я не смогу увидеться
с Сэмом в темнице...
     -- Ах,   пропади   оно   все   пропадом,   прекратите   вы
когда-нибудь   или   нет?   --  закричал  Филип,  швыряя  эскиз
рекламного  плаката  для  "Маминого  пусика"  в  дальний   угол
комнаты.
     Мелисента разрыдалась.

     Глава восьмая. Сэм в темнице

     Темница  и  впрямь  была  самая  что  ни на есть глубокая.
Сперва двое солдат спустились с Сэмом на обычную глубину, потом
отворили какую-то дверь  чуть  не  в  фут  толщиною,  столкнули
нового узника вниз по осклизлым каменным ступеням и замкнули за
ним  дверь.  Скудный свет проникал через единственное крохотное
оконце, пробитое высоко под потолком и совершенно недосягаемое.
Это была мерзкая  дыра.  Здесь  стоял  тот  характерный  унылый
запах,   какой  идет  от  старых  журналов,  сваленных  в  кучу
где-нибудь на чердаке. Сэм присаживался то на  сырой  обомшелый
камень, то на третью снизу ступеньку лестницы. Из темного угла,
обследовать  который  у  него  не  было  ни  малейшего желания,
доносился стук падающих  капель  и  странные  чавкающие  звуки,
наводившие  на  мысль  о  каких-то  живых  существах.  В  общем
веселого мало. К сожалению, этот вывод он сделал уже в  течение
первых  двух  минут,  а  за  последующие час-полтора ни к каким
новым выводам ему прийти не удалось. Он закусил  так  плотно  и
выпил  так  много,  что  в  любом мало-мальски пристойном месте
наверняка бы заснул, но здесь,  в  подземелье,  было  очень  уж
мокро и пакостно. Поэтому он только зевал и бранился.
     Наконец  дверь  у  него  над головой отворилась, пропустив
полоску света. Двое солдат, по-видимому весьма довольные собою,
спустились по лестнице.
     -- Хлеб, -- объявил первый солдат, подавая Сэму хлебец.
     -- Вода, -- сказал второй, протягивая кувшин.
     -- Вот на чем тебе придется посидеть, приятель.
     И оба загоготали. Сэм поглядел на них с отвращением.
     -- Ничего тут смешного нет.
     -- Да мы просто шутим, приятель, -- сказал первый  солдат.
-- Это  твой  паек  по  темничному  уставу.  Но  мы с Фредом --
золотые парни, правда, Фред?
     -- Истинная правда, Джек.
     -- Гляди-ка,  что  мы  для  тебя  спроворили   на   кухне,
приятель.  -- Он достал пакет, доверху набитый ломтями говядины
и ветчины и горбушками пирога. -- Действуй. "Спасибо"  говорить
не обязательно.
     -- А  ну,  навались, браток, -- сказал второй солдат, тот,
которого звали Фред.
     -- Нет, спасибо, -- ответил Сэм.
     -- Да ты что? -- удивился Джек. -- Такой харч,  а  он  нос
воротит.
     -- Свинья  ты  неблагодарная,  --  сказал Фред. -- А мы-то
думали, ты все глаза себе от  счастья  выплачешь,  как  увидишь
эдакую  благодать, правда, Фред? Ну, давай, начинай. Вот гляди,
какой шикарный кусок ростбифа с кровью...
     -- Простите, ребята, но я не могу есть.
     -- Брось ты это, браток, -- сказал Фред с укором, --  Хуже
отчаяния ничего не бывает. А тебе надо беречь силы.
     -- Истинная  правда,  -- сказал Джек. -- Месяц-другой -- и
ты выйдешь. Вполне может случиться, поверь моему опыту, Так что
не стесняйся, глотай-ка все это поживее.
     -- Да не могу я, ведь я только-только из-за  стола,  целую
гору  всякой  всячины слопал. Вы сами видели... вернее, видели,
что осталось. Я понимаю, вы с лучшими намерениями, но  посудите
сами...
     -- Что ты, браток! Да ежели 6 мы умели судить, сейчас бы в
суд побежали.
     Сверху  донесся  возглас:  "Дорогу  сэру Шкиперу -- новому
капитану королевской стражи!" Ужасающе воинственная фигура -- в
полном  латном  уборе,  в  шлеме  с   опущенным   забралом,   с
исполинским  мечом  в  руке,  -- лязгая и бряцая, спустилась по
ступеням. Двое солдат с величайшим трудом вытянулись по  стойке
"смирно".
     -- Проваливайте, -- сказал вновь прибывший.
     -- А  куда  провалишься?  Глубже  некуда,  капитан. -- Оба
солдата оглушительно загоготали. --  Неплохо  сказано,  правда,
Фред?
     -- В толк не возьму, как это ты все придумываешь, Джек!
     -- Вы слышали приказ? -- страшным голосом заревел капитан.
-- Эй,  вы,  слюнтяи, свиные рыла, курицыны дети, что же мне --
отсечь вам уши, открутить носы, искрошить мизинцы на котлеты?
     -- Никак нет, капитан!
     И солдаты кинулись вверх по лестнице.
     Грозный  начальник  снял  шлем,  и  перед  Сэмом  предстал
Планкет, старый шкипер, замученный жарой и духотой. Он прильнул
к кувшину и долго от него не отрывался.
     -- Адски жарко в этих латах, старик.
     -- Так   это  вы  --  новый  капитан  королевской  стражи,
Планкет?
     -- До поры до времени, старик. Надо было что-то придумать,
отвечать с ходу, ну, вот я и словчил, как сумел. Но это  только
трамплин.
     -- Вы лучше посмотрите, до чего же я здорово словчил.
     -- Все  знаю,  Сэм,  старина. За дочкой приударил, так что
ли?  Ненадежное  дело.  Я  рассказывал,  что  со  мной  было  в
Бангкоке?   Как-нибудь   выдам   тебе   эту  историю  со  всеми
подробностями. Да, здесь не разгуляешься.
     Сэм возмутился до глубины души.
     -- Не разгуляешься! Вы только поглядите на эту дыру!
     -- Бывали переплеты и почище. Однажды нас было  двенадцать
лбов,  а каморка -- меньше этой... В Тетуане было дело... Но ты
не беспокойся. Я тебя быстро отсюда  вытащу.  Нынче  вечером  я
ужинаю  у  короля  Мелиота  и  что-нибудь устрою. Ставлю десять
против одного, что он упьется.
     --А я-- сто против одного, что и вы упьетесь, шкипер.
     -- Собственно говоря, -- сказал Планкет  задумчиво,  --  я
пью  беспрерывно  с  того  самого  времени,  как Эдуард Восьмой
отрекся от престола. Но этого короля я беру на себя. Мы  с  ним
уже друзья -- водой не разольешь,
     -- Ловко  вы это устроили, шкипер. Почему он вас не разнес
за то, что вы одеты черт знает как?
     -- А потому, что я успел увести чьи-то латы, старик. Когда
мы с ним встретились, он и спрашивает: ты,  мол,  из  Камелота?
"Да",   --   говорю.   "Привез   сообщение,   что   конференция
отменяется?" "Да", -- говорю.  Тогда  он  спрашивает,  как  там
король  Артур. Ну, статую я видел, вот и отвечаю, что, дескать,
король цел и невредим, весь  бронзовый  и  знай  себе  смеется.
Потом  я  отрекомендовался  капитаном королевской стражи -- для
короля Мелиота это была полная неожиданность.  А  в  общем,  он
неплохой  малый,  только,  по-моему,  скряга страшенный. О тебе
слышать не может -- ты, говорит,  слопал  его  любимый  паштет.
Особенно  на  этой работенке не разживешься, но, сам понимаешь,
другого выхода нет. Кстати, старик, ты знаешь  такого  Диммока?
Он занимается рекламой.
     -- Знаю, это мой хозяин. А что?
     -- Он здесь, старина.
     --Диммок?! Он-то как сюда попал?
     -- Толкует  про  какую-то  крысу,  про  какой-то шкаф. Ему
чертовски повезло, что мы с ним встретились.  А  то  он  совсем
растерялся.  Для  рекламного  агента не бог весть какой хваткий
малый. Я его спрятал у себя в комнате.
     Наверху раздался шум. Планкет мгновенно вскочил и  свирепо
заорал на Сэма:
     -- Знай,  проходимец,  бесстыжие  твои глаза, ты просидишь
здесь столько, сколько будет угодно его величеству!
     -- Сэр Шкипер! -- Это был король Мелиот, он глядел на  них
сверху. -- Сэр Шкипер!
     -- Иду,   государь,   иду!  --  отозвался  Планкет.  Потом
прошептал: -- Не вешай носа, старик, Скоро я  тебя  вытащу.  --
Потом,  чтобы  услышал  король, снова зарычал: -- Поделом тебе,
негодяй! Иду, государь, иду!
     Примерно  с  четверть  часа  после  ухода   Планкета   Сэм
чувствовал  себя уже не таким несчастным, но потом затхлый мрак
темницы снова стал нагонять на него тоску. Поэтому  он  испытал
скорее  облегчение,  чем  страх,  когда  услышал  пронзительное
хихиканье в самом темном углу своей  тюрьмы,  а  вслед  за  тем
неожиданно увидел маленького старичка с длинной бородой.
     -- Ну, вот я и здесь, мой мальчик. Хи-хи-хи!
     -- Это я и сам вижу, но кто вы такой?
     -- Магистр  Марлаграм, твой волшебник, волшебник принцессы
Мелисенты!
     -- Какая наглость! -- негодующе  воскликнул  Сэм.  --  Мой
волшебник! Да вы поглядите, что со мной сталось! Почему вы дали
Мальгриму   утащить   меня   сюда,  так  что  мы  с  принцессой
разминулись? И что вы сделали с нею?
     -- С нею все в порядке,  мой  милый,  об  этом  можешь  не
беспокоиться,  --  сказал Марлаграм, располагаясь поудобнее для
дружеской беседы. -- А что до Мальгрима, моего  племянника,  --
да,  ловко  он сыграл нынче утром, ничего не скажешь. Хи-хи-хи!
Прилежный паренек... и шустрый, да-а. Ведь я его  сам  когда-то
учил...  Все  было  бы  в  порядке,  да  меня  срочно вызвали в
Шотландию. Старые мои приятельницы, три ведьмы...
     -- По делу Макбета, что ли?
     -- Кто это проболтался? -- сердито спросил Марлаграм.
     -- Потом расскажу. Но послушайте, мистер Марлаграм, вот вы
здесь сидите, рассказываете мне, какой ловкий у вас  племянник,
а  к чему все это? Я, конечно, понимаю: семейная гордость... Но
если  вы  не  можете  нам  помочь,  если  чувствуете,  что  вас
обскакали, так прямо и скажите.
     Старый волшебник бросил на него свирепый взгляд.
     -- Обскакали! Что за глупости! Не считая Мерлина (а он уже
вышел  в  отставку),  отсюда и до самых Оркнейских островов нет
волшебника лучше меня.
     -- Ну, тогда, должно быть,  у  вас  сегодня  выходной,  --
угрюмо сказал Сэм.
     -- Выходной!  Обскакали!  Давай-давай, мой милый. Еще одно
такое слово -- и выбирайся из этой темницы сам, как сумеешь.
      -- Мистер  Марлаграм,  я  приношу  вам  свои   извинения.
Кстати,  как  вы  сюда  проникли?  Нельзя  ли  мне выйти тем же
путем?..
     -- Нельзя! -- резко оборвал его Марлаграм.